Спасенный очнулся через несколько дней. Он долго лежал с закрытыми глазами и слышал только шум листвы и крики птиц. Наконец веки дрогнули, и солнце хлынуло в глаза, совершенно ослепив его. Он долго и мучительно привыкал к солнечному свету. После первых робких попыток бывший узник уже ожесточенно стремился узреть окружающий мир и то место, где он теперь находится. Но лишь когда прошла острая боль, он стал различать окружающее. Однако с того места, где он лежал, разглядеть можно было лишь деревья невдалеке да остатки старой каменной кладки вокруг, изрядно поросшие растительностью. Он попробовал повернуть голову, но от резкой боли потемнело в глазах, и он застонал.
– Итэрэи! – раздалось откуда-то сзади, и через несколько мгновений над ним вырисовался силуэт в темном.
Лежавший помедлил немного и тихо, почти беззвучно, произнес ответное приветствие. Видно было, что он силится разглядеть своего собеседника, и тот, чтобы облегчить эту задачу, опустился на колени рядом с ним. Он и сам вглядывался в лицо спасенного, но не мог прочитать там ничего, кроме удивления, потрясения. Ни следа радости освобождения. Некоторое время они так и вглядывались друг в друга, ничего не говоря. Наконец сидевший на коленях спросил:
– Исилле?
– Да, – ответил спасенный чуть слышно на кро.
Легкая тень набежала на лицо вопрошавшего, но больше он ничего не сказал, поднялся, его шаги прошелестели где-то сзади. Вернулся он с флягой и бережно поднес ее горлышко к губам спасенного. Тот жадно сделал глоток, но поперхнулся и зашелся в тяжелом кашле. Казалось, все внутри у него взорвалось болью, непонятно было, на что это больше похоже, на кашель или стоны. Незнакомец осторожно придерживал его за плечи, чтобы тот не причинил себе резкими движениями еще большего вреда. Затем он опять поднес флягу к губам раненого, и тому удалось сделать несколько глотков. Взглядом он отблагодарил обладателя фляги. Тот уже двинулся, чтобы встать, но спасенный остановил его словами:
– Я не знаю тебя… Что со мной случилось? – спросил он на кро. Теперь его голос звучал хоть тихо, но мягко и плавно, без хрипов.
– Я увез тебя из Эгроса, – прозвучал ответ из уст незнакомца, тоже на кро.
– Кто отменил казнь? – недоуменно спросил спасенный.
– Я, – был ответ. – Я страж, – добавил он, и во взгляде лежавшего мелькнуло беспокойство.
Но он продолжал хранить молчание, и его спаситель снова заговорил:
– Никто в Эгросе теперь не знает, где тебя искать. – Он качнул головой. – Твоя казнь не состоится. Но, – добавил он мгновение спустя, – колдуна, наверное, все-таки казнят.
Видя, что спасенный ничего не понимает, он пояснил:
– Я был там, слышал многое. Пленение колдуна – счастливый знак для всего Кромая. Некоторых людей оно вознесло очень высоко. Исчезновение колдуна может все перевернуть… – Он посмотрел в сторону. – Колдун должен быть казнен. А на поиски пошлют немногих преданных людей, тайно. Быть может.
– Как тебе удалось?.. – прошептал узник. – Королевское подземелье под замком неприступно. Мосты через Трайн охраняются… – Глаза его широко раскрылись, несмотря на солнце. – Ты маг? – спросил он.
– Я всего лишь страж. Отэйе Иллири. – Он прижал обе руки ладонями к груди и медленно склонил голову. – Да, Эгрос и его темницы хорошо охраняются, но вот уже пять лет, как в землях Кромая мир, и треи забыли о тех временах, когда переодетые вражеские лазутчики пытались пробраться в город любой ценой. Они ослабили внимание и потеряли бдительность. Повсеместно. Я просто проник в город и выкрал тебя.
Видно было, что спасенный слушает его с недоверием. Потом, в безумной попытке, он попытался шевельнуть рукой, очевидно, намереваясь дотянуться до незнакомца, но та лишь беспомощно дернулась, и раненый снова застонал от боли.
– Я не могу пошевелиться, – прошептал он, затравленно глядя на собеседника.
