Кубок Нерона

ГЛАВА XXII

— Послушайте,— в смятении сказал я.— Все это — огромное недоразумение. Я ни в чем не виноват.

— Да ну?

— Неужели вы не понимаете, что все это — интрига, цель которой — свалить на меня вину за то, чего я не совершал? Я расскажу все подробно, и вы со мной согласитесь.

Медленно и детально я изложил всю историю, шаг за шагом, эпизод за эпизодом. Рассказал про Нью–Йорк. Про то, как Астрид решила, что в ее квартире устроили обыск. Как я пытался найти Грету Бергман и как она в итоге появилась, чтобы опять исчезнуть. Как я сумел соединить шифровку с пленки и записку на донышке кубка и поехал в Женеву. Как угодил на лыжной трассе в лапы преследователей, удрал от них, а в номере у Джейн встретился с Роджером Ли. Когда я рассказал про пистолет и про то, как он хитростью заставил меня взять оружие в руки, чтобы на нем остались отпечатки моих пальцев, американцы с улыбкой переглянулись.

И закончил свою длинную речь, но их, похоже, не убедил.

— Интересно,— сказал Джим Андерсон.— Очень интересно. Но вы ведь не станете требовать, чтоб мы этому поверили? Астрид Моллер дает вам пленку с информацией о пятистах миллионах долларов и стеклян^ ный кубок, который принадлежал императору Нерону и стоит чуть ли не миллион! Ну сами подумайте! Вы, значит, серьезно хотите внушить нам, что такая прожженная особа, как Астрид, преподнесет вот это все случайному знакомцу из бара на тарелочке с голубой каемочкой, а когда он соберется восвояси, еще и платочком ему на прощание помашет? Впрочем, басня про пистолет в Женеве придумана классно. Раньше я такого не слыхал. Но когда–никогда всё случается в первый раз.— Он захохотал.

— Что ж, мистер Асплунд,— сказал комиссар Арлингтон.— Боюсь, дальше мы сегодня не продвинемся. Предлагаю начать официальное разбирательство завтра. Сейчас мы поедем в посольство, обсудим формальности с выдачей. При всем уважении к вам и вашим коллегам мне кажется, что мы у себя в Нью–Йорке, быть может к несчастью, имеем побольше опыта в обращении с подобными типа*ми. Тут и мафия замешана, и генералова шайка.

— Сами знаете, для Вашингтона это больной вопрос,— добавил Джим Андерсон,— Убийства, хищения и обман с выходом на большую политику. Н-да, черт побери, чем только не приходится заниматься. Ну, пока. До завтра.

Они встали, за руку попрощались с Калле Асплундом. А меня даже взглядом не удостоили.

На пороге Джим Андерсон еще раз обернулся.

— Наверно, мы сумеем достичь договоренности. Если нам будет передано чистосердечное подробное признание, можете оставить Хумана себе. Для нас главное — установить точное местонахождение денег и переправить эту информацию их нынешнему правительству. Учитывая наши интересы в том регионе, вы, разумеется, понимаете, что проблемы носят политический характер и есть только один способ разрешить их — конкретными делами доказать, что мы поддерживаем новый режим. На Хумана, как такового, нам начхать. Можете засадить его за решетку здесь, не обременяя американских налогоплательщиков. Обдумайте мои слова, Goodbye.

Ах ты, боже мой! — Калле Асплунд е вымученной улыбкой вновь уселся за письменный стол. Он достал ( вою коротенькую трубку, вытащил щепоть буровато желтых табачных волокон и стал набивать ими прокуренную до черноты головку, медленно, методично. Словно хотел сосредоточиться на этом занятии, чтоб не смотреть мне в глаза.

— Так какое твое мнение? — тихо спросил я.

— Н-да... что тут скажешь? Теперь все это не в моей власти.

Он чиркнул спичкой. Вспыхнул огонек, резко запахло серой, и сразу же комнату наполнил едкий табачный смрад: из трубки вырвалось серо–желтое облако дыма. В иной ситуации я бы встал и открыл окно, но сейчас мне было не до этого. Дым? Ну и пусть, какая разница.

