Кубок Нерона

ГЛАВА XIII

Огромная дверь мягко закрылась за мной, преградив путь пронизывающему ветру с оголенных аллей Королевского сада. А едва я пересек незримый луч, протянувшийся от стены к стене между фотоэлементами, мягко раздвинулись стеклянные створки.

В банке царила интеллигентная суета, приглушенная спешка. Ни громких голосов, ни беготни. Только тихий гул, словно в большом улье. А пожалуй, примерно так оно и есть, думал я, стоя на мраморном полу высокого зала. Большой улей, куда прилежные рабочие пчелы несут свой взяток, чтобы спрятать его про запас. На долгие, тяжкие зимы, когда над лугами уже не светит летнее солнышко.

Мои философские раздумья прервал тычок в спину. Я испуганно обернулся и увидел перед собой улыбающегося Свена Линделя.

— Я только что вошел. Надеюсь, тебе не пришлось ждать. Идем ко мне.

Мы зашагали по мраморному полу, затем по ковру* Миновали дверь–вертушку, вошли в лифт, отделанный блестящей латунью и неброским красным деревом, и наконец очутились в просторном кабинете Свена, в угловой комнате на верхнем этаже. На полу ковры ручной работы, на стенах «крупные» имена. Солидная мебель красного дерева, стулья — подлинный «чиппендейл». Все вокруг дышало скромным изыском. «Шпс robur et securitas» — «Здесь сила и надежность», как раньше писали на билетах государственного банка. Я всегда удивлялся, зачем они сняли этот гордый девиз. А то, что он так ярко проявился здесь, было вполне естественно — как–никак это самое сердце одного из крупнейших банков страны.

— Дорогой мой Юхан Кристиан,— сказал Свен, водворившись за письменным столом и искоса поглядывая на бумаги, которые только что принесла сдержанноделовитая секретарша.— Что я могу для тебя сделать? Хочешь взять ссуду или, может, нашел мне Густава Третьего?

— Вообще–то ни то, ни другое.

Свен Линдель уже много лет принадлежит к числу моих постоянных клиентов, он начал заходить ко мне в магазин задолго до того, как стал директором банка, задолго до того, как получил возможность покупать все, что захочется. Но уже тогда у него было безошибочное чутье на качество, и многое он приобрел по ценам, которые теперь кажутся смехотворно низкими. Сейчас ему загорелось купить портрет Густава III, желательно кисти Руслина[45] и в красивой, золоченой густавианской раме. Ведь король–театрал был если не первым, то, по крайней мере, вторым серьезным его увлечением. О личности Густава III, о его жизни и эпохе Свен знал буквально все, а то, чего он не знал, просто–напросто не представляло интереса.

— Я вообще–то пришел спросить тебя совсем о другом. О секретных банковских счетах.

Он удивленно посмотрел на меня, потом рассмеялся.

— Неужели ты настолько преуспел, что вынужден припрятывать денежки? Или соблазнил престарелую богатенькую вдовицу?

— Увы, вопрос чисто теоретический, сам я никаких секретных счетов открывать не собираюсь. Мне туда и положить–то нечего. Просто интересно, какова процедура — как открыть такой счет и как снять с него деньги.

Свен задумчиво взглянул на меня.

— У тебя, видно, есть свои причины,— сказал он,— но меня это не касается. В принципе никакой тайны здесь нет. Если я правильно понял, ты имеешь в виду счета в Швейцарии?

Я кивнул.

— У них другое законодательство и банковская секретность весьма эффективна. И справки они дают, собственно говоря, только в связи с преступлениями. И только по требованию властей. Причем необходимы веские улики и чрезвычайные обстоятельства. Уклонение от уплаты налогов и тому подобные вещи у них в счет не идут,— улыбнулся он.— Получить информацию от швейцарских банков — все равно что заставить священника нарушить тайну исповеди.

— А сборщики налогов знают об этом?

— Еще бы! Сколько раз уходили ни с чем. Но шутки в сторону — на самом деле все просто. Ты устанавливаешь связь с каким–нибудь банком в Цюрихе или Женеве, например, и просишь разрешения депонировать некую сумму. А дальше можно либо воспользоваться обычным счетом, как здесь, в Швеции, либо открыть секретный или цифровой счет.

