Крытый фургон

Глава 4. ЛИХОРАДОЧНОЕ ОЖИДАНИЕ

На заре громко протрубил горн. Это был сигнал к подъёму. Наступил последний день перед отъездом. Люди сразу же засуетились, собираясь в путь и готовя всё необходимое для дальней дороги. Улицы небольшого городка заполнились фургонами и возами. Полки магазинов быстро опустели — люди стремительно расхватывали всё самое нужное.

Уингейт покинул расположение лагеря и передвинулся на новое место, где он должен был провести последний день перед отъездом. Он попросил командиров четырёх колонн тоже собраться там же. Отсюда они должны были двинуться в Орегон во главе всего каравана переселенцев. Холл, Прайс и Келси сразу же перебрались в новый лагерь Уингейта. Однако Вудхалл не спешил. Дожидаясь его, Уингейт всё больше мрачнел.

По мере того как час отъезда неумолимо надвигался, люди всё больше и больше поддавались самым мрачным предчувствиям. И даже стойкая и обычно очень выдержанная жена не смогла не поддаться страхам. Муж застал её, неподвижно сидящую возле фургона и прижимающую уголок фартука к мокрым от слёз глазам.

— Ты что? — воскликнул он. — Неужели ты дала слабину? Разве в тебе недостаёт смелости, которая есть в жёнах мормонов? Я слышал, что некоторые из них сами впрягаются в повозки и тянут их на Запад вместо лошадей.

— Они делают так, потому что это предписывает им их вера, Джесси. Но для меня Орегон отнюдь не является объектом религиозного поклонения!

— А вот для мужских ушей это название звучит сладкой музыкой, Молли.

— Хватит! Я слышу это на протяжении последних двух лет. Но что случилось с Доннерами не далее как два года тому назад? А четыре года назад Эпплгейты бросили свой дом в Миссури и поехали в Орегон. Кто знает, где теперь лежат их кости? И ты только посмотри, какую землю мы здесь оставляем — такую плодородную, чёрную, щедрую! У нас в Иллинойсе всё прекрасно росло — и пшеница, и кукуруза, вообще всё!

— Да, верно. Но зато и холера выкашивала людей сотнями. И с каждым годом всё более острой становилась проблема с рабством. А летом там немилосердно жарило солнце, в то время как зимой мы страшно мёрзли.

— Да, но зато сколько у нас там было травы! Сколько индеек, сколько голубей мы всегда могли подстрелить на обед. А в лесу даже женщины могли легко добыть енотов и белок, и нам не надо было довольствоваться одними кроликами на обед, как это вынуждены делать мормоны. Сколько у нас бегало цыплят! А гусей, а уток! При этом дочь преподавала в школе, зарабатывая по двенадцать долларов в месяц, а Джед учился кузнечному делу. О чём ещё можно просить? Разве в Орегоне может быть лучше?

— Ты вечно принимаешься ругать Орегон, Молли!

— Но это же так далеко!

— Далеко — но не бесконечно далеко. Мы знаем, что люди уже добрались до этих мест и живут там. А земля там очень богата. Урожаи пшеницы доходят до пятидесяти бушелей на акр, там растут огромные деревья, а реки полны рыбы. При этом зимы там не слишком суровые. Там можно жить, а не прозябать. Да к тому же, — в этот момент в сердце Уингейта заговорил американский первопроходец, — здесь стало слитком скучно. Всё здесь слишком упорядоченное. Мой отец ещё охотился на лосей и бизонов в Кентукки, но это было ещё до моего рождения. А я тоже хочу поохотиться на бизонов. Хочу увидеть новые просторы. Какой настоящий американец не мечтает об этом?

Миссис Уингейт зарыдала:

— Тобой овладела орегонская лихорадка, Джесси!

Некоторое время Уингейт молчал. Затем он заговорил снова:

— Орегонская земля очень плодородна и прекрасно родит. Там можно выращивать замечательные урожаи зерна. А переселенцам там дают по 640 акров земли. Это в четыре раза больше, чем можно получить в любом месте здесь. Мы продали здесь свою землю из расчёта десять долларов за акр. Это больше, чем она в действительности стоит. Пусть спекулянты утверждают, что это не так и что её цена здесь значительно возрастёт, — я им не верю. Пусть они говорят, что хотят, а мы лучше возьмём и переедем в другое место и получим там новую землю. Так делаются деньги, и так они всегда делались в Соединённых Штатах.

— Ты уже заговорил, как спекулянт землёй, Джесси! — воскликнула миссис Уингейт.

— Послушай, Молли, но кто вообще создал эту страну, как не первопроходцы? Пойми, в Орегоне уже живут люди. И я хочу воспользоваться своим шансом, пока не стало слишком поздно. Ведь рано или поздно бизоны исчезнут и на Западе — точно так же, как олени начинают исчезать в графстве Сангамон. Нам надо дать своим детям такие же хорошие шансы начать строить свою жизнь, какие когда-то были у нас самих.

— Такие же хорошие шансы! А разве они их уже не получили? Разве стоимость нашей земли здесь не выросла в разы — ведь когда-то она была всего один доллар с четвертью? И она может вырасти ещё в несколько раз. Это точно произойдёт, когда Молли и Джеду станет столько же, сколько нам сейчас.

— Им придётся слишком долго этого дожидаться.

