ГЛАВА XVIII

Я быстро дошел до конца длинного коридора, открыл дверь с надписью «Sortie»[57] и очутился в помещении, где стояли мягкие кресла и стол, а в углу за стеклянной перегородкой сидела дама. Очевидно, это был приемный покой отделения «Скорой помощи». Дама подняла глаза, я кивнул, она ответила улыбкой и опять уткнулась в свою газету.

В больничном дворе было пусто и уныло. Вереница машин на стоянке, несколько фонарей на высоких столбах. Холодный ветер гулял по заснеженной мостовой. Без пальто я сразу почувствовал ледяную хватку мороза. И затосковал по теплому лыжному костюму, которому любой ветер нипочем. Но костюм висел на плечиках в шкафу моего неведомого благодетеля.

Так вот я стоял, одинокий в густеющих декабрьских сумерках, на автостоянке при больнице в горах Швейцарии. В краденой одежде, без пальто. Двое жестоних убийц гнались за мной. А в тени, возможно, затаились другие. Вернуться к Джейн, к машине — несбыточная мечта. Мой номер в гостинице наверняка тоже под наблюдением.

Неожиданно во двор въехала машина, подрулила к краснокирпичному зданию больницы и остановилась у главного входа. Из нее вышла женщина, огляделась по сторонам. Это была Джейн Фрайден.

— Джейн! — крикнул я и бросился к ней.— Джейн, подожди!

Она посмотрела на меня, но сперва не узнала.

— Я все понимаю,— сказал я, с трудом переводя дух.— Красное снаряжение там, в больнице. У меня не было другого выхода. Подробности расскажу в машине. Надо удирать, пока они нас не сцапали.

— Я страшно беспокоилась за тебя,— сказала она, когда мы уже ехали по двору.— Думала, что–то случилось, ведь ты так и не появился, хотя я долго ждала в конце трассы. А когда я спросила, мне сказали, что наверху вертолет подобрал двоих — с переломом и с инфарктом, вот я в конце концов и поехала в больницу разыскивать тебя.

— Погоди,— сказал я, застегивая ремень.— Сейчас все узнаешь.

Когда я кончил, она не произнесла ни слова, сосредоточенно глядя вперед, на шоссе. И лишь через некоторое время, обгоняя маршрутный грузовик, сказала:

— Ничего не понимаю. Мы катаемся наверху на лыжах, и вдруг являются какие–то два типа и норовят столкнуть тебя с обрыва. Почему?

Настал мой черед молчать. Сколько я могу рассказать ей? А ну как она остановит машину и высадит меня, когда услышит, что меня подозревают в двух убийствах и что за мной гоняются разные группировки, которым невтерпеж добраться до исчезнувших миллионов генерала Гонсалеса?

— Это долгая история,— наконец проговорил я.— Я расскажу тебе. Но не сейчас. Слишком уж все сложно.

— Вижу,— сухо заметила она. — Угрозы убийства, краденая одежда. Сердечный приступ. Кстати, кто уладит насчет лыж?

— Я сам все сделаю. Главное — вернуться в Стокгольм и поговорить с полицией.

— С полицией? — Она сбавила скорость, взглянула на меня. А они тут при чем? Ты что, хочешь заявить на этих двух злоумышленников? Но ведь в таком случае надо обратиться в швейцарскую полицию, а?

Я нс ответил, не хотелось мне вовлекать ее в историю, о которой ей стоит знать как можно меньше. Не то чтобы я боялся, что она тоже позарится на миллионы в банковском сейфе, но чем меньше ей известно, тем лучше для нее. Мои преследователи знают, что мы вместе, и, не поймав меня, могут взяться за нее. Вот почему она должна остаться в стороне. Цена и так уже слишком высока — три человеческие жизни. Два убийства в Нью–Йорке и одно в Стокгольме.

— Ладно,— сердито сказала она.— Не хочешь рассказывать, не надо. Я не обижусь.

Мы замолчали. Стемнело, пошел снег. По ветровому стеклу скользили дворники, в машине было тепло и уютно, из радиоприемника приглушенно лилась музыка, добротная старомодная музыка — «Гленн Миллер для тех, кто тоскует по дому», так называлась программа, в самый раз для меня. Под мягкие, сентиментальные звуки я задремал, потом заснул, а проснулся, когда мы уже въехали в Женеву.

— Высади меня за квартал от гостиницы,— попросил я Джейн.

— Зачем? На улице снег, а ты без пальто.

— Надо проверить, не ждет ли меня там приемная комиссия.

— А тебе не кажется, что те, кто потерял тебя на лыжне, до сих пор там ищут?

