Кровь ниори

ГЛАВА 9

Очнулся Леки в полумраке, напоенном смутно знакомыми душистыми ароматами. И сразу закрутил головой во все стороны. Шея скорее сильно затекла, чем болела, но голова, такая тяжелая, будто внутри мешок с песком, поворачивалась с трудом. Да и зрение так и не приобрело былую отчетливость. Но это не помешало ему оглядеться как следует. Постель, на которой он лежал, находилась у стены небольшой комнатки, слева от оконца, занавешенного какой-то плотной тканью, что плохо пропускала свет. Стены деревянные, крыша вроде тоже. Недавно, верно, домик срубили, потому что приятный запах смолы еще не успел выветриться до конца. Комнатушка маленькая, кроме двух кроватей и низенькой скамейки, больше ничего в ней и не было, только пол застлан чем-то темным. Чем-то вроде шкур, в густом полумраке трудно разобрать, тем более что обычная зоркость еще не вернулась к нему.

Но более всего внимание его привлек другой обитатель комнаты! На второй кровати, у другой стены. Седые волосы, явно немолод, хотя темнота мешала Леки разглядеть все мелочи. Глаза незнакомца были закрыты, и Леки, сначала хотевший окликнуть его, решил на этот раз промолчать.

«Куда же я попал?» – думалось ему. Он помнил лес, но смутно, и… все. Дверь комнатки обладала слишком притягательной силой, и Леки, жаждая разведать обстановку, в которой он очутился, присел на постели – и тут же боль и тошнота пропорола его изнутри, точно стрелой, и он со сдавленным стоном рухнул обратно. Уже придя в себя, он услышал голос справа:

– Не советую тебе, Леки, сейчас подниматься. И тогда, поверь мне, как лекарю, через два-три дня ты встанешь на ноги.

Леки повернул голову. Оказалось, незнакомец совсем не спал.

– Откуда ты меня знаешь? Кто ты?

– Ты уже слышал обо мне. Меня зовут Нок Барайм.

Придворный лекарь! Леки напрягся.

– А откуда ты меня знаешь? – настаивал он.

Нок Барайм почему-то улыбался там, в темноте.

– Иллири Дэйи рассказывал о тебе.

– Он был тут? – воскликнул Леки с надеждой.

– Он и сейчас тут, – ответствовал собеседник. – Вчера ночью тебя привез. Без памяти. Но Лисс – ниэдэри, настоящий мастер, и ты встанешь на ноги совсем скоро. Если не будешь торопиться.

– Это ж просто ушиб! Почему же мне так плохо?

– Не так просто. Как лекарь тебе говорю, не выпей ты вовремя иттэвити, огневица началась бы уже к вечеру. И лежать бы тебе тогда не меньше цикла.

– Иттэвити? – повторил Леки, наморщив лоб. – Это что? То тошнотворное пойло?

– Здесь, в Кромае, эти ягоды называют аттейван. Их можно найти в Тэйсине. И на вкус они совсем не тошнотворны, хотя сушеный аттейван, конечно, совсем не то, что свежий.

– Да ничего более отвратительного я в жизни не пробовал!! – возмутился Леки.

– Это не аттейван. Это другое снадобье. Надо было остановить внутренний отек, чтобы ты мог добраться сюда.

Леки поймал себя на том, что болтает с незнакомцем так, будто они уже давно знакомы. Этот седовласый старец вызывал безотчетное доверие, и было это удивительно и очень приятно: он ведь тоже ниори, но ничего таинственного в нем нет. Наоборот, он даже представлялся Леки чем-то вроде связующего звена между двумя непохожими мирами: между Дэйи, которого никогда не понять, и Леки, которому никак не понять этого самого Дэйи. Но что-то со стариком не так, раз он тут, вместе с Леки.

– Я ранен, – внезапно ответил тот. – Не очень серьезно, но… тебе придется разделить мое общество.

– Мы в Эгрос к тебе спешили, но… – Леки нахмурился, – не попали, и в том моя вина.

– Не кори себя. Вы с Иллири все равно бы опоздали. Нам помогли другие. Да и они едва успели.

– Нам?

– Мне и моей семье.

– И они все тут?

– Конечно. Куда им теперь? Только в Идэлиниори. Но на время укрыться надо. Чувствую, нас будут разыскивать везде.

– Кто? Король?

– То-то и оно, что не Король. Обвинение в колдовстве против короны – обычное дело. Повод.

– А причина?

– Она-то нам и неизвестна.

– Тебе и твоей семье?

– Нам всем. Иллири тоже. За ним, похоже, тоже охотятся. – Леки услыхал беспокойство в голосе, до того столь ровном и дружелюбном.

– Дэйи… то есть Иллири… его тоже схватить приказали?

– Нет, не слышали мы о таком, – теперь в его голосе звенела насмешка. – Да кто же до такого додумается! Просто нужен он кому-то позарез. Вот и засада ваша в лесу…

Он смолк, видно, задумался, и Леки подтолкнул старого лекаря:

– Так что засада?

– Иллири говорит, не похожи они на грабителей. Наемники. Очень опытные наемники. И, верно, кого-то ожидали. Уж не вас ли?

– Он мне ничего не сказал!

– Не до того было. И не любит он лишний раз говорить… пока точно не узнает. Да и тогда не любит.

– Это верно, – мрачно подтвердил Леки.

– Сам его потом расспросишь.

Леки задумался. Вспомнился ему и человек у дороги, похожий на шекима, и все эти тела. А ведь и ему тогда показалось, что это треи, никакие не лиходеи. Больше-то он рассмотреть не успел. Но сколько их, неудачливых треев, сколачивают свои шайки, промышляя грабежом?

Дверь внезапно отворилась, и в комнатку проник незнакомец. Именно проник, потому что зашел он совершенно бесшумно, даже дверь не скрипнула.

– Это Лисс, – подал голос Нок Барайм, – хозяин этого обиталища. Ему гораздо лучше, Лисс. – это он уже о Леки.

– Слышу, как вы тут разговорились, Нок. Нет ничего хуже для меня, чем пользовать лекаря.

Голос у него был мягкий и очень приятный, под стать его движениям, плавным и легким. Лисс, которого Нок Барайм называл таинственным словом «ниэдэри», подошел к окну и поднял плотный полог. Потоки весеннего солнца хлынули в комнатушку. Лекарь повернулся к Леки.

Он был чем-то похож на Дэйи. Очень высокий и немного нескладный, со слишком длинными руками. Но кожа его не столь сильно сожжена загаром, как у Дэйи, да и черты помягче. Портили его только очень уж редкие брови клочками. И волосы его не отливали иссиня-черным, как уголь, а казались гораздо светлее, как у южных кромов. Короткая бородка. А вот глаза совсем такие же: большие и темные, как ночь. Но нет, его бы Леки никогда не счел пришельцем с юга. Возраст лекаря выдавали разве что мелкие морщинки, лучившиеся из уголков глаз. Видно, что этот ниори привык улыбаться, в отличие от Дэйи. И даже сейчас его участие к Леки, почти незнакомцу, было хорошо заметно. Получается, что, встретив одного лишь Дэйи, Леки рано свое суждение о ниори сложил. Не так уж они суровы. А если судить по этому старику Барайму, да еще по ниэдэри, которого он только что увидал, то… Леки не знал, что и думать.

– Меня зовут Лисс, я лекарь, ниэдэри. – Он подвинул низкую скамью к постели Леки. – И это действительно мой дом. Я знаю, что у тебя заготовлено множество вопросов… но сначала я посмотрю, как у тебя дела.

Он откинул одеяло, повел открытой ладонью над телом Леки, задерживая местами плавное движение руки. Потом начал мягко дотрагиваться пальцами, то тут, то там. Гораздо слабее, чем Дэйи, когда тот наскоро осматривал его ушибленный бок на опушке. Наконец лекарь аккуратно опустил руки на колени, и Леки решился нарушить молчание.

