Кровные драконы. Академия

Глава 11. Пустые надежды

ЯРОСЛАВА

Я и сама не подозревала, какую ненависть способна испытывать, пока не увидела Элиф в том коридоре: надменная, красивая, с отстраненным лицом, окруженная парнями как гвардейцами — она была вовсе не такой, какой должна быть ничтожная смертная. Ученики из людей в этом году изрядно уничтожили шаблоны, и вызвали много обсуждений среди драконов. Александр и другие были хорошо образованными, привлекательными даже на мой взыскательный взгляд, что меня саму немало изумило. А отсутствие эмоций с их стороны, держание особняком и дружба со Скуратовым и Клеверовым довершили столь нетипичную картину.

Даже этого было достаточно, чтобы возненавидеть выскочку, которую обсуждали не меньше меня, но ведь на нее обратил внимание Ясногоров — тот, о ком я мечтала, кого давным-давно мельком увидела, и полюбила со всей силой первой любви. Он надел на нее свою фамильную диадему! Танцевал только с ней на балу, полностью проигнорировав благородную драконицу из рода Морского Шторма! Подрался из-за нее с Хрусталевым и Эрлингом!

Но все же последней каплей стала выходка Ярогнева. Он сам заявил во всеуслышание, что встретил в библиотеке сударыню Стрелицкую, и никого эта новость не шокировала. Никого, кроме меня и Матвея. Он-то взревновал, неплохо скрывая чувства, но недостаточно хорошо для заинтересованного наблюдателя. А я просто знала своего брата.

С той далекой трагедии, которая регулярно мучает меня в кошмарах, отец все возможное время посвятил Всеславу, готовя его к будущему во главе рода, мать ушла в себя, так и не пережив до конца смерть близнецов, а мы с Ярогневом остались вдвоем, никому не нужные травмированные дети. Мы стали очень близки, между нами возникла такая крепкая нить доверия, любви, что мы сумели справиться со страхами и болью, поддерживая друг друга. Я и он против всего мира — таков был наш девиз. Поэтому я знаю его лучше, чем все остальные, и его вежливая маска не сумела меня обмануть.

Он думал о ней все время, пока мы не разошлись после проведенного вместе вечера. Его лицо несколько оживилось, глаза наполнились эмоциями, которые в обычное время он мастерски подавляет. Матвей это почувствовал на своем уровне, испытывая к Элиф то же самое, а я просто знала брата, как облупленного, и открытие меня не порадовало.

И вот теперь, идя по коридору, она думала о чем-то своем, окруженная ореолом интереса, привлекательности. Это она отняла у меня, я должна была стать главной новостью Академии — сударыня Беломорская из загадочных северных земель! Девчонки окружили меня, образовав мою свиту, обо мне шептались, но у Элиф не было громкого имени или богатства — ей все падало к ногам просто так.

И когда она едва не столкнулась со мной, удивленно распахнула глаза, словно не думая, что кто-то или что-то стоит ее внимания, я не сдержала гнева:

— Надеюсь, вы не собирались сбить меня с ног?

Наши свиты напряженно остановились, но пока не вмешивались.

— Уверяю вас, таких намерений у меня не было, — ее улыбка должна была любого обезоружить, но меня лишь сильнее разозлила.

— После окруживших вас происшествий за последние несколько дней я ничему уже не удивлюсь, — ответила ей холодно, и прошла мимо.

Однако Скуратов сердито бросил мне вслед:

— Вы не очень-то вежливы, сударыня.

Медленно остановилась, и еще медленней обернулась, зная, как хорошо работает этот трюк. Ярогнев любил так делать, заставляя оппонента ожидать своим безмолвием, стоя с непроницаемым лицом, пока противник не начинал чувствовать себя глупо, совершать ошибки, выставляя себя на посмешище.

— Не понимаю, о чем вы, сударь.

Пусть сам выкручивается.

Но дракон не стал нервничать или кидаться обвинениями.

— Неудивительно.

Не знаю, что вывело меня больше — его пренебрежительная усмешка или безразличие Элиф, — но я еще холоднее ответила:

— Что удивительно — это то, какая компания у вас собралась: люди, изгои, любо-дорого взглянуть! И во сколько неприятностей за такой короткий срок вы влипли, что просто невообразимо.

— Тогда меньше внимания на нас обращайте, а то сами осуждаете, и при этом — просверливаете взглядами, собирая по крупицам слухи. Недостойно вашей крови, ох недостойно!