— Может быть, но я не хочу рисковать. Поднимись к себе и жди меня там. Я попробую войти через заднюю дверь, тогда администратор не увидит, что я вернулся. Если за моим номером наблюдают, спрячусь у тебя. Вдобавок ты и живешь на другом этаже.

— Alright. Зря ты так мудришь, честное слово, но, в общем, тебе виднее.

— Будем надеяться,— тихо сказал я.— Правда будем надеяться.— Но у меня вовсе не было твердой уверенности в благополучном исходе.

На набережной, не доезжая нескольких сот метров до гостиницы, она остановилась, и я вышел.

— Увидимся через десять минут, если все будет в порядке,— сказал я в открытую дверцу,— Ну а уж если я сегодня вечером не появлюсь, тогда звони в полицию. Пусть они свяжутся со Стокгольмом, с тамошними коллегами. Спросить нужно комиссара Асплунда. Калле Асплунда.

— Калле Асплунда. Ладно. Юхан... — Она замолчала.

— Да?

— Удачи тебе! — Она коснулась моей руки. Я захлопнул дверцу, и машина скользнула в темноту.

Удача, думал я. Она бы мне очень не помешала. Вопрос в том, хватит ли одной удачи.

Поеживаясь в тонком блейзере, я обогнул гостиницу сзади и прошел вдоль фасада, но по противоположной стороне улицы, наблюдая за главным входом. Похоже, все тихо–спокойно. Ни длинных черных лимузинов у подъезда не видно, ни людей в темных пальто, незаметно караулящих поодаль. И все–таки я решил не рисковать, вернулся на задворки, открыл дверь, предназначенную для рассыльных и грузчиков, и очутился в хозяйственных помещениях за кухней. Узкая лестница вела в ту часть, где жили постояльцы. Кончалась лестница коридором, который упирался в грузовой лифт. Вот на нем я и доберусь до Джейн. Лифт полз медленно, но вот он, пыхтя, замер, и ободранная стальная дверь с мерзким скрежетом отворилась.

Снова дверь, на сей раз ведущая в гостиничный коридор, и через минуту я уже стучался в номер Джейн.

Внутри послышались шаги,

— Юхан? Ты?

— Да.

Она открыла. Я вошел. Но она была не одна. В кресле у окна сидел мужчина. На столике перед ним — бутылка «Баллантайна» и стаканы. Он встал, шагнул ко мне.

— Это мой друг,— сказала Джейн,— Вы, по–моему, незнакомы. Роджер Ли. Юхан Хуман.

Он с улыбкой протянул руку. Я пожал ее. Крепкая, сильная рука.

— Виски? — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Да, благодарю вас. Сегодня я это заслужил.

Я сел в кресло с высокой спинкой возле балкона, глядя на него и на Джейн, которая доставала лед из маленького холодильника. Что, собственно, происходит? Мы с Джейн расстались на улице меньше десяти минут назад, а он уже тут как тут — откуда только ваялся?

Я скользнул взглядом по Роджеру Ли. Высокий, худощавый, светловолосый. Американец. На вид лет сорок, спортивный, тренированный. Наверно, увлекался в колледже бейсболом или, может, предпочитал американский футбол? Жесткий, надо думать, человек и не робкого десятка. Глаза серо–голубые, и вообще, внешность прямо–таки скандинавская. Уж не огромная ли волна северной эмиграции прошлого столетия занесла его предков в Миннесоту?

— Пожалуй, надо кое–что объяснить,— быстро сказала Джейн. Она как раз вернулась к столику со стеклянной миской, полной мелких кубиков льда.— Случай привел Роджера сюда еще несколько недель назад, а он знал, что мы с Рут приедем в Швейцарию кататься на лыжах. И что поселимся в этом отеле.

— Я позвонил сегодня, — сказал Роджер Ли, прихлебывая виски,— но Джейн не застал. А вечером зашел наудачу, и, когда стоял в холле, вдруг появилась Джейн. Повезло, верно? — Он поднял стакан и улыбнулся.

Я тоже приподнял свой стакан. И ненароком взглянул на его часы. Они показывали два, хотя на самом деле было восемь. Если он здесь уже не первую неделю, мог бы и перевести часы с нью–йоркского времени на женевское.

— Пожалуй что так,— ответил я.— Вы надолго здесь?

— Смотря по обстоятельствам. Нужно уладить кой–какие дела, а как закончу, вернусь в Нью–Йорк.

— Он занимается финансами. Да, Роджер? Как и раньше, капиталовложениями?

— Совершенно верно. Всегда могу предложить интересную идею. И всегда рад заинтересованному партнеру. Который хочет делать дела. Выгодные дела.