Тот поднял полу плаща, которым узник был прикрыт, но, видя, что ему даже головы не поднять, пояснил:
– Рука сломана, как и многое другое. Я ведь не ниэдэри, но промыл раны и наложил повязки, как мог. Следовало бы доставить тебя к настоящим ниэдэри, но ты не выдержал бы такой дороги. Чтобы вывезти тебя из Эгроса, мне пришлось отравить тело ядом нэи, иначе ты умер бы в дороге. Мог умереть.
– Ты отравил меня нэи? – все более приходя в недоумение, спросил узник.
– Только чтобы сохранить тебе жизнь, – ответил страж. Он немного наклонился вперед и прикоснулся открытой ладонью к щеке узника. – Тебе нет нужды шевелиться. Я не видение, посланное твоими врагами. – И он осторожно провел тыльной стороной руки по щеке узника.
– Я прошу тебя простить меня, страж, – пробормотал спасенный, ощутив щекой прикосновение плоти. – На миг мне показалось, что я все еще там, в Эгросе, и образ твой – лишь магическое наваждение.
Он умолк, и между ними снова воцарилось молчание. Наконец страж нарушил его:
– Ты хочешь спросить меня о чем-то. Спрашивай. Потом я.
– Послушай, – видно было, что спасенный колеблется, – зачем ты пришел в Эгрос? Кто тебя послал?
Очевидно, настало время удивляться стражу. Легкое недоумение слышалось в его голосе, когда он проговорил:
– Я получил твое послание, с эффии.
И услышал тихий ответ:
– Я не посылал эффии. Я не мог его послать.
Страж внимательно посмотрел на спасенного. И медленно, отчетливо произнес:
– Я видел только тебя.
Узнику было очень неуютно под этим взглядом, его почти обвиняли во лжи.
– Я раньше не знал тебя, страж. Хотя, – добавил он, – я слышал об Отэйе Иллири не раз. Но я не мог прислать эффии.
– Я тоже тебя не знаю, – раздельно произнес страж. – Но я назвал себя.
И снова в воздухе повисло тягучее молчание. Долго, очень долго, его не нарушал ни один из них. Наконец узник заговорил, его голос опять зазвучал хрипло, как вначале, когда он произнес свои первые слова.
– Тебе, Отэйе Иллири, лучше было бы не знать моего имени. – Он сделал паузу и осторожно вдохнул воздух, в груди его клокотало все сильнее и сильнее. – Тебе, Отэйе Иллири… не надо было меня спасать.
Он снова зашелся в надрывном кашле, и страж снова осторожно придержал его за плечи.
– Ты должен был слышать о Бритте, ученике Эсээли. Я вижу, что слышал, – увидел он в глазах стража. – Это я. Не стоило меня спасать. Ты будешь сожалеть об этом.
– Если бы я знал, что этот эффии с посланием от Бритта, ученика Эсээли, я не стал бы рисковать, спасая его.
– Но я не посылал эффии! – с мукой в голосе перебил его бывший узник и снова зашелся в приступе кашля. – Посмотри на меня! Я же полукровка! – И уже почти шепотом добавил: – Я же не вижу эффии… не могу их увидеть, как бы ни хотел… я даже не чувствую их присутствия.
– Ты маг!
– Я не мог, как бы мне ни хотелось этого, – устало повторил маг.
Страж промолчал. Полукровка, будь он хоть каким магом, действительно не мог послать эффии, он понимал это разумом. Страж снова покинул лежавшего и через некоторое время появился над ним опять с луком и какой-то связкой в руках.
– Ты уходишь, – сказал маг.
– Да, – ответил страж, – нужно добыть что-нибудь. Пока ты лежал без сознания, мои запасы истощились. Я не хотел надолго уходить. И воды надо набрать.
Он вновь исчез из виду, и легкий шелест его шагов быстро растворился среди других лесных шумов.
Страж вернулся к вечеру. Было еще светло, но солнце давно ушло с того места, где Отэйе Иллири оставил мага. Принес он всего лишь несколько скрутов. Не так уж много для целого дня охоты. Как бы то ни было, то, что он делал в лесу, навсегда осталось тайной.
Он быстро и аккуратно развел костерок среди развалин и молча принялся за приготовление похлебки из скрутов. Сумерки постепенно опускались на поляну, дневные звуки леса незаметно ушли, но на смену им появились ночные. Может быть, поэтому молчание не тяготило этих двоих, оказавшихся вместе поневоле.
Когда похлебка была готова, страж слил часть бульона в небольшую посудину, похожую на миску, подошел к магу, опустился возле него на колени.