— Разве это не одно и то же?

— Когда снимаешь деньги с секретного счета, нужно удостоверить свою личность, доказать, что ты есть ты, как говорится.

— Не понял. Я же всегда я?

— Разумеется, но если у тебя цифровой счет, то в общем кто угодно может прийти, назвать его номер и получить деньги. А вклады с секретных счетов выдаются только лицам, депонировавшим деньги, или их полномочным представителям.

— Ясно. Значит, вымани я у какой–нибудь богатой старушенции номер ее счета в швейцарском банке, мне достаточно будет прийти в этот банк, назвать номер — и я получу деньги?

— Я бы не сказал, что все так просто,— улыбнулся Свен,— но почти. В принципе процедура именно такова. Хотя, к примеру, банк ни под каким видом не должен занодозрить, что дело нечисто.

— Ты имеешь в виду, что надо явиться чисто выбритым, в темном костюме и со скромным галстуком?

— Примерно. Но главное, чтобы все было скромно, не привлекало внимания. Ведь большинство из тех, кто пользуется цифровыми счетами, имеют особые причины привлекать как можно меньше внимания. Им лишь бы незаметно войти в банк и незаметно выйти.

— Значит, банк необязательно проверяет, откуда идут деньги?

— В общем, необязательно. Конечно, ничего подозрительного быть не должно. Но ты же помнишь древних римлян, которые, обложив налогом общественные уборные, говорили: деньги не пахнут.

— Я знаю, как ты занят,— сказал я,— и очень благодарен тебе за информацию. Именно это меня и интересовало.

Назавтра я рано утром отправился на автобусе в Ар–ланду. Ждать некогда, иначе я упущу последний шанс, если он у меня вообще есть, В любую минуту могут вызвать на допрос, а тогда за границу уже не выедешь.

Человеку, подозреваемому в двух убийствах, не приходи гол рассчитывать, что ему оставят паспорт. То ли дело, когда сидишь пожизненно за шпионаж. И я улыбнулся про себя, пока автобус трясся в декабрьском сумраке по Упландской равнине. Шпиону и физиономию подновят, и имя заменят, и паспорт, а там и отпуск дадут.

В аэропорту я купил самый дешевый билет до Лондона, в один конец, на самолет «Бритиш Эйруэйз». Кредитной карточкой пользоваться не стал, заплатил наличными и отошел от кассы с билетом на имя мистера Лумана. Юхана Кристиана Хумана проверка не обнаружит, а если стюардессы или еще кто надумают проверять имена, то Луман и Хуман настолько похожи, что путаницу можно объяснить случайностью: дескать, не расслышали.

Паспортный контроль. Чиновник взял мой паспорт, посмотрел на меня сквозь стекло. Потом медленно, обстоятельно перелистал страницы, взглянул на фотографию, потом опять на меня.

Может, моя фамилия у него в списке? — всполошился я. Вдруг они уже заметили, что я исчез? И успели объявить розыск? Эта история забьет последний гвоздь в мой гроб. Возьмут под стражу в Арланде с билетом в один конец до Лондона, выданным на чужое имя. Других доказательств вины просто не потребуется.

Однако до Лондона я добрался без осложнений. Самолет вылетел по расписанию, полицейские на борт не поднимались.

В Хитроу я повторил ту же уловку. Снова купил билет в один конец. На этот раз до Женевы, на имя мистера Мумана. Слава богу, опять без осложнений, подумал я, с облегченным вздохом заняв место у окна в просторном ДС-10 компании «Свиссэр».

Вот–вот должны были задраить люки, уже вспыхнуло табло «Fasten seatbelts»[46]— и тут в проходе между креслами появилась девушка. С трудом переводя дух, она опустилась в кресло подле меня.

— Едва успели,— улыбнулся я.

Она тоже улыбнулась и со вздохом сказала:

— Ужас какой–то — эти огромные аэропорты. Приезжаешь в один конец, а надо, оказывается, совсем в другой. И идешь–ищешь, объяснить никто ничего толком не может. Дерготня и на нервной почве язва желудка — только и удовольствия. Я всю ночь не спала, боялась, не успею на пересадку, ведь наш рейс из Нью–Йорка опоздал на несколько часов.