— Жизнь тоже длится долго. Но каждый должен её прожить, какой бы долгой она ни была. — Миссис Уингейт покачала головой: — Ты только посмотри, Джесси, какие здесь леса — в них растёт и орех, и гикори, и дуб. У нас здесь растёт сассафрас, папайя и лещина. Сколько мы здесь собираем орехов. А дикие сливы здесь намного лучше, чем те домашние, что растут в садах в Кентукки. Если бы ты только дождался сливового варенья, которое я должна сварить этой осенью...

— Эх, вы, женщины! Только и думаете, что о варенье!

— Подожди, Джесси! У нас ведь здесь также растут и все целебные травы и растения, которые нам нужны для лечения — и живокость, и сассафрас, и индейский зверобой. Чего здесь только нет для того, чтобы лечиться во время недугов — а ты ещё рассказываешь мне, как мы должны заботиться о наших детях! Господи, Джесси, мы ведь пять раз переезжали с тех пор, как поженились. И сейчас, когда мы наконец обосновались в очень хорошем месте, где женщина может варить варенье, а мужчина — выращивать свиней, ты вдруг заявляешь, что мы должны бросить всё и податься в какой-то Орегон! Я скажу тебе, Джесси Уингейт: для меня гораздо приятнее смотреть на упитанную свинью, чем на дикого бизона. Боже, Джесси, ты рассуждаешь так, точно ты почему-то обязан переехать в дикий Орегон!

— Знаешь, Молли, как это происходит? Мой отец, который столько раз на своём веку перебирался всё дальше на Запад, рассказывал мне: непонятно, как это происходит, но только вдруг ты понимаешь, что уже сидишь в фургоне, с вожжами в руках и со всем своим скарбом позади себя. И видишь, как твоя жена забирается на переднее сиденье, и садится рядом с тобой. Вот как это происходит, Молли. И моя мать тоже забиралась на переднее сиденье рядом с отцом и...

Миссис Уингейт резко повернулась к мужу. В глазах её по-прежнему стояли слёзы.

— Всё правильно, Джесси Уингейт! И ты знаешь, что я, твоя жена, в этом смысле ничуть не хуже твоей матери. Всякий раз, когда ты садишься в фургон и ждёшь меня, я сажусь рядом с тобой, и мы едем вперёд. Ты знаешь, что так было всегда. Разве нет? Но ты знаешь также, что женщинам переезды даются тяжелее, чем мужчинам. Женщины всегда предпочитают не переезжать, а жить в доме, который сможет выдержать любую бурю.

— Я это знаю, Молли.

Миссис Уингейт промокнула слёзы концом передника.

— Думаю, я захвачу с собой всё наше варенье. Я положу банки в ящик.

— Ну конечно, — кивнул муж.

— И ещё одно. — Она смерила мужа взглядом. — Учти, тебе не удастся помешать мне взять с собой мой комод с зеркалом и гарнитур из шести стульев. И я возьму с собой все семена огородных растений — все, которые я набрала. А также черенки роз. У нас там должен быть дом, Джесси — настоящий дом. Дом, в котором будут уютно чувствовать себя и Молли, и Джед.

— Кстати, где сейчас Молли? — встрепенулся Джесси Уингейт. — Она же должна была помогать тебе здесь.

— Они с Джедом в лагере переселенцев. Я сказала, чтобы они набрали там листьев одуванчиков и принесли сюда. Наверное, сейчас там вокруг неё, как обычно, вьются молодые люди. Ну что ж, когда мы тронемся, у неё будет меньше времени на это. Если Джед будет следить за скотом, то Молли тоже придётся этим заняться. И если днём она будет следить за скотом, а вечером проводить занятия в школе, то у неё будет значительно меньше времени на веселье. — Миссис Уингейт замолчала, а потом добавила: — Я слышала, что во время таких переездов, как нага, некоторые девушки успевают выйти замуж, не говоря о том, что кто-то во время них умирает. В одной книге, которую я читала, было написано, что когда один караван переселенцев двигался в Орегон два года назад, то там успели сыграть свадьбу, принять роды у одной женщины и похоронить одного человека — и всё это на протяжении одного часа. Это Орегон!

— Я думаю, что это жизнь, — возразил её муж. — Кстати, я хочу, чтобы ты запомнила одну вещь. Я не желаю, чтобы наша Молли обращала чересчур много внимания на этого молодого Уильяма Бэниона. На того самого, который раньше был предводителем переселенцев из Либерти. Сейчас, между прочим, он уже перестал им быть!

Миссис Уингейт внимательно посмотрела на мужа:

— Ты считаешь, что Сэм Вудхалл подошёл бы нашей Молли лучше?

— Думаю, что да, — кивнул Уингейт. — К тому же он во всём соглашается со мной. И от него можно не ждать неприятностей во время путешествия. Он с самого начала поддержал меня во время последнего совещания.

— Вот так? Знаешь, а ведь его отец был шерифом, а его дядя, судья Генри Д. Шоуволтер, был даже избран в Конгресс. Но некоторые люди говорили мне, что когда они жили в Кентукки, то семья Бэнионов занимала там более высокое положение, чем семья Вудхаллов. Но вообще-то я думаю, что в данном случае главное решение должна принять сама Молли. Ей уже исполнилось восемнадцать. Ещё немного — и она засидится в невестах. И если надо будет сыграть свадьбу, то, я считаю...

— Никакой свадьбы в ближайшее время не будет, — жёстко оборвал её муж. — И уж точно не будет бракосочетания нашей Молли с Уильямом Бэнионом!