— Следите за своей кровью, сударь, и заметите, что Ольга Кривич, вокруг которой вы круги так отчаянно нарезаете, кидает взгляды на другого в вашей компании. Со стороны-то, знаете, виднее.

Не хотела приплетать сюда Ольгу, но не сдержалась: Морской Шторм рвался наружу! Зато лицо Скуратова перекосило, он даже шаг вперед сделал, что изрядно взволновало его друзей. Но, стоит отдать должное, он быстро взял себя в руки.

— Оскорблять кровную драконицу за ее спиной кажется вам забавным? От Беломорских я ожидал другого воспитания.

— А вас это задело? Тогда стоило внимательней относиться к тем, кого к себе приближаете. Первый день в Академии для двух ваших милых подруг закончился сомнительным скандалом. Беломорские, заметьте, в таком не были замешаны, нашему воспитанию уделялось больше внимания.

Мои девчонки угодливо захихикали, и весьма в тему: теперь красным наливался не только Олег. Однако, прежде чем кто-то вступил в перепалку, Элиф с таким же безразличным видом произнесла:

— Чем меньше вы знаете — тем активнее работает ваше воображение, но лучше оставьте свои фантазии при себе, и перестаньте по ночам пытаться вломиться в мою спальню, ее защита мощнее, чем ваши способности.

В мертвой тишине легкой цокот ее каблучков прозвучал оглушительно. Все уставились на меня с самыми разными чувствами, от изумления до злости, и также синхронно развернулись, последовав за девчонкой.

Разбирательство продлилось всю первую учебную неделю, и никого из парней не было видно в Академии. В следующий понедельник они вернулись на занятия, конфликт был урегулирован, и все потекло по привычному руслу. Но только на первый взгляд. На самом деле никто так и не знал всей правды, что породило много слухов, и заставляло тщательно приглядываться ко всем участникам происшествия.

Элиф по-прежнему окружали ее друзья, она демонстрировала отличные познания, ее хвалили, ставили хорошие баллы, хотя девушка всеми силами старалась не привлекать внимания, сидела тихо, как мышка. Ольга Кривич так же занимала умы драконов, но в меньшей степени, так как ее отец вынудил попечителей оградить свою дочь от сплетен и спекуляций.

Сами парни не говорили о случившемся, вели себя как обычно, но явно избегали друг друга, а когда пересекались — выглядели вежливо-отстраненно. Хрусталев откололся от компании Эрлинга, собирая собственных друзей, а Хельги включил в свою группу других знатных отпрысков драконьих семей.

Матвей держался подальше от них, общаясь с Глебом, Рауфом Глокиви из рода Скальных Обвалов и еще несколькими ребятами со старших курсов, так же брал дополнительные занятия, причем свободного времени у него уже совсем не оставалось. Однако главным было не это, а его отношения с Элиф, и тут все вздохнули с облегчением, так как внешне они отдалились. Но у меня был хороший опыт в ведении наблюдений, я ведь с самого детства наравне с братьями несла военную службу на севере. Я видела, что даже на расстоянии они были ближе друг к другу чем те, кто на тот момент был с ними рядом.

Они явно тайно встречались, но где и как? Мои девочки следили за ними, как и вся Академия тайком наблюдала для профилактики, но никто ничего не заметил. Меня убеждали, что я сама надумываю проблемы на ровном месте, и теперь у меня есть все шансы отвоевать внимание Ясногорова, но я лучше их видела, как обстоят дела. И эти двое умудрились обойти всех нас, что злило.

Недели шли за неделей, и вот прошел первый месяц нашего обучения в Академии. По этому случаю должны были приехать наши семьи — одна из многочисленных традиций, которой я была не рада. Официальная версия — первогодкам нужна моральная поддержка родных и близких, но на самом деле драконы с большим удовольствием собираются в Академии, чтобы обсудить новости, решить какие-то дела или просто развлечься. Пока в столице не начался сезон — в Академии будет не протолкнуться.

Мы с девочками сходили на первое (и единственное на сегодня) занятие по древним языкам, и настроение немного улучшилось после маленького, но такого радующего провала Элиф. Подружки щебетали, обсуждая все на свете за обедом, я же поглядывала на компанию Стрелицкой. К людям сюда никто не приедет, им все же придется уяснить, что здесь они — никто, хоть внешне их и привечают. Зато моя семья снова поможет мне сблизиться с Ясногоровым, который продолжал держаться в стороне, хотя и был со мной безукоризненно вежлив.