– Кажется, я уже рукой двигать могу, я показать могу…

Ниэдэри мягко, но настоятельно удержал его за плечо.

– Я вижу все и так, – сказал он. – Незачем торопить исцеление. Я сделал все, что мог. – Он улыбнулся Леки успокаивающе. Его улыбка расслабляла, освобождала Леки от ненужного напряжения. – Своей неуместной поспешностью ты разрушаешь то, что делаю я.

– Прости меня, – пробормотал Леки неловко.

– Завтра вряд ли, а вот послезавтра к утру ты легко сможешь вставать, если не будешь торопиться, обещаю тебе, – продолжал лекарь, не обратив, кажется, ни малейшего внимания на слова Леки. – Еще через пару дней – сядешь в седло.

– А рука? С ней все в порядке? – робко поинтересовался Леки. Этот человек его завораживал.

– Ничего плохого нет. Иллири Дэйи совершенно прав: очень сильный ушиб, не более. Но после этого нельзя было садиться в седло… Твоих сил для этого оказалось маловато. Но ты сам виноват, – неожиданно серьезно добавил он. – Стража надо слушаться. Всегда. Это простое правило, которое ты должен запомнить. Как любой из нас.

– Я боялся, что он там один… что-нибудь случится… – сбивчиво попытался оправдаться Леки, понимая, что все это бесполезно.

– Даже если и так. – Лисс говорил спокойно, но голос его стал суше. – У каждого свое предназначенье и своя судьба. Страж в ответе за всех. Это его дело, и только его. И если он говорит «иди», ты должен идти, если же говорит «стой», то все, что тебе остается, – это стоять. Если говорит «жди» – обязан ждать, как бы страшно ни было. Только потому, что страж приказывает тебе. Это правило, от которого зависит наше выживание на Большой земле.

Леки не ожидал такой суровой отповеди от приветливого Лисса. Металл, звучавший в его голосе сейчас, напомнил ему Дэйи. Внешне такие разные, внутри они были одним – древним камнем, который невозможно пробить, закаленным и несокрушимым. На Леки повеяло силой. И безысходностью.

– Он уже все понял, хватит его смущать, Лисс, – раздался с дальней постели голос соседа по несчастью.

– Недостаточно, чтобы понял, – повернулся к нему ниэдэри вполоборота, – надо, чтобы еще и запомнил раз и навсегда. – Он снова повернулся к Леки. – Глупость и храбрость – не одно и то же. Тебе повезло: видно по твоему коню, ведь еще миг – и тебя прошило бы насквозь. Но и этого недостаточно: Иллири Дэйи тоже повезло. Из-за твоего напрасного беспокойства ему пришлось рискнуть в обстоятельствах, что сами по себе ему ничем не угрожали. И что теперь? Я обрабатываю ваши раны, хоть я и так с радостью принял бы вас обоих у себя.

– Он тоже ранен? – Леки чуть было не приподнялся опять, но рука Лисса удержала его на месте мягко, но настойчиво.

– Царапина, для него – пустяк, за воротом плаща ты мог и не заметить. Я так понимаю, он увернулся вовремя.

Нок Барайм снова вмешался с удивлением:

– Как же так случилось? Иллири не говорил ничего.

– Не знаю я, – Лисс опять повернулся вполоборота, – ничего не знаю. Никогда от них ничего не добьешься. Я порасспрашивал немного и понял так: если бы Леки не дал прицелиться в себя, не пришлось бы выскакивать из укрытия прямо на дорогу. Но, может, я и ошибся. Попробуй выпытать что-нибудь у них… Сам знаешь.

Старый лекарь согласно закивал. Леки же был смят совсем, вдвойне ему позор. Отчитали, как мальчишку, притом еще и за дело. Он собрался с силами.

– Можно больше не продолжать, – голос почти не подвел его, – урок я уже крепко усвоил. Если еще увижу Дэйи… то есть Иллири, повинюсь перед ним.

– А это совсем уж зря, – живо возразил ему Лисс, – Иллири твои вздохи не нужны. Достаточно, если ты впредь умнее будешь. А теперь, – он встал, – давай, Нок, тобой займусь.

Он стал прилаживать скамью рядом с постелью второго пострадавшего.

– Да я и сам все знаю, – запротестовал было опальный королевский лекарь.

– Нет, уж если ты у меня оказался, будешь делать то, что я скажу. – Лисс был непоколебим.

И как ему удавалось сохранять при этом свое добродушие? Леки прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Осмотр старого лекаря занял гораздо больше времени, видно, не так уж хороши были у него дела. Они разговаривали вполголоса, Леки старался не прислушиваться, ему и своих дум хватало. Но, несмотря на невеселые мысли, копошившиеся в голове, приятная расслабленность в теле, возникшая после прикосновений ниэдэри, осталась. Тело тянуло Леки в теплое забытье, и он почти отдался ему, как вдруг услышал голос Лисса.

– Има! – позвал тот негромко, открыв дверь их маленькой комнатки, но для Леки этого оказалось достаточно, чтобы сладостный сон улетучился.

Никто не откликнулся на призыв, и Лисс сам исчез за дверью. Но скоро вернулся с изящным узкогорлым кувшином в руках. Уж Леки знал толк в таких кувшинах! Очень красивая вещица и ценная, богатые тэбы держат в таких вино или дорогие масла. В другой руке – сверток светлой материи. Он развернул сверток на той скамье, где недавно сидел. Леки видно было, как на ткани заблестел металл. Вроде ножички маленькие диковинного вида да еще что-то, только все очень маленькое. Забавные штучки. Еще какие-то…

Из-за раскрытой настежь двери сначала появился необъятный плоский жестяной таз, который старательно обнимали прелестные ручки, а потом Леки, широко раскрыв глаза, уставился на их обладательницу, возникшую вслед за лоханью. Она босиком ступала по шерстистым шкурам, раскинутым на полу, мягко и упруго, словно голубой атай. Ее светло-голубое платье с открытым воротом ничем не отличалось от платья состоятельной горожанки, а вот обязательного чепчика или шапочки на ней не было. Лишь белая атласная лента с вышивкой золоченой нитью охватывала лоб. Светлые золотистые волосы, цветом как спелые зерна пеллита, обвитые вокруг ленты у висков, сзади сплетались в небрежный узел и струились упругими прядями по спине. Очевидно, ей недоставало времени заняться своей прической.

Леки вздохнул. Да, у нее был слишком высокий лоб, который не скрадывала лента. Да, скулы были широковаты, а темные глаза уж слишком резко выделялись на очень светлой коже. Да, она не была красавицей. Но ее маленькие босые ножки, мелькавшие из-под голубого платья, так восхитительно мягко танцевали по пушистым шкурам, точно обнимая их! Она отчаянно балансировала, изгибая стан, стараясь не расплескать ни капли влаги из неудобного таза на подол, и раз даже замерла, едва шагнув. Узкие сильные кисти напряглись, удерживая неудобную ношу в равновесии. Она сделала два последних шага и присела рядом с ниэдэри, опустив наконец злосчастный таз. Светлые волосы скользнули по спине, одна прядь даже окунулась в воду, и девушка небрежно откинула ее снова за спину, даже не потрудившись вытереть. Капли упали Леки на лицо. Оказалось, это просто влага, чистая теплая вода. Такая же чистая и прозрачная, как и она сама. Легкая, как дуновенье ветра, мягкая, как мех голубого атая. Не похожая ни на что, как мечты Леки.

А между тем девушка и не думала уходить. Оба они, и ниэдэри, и незнакомка, склонились над бывшим королевским лекарем. Аккуратно, переговариваясь на непонятном языке, сняли с него повязку с розоватыми пятнами. Долгонько же они возились! Что-то накладывали поверх раны, затем снимали, потом снова накладывали. Потом Лисс, застыв, водил руками поверх тела раненого, что-то шептал. И вновь то же самое, все сначала. Непослушные глаза Леки все время убегали туда, где ниэдэри и девушка возились со старым лекарем. Первый раз Леки пожалел, Что не так уж серьезно ранен. Даже и не рана, а так, ерунда, плоды его глупой выходки. И она тоже наверняка об этом знает. Он чувствовал, как скулы его снова начинают гореть. Неужто проклятая краска их опять заливать начала? А что, если она сейчас посмотрит и все поймет?

