Кубок Нерона

ГЛАВА XXIV

— Твое здоровье! — сказал Калле Асплунд, поднимая бокал с золотистым «Траминером». Я очень люблю это вино. Пряное, душистое, очень своеобразное.

На сей раз угощал я. Провиантом запасся на Эстер–мальмском рынке. Если есть на земле благодатное местечко, этакое преддверие рая для гурманов, то искать его надо, пожалуй, именно здесь. На этом рынке найдется все, что душе угодно. Нежные куропатки, пестрые с конские и упландские фазаны. Иссиня–черные глухари из сибирской тайги. Карельские медвежьи окорока. Кряквы с зеленовато–блестящими головками и сизые голуби, что в августе на рассвете, хлопая крыльями, снимались с жировок на гороховом жнивье среди перелесков Сёдерманланда и с глухим стуком падали наземь под ружейными выстрелами. Говяжья вырезка, вся в нежных прожилках, пухленькие цыплята, даже отдаленно не знакомые с морозилками и пластиковой упаковкой. И, разумеется, рыба. Оцепеневшие, поблескивающие зеленой чешуей щуки из залива Сальтшён, упитанные окуни, нежная, жирная лососина. Горы зелени. Пирамиды глянцевитых яблок. Немыслимо алым цветом, словно пришедшим с ренессансных полотен, светится подле золотистой морошки клубника. Связки чеснока свисают со стояков. Земля Гесем, истекающая ароматами и зрительными впечатлениями.

Идти по каменным плитам мимо прилавков и просто смотреть — для меня уже волнующее событие. А что до многочисленных соблазнов, так лучше всего избавляться от них по способу Оскара Уайльда. То есть идти у них на поводу. Что я и сделал, на сей раз тоже.

Начали мы с икры ряпушки. В большом рыбном ряду была и крупнозернистая форелевая икра, и мягкая сиговая, но я остановился на своей любимой, которая, на мой взгляд, куда вкуснее даже русской. Я подал ее в половинках авокадо. Хрусткая, красновато–желтая икра, каждое зернышко чувствуешь на зубах. И зеленовато–желтое мягкое авокадо, консистенцией напоминающее застывшее масло. Затем норландекий лосось горячего копчения с отварным картофелем и тающей во рту подливкой. Причем свежайший. Коптился у меня на кухне. Новое приобретение, предмет моей гордости. Финская штука, называется «Эресаву» и вмещает два крупных лососевых филе или четыре рыбки поменьше. Помогает мне творить чудеса кулинарного искусства.

Подал я и сыр. Для гостей он у меня всегда наготове. Твердый вестерботтенский, до того острый, что все нёбо горит. Мягкий, почти жидкий бри и бессовестно рассыпчатый горгонзола. А для полноты картины вино — «бордо», к примеру «Шато–Смит–От–Лафит». На десерт я выбрал нынче ванильное мороженое с шоколадом. Знаю–знаю, это банально и по–детски, но разве нельзя иногда позволить себе ребячество? От этого жизнь гораздо веселее. Бледно–желтое ванильное мороженое и темно–коричневый, почти черный, горячий шоколад, от которого мороженое тает. Ваниль и шоколад. Изысканное сочетание. И чуточку сухого хереса, чтобы сбить сладость.

— Да-a, мы с тобой много вместе хлебнули, но эта история побила все рекорды,— задумчиво сказал Калле, раскуривая одну из моих кубинских сигар от Дави–доффа.

Было это уже после обеда, когда мы расположились в креслах у камина. В камине пылал огонь, в густавиан–ском кофейнике дымился черный как ночь горячий кофе. На серебряном блюдечке лежали тоненькие пластинки «After Eight». Мятный вкус шоколада изысканно оттенял легкую кофейную горчинку.

— На днях я получил протокол из Нью–Йорка. Любопытное чтение.— Калле посмотрел на меня.— Ты хоть понимаешь, что в этом запутанном деле был на волосок от...

— Понимаю,— сказал я, разливая кофе по тонким майсенским чашкам, которые принес из магазина. Не то чтобы Калле знал толк в фарфоре и эстетике, но мне они нравились, да и кофе куда вкуснее в тонких чашках, чем в толстых кухонных кружках.— Такого количества пистолетов я за всю мою жизнь не видал да и в такие переплеты не попадал. Бог свидетель.