Ничего, он еще увидит силу Морских Штормов!

— Сударыня.

Хельги Эрлинг подошел со своей компанией, и расположился за нашим столиком. В последнее время мы часто проводили свободное время вместе. Мне льстило его внимание, нравилось превосходное образование, чувство юмора, достойное поведение, а также зависть дракониц, которую эти клуши не могли скрыть. Но все равно ему не хватало благородства Матвея, разницу между ними я чувствовала чересчур остро, и старалась не увлекаться новым другом. В любом случае — не сейчас.

— Сударь Эрлинг, наконец-то! Вас задержал господин Мщеров?

— Да, он сделал объявление о предстоящей поездке на место Битвы при Каррухе через месяц.

— Ничего себе! — хором восхитились мои подружки, хотя не думаю, что они вообще в курсе, что это была за битва.

— Поздравляю, преподаватель сделал хороший выбор.

— Благодарю, сударыня.

Он улыбнулся с такой лукавой ноткой, что мне стало не себе, но не от радости, а от резко нахлынувшей досады. Почему Матвей так никогда не смотрел на меня? Что он увидел в той банальной человечешке?

— Ваша семья прибудет на встречу?

— О да, отец известил меня, что они с моим старшим братцем приняли решение посетить Академию.

Брата Хельги я никогда не видела, и мне было весьма любопытно на него взглянуть. Слухов-то ходило предостаточно, и все они были связаны с сестрой Ясногорова. Конечно, наследник Эрлингов давно женился на драконице из хальбравской знати, но ни для кого не было секретом, что мужчина праздновал гибель соперника. Скандал мог бы подняться мощный, но Катерина и родичи по мужу не стали раздувать пламя, просто оплакивая господина Тобольского, и со временем сплетни утихли.

Я даже завидовала ей: хоть любовь всей ее жизни и умерла, но осталась в памяти светлейшим воспоминанием, придавая ее горю благородный оттенок. Все вокруг обожали Катерину, ее трагедия нашла живейший отклик в сердцах драконов. Все они думали о любви Тобольских с печальной нежностью, как о легенде, берущей за живое. Легенде, которая не забудется. О них уже матери рассказывали своим детям, и юные дракончики смотрели на Тобольскую как на святую из древних религий, искорененных после завоеваний Казимировых.

Хотела и я испытать такое же сильное чувство, стирающее границы между возможным и невозможным, чтобы избранник моего сердца ответил взаимностью, и нашу историю передавали из поколения в поколение!

«Забавно, кто бы мог подумать, какие глупые романтические мысли, полностью лишенные здравого смысла, бродят в голове драконицы, которую все считают холодной и гордой!» — эта мысль выбила из меня смешок, весьма несвоевременный, так как Хельги не понял его смысла, и немного отстраненно поинтересовался:

— А ваши родные навестят вас?

— Конечно, я тоже получила письмо. Отец задержится всего на три дня, зато мой брат Ярогнев, маменька и некоторые другие родственники пробудут куда дольше!

— Господин Всеслав не присоединится к нам?

Я едва подавила судорожный вдох.

— Увы, служба не позволяет оставлять границу сразу всем Беломорским.

И этому было несколько причин: обеспечение безопасности и репутация Ярогнева. Зимний сезон его вынудили провести на самых отдаленных суровых рубежах в качестве наказания, исправительной меры и условия мира. Однако отсутствие этого завсегдатая всевозможных увеселений не осталось в столице незамеченным, так что к нему прилипло еще больше внимания, от которого мы теперь всячески старались избавиться. Отец решил, что Ярогневу нужно как можно чаще мелькать в обществе, чтобы все убедились, что все хорошо, ничего не случилось, и никаких секретов мы не храним.

— Понимаю, — Хельги почтительно склонил голову. — Служба на севере — большая честь и большая ответственность. Не каждому такое под силу, я это хорошо знаю, поэтому правящая семья и относится к вам с таким уважением.

Мило улыбнулась, изобразив глупую польщенную барышню, хотя перед глазами всплыла картина из детства: площадь, залитая кровью, трупы, от смрада которых дрожала каждая клеточка тела, и изуродованные останки, в которых признать ее было сложно. Разве что левая половина лица хорошо сохранилась, так и опознали.

Привычно обуздала ярость, изобразила маску Ярогнева, с которой он шел по жизни, и продолжила светские беседы с Хельги, его друзьями и моими подружками. Какими они были глупыми! Все они, эти беспечные неопытные бездельники, но лишь они оттеняли мое превосходство, так что приходилось их терпеть. Слушать наивные мысли, бессмысленные разговоры, от которых скулы сводило, и мозг закипал.