Но ей было совсем не до него. Когда они наконец закончили, то посмотрели друг на друга, и Лисс кивнул девушке. Все сделано. Они собрали свои вещи. Девушка все же окинула взглядом комнатку, приветливо кивнула Леки, увидав, что он не спит, смотрит на нее. Кивнула, точно знакомому… Никакого смущенья, никакого кокетства, никакого интереса. Добрая, славная улыбка, и только. И вышла точно так же, как и вошла.

– Ну что, Нок, – услышал Леки голос Лисса, – потерпишь? Сейчас Има принесет мой состав, ты выпьешь, и скоро все пройдет…

– Сам знаю, – простонал сквозь зубы в ответ Нок Барайм, – утешитель… Да знаю я!

Ниэдэри позволил себе хмыкнуть. Глянул на Леки, вышел. А вот девушка вернулась почти тотчас с широкой красивой чашей тонкой работы. Королевский лекарь отпил немного из нее, и все это время, пока он пил, незнакомка стояла на коленях рядом с ним. Провела бережно ладонью по волосам, откинула пряди, прилипшие ко лбу во время смены повязки. Поцеловала в лоб и легко поднялась на ноги, одним движением. А Леки все глаз от нее не мог оторвать. Она снова заметила его взгляд, улыбнулась в ответ так же, как и раньше: приветливо и не более.

Какова же была его радость, когда она вернулась через некоторое время с другой чашей, побольше. И подошла уже не к старику, который, конечно же, еще не оправился от лечения Лисса, а к Леки.

– Итэрэи! – сказала она, замерев рядом с его постелью.

Леки не знал, что должен ответить на это.

– Привет тебе! – сказал он на всякий случай. – Я – Леки.

Она качнула головой, видно, принимая его приветствие. Опустилась рядом с ним на колени, осторожно поддерживая чашу тонкими чуткими пальцами почти под самое дно.

– А я – Има, – сказала она, и в ее мягком голосе он уловил ту же летящую плавность, что и в ее движениях, – а это – бульон. Он чудесно укрепит твои силы. Я сама его готовила, – и поднесла чашу к его лицу. – У Лисса свои секреты, а у меня – свои.

Надо ли говорить, что Леки не только выпил все до капли, но и всячески выказал свое восхищение, путаясь в словах от неловкости. Ему хотелось сказать что-нибудь очень приятное и значительное ей, тем более что бульон и в самом деле оказался весьма необычен. Душистый и пряный, он и освежал, и сил добавлял. Сытность отвару придавали какие-то грибы, это Леки сразу угадал, но какие – понять не мог. Все это было так непривычно на его неизбалованный вкус, что найти подходящих слов, чтобы высказать благодарность, он не смог, потому-то и путался, подбирая приличные случаю выраженья на ходу. «Эх, село!» – корил он себя, что позабыл почти все словечки и выраженья тэба Тандоорта. Вот бы сейчас пригодились! Она слушала с улыбкой, не пытаясь прервать поток его сбивчивых излияний, но Леки за ее вежливостью чудилась отрешенность, и это сбивало его еще больше. Не хотелось, чтобы девушка ушла так быстро, но слова закончились, и она снова исчезла, плотно прикрыв за собой маленькую дверь. Леки вздохнул.

– Ты хотел, чтобы Има осталась? – спросил Нок Барайм добродушно.

«Ну вот, пришел уже в себя», – досадливо подумал Леки.

– А что, – сказал он небрежно, – ведь скучно же так вот лежать, без дела. Хоть немножко поболтали бы.

– Так попросил бы ее, – все так же добродушно заметил королевский лекарь, не заметив его недовольства.

– Попросил? Так вот просто? – промямлил Леки. Такое ему даже в голову не пришло.

– А как же? – удивился сосед. – Если желанья нет – она просто откажет, да и пойдет по своим делам. Но ведь твое исцеление сейчас в руках Лисса и в ее ручках тоже. Как же она откажет?

– Неловко как-то, – снова пробормотал Леки.

– Сколько имею дело с людьми, – вздохнул лекарь, – столько они меня и удивляют. Что здесь неловкого? Если дела у нее срочные, то она так и скажет, а если время есть, то почему же его тебе не подарить? Ты же на ее попечении. Глядишь – скорее встанешь. Разговор ведь тоже – часть мастерства ниэдэри. Или ты не заметил?

Леки вспомнились слова Дэйи. Как он тогда говорил?.. «Ненавижу привычку людей выпытывать так… обиняками…» И еще вспомнил: «Если хочешь узнать что-нибудь, то спрашивай прямо». Так он, кажется, говорил. Видно, не один он такой среди ниори.

– А она кто? – спросил Леки. – Помощница Лисса?

– Има – моя дочь, – с гордостью сказал Нок Барайм.

«Вот так спросил прямо…» – У Леки аж все похолодело внутри.

– Она тоже ниэдэри, – продолжал королевский лекарь, как будто Леки не сказал ничего особенного. – А здесь очутилась случайно, когда Тинхэ Дэйи привез нас сюда. Но ей полезно поучиться у Лисса. У меня многому не научишься. – Он вздохнул.

– Ниэдэри – это вроде лекаря? – снова отважился спросить Леки, видя, что Барайм не сердится на него.

Нет, принялся пространно разъяснять королевский лекарь. Он оказался необыкновенно словоохотливым, даже слишком. Ниэдэри – это куда лучше лекаря. Здешним лекарям даже во сне не снились те вещи, что умеют ниэдэри. Его отец тоже был ниэдэри. Такая способность часто передается детям. Целительский дар с помощью сил сэниэкийи. Он хотел уже пуститься в еще более пространное объяснение, что же это такое, но Леки не очень-то вежливо перебил его. Он уже знает, что это за силы, Дэйи рассказывал. Старику не оставалось ничего, как вернуться к началу рассказа.

Так вот, у отца его был дар целительства, но умер он рано. Непонятная болезнь свалила его, и ничего не помогло. Так бывает иногда с ниэдэри, уж слишком много они на себя берут… чужого. Тут Леки вспомнил свою мать.

– Моя мать тоже целительницей была. Наверное, ниэдэри, многое она могла. От странной хвори умерла, от которой исцеления не было, – задумчиво сказал Леки. – А я уж думал, что это она из-за отца моего в могилу сошла… Зря, видать, его обидел.

– Может, зря, – согласился вроде старик, – а может, и не зря. Как теперь знать?

Леки подобрался весь, но, против своего обыкновения, лекарь не стал эту мысль развивать. Продолжил свою историю. Нока отец с детства начал учить. Многое из того, что королевский лекарь знает, он еще тогда от отца получил. Почти всю жизнь этим и пользовался. Вообще-то следовало ему в Идэлиниори отправиться для того, чтобы овладеть настоящим искусством ниэдэри, но мать Нока воспротивилась. Лекарь из него и так чудесный будет, еще тогда понятно стало, а чтобы он истаял до срока, как отец, не было ее согласия. Он тогда и не противился особенно. Только потом понял, что потерял, да уж поздно было. Зато остался в Эгросе, с матерью и сестрами. Бывал, конечно, и на родине, подучивался немного то у одного, то у другого мастера-ниэдэри. Взял то, что мог. Жену привез оттуда. А остаться там никогда ему не хотелось, родился и вырос в Королевской провинции, в окрестностях Эгроса. Привык тут. Со временем в сам Эгрос перебрался, молва о его искусности до Королевского двора докатилась. Вскоре пригласили к Королю, потом и вовсе Королевским придворным лекарем стал. А последний Король все чаще и чаще хворал, так что должность Барайма со временем сделалась очень важной. Старый Король любил иногда и просто словом перемолвиться со своим лекарем, для того и приглашал. Незлой был человек, да и неглупый к тому же. Вот только смерть наследника его подкосила и вся эта история с колдуном слишком подозрительным сделала. Сын все-таки. Единственный, любимый. Вот и начал он угасать: и тело, и ум еще раньше. Поэтому некоторые люди в большую силу вошли.