— За тобой охотилась мафия. И жена свергнутого диктатора со своей шайкой. Ну и еще кое–кто.

— Ты имеешь в виду Джима Андерсона?

— Гм. Сперва я думал, у него вроде как blackout[68]. Вырубилось что–то в башке, когда подвернулся этакий шанс. Но, судя по тому, что пишут американцы, он, видимо, все продумал. И просто ждал удобного случая. Ведь он руководил расследованием. Все нити из Сантинаса и от генерала сходились к нему. Он единственный знал, каков размах этого дела, как много было украдено. И пошел по стопам Карлоса. Решил урвать себе кусочек пирога. Причем заметь, действовал весьма ловко.

— Что бы случилось, если б вы не подоспели вовремя? Если б ты поднялся в квартиру и увидел там, что Ли и женщина убиты, а я сижу на диване с простреленной головой и в руке у меня пистолет. Джим Андерсон ушел бы черным ходом, и вы так никогда и не разобрались бы по–настоящему в происшедшем.

— Я бы, конечно, поломал себе голову над тем, почему ты позвонил и попросил меня прийти, но боюсь, все так или иначе свидетельствовало бы против тебя. Астрид в Нью–Йорке и отпечатки пальцев на орудии убийства. Отсутствие алиби в Стокгольме, когда был убит мнимый полицейский. Поездка в Женеву с билетами на чужое имя, потом перестрелка в гостинице, во время которой был ранен печально известный мафиозо. Слишком уж много всего. Наверно, мы бы решили, что ты осознал безвыходность ситуации и покончил с собой.

Размышляя над его словами, я достал из большого деревянного ящика длинную белую металлическую гильзу с бандеролькой «Давидофф», обрезал один кончик сигары и поджег на другом конце «крышечку» из кедрового дерева. Она вспыхнула маленьким факелом, зажгла сигару. Голубоватый дым медленно поплыл к потолку. Тогда все решали минуты. Приди Калле позже, я бы теперь здесь не сидел. Не без удовольствия я отхлебнул изрядный глоток темно–золотого коньяку из стеклянной рюмки.

— Генерал Гонсалес был не просто диктатором, но еще и редким мерзавцем,— сказал Калле.

— А что, есть разница?

— В нашем случае — да. Он ведь не довольствовался тем, что растрачивал государственную казну и вкладывал полученные от дружественных стран военные субсидии в недвижимость — во Флориде, Нью–Йорке, Швейцарии и бог весть где еще. Собираясь удрать, он вывез из Центрального банка, по сути, весь золотой запас. Но и это не все: он участвовал в необычайно прибыльном наркобизнесе.

— Занимался контрабандой наркотиков?

— Не традиционным образом. В куда более крупных масштабах. С его ведома и благословения львиная доля южноамериканского кокаина перед отправкой в Штаты проходила в Сантинасе очистку и грузилась на транспорты. От этого он имел солидный процент. Так что в золоте из государственной казны он не нуждался. Но со скрягами вечно одна и та же история: набивают мошну, пока не лопнут. Вот и он тоже. Лопнул.

Калле взял свою рюмку, пригубил темно–коричневый «Рено» и продолжил:

— Как и большинство диктаторов, кончил он плохо. Народ взбунтовался, в горах началась партизанская война, н в итоге он выпустил бразды правления. Как ты знаешь, он был убит на крыше президентского дворца, когда собирался удрать на вертолете. Но делишки свои успел обтяпать, большая часть денег ушла в женевский банк. Американцы думают, что есть еще несколько счетов такого типа в других местах, и вовсю разрабатывают эту версию.

— Тогда–то в игру и вступил дружок Астрид?

— Совершенно верно. Тогда–то и появился Карлос. Смерть генерала дала ему в руки долгожданный шанс, ведь он был агентом диктатора в США. Гонсалес доверял ему как сыну. Да он и был почти что сыном. Приемным по крайней мере. Генералова третья жена, Мадам, с этим так и не примирилась. До замужества она танцевала в одном из ночных клубов Майами, всего–навсего. И Карлос считал, что имеет на деньги точно такие же права, как и Мадам. Но здесь он промахнулся.

— Если б только это. Его убили.