– Я не хочу. Не могу… – произнес тот.
– Несколько глотков. – С этими словами он аккуратно приподнял левой рукой голову мага и поднес миску к его губам.
Тому удалось сделать несколько глотков, потом его глаза обратились к стражу с такой мольбой, что тот убрал миску и опустил его голову на ложе из лесной травы. Затем он исчез, но через некоторое время его тень вновь выросла над магом в неверном свете пляшущих языков костра. Он снова поднес миску к губам лежавшего.
– Это сок иттэви-ти, он хорошо помогает при таких тяжелых ранах, укрепляет тело и ниэ. Будешь пить его помалу, скорее встанешь.
Маг сделал несколько глотков и поморщился.
– Откуда здесь иттэви-ти?
– К счастью, эти ягоды встречаются в Тэйсине, очень близко отсюда. – И он небрежно повел рукой вокруг. Затем опять исчез во тьме, на этот раз надолго. И маг устало закрыл глаза.
Когда он открыл их, солнце поднялось уже высоко. Стража не видно. Раненый не мог повернуть головы, но чувствовал, что спутника нет поблизости. Ему больше не спалось. Сон или забытье слегка притупили усталость, но вернулась боль, и тихие стоны порой срывались с его губ. Он много раз пробовал пошевелиться, но только одна нога почти послушалась его. Весь остаток дня не оставлял он этих попыток, хотя, кроме бессилия и боли, ничего так и не почувствовал. Иногда маг замирал и прислушивался, и тогда грудь его вздымалась почти ровно и спокойно. Так он и услышал шуршанье травы уже почти рядом и узнал о появлении стража.
Тот снова возник над ним, привычно опустился на колени и вгляделся в лицо раненого. Хотя страж и не смотрел прямо в глаза спасенного, тот смежил веки, словно от сильного напряжения. Лишь почувствовав, что с него стянули плащ, он открыл глаза.
– Если я не осмотрю тебя, будет только хуже, – произнес страж и выжидающе на него посмотрел.
Раненый опустил веки, соглашаясь, и время, когда один спокойно, шаг за шагом делал свое дело, а другой вздрагивал, скрипел стиснутыми зубами и стонал, показалось вечностью обоим. Наконец страж снова укрыл плащом своего спутника, лицо которого уже покрылось испариной, задумчиво потер переносье и произнес:
– Кажется, несколько ребер сломано, но повязка наложена сейчас неплохо. – Он посмотрел в сторону. – Но прежними они уже не будут. Гораздо хуже эта рана… Бок раздулся и отвердел, да и сверху она гноится, хоть я и промывал ее соком иттэви-ти. Больше ничего сделать не могу. Левая нога совсем никуда не годится, – продолжал он. – Да и здесь тоже. – Он уже двинул рукой, чтобы указать, но глаза мага снова закрылись.
Однако тот не провалился в забытье, и страж, видя это, легко встал, направился к своей сумке, лежавшей поодаль, возле вчерашнего кострища, и, высыпав из нее в миску пригоршню иссиня-черных крупных ягод, начал разминать их. Добавив в сок иттэви-ти несколько капель темной жидкости из фляги, извлеченной из той же сумки, он снова подошел к магу и опустился возле него на колени.
– Я должен промыть раны, – сказал он и, видя, что тот вздрогнул всем телом, произнес несколько мягче: – Но сначала выпей хотя бы немного, – и поднес питье к его губам.
Иттэви-ти подкрепили лежавшего, но он все равно потерял сознание, пока страж промывал его раны. Он внезапно перестал стонать и сразу обмяк. Страж произнес что-то почти беззвучно, одними губами. Все время губы его продолжали двигаться. Когда же он закончил, спустились густые сумерки. Страж наклонился к самому лицу раненого, прислушиваясь к дыханию, кивнул, легко поднялся на ноги и направился к развалинам. Через некоторое время он появился с остатками похлебки из скрута и принялся вновь разжигать костер на прежнем кострище.
Он, очевидно, не ожидал, что маг быстро очнется, однако, разделавшись с остатками скрута, сразу же услышал его голос:
– Благодарю тебя.
Страж ничего не ответил, лишь посмотрел в его сторону, затем, помедлив немного, отставил пустую миску в сторону, подошел к магу и устроился немного в стороне от его травяной постели. Пламя костра освещало его, и видно было, как поблескивают его глаза. Он первый нарушил молчание.