— Слишком многое свидетельствует против тебя,—сказал он, помолчав, и посмотрел на меня.—Хуже всего, конечно, отпечатки пальцев. Прочие вещи еще можно так–сяк уладить, но по трем пунктам факты остаются фактами. И с точки зрения полиции они очень весомы.

— Ты имеешь в виду, что я был в Нью–Йорке, когда ее убили?

— Совершенно верно. Ты находился в городе. И был последним, с кем ее видели. А в женевской гостинице было найдено орудие убийства. С твоими отпечатками пальцев. Вдобавок у тебя нет алиби на момент убийства.

— Для высылки этого достаточно?

— Какая уж тут высылка. Выдача — вот как это называется. Если, конечно, наши согласятся. Ведь такая процедура предусматривает, что разбирательство по твоему делу и суд состоятся в Нью–Йорке. А у них там, увы, все не так, как у нас. Я не хочу сказать, что суды там продажные или тебе не дадут нанять хороших адвокатов. Просто, если можно так выразиться, у них совсем другой стиль работы. И приговоры гораздо суровее.— Калле замолчал.— А во–вторых,— он взглянул на меня,— история с Гретой Бергман.

— Да?

— Ты говорил, что разыскивал ее. Даже побывал У Греты Бергман, которая живет на Эстерлонггатан.

— Правильно. Говорил. В доказательство того, что я действительно старался найти ее. Что она была, еще прежде чем мнимая Грета явилась за пленкой и исчезла.

— Мы с ней побеседовали. С твоей Гретой, которая живет на Эстерлонггатан.

— И что же?

Он покачал головой.

— Она все отрицает: мол, и к ней ты не заходил, и вообще, она никогда тебя не видала.

— Не может быть. Она ведь сама открыла мне. Вышла на мой звонок. Хотя...— Я осекся.

— Что «хотя»? — Калле устало посмотрел на меня.

— Она была не вполне трезвая. От нее пахло алкоголем, а на столе я заметил бутылку джина. Наверно, потому она и забыла.

Он вздохнул.

— Да–а... Вот прижмет тебя нью–йоркская полиция, так им эти твои «забыла» да «подшофе» просто подарок. Я–то, допустим, тебе поверю, но ты же сам слышишь, как это все неубедительно.

В селекторе зашуршало.

— Калле,— раздался голос секретарши.— Тебя Свенссон спрашивал. Они зашли в тупик и хотят с тобой посоветоваться.

— Он что, на проводе?

— Нет, сидит у себя в кабинете. Их там несколько человек, и он спрашивал, не можешь ли ты зайти. Минут на десять, максимум.

— Ладно,— буркнул Калле, вставая.— Иду. А ты подожди пока здесь.— С этими словами он направился к двери.— Я быстро.

Не волнуйся, подумал я. Не удеру. Куда бежать–то? Ну вот, упрячут меня теперь в крохотную тесную камеру и начнут без конца допрашивать. А потом я опять полечу в Нью–Йорк. Только на этот раз не один. Под конвоем двух здоровенных полицейских. Одна надежда, что на время полета хоть наручники с меня снимут. Я же не стану выпрыгивать из самолета где–нибудь над Гренландией, с километровой высоты. Ну что, что я могу сделать? Джейн Фрайден — куда она подевалась? Ведь могла бы засвидетельствовать, что этот Ли сунул пистолет мне в руки. Она же видела, как все произошло, и на лыжной трассе мы тоже были вместе. Джейн может рассказать о вертолетах и «скорых». Только зачем ей это? Рыльце у нее в пушку не меньше, чем у других.

И, дав показания в мою пользу, она, пожалуй, подпишет себе смертный приговор. Я не питал иллюзий относительно участи тех, кто нарушает законы мафии. Если она. конечно, работает на них. Возможно, она из Генераловой шайки. Куда ни кинь — все клин. Потому Грета Бергман и захлопнула дверь у меня перед носом. Того же поля ягода. И сколько бы Калле Асплунд на нее ни жал, она не заговорит, не расскажет, как получила от меня кассету Астрид.