Нок помолчал немного, переживая, наверное, свое паденье. Он опять уклонился от ответа на вопросы Леки, но тот больше не перебивал. Вся эта история невольно заинтересовала его, но особенно он насторожился, когда услыхал слово «колдун». Почему? Он и сам не мог понять. И что это за «история с колдуном»? Надо будет старика осторожно расспросить. Но так, вроде к слову.

Двое его детей унаследовали дар ниэдэри, продолжал Барайм. Его первенец Анк Барайм уже давно покинул отца. Нок отослал его в Идэлиниори, несмотря на протесты матери, чтобы в будущем Анк не мог его упрекнуть. Они мало виделись, почти все время, все детство, всю свою юность, сын провел в Идэлиниори. Потом поселился в соседнем Игалоре. Кромай ему ничуть не дорог, он никогда не любил его. Всем сердцем, точно цепями, он привязан к Идэлиниори. Но уехал в Игалор. Как и его отец в Эгросе, там он пользует владетельного Князя и его придворных, он уже в летах, и у него свои дети. Порой приходят весточки, но виделись они с тех пор всего лишь несколько раз. А вот его сестра Анкина часто навещает брата, подолгу гостит. И сейчас она там. Поэтому ей повезло больше всех. На время Анк укроет ее. В Игалоре кромайским солдатам ее не достать.

Има – младшая дочь. Ее настоящее имя Инимин, как и у матери Нока, но для людского уха оно слишком непривычно, потому с самого детства она привыкла к короткому «Има». Она родилась очень поздно, когда Нок уже и не чаял иметь ребенка. И унаследовала его дар, как и старший сын. И Нок Упрямо отослал ее в Идэлиниори, чтобы в будущем она, как и Анк, не могла упрекнуть его. Но он очень долго медлил, и Эгрос остался в ее памяти, как самое лучшее место в мире, там, где ее дом, родители, где ее всегда ждут. Она не выдерживала долго в Идэлиниори, часто приезжала, потом уезжала снова. Со временем уютный мир, как она представляла себе Королевскую столицу, развеялся, как дым, – она выросла. Она приезжала ненадолго и уже скоро начинала тосковать по зеленым холмам и лесам Идэлиниори, по мастерам. Отбывала туда и скоро вспоминала о доме. Она разрывается надвое до сих пор, хотя обучение ее давно закончено и год назад она вернулась обратно к родителям. Но она снова тоскует, хоть прямо и не говорит. Ниэдэри должны исцелять, а не углублять страдания. Она жалеет старика-отца и мать тоже.

Он спохватился. Как же это он забыл? Что такое ниэдэри? Лекарь, что может срастить сломанные кости всего за пять-шесть дней, видел ли Леки такого когда-нибудь? Леки отрицательно помычал. Так вот, это ниэдэри. Он привлекает для исцеления малые стихии, что подвластны ему. И они проделывают работу в теле гораздо быстрее, чем что бы то ни было. Ниэдэри может спасти умирающего, вся кровь которого отравлена тяжелыми ядами или болезнью. Он может поставить на ноги обездвиженного. Не любого, конечно. Но много ли видел Леки немощных, вставших на ноги после забот обычных лекарей? Ниэдэри может вернуть красоту женщине, лицо которой обезображено тяжелой болезнью.

– Колдовство прямо! – Леки восхитился.

Ему и в голову не пришло не поверить старику. Зачем тому врать?

– Нет, ниэдэри – не маги, – произнес строго Барайм. – Магам – свое, а ниэдэри – свое. Они лишь помогают, но ничего не меняют. Они – проводники сил сэниэкийи, и не более. Маги тратят свои силы, чтобы изменить то, что есть. Рискованное дело. Они способны на многое, но порой ниэдэри могут значительно больше. Есть предел и силам магов.

– А они и в самом деле есть? – Сердце Леки затрепетало.

– Кто? – не понял лекарь.

– Маги, – осторожно произнес Леки, стараясь не спугнуть его, уж очень немногословным он становится, когда идет речь о самом интересном заходит.

– Конечно! – До Леки донеслось его недоумение, словно это был самый глупый вопрос, который доводилось слышать в жизни. – Только их очень мало осталось. И силы их далеко не те, что раньше. Разве Иллири Дэйи не рассказывал тебе о судьбе Дэленийи?

– Рассказывал, – поспешил подтвердить Леки, – но он ничего не сказал про то, есть ли они теперь. Маги, я хотел сказать.

– Еще как есть! – сказал Нок Барайм с горечью, и Леки благоразумно больше не стал тревожить его.

До самого вечера он скучал, но когда свет, струящийся из окна, сменился легкими сумерками, к ним в комнатку повалили посетители. Всех их Нок Барайм представлял Леки с непонятной церемонностью. Свою жену, имя которой выскочило у Леки из головы, двух сестер с простыми кромайскими именами, которые тоже не запомнились, сына своей сестры Триго, бледного спокойного юношу не старше Леки с такими же, как у Имы, золотистыми волосами. Он единственный окинул Леки внимательным взглядом, от которого стало не по себе. Словно внутрь заглянул. Потом кивнул приветливо, как Има. С участием – и в то же время… отстраненно вроде. Женщинам же, казалось, не было до Леки никакого дела. Кроме Имы.

Она пришла позже всех, когда за окном стояла уже кромешная темень, принесла маленькие светильнички-половинки, озарявшие комнатку спокойным желтоватым светом, еще какие-то снадобья. Напоила отца, потом Леки. Она мягко двигалась по комнате, а расплывчатые тени в слабом свете светильничков порхали за ней по стенам и кровле, складываясь в необычные фигуры. Казалось, они с ней в сговоре, вытанцовывают какой-то танец. То она руку приподнимет без особой надобности, то голову резко повернет, то переступит и снова обратно. Как будто под музыку движется, одной ей слышную. И еще теням. Движенья света и теней завораживали, даже убаюкивали. Словно колыбельная.

«Сейчас снова уйдет… – с грустью подумал Леки. – И лежи тут, выслушивай откровенья старого лекаря».

– Тебе ничего не нужно? – вдруг спросила она. – Если будет что-то нужно, позови меня. Я буду недалеко. – Она улыбнулась. – Помнишь, как меня зовут?

Он кивнул. Она уже повернулась, чтобы уйти.

– Има… – отважился он, от глупого, непонятного волнения голос слегка охрип. – Не уходи так быстро, посиди немного… если можешь.

Она даже не удивилась. Вернулась. Села. Сложила руки на коленях. Все молча. От нее пахло молодыми лесными травами, что в эти весенние дни наконец буйно пошли в рост под лучами солнца. Будто она все время проводит в лесу, а не возле раненых и больных.

Леки лихорадочно думал, о чем бы с ней заговорить. Ведь он сам попросил ее остаться, но эта попытка тяжело ему далась. Так тяжело, что дальше его смятенный ум отказывался соображать. Нет, Леки никогда не боялся женщин, просто очень хотелось ей понравиться. Чтобы в следующий раз не пришлось снова просить ее посидеть рядом. Чтобы она сама, по своей воле, проводила с ним время.

Он молчал, а время шло. Но девушка не проявляла признаков нетерпения. Кто ее знает, может, она думает, что Леки просто захотелось, чтобы она рядом посидела. Конечно, так оно и было, но любая другая от неловкости уже давно сама придумала бы тему для разговора… А она все сидела… Что-то умиротворяющее переливалось в ней, заполняя все вокруг, спокойствие, которого Леки до этого никогда не знал. Не бесстрастность, как у Дэйи, а именно спокойствие. Он подумал о Дэйи и не удержался, чтобы не брякнуть вслух:

– А Дэйи, он еще тут?