– Ты останешься калекой… – И после недолгого молчания спросил: – Тебе нарочно ломали кости?
Ответа не последовало.
И снова страж как-то задумчиво задал вопрос:
– Скажи, почему ты не прекратишь свою боль? Облегчи ее хотя бы. Ты ведь в силах сделать это.
– Не в силах, – эхом отозвался маг.
– Любой маг в силах сделать это, – почти резко произнес страж, – но ты не любой. Один из лучших.
– Я не маг, – тихо и раздельно произнес раненый, и непонятные ноты в его голосе заставили стража насторожиться. – Я больше не маг, и мне никогда уже не быть магом. – И вновь смолк.
– Не понимаю тебя. Разве маг может отказаться от Дара? Маги рождаются с Даром, они несут его всю жизнь и умирают…
– Да, – перебил его раненый, – это так. Но Дар может покинуть мага.
– Я никогда не слышал о таком, – протянул страж.
– Это так… Хотя я тоже никогда не слышал…
И снова треск пламени и ночные шорохи леса долго заполняли молчание над развалинами. Теперь первым его нарушил раненый, и хоть его голос был совсем тих, страж слышал отчетливо каждое слово и остался на месте, поодаль от раненого.
– Ты не простой страж, Отэйе Иллири. Ты… я слышал о тебе еще в Идэлиниори, когда Эсээли… еще только начинал мое обучение. И ты знаешь, чувствуешь… что я правду говорю, но заставляешь… разум…
Он часто прерывался, собираясь с силами, слова давались с трудом, на сегодня с него было уже достаточно, но страж ни разу не сделал попытки прервать его.
– Ты прав в одном… маг умирает вместе со своим Даром. Слишком… мы связаны. И… если Дар уходит, вместе с ним уходит и маг… Я понял, что умираю… как только потерял… меня покинула моя сила. – Он снова сделал большую паузу. – Но мне было все равно, потому что жить без Дара… не имеет смысла для мага… для меня… А тьма опускалась так медленно… мучительно… мне стало страшно. И еще я понял там… в подземелье, что смерть принесут люди… ненавидят… – выдохнул он. – И страх… стал нестерпимым. Я помню… что кричал, но из горла… ни звука… А потом я очнулся в лесу, – прошептал узник.
– Я направлялся в Идэлиниори, – медленно, словно неохотно, проговорил страж, – и увидел эффии. Ты же знаешь, стражи идут за эффии. Я видел только тебя, просьбу о помощи, и больше никого. Тебя я не знал, но того, кто смог послать эффии, я должен был спасти. Остальное тебе известно. Я использовал яд нэи, чтобы никто не догадался, как маг исчез из подземелья. Пусть ломают головы. Я не мог отвезти тебя в Идэлиниори, даже к ближайшему ниэдэри – дорога бы тебя убила. Решил укрыться в Тэйсине, тебя ведь будут искать. Здесь места очень глухие, вокруг лишь звериные тропы. Видишь, – и он указал рукой на развалины в зыбком свете пламени, – тут когда-то жили наши предки. Они и теперь здесь. Люди обходят эти места, сами не зная почему. – Он сделал паузу. – Я думал, ты умрешь, так было плохо. В придачу ты получил еще и порцию нэи. Но ты не умер. И не умрешь… Но если все, что ты сказал, правда, – и он поднялся в полный рост, – то я нарушил… – Он осекся.
– Нарушив цепь, – совсем тихо проговорил раненый, – ты стал ее звеном… И теперь между нами связь… которую может разрушить… только моя смерть.
– Или моя.
Страж подтянулся поближе и опустился на колени возле мага, снова вглядываясь в его лицо. Когда он понял, что все сказанное правда, в нем ничего не дрогнуло, не изменилось.
– Этого не должно было случиться, – прошептал раненый. – Я знаю, знаю… у тебя еще есть, должен… быть чистый нэи. Один глоток… и мы оба будем свободны. Дай мне его!
Страж резко выпрямился.
– Твой разум, наверное, пострадал больше, чем тело. И уже давно. То, что сделано, – то сделано. Я прохожу свой путь до конца и без сожаления. И если связь между нами замкнулась, то я понесу это как ношу, а не как проклятие. Я не убийца, я просто убиваю.
– Зато я убийца! – яростно прошептал ему вслед маг. – Подумай!