Я встал, подошел к окну, посмотрел вниз на улицу. Декабрьские сумерки ползли по крышам. Бледное солнце опускалось за горизонт в той стороне, где виднелся мост Транебергсбру. В окнах напротив вспыхнул свет, над мостовой висели гирлянды с вифлеемскими звездами. Отпраздную ли я Рождество, как обычно, или буду сидеть где–нибудь за решеткой в переполненной нью–йоркской тюрьме, среди омерзительнейших подонков — убийц, воров, насильников, торговцев наркотиками? Я читал про тамошние тюрьмы, что сидеть там куда опаснее, чем ходить по городским улицам. И я отнюдь не горел желанием приобретать такой опыт. Но что делать? Похоже, капкан захлопнулся. Я под замком в полиции. Почти что арестован.

Стоп. Под замком? Калле вышел, а дверь открыта. Он не запирал ее на ключ. Значит, у меня еще есть шанс. Последний — пока не поздно. Кстати, где–то у Калле в столе, по–моему, лежит служебный пистолет. «Вальтер». Однажды он мне его показывал. И сетовал, что калибр маловат, потому и действенность не ахти. Он, понятно, не имел привычки стрелять в людей, но коллеги жаловались. Им нужно более эффективное оружие, которое птиц на лету останавливает, сразу действует как шок. А из этой пукалки надо раз пять выстрелить — иначе никакого толку. Да еще не дай бог убьешь кого–нибудь, всадишь пулю в жизненно важный орган. И Калле опять запер ящик.

Я обошел вокруг стола, осмотрел его. Несколько ящиков были выдвинуты. В одном замке торчала связка ключей. Я быстро, один за другим, выдвинул ящики. Перерыл пачки писем и документов. Обнаружил несколько пакетов этого ужасного табаку. Коробочки со скрепками и резинками. Множество карандашей. Блокноты и бланки. А в самом нижнем ящике справа, в глубине лежала плоская кобура со служебным пистолетом Калле. Я достал оружие, взвесил в ладони. Магазин был полон. Кобуру н оставил на месте, ящики задвинул н с пистолетом во внутреннем кармане вышел из кабинета. попрощался с секретаршей, которая с улыбкой кивнула мне из–за своей большой пишущей машинки. Мы с Маргаретои Сундгрен давно знаем друг друга. Не близко, конечно, но я много раз бывал в кабинете у Калле Ас и лунда, и много раз она соединяла нас по телефону. Судя по всему, Калле не сказал ей, что его старого друга и соперника арестовали за убийство. Меня это порадовало.

В коридоре я нажал на кнопку лифта, но безуспешно. Лифт не шел, а искать лестницу я не рискнул. И ведь рано или поздно появится Калле. Не дай бог, на лифте приедет!

Наконец–то. Вспыхнул зеленый сигнал, и дверь мягко открылась. Пока мне везет — кабина была пуста. Вахтер у входа даже не взглянул на меня толком, он читал «Афтонбладет». А на улице я как раз успел перехватить такси, высадившее двух дам преклонного возраста, с пластиковыми сумками универмага «Олене».

Выстрел вслепую, думал я, откинувшись на мягкую спинку сиденья, когда машина влилась в поток уличного движения. Поездка в Женеву тоже была выстрелом вслепую. На этот раз я не так уж верил в успех, однако выбора у меня не было.

На углу Биргер–Ярлсгатан и Риддаргатан я отпустил такси и зашагал той же дорогой, что и несколько часов назад. Пересек улицу возле «Стурекаттен», прошел между домами во двор, к подъезду в дальнем углу.

Из открывшейся двери высыпали ребятишки, засуетились под ногами, веселые, бойкие. Теляток из яслей выпустили на выгон. Погулять среди ледяных горок и качелей.