– Иллири Дэйи? – спросила она задумчиво.

– Да, – Леки растерялся.

– Здесь сейчас трое стражей, – пояснила девушка, видя его удивление. – То есть здесь было трое. Сейчас здесь только один. Инхио.

Сердце Леки екнуло.

– А остальные? – спросил он и почувствовал, что губы онемели от обиды. Хотя на кого обижаться, кроме самого себя?

– Уехали. Недавно, вечером.

Девушка оказалась несловоохотливой. Или больше ничего не знала.

И тут заговорил старик.

– Как? Что случилось, Има? Почему ты сразу не сказала?

Она обернулась.

– А зачем вас зря беспокоить? Они сказали, что вернутся завтра к вечеру. Может быть, чуть позже. Через день.

– Но почему? – не отставал старик.

– Они нам не объясняют каждый шаг, ты же знаешь. – И в голосе ее прорезалась горечь. И тут же словно и не было ее, тишь да гладь. – Говорят, вести не очень хорошие. В округе неспокойно. Я слышала, как Иллири Дэйи говорил Лис-су, что чем скорее вы встанете, тем лучше для всех. Говорил странные вещи, я не все поняла.

– Не все услышала, лучше скажи, – устало сказал королевский лекарь.

Леки невольно пожалел его. Ему не позавидуешь сейчас. А если выяснится, что за ними еще и погоня? Мысли невольно снова завертелись вокруг засады на дороге.

И опять воцарилось молчание, но теперь оно стало еще тягостнее… Наверное, потому что всем на ум пришли невеселые мысли, каждому свои. Может быть, подумал Леки, для ниори это и ничего, может, для них это привычно, но он больше так не мог. Люди должны друг с другом разговаривать.

– Отец, – начал он, – твой отец, сказал, что ты ниэдэри. Объяснил мне, что это такое. – Она перевела на него взгляд. – И я мать свою вспомнил. Я плохо ее помню, но мне сдается, что чем-то она на тебя похожа была. Только темноволосая. Мне говорили, она тоже целительница. – Она молчала. Он уже жалел, что попросил ее остаться. – Ты молчишь? – спросил он напрямик.

– Разве я должна что-то говорить? – спросила она с мягкой улыбкой, за которую Леки простил ей все. – Ты говоришь, я слушаю; Или ты устал и хочешь, чтобы я рассказала что-нибудь?

Леки был сбит с толку.

– Нет… То есть да, хочу. Расскажи мне про Идэлиниори, – неожиданно попросил он.

– Ты ведь еще не был там? – спросила она, и Леки отрицательно качнул головой. – Тогда я не могу тебе ничего рассказывать. Но ты еще побываешь там, – добавила она, увидев, что расстроила Леки своими словами. – Увидишь все сам. Да и как можно передать в двух словах, что такое Идэлиниори, как рассказать свою жизнь? – Ее голос дрогнул, и Леки пожалел, что задал этот вопрос. – Там все то же… и Другое. Если ты хочешь говорить, лучше расскажи мне о своей земле. Где твой дом?

Леки заговорил. О Кобе, об Айсинском лесе. Хотелось верить, что она не считает мгновенья до того часа, как Леки закончит. Потом он увлекся. Картины из прошлой жизни проносились перед глазами, он лишь описывал то, что видел. Почему-то начал подробно рассказывать о Белой Птице, о матери.

– Она была ниэдэри? – внезапно спросила Има.

– Не знаю, – протянул Леки. – Если судить со слов Виверры, то да, была.

Он продолжал рассказывать о Виверре, о своих охотничьих забавах, о шекимах. Наконец устал. Да и мысль о том, что Дэйи все-таки без него уехал, не давала покоя. Он замолк. Девушка вздохнула, словно очнулась ото сна.

«Чуть не заснула», – с досадой подумал Леки.

– Вот это да, – донесся голос старика Барайма. – Как будто всю жизнь свою нам показал.

Има кивнула, то ли соглашаясь с отцом, то ли благодаря Леки.

– У меня настоящие картины перед глазами плыли, так живо ты говоришь. – В голосе ее не было насмешки. – Как будто сны видела наяву. Особенно когда ты о матери своей рассказывал и о старой доброй знахарке. А куда она исчезла?

– Не знаю. – Если бы Леки стоял, он бы развел руками. – Я долго за ее избушкой приглядывал, долго голову ломал. Не вернулась, и все. Сгинула. И книга ее куда-то исчезла. И атай ее сбежал. Прости, Има, замучил я тебя. Спасибо тебе.

Она встала, накрыла светильню какой-то плошкой, приглушая свет. Наклонилась, коснулась рукой его плеча.

– Это я тебя благодарю, – сказала неожиданно. – Прогнал мои пустые мысли. У ниэдэри не должно быть таких мыслей. Иначе тем, кого они пользуют, тяжело придется.

И уже у самой двери:

– Позовете меня, если что-нибудь понадобится.

Вышла, тихонько притворив дверь.

«У меня настоящие картины перед глазами плыли», – вспомнились ему слова Имы. Чутье подсказывало, что не случайно это все. Вспомнилось и то, как возле костра в заброшенном городе ниори он слушал рассказы Дэйи и образы чужой жизни помимо воли плыли перед ним в зыбкой дымке. Неясные и смутные и тем не менее понятные до боли. Дейи рассказывал, а Леки видел. Но неужто он и сам так может?.. Неужто его дар и такую способность ему дает: не только видеть, но и… Глаза его широко открылись. Свои виденья другим посылать, вот здорово! Но тут же Леки вздохнул, сообразив, – ничего в том нет странного, что ниори эти картинки видят. Они ведь еще много чего… видят. Наверное, нехитрая штука увидеть то, о чем тебе сказать готовы. А вот попробуй угадать то, о чем умолчать хотят. Или забыть. Ведь такой дар, про который Дэйи говорил, только у него есть. Леки перестал бороться с сонливостью, которая окутала его после ухода Имы.

Она не просто так сидела рядом с Леки так долго. Теперь он это понимал. То же расслабление, что и после работы Лисса, разлилось по телу. Нок Барайм еще что-то говорил, но Леки не слышал, что именно. Он не понимал, был уже в полусне. И мирно погрузился в его мягкие объятия, но ненадолго.

Леки поднялся рывком с лежанки. Не сознавая того, он сел, привалившись спиной к гладким душистым доскам, холодящим спину, несмотря на все давешние запреты Лисса. Дом спал, Нок Барайм тоже посапывал на своей кровати, догорал крохотный огонек в одном из маленьких светильничков, но Леки ничего этого не видел, потому что глаза его были закрыты. Он не слышал ничего, потому что другая жизнь сейчас проносилась перед его глазами. И первый раз Леки, почти находясь во сне, чувствовал, что это не сон.

Невысокий человек в темном плаще с непонятными узорами понизу стоял спиной к Леки у высокого стрельчатого окна без стекол, так что редкие снежинки, порхавшие в воздухе, время от времени залетали внутрь и таяли на мягких шкурах у его ног, не смея пасть, однако, на него самого. Ни на одеяние, ни на длинные темно-русые волосы. Леки стоял так близко, что мог бы коснуться его спины, если бы захотел. Но он не смел. Казалось, вокруг него… невидимый доспех, панцирь, сплошная стена, хотя, кроме воздуха, между ними больше не было ничего. Из-за его плеча Леки мог разглядеть Далекие горы, громаду которых не мог скрыть тот редкий снежок, что сеялся из низких туч. И впереди – насколько хватало взгляда – холмы, покрытые слегка заснеженным лесом, необычным на вид.