Отэйе Иллири обернулся на ходу, но не сказал больше ни слова, скрывшись в темноте.
Промозглый весенний день клонился к вечеру. В этом году ранняя и теплая весна сменилась заморозками, холодными туманами и дождями, и почки, уже набухшие на деревьях, никак не могли раскрыться. Дождь уже перестал моросить, но в лесу было так мокро, что разжечь хоть какой-нибудь костер не было никакой возможности.
Сумерки продолжали сгущаться, когда двое всадников выехали на поляну, вынырнув из-под полога ветвей. Их кони были тяжело навьючены и крепко устали. Очевидно, их путь оказался не легок. Спешившись, всадники первым делом избавили их от клади и расседлали. Один из путников, взяв большой кожаный кварт, скрылся в лесу, а второй направился к огромному дереву тави на краю поляны.
Он остановился у большого плоского камня, вросшего в землю между корнями этого гиганта, и внимательно присмотрелся. Ловко раскидал остатки прошлогодней листвы и поросшую мхом землю вокруг камня и обнажил его основание с одной стороны. Затем постоял немного, собираясь с силами, медленно вдохнул и выдохнул несколько раз и с натугой сдвинул камень, обнаружив скрытую под ним пустоту. Отверстие оказалось достаточно большим, чтобы пропустить его, и он, сбросив плащ, проворно нырнул туда. Несколько раз он показывался оттуда, вынимая вязанки хвороста, тоже отсыревшего, но пригодного для костра, затем еще какой-то тюк, плотно обвязанный. Похоже, под камнем таилось что-то вроде схрона. Охотники часто делают такие схроны, но обычно метят их белым сиром или знаки разные вырезают на тех деревьях, что вокруг. Этот схрон был особый, тайный. Ничто не выдавало, что под корнями могучего тави, под древним, вросшим в землю камнем есть убежище.
Костер весело разгорался, хоть хворост и сыроват, однако прошло не так уж мало времени, как над поляной разнесся бодрый запах жареного мяса. Но тот, кто пошел к речушке за водой, все еще не появлялся, и беспокойство начало снедать его спутника. Он снова надел снятую уже поясную перевязь, набросил плащ и скрылся среди деревьев в том же направлении, куда пошел его товарищ.
Он крался по лесу совершенно бесшумно, и, несмотря на темноту, уже спустившуюся на заросли, ни одна ветка не хрустнула под его ногой. Он прекрасно видел во тьме и без труда находил следы спутника, впечатанные во влажные прошлогодние листья. Лесная речушка, или даже ручеек, струилась невдалеке, ее журчание становилось все отчетливее, и он пошел еще осторожнее. Но когда между деревьями показался небольшой просвет, он замер, вцепившись руками в ствол стоявшего рядом дерева.
Его спутник сидел на берегу, ладони замыкались в подобие чаши, наполненной речной водой, которая капала вниз, протекая меж неплотно сомкнутых пальцев. Она светилась! А над чашей стояло туманное облако, полное такого же света, густого внизу, над ладонями, и совсем призрачного вверху, уходящего в темноту так плавно, что не видно было границы между светом и ночной темнотой. Облако пульсировало, но так медленно, что, только не отрывая глаз от него, можно было уследить за… этим зрелищем. Наконец он опустил ладони в воду, и свет вытек в ручей, заструился, померк и почти сразу же исчез.
– Клянусь Идэлиниори, – произнес он, – я никогда не стал бы лгать тебе. Теперь мой Дар снова со мной.
– Давно? – раздалось из-за деревьев, и страж вышел на открытое место.
– В конце осени. Во время Последнего Листопадного Цикла. Я очень хорошо помню тот день. Но выпустил я его только к концу зимы… когда он окреп.
– Если бы я не последовал за тобой…
– Нет, – вздохнул маг, – я не стал бы скрывать от тебя, Иль. Мне нужно было лишь… немного времени.
– Тебе лучше ничего с ним не делать, отказаться от этой силы, – уверенно произнес его спутник.
Ответа не последовало, но напряжение, которого столько лет уже не было между ними, повисло в воздухе снова.
– Ты слишком слаб для него. Признай это… Однажды он уже разрушил тебя. Так будет снова. – Страж покачал головой. – Так будет снова! Но на этот раз ты не сможешь остановиться.