«Поэтому правящая семья и относится к вам с таким уважением», — не могла выкинуть из головы слова Хельги. Все считают, что Казимировы питают к нам теплые чувства, признавая нашу стойкость перед многочисленными угрозами севера. Но так было не всегда. В тот ужасный день я четко осознала это, когда помощь не пришла. Второй раз убедилась — когда явившиеся после бойни войска были страшно удивлены, что мы выжили, и отстояли земли.

Она мне сказала: «Они не придут, Яра, никто не придет! Им на нас плевать, наша смерть будет им выгодна. Казимировы посадят в Сколлкаструме какого-нибудь своего наследника, как только уберут отсюда наши тела». А потом ее не стало.

Я смотрела на ее левую щеку, темную бровь, забрызганную кровью, и эта кровь впитывалась в мое сердце, обращаясь в ненависть к Казимировым и ко всему миру. Но страшнейшая трагедия, так дорого нам обошедшаяся, дала неожиданные плоды, ибо нас впервые оценили по достоинству, во всех землях заговорили о Беломорских из рода Морского Шторма, нашей силе духа и силе нашего кулака. Так мы и стали приближенными ко двору не только благодаря золоту, но и за счет дарованного нам ореола знатности. Хоть и молодой, но признанный, достойный род, опора всего севера.

Только ее это уже не могло вернуть, как и мое наполненное отчаянием и одиночеством детство.

— Сударыня, в каких облаках вы витаете? Мы уже минуту не можем до вас дозваться!

Хельги с его привычной улыбкой наклонил голову набок, но я заметила вокруг его глаз добрые морщинки. Как у того, кто любит смеяться, и делает это от всего сердца, хотя и редко, не показывая чувств у всех на виду. Как и я. От этой мысли стало капельку легче.

Академия заполнялась драконами, счастливые семьи первогодок шумно воссоединялись, многочисленные братья, сестры и прочие родственники с радостью озирались, предвкушая не только семейную близость, но и массу новых сплетен, впечатлений и развлечений в собравшемся обществе.

Я стояла на огромной террасе, разглядывая суетящихся внизу фигурок. В них было много азарта, но не хватало достоинства. Нам ее привили, как и сдержанность, немногословность, взгляд, полный властности и незыблемого превосходства. Такими должны быть Беломорские в глазах окружающих, и это работало, драконы тянулись к сильным, успешным, уверенным в себе.

— Милая сударыня!

Отец как всегда протянул ко мне руки, глядя с гордостью и нежностью, которую очень редко проявлял. Видимо, разлука немного освежила его чувства, напомнила, что я — дочь, девушка, а не воин, и меня положено любить.

— Отец, рада видеть вас!

Несмотря на теплоту встречи все же заметила краем глаза, как на нас смотрят со всех сторон. Суровые северяне не часто показывают свои чувства в обществе. То-то наблюдатели глаза таращат!

Дальше со мной поздоровалась мама, более сердечно, чем я ожидала. Видимо, отец повел с ней продолжительную беседу. Либо же дело в смене обстановки: за пределами дома она всегда немного оживала.

— Сестра, ты прекрасно выглядишь!

Зато Ярогнев был собой — все такой же уверенный, галантный, красивый и сдержанный. Драконицы шеи сворачивали, лишь бы увидеть его, их мамы пристально разглядывали дракона, известного своей храбростью и любовью к смертным девушкам, зато отцы деловито приценивались, особо не придавая значения мелочам. Для мужчин же это мелочи, незначительные капризы.

Хотела сдержанно кивнуть, но невольно улыбнулась во всю ширь: с ним всегда было так. Он — единственный во всем свете, кто может выразить любовь и тепло при полном сдерживании эмоций на лице. Я скорее чувствовала, чем видела, как он рад меня видеть, но сама не могла скрыть радости от встречи.

На террасу вступили Матвей со всей сестрой, маленьким ребенком и высоким мужчиной с военной выправкой. Заметив нас, они подошли ближе. Снова приветствия, милые улыбки, книксены, пожатия рук и прочее. Однако знакомство все-таки было интересным, ведь я впервые встретила названных родственников Матвея.

Мужчиной оказался господин Николай Тобольский, отец погибшего Петра Тобольского, и свекор Катерины. Он был подтянутым и очень красивым мужчиной, выглядел гораздо младше своего возраста.