Незнакомец, похоже, рассматривал горы, пальцы его правой руки задумчиво барабанили по цветному камню, которым был облицован внизу оконный проем. Тонкие, нервные пальцы. Вокруг не было снега, даже капель, словно снежинки не долетали до них, упираясь в незримую преграду. Зато Леки хорошо разглядел тяжелый серебряный перстень-печатку на указательном пальце. Его поверхность была покрыта теми же узорами, что и на плаще. Проклятье, Леки слишком далеко стоит. В центре… там, на печатке, определенно виднелась буква или несколько. Сразу не разглядишь, так похожа она на тот же узор. Леки все глаза проглядел, пытаясь разобрать. Хотя спроси его, зачем, почему это так важно, он не смог бы ответить. То ли «Б», то ли «В», то ли Ф», то ли… Вот бы пальцы незнакомца хоть на мгновенье замерли! Но нет, они только быстрее заработали. Внезапно он обернулся, и Леки отнесло от него в дальний угол небольшой залы.

Если бы Леки в действительности отлетел так далеко, да еще с такой силой, от него вряд ли бы что-нибудь осталось. Но Леки здесь не было. То есть он вроде был здесь. Но его здесь не было. Тут-то Леки и понял, что он снова видит сон наяву. Какая же теперь зима? Была весна, солнце светило прямо в оконце, вспоминал он. Еще вечером он лежал в маленькой комнатке, раненный. Он отодвинулся от стены, плохо почувствовав свое движение. Картинка заколебалась, и Леки испуганно уперся спиной о доски и замер, боясь потерять видение.

Он постарался снова расслабиться, как во сне, силясь разглядеть лицо незнакомца. Но то ли причиной была его неосторожность, то ли сам незнакомец, но лицо его все время расплывалось перед Леки. То оно виделось немного четче, а то превращалось в совсем размытое пятно. Хотя разглядеть его хорошенько вряд ли удалось бы. Густая окладистая борода ниспадала ниже ключиц, целиком скрадывая всю нижнюю половину лица и шею. Высокий лоб был, напротив, открыт, и поэтому лицо казалось совершенно неправильным, хотя ясно разглядеть его Леки так и не смог. Темные круги под глазами, видные даже сквозь размытость образа, указывали на то, что человек давно не спал или сильно изнурен. Леки не удивился бы, если б глаза незнакомца оказались темными, как ночь, как у всех ниори, которых юноше довелось до сих пор повстречать. Но сквозь пелену было все-таки заметно, что они не темнее, чем у самого Леки. Это не ниори. Кто же тогда?

Человек не зря так резко обернулся. В залу ворвались. Солдаты, да много, они быстро заполнили почти всю комнату. И последнее, что Леки видел, это как незнакомец сделал несколько шагов от окна к центру залы. И еще ему показалось, что на беспрестанно меняющемся лице незнакомца он заметил удивление. Или почувствовал. Как это объяснить? Солдаты… В комнате потемнело, похолодало, и Леки почувствовал, что вываливается из этого сна наяву. Картина погасла, и как Леки ни жмурился и ни пытался расслабиться еще раз, виденье не возвращалось.

На губах остался привкус металла, хотелось пить, отвратительно ныл висок. Раньше, во сне, смотреть картины было не так неприятно. Как обычные сны. Просыпаешься, и все в порядке. А теперь… и не разберешь – во сне, наяву ли… Он потянулся за кувшином с водой. Опять глухо заныл бок. Он сдвинулся, чтобы не тянуться руками так далеко, и, видно, из-за лишних движений голова закружилась, и Леки снова вжался в доски за спиной, пережидая это состояние. Но вместо того, чтобы прекратиться, кружение только усилилось, пятна света замелькали перед глазами, ноющий висок принялся пульсировать, и, потеряв всякое понятие, где он находится, Леки… очутился перед избушкой Виверры. Она сейчас была такая же, как много лет назад, не покосилась, не развалилась. Словно никуда Виверра и не исчезала. Вот-вот выйдет из…

Старая знахарка в своем бессменном белом платочке показалась в дверях. Беспокойство явственно отражалось на ее лице. Леки она словно и не видела. Он обернулся туда, куда глядела она. Эти двое, видно, только что вышли на полянку и теперь спорым шагом приближались к старушке. Они шли прямо на Леки, и он невольно посторонился, давая им дорогу, хотя уже понимал: вряд ли он послужит для них преградой. Его здесь нет. Но мысленно он тут, он видит все.

Они подошли. Ошибиться невозможно, выправка уж больно боевая. То ли солдаты, то ли треи, в обычном платье правда. Не больно огромные, но люди опасные, сразу видно. Короткий разговор. Слов не было, вокруг Леки стояла тишина. Верно, сейчас ему только видеть дано, а не слышать. Но они у Виверры не от хворей исцеляться собирались, это ясно. Один толкнул старушку так, что та едва устояла на ногах, Леки только оставалось зубы сжать от ярости. Та сказала что-то примирительно, комкая старческими пальцами край своего аккуратного передника, отрицательно покачала головой. Тогда он схватил ее за плечо, тряхнул. Второй успокаивающе похлопал его по спине, сказал что-то. Двинулся в избушку. Виверра рванулась за ним, но первый молодчик так и не отпустил ее плеча. Теперь уж неприкрытый испуг читался на ее лице. Она больше не пыталась вырваться. Да и зачем? Куда от них сбежишь? Глаза ее умоляли, но какое дело было этому трею до ее глаз?

Второй пробыл в избушке недолго. Вынес плоскую угловатую вещь, завернутую в мешковину. «Книга!» – сообразил Леки. Кивнул своему напарнику. Тот потянул знахарку за руку. Виверра замахала на него свободной рукой, что-то говорила, умоляла, посмотрела на второго, обратилась к нему. Ее только сильнее дернули. Она упала на траву. Тогда первый трей просто взвалил ее на плечо и понес обмякшую ношу туда же, откуда они недавно появились. Наверное, там у них где-то кони скрыты. Или другие молодчики их дожидались.

Лицо Леки перекосило судорогой. Как можно? Она же совсем старая была… Кому она что плохого сделала? Книга, сообразил он. Да кому она понадобилась, эта книга? А если понадобилась, то зачем старуху забирать? Грязные отродья олду! От ярости он начал задыхаться и потерял образ. Была Виверра – и нет. Закончилось. Он уже хотел пошевелиться, но темнота в его голове вновь прорезалась вспышками, и Леки увидел небольшую залу.

Он не сразу узнал ее, потому что комната очень изменилась. Лишь увидав знакомый проем окна, облицованный внизу приметным цветным камнем, он понял, что был здесь совсем недавно. Только теперь комната стала другой. Тогда она была почти пуста: никакой мебели, на небольшом возвышении посреди комнаты вроде лежали какие-то небольшие штучки непонятно для чего. Теперь там находилась книга. Та самая. Хорошо знакомая Леки, который видел ее вблизи не раз. Сама же зала напоминала отчасти диковинную свалку ненужного хлама, отчасти жилище какого-нибудь лекаря в Тигрите. Леки случалось бывать у них. Только здесь приютилось, притулилось друг к другу куда больше разных сосудов и сосудиков, медных, серебряных и глиняных. Даже стеклянных, великая ценность! Одна стена была сплошь в полках, заставленных этой утварью. Хлам, кругом хлам. Богатое покрывало, затканное золотом, валяется на полу, а старая выцветшая тряпка на узорчатом ларе прикрывает ту ерунду, что на нем там сверху понаставлена. В проеме знакомого окна подвески, много разных, вроде амулетов, только на них – Леки подошел поближе – знаки непонятные краской обозначены. А вот еще, с полки свисают. Леки, дивясь, ходил по зале, которая теперь казалась гораздо меньше. Но больше всего его влекла середина комнаты. Он несколько раз пытался приблизиться к книге, но не смог подойти ближе, чем на несколько шагов.

Он видел ее четко и ясно. Тот же потрескавшийся, изъеденный временем переплет, та же неудобная, даже неуклюжая застежка. Большое рыжее пятно в нижнем правом углу. Да, и кожа тут совсем разошлась. Дыра стала гораздо больше, чем он помнил. Книгой часто пользовались. Но кому понадобилась книга старой знахарки? Он ломал себе голову и заметил вдруг, что снова перенесся во времени.