— Да. Сперва пытали, но выжали мало что. А мафия взялась за Астрид Моллер. Они решили, что Карлос все ей рассказал. Видимо, так и было. И она страшно боялась, как бы они не заграбастали ее сокровища. Потому и использовала тебя и твой приезд в Нью–Йорк. Наверно, сочла, что вид у тебя вполне честный.

— Скорее глупый.

— Пожалуй, это ближе к истине,— засмеялся Калле.— Она–то, конечно, думала приехать в Стокгольм, когда страсти улягутся, и забрать вещички. Ну а что было дальше, ты знаешь. Бедняжку тоже убили. Причем им было известно, что вы с ней встречались, они видели твое имя и адрес в ее записной книжке. Так что выйти на тебя оказалось вовсе не сложно.

— Кто же ее убил?

— Мафия. Они были неплохо осведомлены насчет Карлоса, знали о его отношениях с Астрид. Поэтому нечего удивляться, что они решили взять ее в оборот.

— А этот... бровастый... из той же банды?

— Нет, Марио Астрис — hitman у Мадам. То есть профессиональный убийца. Его послали в Европу разделаться с тобой. Еще немного — и он бы в этом преуспел. Ведь он не дилетант. Был у Гонсалеса полковником тайной полиции. В Нью–Йорке они, очевидно, следили за тобой. И обыск у тебя в гостинице, скорей всего, тоже они устроили. Скажи спасибо, что не попал к ним в лапы, а то бы узнал, почем фунт лиха. Я видел фотографии Карлоса, Арлингтон показывал.

— Страшные, да?

— Не то слово. Все тело в ожогах от сигарет. Пальцы отрезаны и бог знает что еще. Колени перебиты.

— Но Роджер–то Ли мафиозо?

— Да. Преступлений за ним что псалмов в псалтыри. Жуткий тип, хотя с виду ничего себе. Но внешность обманчива. На самом деле это — хладнокровный беспощадный убийца.

— А как он оказался участником этой истории?

— Мафия на всем норовит руки нагреть. Они вели с генералом наркогешефты и отлично знали, что он купается в деньгах. Возможно, даже помогали ему «отмыть» часть денег и разместить их в Америке. После смерти Гонсалеса они мигом смекнули, что тому, кто знает, где искать, будет чем поживиться. А поскольку Карлос был убит, занялись Астрид. Американцы считают, что они еще и заручились поддержкой одного из старых сицилийских мафиози.

— А мнимый полицейский из Нью–Йорка?

— Его послали сюда сицилийские пособники Мадам, на разведку. Но дальше этого дело не пошло, как ты знаешь. Он был убит, и, по мнению американцев, тут поработал твой приятель Ли, но это не доказано. Пока. Они усиленно уговаривают его выступить вроде как главным свидетелем обвинения.

— По–твоему, если он заговорит, его выпустят?

— Нет, в нынешней ситуации вряд ли, но приговор смягчат, и здорово. Электрического стула он уж точно избежит.

Я поежился при мысли, что сам едва туда не угодил, и плеснул себе еще немного коньяку.

— А женщина?

— Грета Бергман?

— Нет. Джейн Фрайден. Она–то как во все это ввязалась?

— Работала на мафию. Она любовница Роджера Ли.

— Все что угодно, только не мафия! С виду–то благовоспитанная шведская барышня из общества.

Калле улыбнулся.

— Ты разве не знаешь, что мафия в США — одна из крупнейших коммерческих империй. Оборот у них во много раз больше, чем у иных солидных промышленных корпораций. А где есть деньги, всегда найдутся и пособники.

— Ты имеешь в виду, что они работали по двум направлениям — секс и насилие? Она должна была постараться выманить у меня секреты, а в случае неудачи в игру вступал пистолет?

— Именно так. И ведь до чего ловко придумали! Ты берешь в руки орудие убийства — и все, ты в капкане. По времени ты мог убить Астрид, но улики отсутствовали. А теперь их было сколько угодно — весь пистолет в «пальчиках»! Просто, как апельсин.

— Непонятно только, откуда они знали, что «пальчики» мои? Я же у них не зарегистрирован.

— А мы–то на что...— Калле слегка сконфузился. Такое бывает нечасто, но тем более бросается в глаза.

— По–твоему, выходит...— медленно проговорил я.

Он кивнул.

— Увы, да. Георг Свенссон постарался. Помнишь, он вел твое дело, но потом заболел.

