Кудеяров дуб

ГЛАВА 12

На Варваринской и разошлись. На ней же увидели и первые разрушенные бомбами дома и первые трупы. Людских не было. Или не убили никого несколько сброшенных сюда бомб или мертвых уже убрали, но перед большим зданием лучшей в городе школы, бывшем гимназии торчали раскинутые врозь ноги нескольких лошадей и три колеса опрокинутой тачанки. Сама школа горела. Из ее больших окон густо валил багровевший в закатных лучах дым. На противоположном краю площади стояло в ряд несколько пятнистых грузовых машин. Около них неторопливо двигались немецкие солдаты, а невдалеке стояла кучка русских, с любопытством на них смотревших. К ней и завернул Миша, простившись уже по-дружески со своим случайным спутником.

— Мишка! Мишка! — Услышал он крик, проходя еще средину площади.

Кричал и махал ему рукой однокурсник Петя Лушин, по прозвищу «Тасс» или попросту Таска. Это, известное во всем мире сокращенное название телеграфного агентства СССР, он заслужил своей поистине замечательной осведомленностью обо всех явных и тайных событиях и происшествиях в жизни института. Как он узнавал всё, что было не только решено при закрытых дверях служебных кабинетов начальства, но и говорено в деканатах всех факультетов и даже за строго охраняемой дверью спецотдела, можно было объяснить только его необычайной интуицией, но на проверке его сообщения оказывались почти всегда правильными. Сам он, когда его спрашивали об источниках информации, только хвастливо взбивал русый вихор и прищелкивал языком.

— Это дело наше, хозяйское! А ведь правильно оказалось! Слушайте старика и оказывайте ему причитающийся по званию почет!

— В точку! — обрадовался, увидав его, Миша. — Как раз ты мне и требуешься! Ну, сыпь сначала сводку основных направлений, а потом перейдем к мелким сообщениям, как в «Известиях». Институт разбомбили?

— Целехонек. Ни одного стекла не выбито и весь городок без потерь, если не считать без вести пропавших, то есть сбежавших утром. А низу досталось: станции, железнодорожному поселку и прилегающим улицам.

— Элеватору с мельницей тоже?

— Нет, туда не попало.

— А — горит?

— Это, браток, свои уже постарались, энкаведисты или наш брат, комсомол, по заданию. Не разберешь — кто, а только они взорвали и зажгли. Видишь, как дымит?

— Что было! — оживленно зачастил он. — Как грохнули первые бомбы, все — кто куда! Конечно, дурдом. По большей части на улицу высыпали и в парк культуры побежали. У Колосова от испуга разрыв сердца. В ящик сыграл.

— Он и раньше сердцем болел. Помнишь, как часто лекции пропускал?

— Единственная жертва из состава всей профессуры. Да, надо полагать, и из всего института в целом. У нас, в общежитии, как ты знаешь, убежище было заготовлено, но не понадобилось. Да и не полез туда никто. Смысла не было. Противовоздушная оборона наша полностью не явилась на свои посты, как того и надо было ожидать. Какой дурак на крышу полезет! А вот директора маслозавода свои убили, — перескочил он на другую тему.

— Как свои? Кто? — даже остановился от удивления Мишка.

— Его же рабочие, маслозаводские. Немцы уж в город вошли, а он, дурак, стал лузгу бензином поливать для поджога. Увидели и пристукнули тут же. Может быть, только бока бы намяли, тем бы и отделался, да он наган вытащил. Ну, и в момент! Нет ваших!

— Ты, словно радуешься этому? — еще больше удивился Мишка.

— Не я один. Многие сейчас радуются. Ты когда из города ушел?

— До солнца. Я на учхоз зооинститута бегал.

— Значит, и утренних сообщений не знаешь? Так вот, в ночь из НКВД всех арестованных куда-то перегнали. То есть не всех, а видели, как с собаками их ночью из города вели. Однако кое-кого оставили на их несчастье.

— Чье это ихнее?

— Тех, конечно, какие остались. Всем крышка.

— То есть, как?

— Очень просто: гранаты в камеры через окна покидали, ну и в крошонку всех.

— Что ты говоришь? — откачнулся всем корпусом Мишка.

— Новое дело! Чего корежишься? Всё, как полагается: по радио «братья и сестры», а на деле вот как этих братьев и сестер — гранатами. Что сейчас там делается — смотреть страшно!

— Где?

— Да опять в том же НКВД. В главном здании. Туда сейчас вход свободный. Пожалуйста, без пропусков. Набежали родственники арестованных, особенно тех, что за последние дни были взяты. Ревут, мертвяков по частям собирают. Кровищи, кровищи! И на полу и на стенах! А немцы ходят и аппаратиками пощелкивают. Фотосъемка. Им что? — пожал плечами Таска и добавил с нескрываемым удовлетворением: — Ну и тем, кто эвакуировался, тоже попало. На станции два состава застряли, так один бомбой гробонуло — тоже в кашу. И болтают, что ушедшие поезда не то на Пелагиаде, не то на Изобильной тоже в переплет попали.