Стояла глубокая ночь, и все вещи вокруг утонули в темноте. Леки различал предметы в темноте хорошо, но мелочей не видел, не то что Дэйи. Но теперь его взор будто бы освещал то, на что был направлен. Вот и сейчас, когда он перевел его от книги, она тоже утонула во мраке, а перед ним выступили несколько горшков на полке. Он присмотрелся и понял, что может все разглядеть, если захочет, однако его наблюдения были прерваны человеком, осторожно вошедшим в дверь. Даже не вошедшим, а просочившимся, потому что он открыл дверь ровно настолько, чтобы попасть внутрь. В согнутой руке, на ладони, он нес что-то вроде светильника. Что-то круглое, сочащееся бледным светом. Этого не хватало, чтобы осветить его лицо, а Леки пока стоял далековато. Человек приблизился, но Леки помимо воли отступил назад во тьму. Потом еще.

Человек подошел к книге, и Леки зачем-то начал обходить его сзади. Незнакомец не поставил светильник, продолжал держать его в ладони. Открыл книгу и посветил на страницу, склонился, внимательно всмотрелся. Леки обошел его, но незнакомец снова выпрямился, голова его ушла в темноту. Леки дальше обошел помост с книгой и встал прямо перед ним. Тот продолжал листать тяжелые страницы. Вновь остановился, склонился, слегка щурясь, шевелил губами, читая знаки. И Леки оторопел. Ровный, хоть и слабый, свет озарил лицо, которое Леки не мог забыть. Это был темноглазый незнакомец из Эгроса, о котором Дэйи наказывал даже и не вспоминать.

И все-таки у него было другое лицо, если приглядеться. Другая, более жесткая, презрительная линия рта. У незнакомца с площади совсем не такая. Он не носил бороды и тогда, и сейчас, поэтому Леки его хорошо разглядел. Нос сгорбился. Волосы вроде стали еще светлее. Странное дело, исчезли заметные морщины на лбу, и теперь он казался моложе. И даже глаза его потеряли свою неистовость, словно в них прикрутили свет. Но это был он! Он, никаких сомнений!

Понятно теперь, почему Дэйи велел ему, Леки, остерегаться! Это очень опасный человек, сказал он, или как там… Пальцы сжались в кулаки. Вот кто погубил Виверру! Ярость затмила его разум, и картина заколебалась. Усилием воли Леки пытался сохранить спокойствие, но оно не держалось в нем более нескольких мгновений. И после отчаянной борьбы с собой Леки сдался, дав волю гневу.

Он вывалился из своего забытья и упал на кровать. Он задыхался, ужасно болели виски, казалось, не только рот, но и весь он полон металлом. Он потянулся за кувшином и жадно, большими глотками, спеша и обливаясь водой, выхлебал все. Удивило не то, как она вся в нем поместилась, а что ему до сих пор хотелось пить. Он саданул кулаком по мягкой кровати, потом нацелился в стену, но вовремя удержал руку, едва коснувшись досок. Рядом спит этот лекарь. Если проснется, от расспросов Леки не уйти. А он не хотел расспросов. Самому нужно было подумать, несмотря на яростную боль в висках.

Мысли путались. Кто этот человек? Зачем ему Виверра понадобилась? И книга ее? И главное, какие дела у него с Дэйи? От этого вопроса Леки бросило в жар. Зачем стражу ниори встречаться с этим негодяем? Леки вспомнил засаду на дороге. Ему оставалось только руками развести. А кто хотел схватить королевского лекаря? Его бедная больная голова не выдерживала всех этих мыслей. Виски пылали, правый глаз подергивался. Даже бок разболелся снова.

Леки постарался успокоиться, ему надо хоть немного поспать. Ему нужно завтра встать во что бы то ни стало! Главное, подумал он, надо расслабляться осторожно. Чтобы опять не понесло. А то снова закружит: одно, второе, третье… И тут его точно обухом ударило: а кто тот, первый? Второе виденье поначалу заслонило первое. Как только Леки увидал Виверру, он совсем позабыл о первом незнакомце из каменной залы. Но ведь он был, он был в этой же зале. И, похоже, ему не поздоровилось. И это тоже, быть может, дело рук того, темноглазого. Но его-то, первого, Леки уж точно никогда не видал, хоть лицо ему не очень хорошо удалось рассмотреть. И Леки, забыв о похвальном намерении заснуть, опять потерялся в догадках. Голова уже опухла настолько, что боль чувствовалась куда меньше, словно была в чьей-то другой голове, которую случайно вставили в голову Леки. Теперь ему даже хотелось, чтобы пришло новое видение, но оно упрямо не шло, даже намека не было. Оставалось только перебирать увиденное во всех деталях.

Заснул он только к утру, поэтому проснулся поздно. Чувствовал себя измотанным, но бок почти не болел. И когда он попробовал сесть на лежанке, прежняя боль и тошнота не вернулись. Тем не менее Лисс был неумолим. Лежать, сказал он, и Леки ничего не оставалось, как послушаться. Он благоразумно промолчал об увиденном ночью. Лису все равно, Барайм – дело дохлое, только расспросами замучает. Да и просьба была от Дэйи: не рассказывать никому о таинственном незнакомце. Поэтому Леки весь день мучился догадками, с нетерпением ожидая приезда стража, отвечая все время невпопад старому лекарю, так некстати охочему до разговоpa, пока тот не оставил его в покое. Несколько раз нетерпеливо справлялся у Имы и у Лисса, нет ли еще стражей. Дэйи не было. Вдруг все-таки не вернется?

Уж ему-то рассказать это необходимо. Он, видно, даже и не подозревает, кто такой на самом деле этот хитрый незнакомец с Главной Площади. Леки выведет этого темноглазого на чистую воду. А если Дэйи все это знает уже, то пускай сам тогда Леки объяснит, зачем с такими лихими людьми якшается.

К вечеру его возбуждение дошло до такого предела, что он решил: лежать больше невозможно. Попробовал сесть, потом встать. Не так все страшно. Тошноты больше не было, только противная слабость в ногах мешала двигаться. Он оделся не спеша, не слушая увещеваний Нока Барайма. На их голоса пришел ниэдэри, но, вопреки ожиданиям Леки, возмущаться не стал, даже помог выйти из комнатки, провел коридорчиком и дальше, по аккуратной деревянной лестнице вниз. Всюду те же деревянные стены, все просто и удобно, ничего необычного, отметил Леки краем глаза. Но не до того сейчас, недосуг разглядывать этот уютный домишко. Если ему нельзя выходить наружу, он не пойдет, заверил он ниэдэри, который словно боялся, что Леки может убежать. Он вот тут посидит, внизу.

Его слова были прерваны стуком в дверь. Лисс снял засов, даже не спросив, кто пожаловал. Нет, ко всем этим штучкам Леки еще не привык.

Дэйи, или, как его называли здесь, Иллири Дэйи, переступил порог, откидывая на ходу капюшон. Кивнул Леки, совсем не удивившись, как будто и ожидал его тут встретить.

– Итэрэи! – сказал он Лиссу.

Они подняли вверх руки, раскрыв ладони. Похожий жест Леки уже видел на площади в Эгросе, и это заставило его вздрогнуть.

– Позови Инхио, – сказал Дэйи целителю, – скорее. Надо собираться как можно быстрее. Нужно уходить отсюда затемно, до утра.

– А Нок как же? У нас даже повозки нет сейчас, надо в деревне искать.

Страж непримиримо повел головой.

– Понесете! – только и сказал.

Ниэдэри подозрительно нахмурился.

– Понесете? Не так-то это просто. И далеко ли они его унесут?

– Ты тоже уходишь, Лисс.

Ниэдэри посуровел.

– Все так плохо?

– Еще хуже. – Страж был немногословен, как всегда.

– И нельзя подождать даже до утра?

