Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Глава 4 Русь и Мамаева Орда в начале 1370-х гг. «Розмирье» 1374–1379 гг.

Начало 1370-х гг. ознаменовалось активизацией отношений русских князей с ханами Мамаевой Орды. Вероятно, это напрямую связано с тем фактом, что в период с 1369–1370 гг. по осень 1374 г. Мамай и его ставленник Мухаммед-Булак контролировали столицу Орды — Сарай, будучи, таким образом, правителями Джучиева улуса.

Чем же отличался Мамай от своих современников: сторонников и противников? Источники не сохранили известий о времени и месте рождения темника. В то же время сохранившиеся сведения позволяют утверждать, что уже при великом хане Бердибеке темник Мамай имел статус старейшего эмира (великого князя). На наш взгляд, упоминание в арабских источниках о таком статусе не следует рассматривать как утверждение, что Мамай входил в ближайшее окружение хана (М. Г. Сафаргалиев[462]). Однако и говорить о том, что Мамай не был включен в состав ближнего окружения хана, нет достаточных оснований. Показательно, что в хронике Ибн Халдуна указан лишь его социально-политический статус. Однако там же отмечается, что Мамай был женат да дочери Бердибека по имени Ханум, то есть являлся зятем великого хана — гургеном. Такое положение в Орде было очень почетным.

Арабские авторы отмечают, что еще при жизни хана Бердибека Мамай вступил в должность, равную должности окольничего при дворе египетского султана[463]. Известно, что его владением стал Крымский улус. После гибели Бердибека Мамай откочевал на полуостров, вероятно, сохраняя лояльность к ханам Кульпе (ноябрь 1359 — апрель 1360), Наврусу (апрель 1360 — весна 1361) и Хизру (весна 1361 — лето 1361)[464]. По крайней мере, до лета 1361 г. сведений о борьбе Мамая против правительства в Сарае не сохранилось.

По данным русских летописей, летом-осенью 1362 г. сарайский хан Мурад попытался распространить свою власть на правобережье Волги. Ему удалось разбить войска хана Кильдибека и убить его. Однако Мамай разгромил войска Мурада и вытеснил его на левобережье Волги, распространив свою власть на междуречье Дона и Волги[465].

Около 1363 г. Мамай выдал ярлык на Владимирское великое княжение малолетнему московскому великому князю Дмитрию Ивановичу[466].

В 1367 г. после смерти хана Азиза в Сарае начал чеканку своих монет хан Абдуллах. От его имени правил Мамай. К этому времени темнику удалось захватить лишь столицу и ее окрестности. Уже в 1368 г. там отчеканили первые монеты хана Хасана[467].

Летописи отмечают, что в 1370 г. «Мамай у себе в Орде посадил царя другого Мамат Салтан» (Мухаммед-Булака)[468]. Именно к этому времени относятся первые монеты, выбитые от имени этого хана в Новом Сарае (771 г. х. — 1369–1370 гг.). Однако к 1375 г. Мамай и его ставленник вновь были выбиты на правобережье Волги[469].

В ноябре 1371 г. Мамай наладил дипломатические отношения с Египтом. Его посольство прибыло к султану. Эль Мухебби приводит обращение, которое применялось по отношению к Мамаю в посланиях: «Да увековечит Аллах всевышний благодать его высокостепенства эмирского, великого, ученого, воинствующего, поддерживателя, единственного, пособника, помощника, многозаботливого, предводительствующего, нойона, эссейфи, славы ислама и мусульман, главы эмиров двух миров, пособника воителей и борцов, вождя ратей, сокровища государства, подпоры царей и султанов, меча повелителей правоверных»[470]. С 1372 г. власть темника распространяется на Прикубанье: с этого года в Маджаре чеканят монеты его ставленника — Мухаммед-Булака[471].

В противовес Мамаю, контролировавшему Сарай летом-осенью 1362 г., летом 1367–1368 гг. и в 1369–1370 гг. — осенью 1374 г.[472], в 1370-х гг. выдвигается Токтамыш (Тохтамыш). Около 1364 г. его отец Туй-ходжа-оглан, правитель Мангышлака, был убит Урус-ханом, владетелем Кок Орды (Синей Орды). По данным персидских источников, Урус-хан неоднократно призывал своего отца Чимпая завоевать Поволжье, но тот отказывался. Взойдя на престол Кок Орды, Урус-хан решил предпринять поход на Сарай. Той-ходжа-оглан отказался принимать в нем участие, за что и был казнен. Токтамыш «один-два раза убегал из Орды», но его прощали, «так как он еще не достиг совершеннолетия»[473].