— Любопытно,— благовоспитанно отозвался я. Хотя в действительности дела мистера Ли были мне глубоко безразличны. Я надеялся, что он скоро уйдет и я смогу спокойно поговорить с Джейн. Потому что время не ждет. Мне нужно домой, повидать Калле Асплунда, пока они не нанесли новый удар, пока ничего не случилось.

— Особенно предпочтительно золото,— продолжал Ли,— Недвижимость — штука рискованная, биржевые курсы вечно скачут то вверх, то вниз. Чаще всего вниз. А вот золото держится стабильно. Такова одна из немногих истин, которые подтверждены историей. Кто закапывает свое золото в саду, может спокойно спать по ночам, а?

— Поскольку у меня нет ни золота, ни сада, я судить не берусь, однако в ваших словах, наверно, есть доля правды.

Он быстро взглянул на Джейн, потом опять повернулся ко мне, понизил голос: дескать, все это сугубо доверительно, между нами.

— У меня есть предложение. Очень и очень выгодное.

Я посмотрел на него. Он что, видит во мне потенциального клиента? Мол, богатый европеец, который ищет, куда бы вложить деньги, новый клиент в списке?

— Выгодное предложение всегда интересно послушать.

— Скажем, пополам?

— Пополам? — озадаченно повторил я.— Простите, я что–то не очень понял.

— Все вы поняли.

И он опять улыбнулся. Ослепительной американской улыбкой, точно с рекламы зубной пасты. Интересно, зубы–то у него свои или искусственные, вставленные после хоккейного матча либо аварии на гоночном автомобиле? — подумал я. Это было бы вполне в духе Роджера Ли.

— У меня золото, у вас деньги. Почему бы нам не заключить сделку?

— Ну вот что,— сказал я, подливая себе виски из плоской темно–коричневой бутылки.— Боюсь, тут какое–то недоразумение. Денег у меня нет, и золото я покупать не собираюсь. Откровенно говоря, я вообще человек безденежный. Во всяком случае, таких капиталов не имею. У меня антикварный магазин в Стокгольме, и подобными сделками я не занимаюсь.

Роджер Ли рассмеялся и посмотрел на Джейн.

— Неплохо, — сказал он сквозь смех.— Молодец, ценю. Осторожность никогда не мешает. Антикварный магазин в Стокгольме! Денег не имею! — Он опять захохотал. Потом посерьезнел, перегнулся через стол.— Раз так, выражусь яснее. Я знаю, где находится золото. Гонсалесово золото. А еще знаю, что ты сидишь на его швейцарских миллионах. По крайней мере, знаешь, где они спрятаны, и речь идет явно о многих миллионах долларов. Но без нашей помощи тебе до них не добраться.

Я посмотрел на него, на Джейн. Вот, значит, как. Она в той же банде, потому и подсела ко мне в самолете.

Внезапно я почувствовал, что устал, устал и выжат как лимон. Целый день на взводе, и вот реакция: мышцы болят, руки–ноги не гнутся.

— Или еще проще,— сказал он уже без улыбки.— Тебе известен номер счета, и мы намерены узнать его. Выбирай. Либо ты даешь нам номер и получаешь взамен деньги, много денег,— можешь сразу прикрыть свою лавочку и до конца дней сидеть сложа руки.— Он умолк.

— Либо?

— Либо мы сами возьмем.

— Но так нельзя.

— Нельзя? Ты, вероятно, думаешь, будто мы орудуем раскаленными клещами и бормашинами. Бывает, бывает, но все же мы немножко поцивилизованнее. Мы предлагаем обмен.

Он вытащил из внутреннего кармана пистолет, направил на меня.

— Кошелек или жизнь — так, что ли?

Я хотел пошутить, но прозвучало это не очень уверенно.

— Не волнуйся. Прошу.— Он вытер пистолет носовым платком и протянул мне.— Сам видишь, мы народ цивилизованный.

Я взял пистолет. Взвесил на руке — тяжелый. Что делать? Исчезнуть, с пистолетом вместо прикрытия? Скомандую ему: «Руки вверх! Ни с места!» —а сам за дверь и поминай как звали! Исчезну из гостиницы и из Женевы.

— К сожалению, он не заряжен.

— Жаль.

Я опустил оружие на стол. Ли взял его, но опять платком. Аккуратно завернул и положил на телевизор у себя за спиной.

— Вижу, ты несколько удивлен. Что ж, объясню. Этот пистолет передал мне один старый приятель. С ним связана прелюбопытная история: из него была убита Астрид Моллер, а теперь он сплошь в твоих «пальчиках». Так как насчет обмена?

Загрузка...