– В Балоку идет отряд, – спокойно сообщил страж, располагаясь на скамье, – к ночи будет там. Вряд ли они полезут сюда в лес ночью, да еще после целого дня пути. Станут в Балоке. Так что схватят вас утром. В лесу и так полно людей, что приглядывают за твоим подворьем. Потому они и не опасаются, что вы исчезнете ночью.

– Соглядатаи? Они еще там? – спросил целитель.

– Пока там.

Лисс удалился, шепча что-то себе под нос.

Леки наконец смог кивнуть Дэйи еще раз. Смущенный после своей выходки в лесу, из-за которой стражу тоже пострадать довелось, он не знал, с чего начать.

– Хорошо, что на ногах уже. – Дэйи, как всегда, был необыкновенно заботлив. – Сесть на коня сможешь? Что Лисс говорит?

Его сухость вывела Леки из ступора. Теперь можно и не виниться.

– Если надо, сяду, – сказал он твердо.

Страж снова перевел на него взгляд.

– Что случилось?

– Дэйи, – Леки понимал, что надо говорить быстро, вот-вот снова спустится Лисс, – мне надо с тобой поговорить… одну вещь тебе рассказать… Это срочно. Я понимаю, что не время сейчас, но, может быть, время как раз сейчас и есть! Я видел, опять видел этого человека, которого ты встретил, то есть не встретил в Эгросе! – Невозмутимый Дэйи явно напрягся. – Я видел его так же, как тебя. Я видел жуткие вещи! Я…

Дэйи поднял палец к губам, и Леки замолк. Послышались шаги, три пары ног спускались по лестнице. Так и оказалось. Лисс, Триго, племянник лекаря, которого Леки уже знал, и еще один, до ужаса похожий на Дэйи. Высокий южанин с иссиня-черными волосами, редкой клочковатой бородкой, загаром, буквально сжегшим кожу, и слишком длинными руками. Только когда Леки увидел их рядом и ему представили Лейо Инхио, он понял, что стражи совершенно разные. У второго совсем другое лицо. Хоть они и похожи немного. Сравнивать было трудно, лицо Дэйи почти полностью скрыто, волосы же Инхио были откинуты назад, открывая его скулы, что тянулись много выше, чем им положено, выше висков, словно охватывая глаза. Поэтому на висках не оказалось впадин, наоборот, они выпирали. И глаза были такой странной формы. Но по своей бесстрастности они могли соперничать только друг с другом. Наверное, удивление Леки явственно отразилось в глазах, отчего Лисс улыбнулся себе под нос.

Для Инхио и Триго страж повторил то же самое.

– Ноку будет трудно добираться в Идэлиниори сейчас. Правда, Лисс? – сказал племянник королевского лекаря.

Дэйи покачал головой.

– Сейчас туда опасно пробираться. Ищут не только Нока. Ищут, оказывается, троих или четверых вместе с семьями, со всеми родичами. И ищут очень тщательно. Если все направятся в Идэлиниори… К северо-востоку от Эгроса много солдат согнали. Здесь их тоже немало. Как будто в один день кто-то наметил всех и схватить. В разных провинциях. И на севере, и на западе. Не только в окрестностях Эгроса. Как будто долго готовился кто-то.

– И многих успели?.. – снова спросил Триго, очень тихо.

– Насколько знаю я, никого, – вмешался молчаливый Инхио.

Дэйи покачал головой.

– Мне неизвестно все, но, кажется, никто действительно не попался. Пока.

– Похоже на чудо, – пробормотал Лисс.

Дэйи кивнул. Но Леки показалось, что Дэйи не из тех, кто верит в чудеса.

– Пробирайтесь лучше в Игалор. Ближе и безопаснее. И для Нока легче будет. Я думаю, сын Нока вас приютит. И тебя, Лисс, тоже пока.

Он повернулся к Леки. Тот уже ждал, когда он скажет: «И тебя, Леки». Но он ничего не сказал.

– Сообщают, что от границы с Игалором, наоборот, солдат оттянули. Там нас никто не ждет. И отсюда лесами идти удобно.

– Удобно… – проворчал ниэдэри. – Тебе удобно. А у меня раненые.

– Поэтому еще ночью надо уходить. В темноте им нас не выследить. Мы с Инхио позаботимся, чтобы соглядатаи проспали до утра. Потом уже поздно будет.

– А Тинхэ где?

– На восток поскакал. Если получится, он вас потом найдет.

– Не ждать его?

– Не ждите.

Он махнул рукой, показывая, что разговор окончен, и маленькое собрание внизу растворилось. Дэйи тоже встал и пошел куда-то в глубь дома, увлекая Леки взглядом за собой. Тот старался не отставать. Страж втащил его в совсем маленькую комнатушку и плотно закрыл двери.

– Говори, только старайся ничего не пропускать, – сказал он, садясь, и Леки ощутил необычайное для него внимание.

Он тоже сел и начал про то, что видел два сна, и второй очень важный, но ниори прервал его:

– Начни сначала. И ничего не пропускай. Все это может оказаться даже важней, чем ты думаешь.

И Леки начал с усталого человека у окна. Он старался ничего не пропускать, но Дэйи то и дело его прерывал, переспрашивая какие-то подробности. К сожалению, Леки видел не больше, чем видел, и на некоторые вопросы ответа дать не мог.

– Этот человек из Эгроса, которого ты ждал, – закончил Леки, – он очень опасен! Это он украл книгу Виверры, значит, это он ее со свету сжил!

Страж примирительно положил руку Леки на плечо.

– Ты видел, как он читал эту книгу…

– Да, – перебил Леки с жаром, – как тебя сейчас! Это он был там! Он ее читал!

– Ты видел, как он читал ее, – снова сказал страж. – Не больше.

– Но я же… – Леки осекся. Такая мысль не приходила ему в голову.

– Когда это было? – спросил Дэйи.

– Да я сегодня ночью это видел, я же говорю!

– Я спрашиваю, когда знахарка исчезла.

Леки прикинул.

– Лет семь-восемь.

– Нет! – Сказал, как обрубил. – Не мог он ничего с твоей Виверрой сделать. И книгу украсть не мог семь или восемь лет назад. А вот смотреть мог, это на него похоже.

– Да кто он такой, в конце концов?! – Леки был обескуражен, но настроен решительно. – Ты говорил о нем не вспоминать. Я старался. Но он сам в мои сны лезет, я его не звал! – Конечно же, Леки умолчал о том, что таинственный незнакомец не шел у него из головы. – И кто все остальные из сна, что за солдаты? Я в твои дела уже по самые уши втянут, разве нет? Неужто объяснить мне нельзя, что происходит? Неужто не проще будет? Или ты хочешь, чтобы я умом тронулся?

– Кто-то приближается к дому, – вдруг сказал страж, сорвался с места и вышел из комнаты, резко распахнув дверь.

Леки поспешил за ним.

Инхио был уже около дверей, а Дэйи недалеко, когда послышался стук. Никто и не подумал открыть. Леки увидал, что у Инхио наготове какая-то гибкая трубочка.

Стук повторился. Несильный, но настойчивый. Вниз уже спешили Лисс и Триго. Женщины, видно, остались наверху.

Леки посмотрел на Дэйи. Тот словно и не собирался готовиться к обороне. Он просто мерил дверь совершенно непонятным взглядом.

– Это не понадобится, Инхио, – сказал он, показывая жестом, чтобы второй страж убрал свою трубку.

«Оружие, что ли? Такое маленькое?» – подумал Леки.

Стук повторился в третий раз.

– Мне пройти сквозь дверь? – раздался слабый голос, многократно приглушенный толстенной дверью. Очевидно, говорящий порядочно постарался, чтобы его слова долетели до обитателей дома.

– Открывай, – сказал Дэйи.

Инхио снял засов. Потянул за скобу. Снаружи ему явно помогли, дверь распахнулась.

Темноглазый незнакомец из сна переступил порог и поднял руки в уже знакомом Леки жесте.

– Итэрэи! – сказал он небрежно, окидывая все лица внимательным взглядом.

Ну и пробрало же Леки!