— Значит, в тот раз, когда ты показывал мне музей криминалистики и мы для смеху сняли отпечатки пальцев, ты их не уничтожил?

— Нет, черт побери, судя по всему, они попали в картотеку,— смущенно сказал Калле.— Но тогда это не имело ни малейшего значения, в твоей честности никто не сомневался. А вообще, у тебя так или иначе взяли бы отпечатки пальцев по ходу расследования. Вдобавок ты ими всю ее квартиру испятнал.

— Пожалуй, ты прав. Хотя знать бы...

— Да брось ты, теперь уж все равно,— перебил Калле.— А вот Грета Бергман, в существование которой я, признаться, ни минуты не верил, зовется Инес Манн, родилась она в Италии, но мать и отец у нее немцы, в Италию попали во время войны. Тоже ничего себе птичка. Как выяснилось, хорошая наша знакомая. Мы держали ее под надзором. Даже телефон прослушивали, а ведь ты знаешь, как трудно получить на это разрешение.

— В чем вы ее подозревали?

— Наркотики. Она работала на итальянский синдикат, который поставлял в Швецию кокаин. Сперва героином занимались, потом переключились на кокаин. Масть этого добра шла через Сантинас. А она все время каталась туда в отпуск. Потому наши ею и заинтересовались. Живет на широкую ногу, а, по сути, не работает. То и дело на больничном. Она переводила на конференциях и еще кое–где подрабатывала.

— Понятно. Квартира на Риддаргатан. Черная норковая шуба. Дорогие украшения.

— По–видимому, ее назначили связной Ли в Стокгольме, и, знать ничего не зная про Грету Бергман, она явилась к тебе прозондировать почву. Встреча превзошла ее ожидания,— добавил Калле с легким сарказмом.— Ты выложил куда больше, чем она рассчитывала; она понятия не имела, что тебе так много известно.

— Ты сказал, что ее телефон прослушивался,— быстро перебил я, стараясь увести разговор в другое русло.— Ну и как, познакомился уже с записями?

— Да, и они свидетельствуют в твою пользу. И здорово помогут нью–йоркской полиции. Там есть сведения, которых ребята из отдела наркотиков не поняли и отнеслись к ним без интереса, поскольку к их епархии это отношения не имело. А речь, между прочим, шла о тебе и обо всем об этом. Обиняками, конечно, чтоб никто не догадался. Но, зная итог, несложно расставить фрагменты головоломки по местам.

— И что теперь будет?

— Полиция возьмет под стражу всех, кого только можно. Хотя это очень непросто: защитники будут изворачиваться любыми способами, а улик не так уж и много. Потому ньюйоркцы и обхаживают Роджера Ли. Он — их главный козырь. Само собой, если уцелеет. Ведь свидетелей обвинения не раз, бывало, убирали прежде, чем они успевали наломать дров.

— А деньги?

— Все, что удастся изъять, будет возвращено новому правительству. Им это здорово пригодится.

— Стало быть, за мной охотились вдова свергнутого диктатора, сицилийская и нью–йоркская мафии. Не считая шведской полиции. И конечно, Джима Андерсона.— Мне вспомнился его холодный, психопатический взгляд. И палец на курке пистолета.

— Пожалуй что так.— Калле провел ручищей по спинке Клео. Кошка подошла к нему после обеда и до тех пор терлась о его ноги, пока он не размяк и не налил ей в блюдечко сливок. Закусив, она угнездилась у него на коленях.— Если б они тебя забрали или Джим Андерсон успел выстрелить, я бы взял Клео к себе. Имей в виду на будущее. Если и впредь намерен знакомиться с девицами в барах. Будь здоров, старый Равальяк!

— Кстати, ты напомнил мне один анекдот.— Я раскурил погасшую сигару.— Забавный.

— Ты и такие знаешь?

— Дело было, когда шпиона Берглинга выпустили на свободу с новым паспортом, новым лицом и новым именем. У мафии в разгаре важное совещание, как вдруг входит связной и говорит: «Есть новости — плохие и хорошие».— «Ладно. Давай выкладывай».— «Начну с плохих. Нас ищет полиция»,— «Ай–яй–яй. А хорошие?» — «Полиция–то шведская».

Но Калле не засмеялся. Только отхлебнул коньяку.