— Это мой сын, Павел Тобольский, — с гордостью и любовью произнесла Катерина.

Мальчик был копией деда, такой же темноволосый, голубоглазый, еще трогательный в своей юности, но его лицо светилось таким умом и живостью, что сердце невольно сжалось от боли. Ему не суждено расти с отцом, на него с детства ляжет бремя наследника рода. Он всегда будет от чужаков узнавать, каким был Петр, как он любил свою жену и сына, что он отдал ради них и родины жизнь.

Трагедия их семьи тесно переплеталась с нашим горем, мы тоже многих потеряли, но те, кто остались, не сумели восполнить образовавшуюся пустоту. Всеслав отдалился, заботясь только о долге перед родом и севером, отец тоже положил все силы на укрепление могущества, мать жила в собственном мире иллюзий. Мы с Ярогневом едва выжили в хаосе, в который погрузилась наша семья. Зато Павла действительно любили: Катерина смотрела на мальчишку с неподдельной нежностью, дед — с гордостью, Матвей — с теплотой. Для всех Тобольских он был будущим древнего рода, его лелеяли, как редчайшую драгоценность. Почему наши родители не смогли преодолеть боль, и вести себя точно так же?

Теперь сударю Ясногорову пришлось уделять мне больше внимания, чем за весь предыдущий месяц. И он был невероятно галантен, но смотрел на меня со спокойной благожелательностью, не выдавая тех чувств, которые по идее должны были владеть зажженным страстью сердцем. Нет, вместо этого он с радостью общался с моим отцом, братом и господином Тобольским, и каждое его слово отдавало умом, хорошим вкусом, достойным воспитанием. Даже Ярогнев разговаривал без обычного замаскированного сарказма, так как образованный и здравомыслящий Матвей не вызывал в нем презрения.

Порой он бросал вокруг ищущие взгляды, и я делала то же самое, с удовольствием убеждаясь, что она не посмела сюда явиться. Ясногоров не показывал, что его расстраивает ее отсутствие, наоборот, он выглядел парнем, высматривающим друзей и знакомых, коих прибывало все больше и больше. Но Элиф среди них не было, она, наверное, осталась у себя в комнате, или спряталась где-нибудь, как она любит это делать. Можно сказать, все встало на свои места.

Знакомство с Тобольскими вынудило забыть о другой семье, которая должна была собраться в Академии, и теперь я невольно вздрогнула, увидев троих Эрлингов в сопровождении друзей. Хельги выглядел невозмутимо, как обычно, такой же красивый и надменный, зато его отец и брат сковывали холодом Горных Ветров, к чьему роду так уместно принадлежали.

Они одновременно перевели взгляды на нашу компанию, и лица двоих мужчин сначала исказились презрением, когда они увидели Катерину, а потом — и откровенной ненавистью, когда в их поле зрения попал Павел.

— Не надо было его сюда привозить, — едва слышным шепотом сказала Тобольская.

— Он имеет полное право находиться здесь, как и все другие драконы, — ответил ее свекор.

Их с Матвеем твердые взгляды ясно показывали, что они свою семью в обиду не дадут, и Эрлинги просто прошли мимо вместе со своей компанией из знатных драконьих семей. Однако это не означало капитуляцию, отнюдь, на этом родовая ненависть не закончится, можно не сомневаться.

Ярогнев, отлучившийся для беседы с другом, соизволил вернуться. Все присутствующие в зале скашивали глаза, разворачивали голову или сразу все туловище, лишь бы рассмотреть его повнимательней. Девушки с горящими взглядами цеплялись за широкие плечи и каменное лицо, я же испытывала смесь раздражения с насмешкой. Они не знают, какой он на самом деле, видя лишь военную форму и красивую внешность. Готовы ли они провести жизнь на севере, в суровых условиях и постоянной опасности, вдали от столицы и ее беспечных развлечений? Смогли бы они обуздать его нрав, горячую кровь Морского Шторма? Вряд ли, но кто об этом думал, и были ли они вообще способны мыслить при виде дракона с таким ростом и холодными глазами?

Однако я не сдержала смеха, когда со всех сторон к нему начали стекаться преподаватели. Первыми подоспели Мщеров и Расколов, за ними — Кладязный, Витторау, Топалов-Гессер, Ольхов и Леперозов. С упоением они расспрашивали его о службе на севере, отвечали на его вопросы, вспоминали прошлое, но вдруг я заметила, что сам Ярогнев с не меньшим удовольствием поддерживает беседу, и это убрало с моих губ улыбку.