Но вот и дверь с табличкой «Муберг». Я понятия не имел, что стану делать и что может случиться. Знал только, что это мой единственный шанс. Встретиться с Гретой Бергман, тряхануть ее как следует, чтоб дала показания в мою пользу. Отобрать пленку с рождественскими песнями. Это в корне все изменит, подтвердит, что я не врал, что я не убийца.

Три длинных звонка — дверь приоткрылась, совсем чуть–чуть. Я быстро сунул в щель ногу, распахнул створку. Передо мной стояла она. Поначалу рассерженная и удивленная, узнав меня, она испугалась.

— Где кассета?

Какая еще кассета?

— Не валяй дурака,— прицыкнул я.

На меня смотрели холодные черные глаза. И опять я поразился, до чего она похожа на хищную птицу. Тонкий нос с горбинкой, жесткие черные глаза под черными крыльями бровей. Волосы короткие, словно гладкий шлем.

Она пожала плечами.

— Ладно, заходи.— Она кивком показала на гостиную.

— Дамы вперед,— съязвил я.

Я не доверял ей — вдруг схватит что–нибудь у меня за спиной.

Она первая вошла в комнату, села в большое кресло у балкона. Мебель изящная, похоже, из магазина «Свенскт Тенн», но ведь в их среде деньги не проблема. Когда человек связан с мафией и с гангстерами, ясное дело, с той и с другой стороны ему кое–что перепадает. Да и сыграв Грету Бергман, она определенно не осталась внакладе.

— А теперь слушай меня,— сказал я и сел напротив.— Я понимаю, ко всей этой истории ты имеешь весьма косвенное отношение, тебе просто велели зайти ко мне и прозондировать, что мне известно насчет Астрид и вообще. Я же с ходу клюнул: прямо чуть ли не в дверях назвал тебя Гретой Бергман. А тебе только того и надо было. Потом я всучил тебе кассету, и ты, довольная собой, исчезла. Верно? Так было дело?

Она кивнула. По лицу ее скользнула легкая улыбка. Интересно, что тут смешного? — горько подумал я. Что с ее помощью меня загнали в угол, откуда фактически было только два выхода — пожизненная тюрьма или смертная казнь?

— Ситуация хуже некуда: меня подозревают в убийстве Астрид. Ты одна в состоянии мне помочь. Ведь полиция вообще не верит, что ты есть на свете. Считают, что я все выдумал.

— Куришь?

Я покачал головой.

— Жаль. Это дает время подумать.— Она наклонилась вперед, открыла серебряную коробочку на столе, достала сигарету, но не закурила, а, глядя на меня, вертела ее в руке.— Если я помогу тебе, каков будет мой... так сказать, гонорар?

Я улыбнулся. Ну, дальше ехать некуда, мелькнуло в голове. У них одно ценится: деньги. За деньги все сделают. И убийство совершат, и свидетелями выступят, чтоб от тюрьмы спасти.

— К примеру, номер женевского счета. Устраивает?

— Более чем.— Она закурила, глядя на меня сквозь дым,— Только вот можно ли на тебя положиться? Откуда я знаю, вдруг ты назовешь не тот банк и не тот код?

— Да плевать мне на этот ваш счет,— устало сказал я.— Вы убиваете и преследуете людей, лишь бы деньги заграбастать, а для меня они ничего не значат. Даже будь у меня возможность пойти прямиком в банк и на тачке вывезти эти ваши золотые горы, я бы пальцем не пошевелил. Я хочу спокойно жить, и все. Во всяких там грязных деньгах я не нуждаюсь. Неужели непонятно?

— Почему? — помолчав, сказала она. — Я тебя понимаю. Но мои друзья едва ли поймут.

— А разве обязательно посвящать их в наш уговор?

— По–твоему, мне следует забрать все себе? — Она кисло улыбнулась.

— Вот именно. Не все ли равно, кто возьмет эти деньги.

Я встал, намереваясь сесть рядом, убедить ее. И тут сзади послышался легкий шорох. Словно кто–то крадучись пробежал по мягкому ковру. Я не успел обернуться, на голову обрушился удар, мир перед глазами взорвался вихрем ослепительно белых искр, а в следующий миг настала кромешная тьма.