– Чего ты хочешь от меня? Чтобы я носил в себе этот огонь до конца жизни и не мог к нему прикоснуться? – Маг криво усмехнулся, но был еще спокоен. – Ты не знаешь, что это такое… А я не смогу рассказать тебе, как бы ни пытался. Нет таких слов! Я знаю, Иль, что тебе тоже нелегко, да, я знаю: многие с радостью отказались бы от твоей жизни, если бы только была возможность выбирать. Но все желания, все рассужденья – ничто в сравнении с тем огнем, что меня пожирает! Ты видел этот свет? Разве не прекрасно?
– Напрасно ты думаешь, что я не в силах тебя понять. – Страж помедлил. – Но я не доверяю тебе.
– Что же, – маг поднялся, – я и не ожидал иного. Поэтому и не было смелости… рассказать.
Он махнул рукой, зачерпнул полный кварт воды и направился мимо стража, обратно к поляне, балансируя на скользкой тропе. Иллири пошел за ним. Только теперь он заметил, как уверенно его спутник продвигается в темноте. К этому времени хромота его стала почти незаметна, но не это удивило стража. Он знал, что Бритт в темноте видит не лучше обычного человека, но сейчас он шел так уверенно, словно в лесу не стояла кромешная тьма. И так было уже не первый раз, но он, словно слепой, не замечал этого раньше. Свое особое виденье маг использовал вместо глаз. Теперь-то почему? Теперь можно, не скрываясь, просто осветить себе дорогу, не тратя понапрасну столько сил. Или ему в удовольствие?
Костерок уже еле теплился, его пришлось оживить. Мясо тоже успело остыть, его подогрели на угольях. Можно было и не греть, все равно никому кусок в горло не лез. Маг украдкой бросал взгляды по ту сторону костра, но страж думал о своем и только раз поднял глаза на своего спутника. Он нарушил молчание первым:
– Послушай, Бритт… Клянусь, я ни разу не пожалел, что взял тогда тебя с собой. Но мы оба знаем, что пути наши здесь разойдутся.
– Напрасно ты ищешь слова, – откликнулся тот. Он недавно подбросил сухих веток в костер, и жар, поднимаясь вверх, искажал сейчас его лицо до неузнаваемости, да и по голосу тоже нельзя было догадаться, о чем он думает на самом деле. – Да, мы оба это знаем. И я это понял уже тогда, когда снова стал магом. Но магический Дар требует практики – я медлил, я не был готов.
– А теперь?
– Теперь… готов. Уеду завтра утром.
– Куда?
– Пока на юг, подальше отсюда. Да и какая разница? – И неожиданно прибавил: – Устал я, Иль, не могу больше. Спать хочу.
Завернувшись в плащ, он привычно пристроился на ветках спиной к костру и замер. А страж еще долго сидел, не двигаясь, глядя на догорающее пламя.
До полудня оставалось не так много времени, когда они выехали на Большой Равнинный Путь. Он протянулся с севера на юг, объединяя множество земель, и среди них самые богатые торговые земли: далекую страну немереков, Кромай, вечно воюющий с ним Игалор. В землях алтшей, устройства которых не могли понять ни кромы, ни их северные и южные соседи, он давал начало множеству других дорог к кочевым племенам: шехимам, шезахамам, йущунэ, и в обход их земель, на юг. В этот час дорога, всегда такая людная, непривычно пустовала. Влажный липкий туман охватывал все вокруг плотным покрывалом, только небольшой участок был виден отчетливо.
Двое всадников, подъехавших к развилке, остановились и некоторое время придерживали коней. Если бы кто-нибудь наблюдал за ними под покровом туманной дымки, он мог бы увидать, как один из них, выехав на большак, повернул коня на юго-восток, и тот затанцевал нетерпеливо, предвкушая дальнюю дорогу. Прежде чем тронуться с места, всадник повернулся в седле и обратился к своему спутнику. Он говорил недолго и слегка наклонял голову вслед своим словам, словно подтверждая сказанное всем своим существом. Его спутник ограничился несколькими словами в ответ и одним кивком.
Конь наконец сорвался с места, и первый всадник очень быстро скрылся в тумане, словно его и не было. Другой же, оставшись один, не спешил трогаться в путь, но когда его конь, медленно, словно нехотя, перебирая копытами, повернул в противоположную сторону, он не стал ему противиться и тоже постепенно исчез в тумане. Словно никого и не было.