Брат был здесь счастлив, я помню, с какими горящими глазами он приезжал на каникулы, и снова возвращался в Академию, пока не окончил обучение. Дома его глаза больше не горели.

— Вы весьма вовремя, сударь, — с теплотой говорил Расколов. — Совет попечителей внял моим предложениям, и с завтрашнего мы проведем турнир по полетам и трансформации.

— Блестящая идея! Как будет проходить турнир?

— Скоро состоится ужин, и попечители обо всем объявят. Но, если вам действительно интересно, то будет несколько уровней: первый — для учеников старших курсов, второй — для нашего молодняка, и третий — для гостей! То есть вы, если пожелаете, сможете принять участие, и показать подрастающему поколению драконов, что такое — настоящий полет!

Расколов специально придумал этот турнир, чтобы снова полюбоваться Ярогневом в трансформации, готова поспорить на что угодно! И остальные профессоры с таким энтузиазмом вперили в него взгляды, что моя догадка уже перестала быть просто догадкой.

— Я тоже хочу летать, — с восторгом улыбнулся сын Тобольской, и все ответили ему не менее ласковыми улыбками.

— Однажды вы всех нас поразите своими умениями, даже не сомневаюсь в этом, сударь. От Тобольских иного и ожидать не приходится!

Мальчик просиял от слов господина Мщерова, и преподаватели снова выжидающе повернулись к Ярогневу.

— Вряд ли я смогу устоять перед такой возможностью, — последовал ответ, осчастлививший всех профессоров вместе взятых.

Отец кивнул, задумчиво-одобрительно. Конечно, от демонстрации силы и превосходства своего рода он не откажется. Вряд ли ему приходило в голову, что брат испытывает от этого всего искреннюю радость, большую, чем от дозора на дальних рубежах, настолько суровых, что по сравнению с ними даже Сколлкаструм с его мрачной погодой кажется самым жизнерадостным местом на свете.

— Сударыня Ярослава также может присоединиться к соревнованиям, — ворвался в мои мысли голос Ольхова.

Он преподавал у нас искусства, ведь благородные драконы (и несколько принятых из милости людишек) должны разбираться в истории живописи, должны уметь набросать любой портрет или пейзаж с непринужденным мастерством. Драконицы справлялись с его предметом легче, чем драконы: последним явно не хватало усидчивости и хорошего вкуса.

— Полагаю, умений моего сына будет достаточно, — с дипломатичной улыбкой заметил отец. — Не станем же мы отбирать у остальных драконов возможность проявить себя.

Кто бы сомневался! Ему важно, чтобы я была идеальной драконицей, изысканной и образованной, чтобы любая семья (желательно — Ясногоровы), поумирали от радости породниться с нами. Так что дочь, демонстрирующая мастерство в «мужских» турнирах, — не самый лучший для чести рода вариант.

Но он упорно забывает, что я несла службу наравне с Всеславом, прошла настоящую школу выживания, и покорно молчать в углу не стану.

— Я с радостью принимаю ваше предложение, господин Ольхов!

Отец не стал возражать, но, чувствую, свой запрет он еще наложит.

С неохотой преподавателям пришлось удалиться, дабы заняться своими обязанностями, и к нам стали присоединяться другие семьи. Сестры Кривич в сопровождении отца и Скуратовых, Вершинины, Глокиви, Клеверовы и даже Грачевы, которых я желала видеть меньше всего. С их дочерью у меня контакт не наладился: после тех «обменов любезностями» в библиотеке, друзьями нам стать не грозило. Эрлинги высокомерно игнорировали Матвея и Тобольских, пребывая в компании других знатных родов, хотя я была бы рада пообщаться с семьей Хельги.

Зато во всей этой суете долгожданной встречи и обменом новостей я надолго забывала об Элиф, вспоминая только для того, чтобы в очередной раз с триумфом убедиться в ее отсутствии. Может, Матвей симпатизировал ей, но в высшее общество драконов смертной девчонке путь закрыт.

Роскошный ужин начался с приветствия от попечителей, среди которых Круторогов выделялся своей неуместной сдержанностью, а Девон Дартмур — пылающим счастьем. Мне еще в прошлый раз показалось, что дракон неровно дышит к госпоже Тобольской, и сейчас выпала возможность убедиться в возникшем подозрении. Она-то заслужила второй шанс, бесспорно, но как она может выйти за него замуж, если ее сын — наследник рода Тобольских, и ему придется остаться в родовом замке, учиться премудростям жизни наследника? Сможет ли Катерина оставить ребенка на попечение родственников Петра, или оставит мысли о любви, чтобы растить любимого сына?