— Ты не знаешь, — прихватил за рукав Таску Миша, — доктор Дашкевич эвакуировался?

— Понимаем ваш вопрос по существу, уважаемый товарищ, пояснений не требуется, — засмеялся Таска. — Будьте покойничком, здесь она. Сам доктора видел. На станции раненых обслуживает. Да и зачем ему уезжать? Из здравотдела одни «привилегированные» выехали: Конторович, Маргулисиха наша, Вейзер из мединститута, ну и прочие. Русские доктора сейчас все на работе. Однако здесь нам больше делать нечего. Айда в общежитие! Там теперь, наверное, уже все собрались, вернулись с «сезонных работ». Значит, пожрем!

Студенты быстро зашагали вдоль стены городского парка культуры и отдыха. Его массивные, поставленные еще владевшим когда-то этим парком вельможей решетчатые железные ворота были раскрыты настежь. Сквозь их пролет виднелся ряд тяжелых немецких автомашин, расставленных в знаменитой на весь край аллее развесистых вековых каштанов — гордости города.

— Вот это, брат, техника! — хлопнул себя по ляжкам Таска. — Смотри, кухня-то походная: прямо фабрика на колесах. Это я понимаю, — восхищался Таска, тяготевший ко всему механическому.

— Идем скорее, — тянул его за плечо Мишка, — вон, должно быть, часовой стоит. Заберут еще!

— Ни в жисть! — отмахнулся от него Таска. — Я уж туда до самой беседки пролазил. И ничего. Не по-нашему: «Отходи, стрелять буду», а никакого внимания не обращают. Один даже, по видимости повар, лопотал мне что-то и по плечу все хлопал. Эх, не учил я немецкого в десятилетке! Ни слова не понял, а интересно было бы поговорить. Ну, ладно, двинулись.

Но двигаться пришлось недолго. Пройдя шагов сто, студенты снова остановились, на этот раз без опаски: причина остановки была вполне законной, нужно было прочесть объявления, которые лепил на стенку полуразрушенного бомбой дома в доску пьяный Володька. Работа ему давалась трудно. Кисть вместо ведра с клеем попадала в канаву, шедшую сбоку тротуара. А когда удавалось метко направить ее в гущу клея, то возникала новая трудность: мазнуть ею по стене, от которой Володьку отталкивала какая-то неведомая сила, и подобный взмаху меча мазок рассекал лишь воздух, засыпая мутными брызгами и стену, и самого Володьку. В данный момент расклейщик держал обеими руками лист объявления и, раскачиваясь всем корпусом, нацеливался влепить его на стену.

— Я честно, понимаешь. Тружусь честно, по-советски, — разъяснял он кому-то невидимому. — Ты говоришь, пьян? А я работаю. Вся, вся типо… — тут язык Володьки как-то неудачно повернулся, и ему пришлось, тяжело вздохнув, повторить: — вся типография работает по-советски…

Пробежав глазами уже наклеенное объявление немецкого коменданта, призывающее население города к спокойствию и порядку, Таска бесцеремонно полез в сумку расклейщика.

— Нам дожидаться некогда, пока ты тут развернешься. По паре вот этих дай, что на зеленой и что на желтой бумаге.

— Я говорю, вся типография, — ухватил его за плечо Володька и, найдя эту точку опоры, единым духом докончил фразу: — работы не прерывала, да! По-стахановски! — выкрикнул он и, совершив этот подвиг, беспомощно рухнул на тротуар.

— Так, — бормотал Таска, пробегая по строчкам еще пахнувшие свежей краской бумаги, — приказ о сдаче всего оружия, даже охотничьего. Ну, это как водится. Посмотрим другое. Всем, желающим получить работу, командование германской армии предлагает явиться завтра, четвертого августа, к восьми часам утра в помещение комендатуры и заявить бургомистру… Вот это ловко! — выкрикнул он, суя листок под нос Мишки. — Читай! Читай! Всеми буквами: «бургомистру инженеру Красницкому». Здорово?

— В чем «здорово?» — озадачился Мишка. — Ты этого Красницкого знаешь? Откуда он?

— Я-то да не знаю! — ухмыльнулся с видом превосходства Таска.

— Я всех и всё по всей области знаю. Красницкий — главный инженер ближайшего к городу участка на строительстве канала. Понял? Значит, вчера его там подхватили и сюда готовенький аппарат управления привезли. К тому же он — кандидат партии. Интересно! Вот это я понимало — организация! План выполняется на все двести процентов. Четко?

— По-стахановски! — проревел Володька, став на четвереньки. — Жми! Гони! Беспереб… — уткнулся он снова носом в землю.

— Ну, так и мы гоним скорей к ребятам со свежими новостями, — потянул теперь Таска Мишку, попав снова в сферу своего всезнайства.