— Но все же в порядке.

— Со мной — да. А вот с багажом... Мне отнюдь не улыбается торчать в Женеве без лыж и без тряпок.

— Ничего, как–нибудь уладится, дело житейское,— утешил я.

Но у самого у меня, когда я вернулся к купленной перед отлетом «Таймс», такой уверенности не было. Я имею в виду собственную ситуацию. Уладится ли все со мной... В Швейцарию я махнул по чистейшему наитию, в состоянии этакой трезвой паники. Я не мог сидеть сложа руки, нужно было что–то предпринять, попытаться разрубить этот узел, прежде чем меня упрячут в кутузку. Нью–йоркская полиция висит у меня на пятках. Они там убеждены, что я совершил два убийства. А еще за мной следит мафия, крупнейшая в мире, прекрасно организованная преступная машина с безграничными ресурсами. Они на убийства плевать хотели, как говорится, they couldn’t care less, ведь, скорей всего, это их рук дело. Но зато им очень охота наложить лапу на миллионы генерала Гонсалеса. Несмотря на зверские пытки, они ничего не добились ни от Астрид, ни от ее друга. А может, добились? Может, заставили–таки Астрид рассказать, что она отдала мне пленку и кубок? Что ответ на все их вопросы находится у меня?

— Простите, мисс, но это мое место.

Я поднял глаза. Пожилой мужчина в грубошерстном пальто, дородный и румяный, стоял возле моей соседки, рассматривая свой посадочный талон.

— Извините, ради бога,— смущенно сказала она.— Я так спешила, что, наверно, села не на свое место.

— Never mind. Ничего–ничего,— добродушно прогудел он.— Свободных кресел хватает. Сяду у окна, только и всего.

Вот это удача! — подумал я. Лететь до Женевы с такой соседкой куда приятней, чем с толстым немецким коммерсантом, который явно займет чересчур много места и вконец меня задавит.

Когда передо мной возник пластиковый поднос с привычным гибридом завтрака и обеда, я сложил газету, сунул ее в карман на спинке переднего кресла и повернулся к девушке. Длинные пепельные волосы, серьезное личико, прямой нос, большие серые глаза, чуть подведенные и оттого еще более темные. Пальцы, державшие белый пластмассовый прибор, были длинные, тонкие, с длинными ногтями, покрытыми ярко–алым лаком. Наверно, ей около тридцати. Хотя на первый взгляд она кажется моложе. Усталая складочка возле рта, усталые морщинки вокруг глаз. А что удивляться? Всю ночь летела над Атлантикой, сидя в тесном самолетном кресле, и тревожилась о судьбе лыж и чемоданов.

— Вы в Нью–Йорке живете? — спросил я, распаковывая сандвич.

— Нет. Впрочем, смотря о каком Нью–Йорке вы говорите.— Она улыбнулась и сразу помолодела. Точь–в–точь юная, полная ожиданий школьница, впервые выехавшая за рубеж.

— А разве их два?

— Город и штат. Я из Буффало, и это тоже Нью–Йорк. Штат Нью–Йорк.

— Знаю, знаю. Я ведь был там однажды, правда давно.

— А я знаю, что вы там делали!

Я недоуменно посмотрел на нее.

— Ясное дело, любовались Ниагарским водопадом,— сказала она и опять улыбнулась.

— Один — ноль. Что верно, то верно. Но мне не повезло. А может, наоборот, повезло. Потому что увидел я кое–что особенное.

— Что же именно?

— Я был там на Пасху, прилетел самолетом из Нью–Йорка. Пасха была ранняя, а зима затяжная, так что чуть ли не весь водопад являл собой громадную сосульку.

— Ниагара on the rocks[47].

— Вот–вот. А это видел не каждый. Потом я еще зашел в музей. Тоже немыслимое заведение — чего там только нет! Начиная с мумий и кончая двухголовыми телятами. И все эти бочки, в которых разные психи пытались преодолеть водопад.