Да, не только у меня в личной жизни все грустно! Хотя у меня еще есть возможность, Элиф мне не соперница, смертные нам вообще не соперницы, хоть драконы порой и уделяют им слишком много внимания. На примере брата я это четко уяснила: как только до родителей дошли слухи, что он обмолвился, что хотел бы жениться на смертной, та девчонка быстро отправилась к своим предкам.

Тем временем Круторогов сдержанно-любезным тоном объявил о предстоящем турнире, вызвав шквал одобрения, прояснил важные детали, и пригласил всех присоединиться к ужину. Что еще нужно важной публике, если не вкусная пища и развлечения?

Ужин был и впрямь превосходным, а тема турнира не исчерпала себя до конца вечера. Драконы с удовольствием собираются в Академии и столице, чтобы на некоторое время отвлечься от обязанностей, и вдоволь повеселиться. Попечители, по словам братьев, всегда придумывали разные средства, чтобы гости Академии не заскучали, но в этом году им удалось превзойти себя, так как подобные соревнования раньше не проводились.

Когда ужин закончился, гости и ученики стали разбредаться маленькими группами. Перед тем, как уйти с Тобольским, Дартмуром, Матвеем и другими достойными драконами, отец мягко намекнул мне, что ни в каких соревнованиях участвовать я не буду, вместо этого посоветовав провести время с сестрами Кривич и другими знатными сударынями. Я не перечила, почтительно кивая словам отца, но, как только он развернулся, отправилась в комнату брата. Надо застать его до того, как он переоденется, и пойдет искать приключения себе на голову.

Чудом удалось незаметно пройти по коридорам. Постучалась, и вошла.

— Ну что, выяснил? — не глядя спросил Ярогнев, застегивая рубашку.

Удивившись молчанию, он наконец поднял глаза, и с привычным тоном спросил:

— Что ты делаешь, дорогая сестрица? Надеюсь, у тебя был веский повод, чтобы так нарушить правила приличия в Академии, у всех на виду.

Эти слова я сказала ему в нашу прошлую встречу, когда он заявил о состоявшемся знакомстве с сударыней Стрелицкой.

— Нам нужно поговорить.

— Дай догадаюсь, отец тихим шепотом запретил участвовать в турнире?

— Да, но дело не в этом.

— Жаль, иначе я бы сказал, что раз публичного запрета не было, ты вполне можешь продемонстрировать свои умения, и только потом — получить нагоняй от батюшки.

Невольно рассмеялась.

— И не стыдно тебе подавать плохой пример своей сестрице?

— Нисколько.

— Ладно, турнир это не главное. Мне нужен совет другого рода.

Теперь он внимательно впился взглядом в мое лицо.

— Слушаю.

Я всегда любила моменты, когда он сбрасывал отстраненную маску, и становился самим собой. Тем юношей, с которым мы стояли у могил наших братьев и сестер, который тренировал меня, помогал стать сильной, способной дать отпор. Парнем, у которого даже в самые тяжелые дни находилась минутка увидеть меня, ободрить словом или маленьким подарком. Мужчиной, который успокаивал штормы невиданной ранее силы, рисковал жизнью ради спасения вверенных ему северян, будь то драконы или простые смертные.

Глубоко вдохнула, и постаралась изложить все менее странно, чем это представлялось в моей голове.

— Ты будешь злиться на меня за такое обсуждение, но мне и правда не к кому больше обратиться. Сам знаешь, — скривилась, представляя ледяное лицо матери. — Мне нравится сударь Ясногоров. Думаю, ты это уже заметил. Все заметили. Но он с первого учебного дня увивается за сударыней Стрелицкой, игнорируя все возможные правила приличия и устои общества драконов. Если бы это было просто увлечение! Но я наблюдательна, и заметила удивительную глубину его чувств. Мне это причиняет боль, я ощущаю ненужность, слабость, хотя раньше мне это было несвойственно.

Взгляд брата потяжелел, отчего я окончательно стушевалась.

— Вот, — добавила, не зная, чем еще сгладить этот глупый монолог. — Будь у меня кто-то, к кому я могла обратиться за советом, я бы не стала докучать, но матери плевать на меня, а отцу нет дела до чувств, его волнует лишь брак с предельно возможной выгодой для меня. Не к Всеславу же идти! Так что, вот. Что мне делать?

Не думаю, что какая-нибудь еще сестра осмелилась бы говорить о таком с братом, но наши отношения были особенными. Ближе Ярогнева у меня не было никого.

— Такого я не ожидал, Ярослава, — протяженно выдохнул он.

— Могу уйти.

— Нет, прости, — Ярогнев стремительно подошел, и взял за руки. — Я рад, что ты обратилась ко мне, вместо того, чтобы делать глупости. Ты же знаешь, я всегда тебя выслушаю, и поддержу. И в данном случае нам правда есть о чем поговорить.

Мы устроились в аскетичных креслах, и брат как можно мягче сказал:

— Месяц назад до меня дошли слухи о ссоре в Академии между Матвеем, Хрусталевым и Хельги. Скажем так, история эта вызвала большой интерес у всех, но я оказался удачливее, и узнал истинную причину. Хрусталев сначала унизил сударыню Стрелицкую (уверен, ты разделяешь его чувства), а потом унизил госпожу Тобольскую, пройдясь по ее выборе женихов. Подробности тебе не нужны, просто знай, что и Матвей, и Хельги вступились за свои семьи, которые Хрусталев втоптал в грязь своим не менее грязным языком. Новости о драке вышли далеко за пределы Академии, как бы ни старались попечители оставить происшествие в своих стенах, и ими активно заинтересовался сам крол Казимиров.

Я с силой впилась в поручни кресла, пока в голове пронеслась сотня мыслей. Как крол отреагировал на такое? Уменьшила ли драка уважение к Матвею в его глазах? Неужели великий правитель узнал о существовании простой смертной? Почему она до сих пор жива? Что вообще происходит?

— Как такое осталось тайной?

— В том-то и дело, Ярослава. Это было предисловие, фон, на который сейчас ляжет правда. Тебе придется принять ее, и смириться. Итак, ты поняла, какие последствия могла повлечь драка между парнями, но все обошлось. И причина тому — заинтересованность крола в Матвее, его родословной и той самой диадеме, за которую ты возненавидела девушку.

— Не понимаю!

— А должна бы уже догадаться. Крол не просто уважает или терпит его семью, но искренне любит. Ясногоровы всегда были правящей династии дороже любых других родов. Он тяжело принял смерть отца и матери Матвея, и взял его под свое крыло. Однако дело не только в памяти его родителей, но и в планах Казимирова на будущее рода Ясногоровых. Я сразу это заметил, и придерживаюсь своего мнения: правитель хочет выдать за Матвея свою дочь. Так он объединит два старшейших рода драконов, и вольет свою кровь Солнечного Ореола в наследников Звездного Света.

Первой реакцией было оцепенение, потом я вскочила, и весьма грубо воскликнула «Ложь!». Ярогнев не стал обижаться на мою выходку, наоборот, подошел ближе, и обнял. Сперва я попыталась вырваться, а потом сдалась, чувствуя живительную поддержку родного брата. Он усадил меня обратно, налил вина, и дал время прийти в себя.

— Если все так, как ты предполагаешь, почему о помолвке до сих пор не объявлено?

— Разные могут быть причины. Возможно, Казимиров хотел убедиться, что из Матвея получится глава рода, прежде чем отдать ему в жены свою дочь. Зато это объясняет, почему он так активно принимает участие в образовании парня, устроил ему дополнительные занятия, потребовал от преподавателей, чтобы его воспитали достойным наследником Ясногоровых.

— Но почему отец тогда не предостерегал…

— Что у отца в голове — тайна за семью замками. Могу лишь предполагать, но мои рассуждения тебе не понравятся.

Естественно. Первое, что пришло в голову — отцу было выгодно особое отношение ко мне Матвея, чтобы остальные драконы почувствовали азарт, конкуренцию. Надеюсь, я ошиблась, хотя сомнений не оставалось.

— Однако, если тебя это утешит, сердце Матвея не будет принадлежать принцессе так, как ей бы того хотелось.

Наоборот, мысль, что Матвей даже принцессе предпочтет смертную, еще сильнее причинила боль.

— Хреновое утешение.

— Полегче, сестрица, — Ярогнев весело рассмеялся. — Какие слова пошли в ход! Мы не на службе, твои любые сливки общества не поймут вульгарщины.

Хотелось поспорить, сказать каких-нибудь гадостей, выплеснуть из себя злобу, но так ничего и не ответила, пребывая в тени обрушившихся надежд.