Я не ошибся. Джейн Фрайден была куда более приятной соседкой, чем толстяк немец. Как выяснилось, она служила секретарем в одной из адвокатских контор Буффало, играла в теннис и в гольф, любила путешествовать и обожала лыжи. Бывала в Юте, и в Скво–Взллн, и в прочих «крупных» лыжных центрах Америки. А теперь вот они с подругой — та едет через Париж — собрались в Швейцарию. Я вынужден был признаться, что мои представления о горнолыжном спорте весьма скромны. Когда я был мальчишкой, подъемники в горах были редкостью, а ездить за границу кататься на лыжах казалось немыслимым. Карманных денег школьникам давали в обрез, а пасторского жалованья моего отца в приходе Вибю, что под Эребру, едва хватало на хлеб насущный. К тому же мне всегда нравились равнинные гонки.

— Cross country? Да, это тоже неплохо, но не так динамично. Вы только представьте: стремглав мчишься по кручам, а все–таки чувствуешь себя хозяином положения, полностью все контролируешь.

— Вот бы и мне,— сказал я, — чувствовать себя хозяином положения и полностью все контролировать.

— Это начисто снимает стрессы. Потому что сосредоточиваешься на все сто процентов. Ни для чего другого просто нет места. А потом наступает блаженная усталость. Ляжешь пораньше и спишь как сурок.

— Что ж, пожалуй, мне бы это подошло. — Я усмехнулся.— Начисто снять стрессы и полностью владеть ситуацией. А потом спать как сурок, всю ночь.

— Ну так приезжайте, в любой день. Возьмете лыжи напрокат, а я поучу вас кататься.

Она засмеялась, точно пошутила со мной, а теперь давала мне возможность отбросить шутку, поговорить о другом. Но по глазам я понял, что она пригласила меня всерьез. Что она с удовольствием поучит меня кататься, что мое общество ей по душе. Хотя, наверно, я опять обольщаюсь на свой счет, подумал я, подставив чашку улыбающейся стюардессе: пусть нальет еще кофе. Да и после происшедшего в Нью–Йорке мне бы следовало остерегаться и не ловить красивых девушек на слове.

Над Парижем я рассказал, чем занимаюсь, как живу, а когда самолет снижался над горами Юры, заходя на посадку в Женеве, мы толковали о разоружении и охране окружающей среды. Очаровательная девушка, образованная, с широким кругом интересов. Явно много читала, много размышляла.

— Я буду жить, кажется, в «Отель де виль»,— сказала она, когда самолет катился по рулежной дорожке к аэровокзалу.— Минутку.— Она пошарила в сумочке, достала открытку.— Да, «Отель де виль». Если захочется, можете позвонить. Мы пробудем здесь денек–другой, а потом уедем в Виллар.

— В таком случае звонок обойдется мне недорого.

Ее глаза наполнились удивлением.

— Я заказал номер в той же гостинице,— соврал я. Безобидно, в общем, соврал. Где–то мне все равно надо остановиться, так почему не в той же гостинице, что и Джейн? Да и для туристов сейчас не сезон. В этакую пору — в мороз и без твердой надежды на солнце — разве что энтузиаст станет, рискуя жизнью, съезжать по ледяным кручам. Поэтому номер наверняка найдется. В крайнем случае всегда можно сказать, что с заказом вышла осечка.

Но мне повезло, я получил номер с видом на Женевское озеро и Монблан. Он где–то там, в густых тучах, плывущих над озером, как сказал мальчик, который принес в номер мой чемодан. А вечером я ужинаю с Джейн и ее подругой. Что ж, визит в Женеву начался для меня весьма недурно.

Сейчас приму душ, разберу чемодан, но первым делом проверю одну вещь. Я взял с полки над ночным столиком телефонную книгу, открыл раздел «Банки». «South Pacific Bank». Или, может, по–французски — «Banque de South Pacific».

Я долго искал, листая страницы. В Женеве сотни банков и контор, но того, что мне нужен, не было. Не было банка, о котором упоминала Астрид.

Расстроенный, я положил книгу на место. Неужели пустой номер? Приехал на ура и проиграл. Не обходить же все банки в городе, предъявляя мой секретный номер. Уж тут–то полиция мигом меня сцапает. Насчет этого я не сомневался.