Около 1375 г. Токтамыш вновь бежал из Орды и прибыл ко двору Тимура. При его помощи Токтамыш закрепился в Отраре и Сайраме. Однако сын Урус-хана Кутлуг-Буга совершил нападение на Токтамыша «и много сражался» с ним. В одном из боев Кутлуг-Буга был смертельно ранен стрелой, но его войска разгромили противника. Токтамыш получил от Тимура новые войска. Однако в битве с другим сыном Урус-хана Токтакием Токтамыш потерпел очередное поражение и чуть не погиб. Ему пришлось переплывать р. Сейхун, и он был ранен стрелой в руку. В речных зарослях его нашел Идигу-барлас, брат Тимура. Токтамыша доставили в Бухару, где находился тогда Тимур. Сюда же прибыл бежавший из лагеря Урус-хана эмир Идигу-мангыт (Едигей). Он сообщил, что ордынский правитель с войсками движется вслед за Токтамышем. Вскоре прибыли послы Урус-хана и потребовали выдачи царевича. Однако Тимур им отказал, выдвинув войска против Урус-хана. Армии простояли друг против друга три месяца (зиму 1375/76 г.). Войскам Тимура удалось захватить Отрар и достичь «Джейран-камыша». Здесь они получили известие о смерти Урус-хана. Токтамыш был объявлен ханом. Тимур вернулся в Самарканд. Однако наряду с сыном Туй-ходжа-оглана ханом был провозглашен сын Урус-хана Токтакия, а после его смерти — Тимур-Мелик-оглан. Его войскав 1376 г. выступили против Токтамыша. Он, вновь потерпев поражение, бежал к Тимуру.

Позднее в Самарканде было получено известие, что Тимур-Мелик «днем и ночью занят питьем вина, развлечениями и удовольствиями, спит до полудня, и, если даже произойдет тысяча важных дел, ни у кого не окажется смелости разбудить его». Поэтому «люди отчаялись в нем и все государство и область требуют Токтамыша». В 780 г. хиджры (30 апреля 1378 — 18 апреля 1379) Тимур отправил свои войска в Отрар и Сыгнак. Его армия вторглась в Каратал и разбила Тимур-Мелика, который был взят в плен и был казнен[474].

Зиму 1379/80 г. хан Токтамыш провел в Сыгнаке. В 1380 г., «когда прибыла повелительница весна и повела свои войска злаков и цветов в сады и цветники», царевич развил наступление в Поволжье и Причерноморье «и покорил царство Сарайское и иль Мамака (Мамая. — Авт.)». Мамаева Орда была присоединена к владениям Токтамыша осенью 1380 г. К этому времени силы темника уже были разбиты в Куликовой битве, но не были полностью уничтожены. Ему быстро удалось собрать новые войска, с которыми он планировал очередное вторжение в Северо-Восточную Русь. Однако «приде к нему весть, что идет на него некий царь с востока именем Тактамыш». Мамай направил против него армию, но подчиненные темнику князья «сшедше с конев своих и биша челом царю Тактамышу… и яшася за него». Видимо, это решение ордынской аристократии было вызвано гибелью хана Тюляка (Булака), от имени которого правил темник. Мамай бежал в Кафу, где был убит. А «царь Тактамыш шед взя орду Мамаеву и царицы его, и казны его, и улусы все пойма, и богатство Мамаево раздели дружине своей». После этого Токтамыш отправил послов на Русь.

Русские князья, в том числе и великий князь Дмитрий Иванович, формально признали власть нового хана, отправив в ставку Токтамыша уполномоченных послов — киличеев, которые в отсутствие при ханском дворе своих великих князей имели право вести переговоры и получать в Орде на их имя ярлыки на великое княжение[475].

В 1370-х гг. арабские источники называют Мамая «одним из правителей в землях Узбековых»[476]. В 1380 г. русские летописи упоминают темника как узурпатора ханской власти и единственного главу государства: «Некоему убо у них худу царствующу, а все деющу у них князю Мамаю»[477] и «Мамай, разгордевся и мнев собе акы и царя»[478]. На контролируемой им территории темник являлся беклярибеком (или «эмир ал-умара» — начальник всего войска)[479]. Во внешнеполитических отношениях он стремился предстать как единственный законный глава всей Орды. Следовательно, Мамай пытался распространить свою власть на территорию всего Джучиева улуса. Это подтверждается его неоднократными попытками закрепиться в Сарае.

Активизация отношений правителей Руси с Мамаем была связана с поездкой в начале ноября 1370 г. к нему тверского великого князя Михаила Александровича. Ему, «многы дары раздавъ и многы посулы рассулив», удалось зимой-весной 1371 г. получить ярлык на Владимирское великое княжение, ранее переданный темником Дмитрию Ивановичу Московскому. В Северо-Восточной Руси правителя Твери «не токмо не прияша… но и переимали его по заставам и многыми пути ганялися за ним»[480].

Князь Михаил 10 апреля вернулся в Тверь в сопровождении посла Сары-ходжи. В ответ Дмитрий Московский привел к присяге жителей Владимирского княжества. Его войска заняли Переяславль-Залесский и не допустили тверского князя в столицу. Дмитрий Иванович заявил послу: «К ярлыку не еду, а в землю на княжение на великое не пущаю, а тебе послу путь чист». В результате переговоров посол Сары-ходжа прибыл в Москву и, «поймав многи дары, поиде в Орду»[481].

В сложившейся ситуации московский великий князь принял решение ехать к Мамаю. Летом 1371 г. князь Дмитрий «многы дары и велики посулы подавал Мамаю и царицам и князем». Мамай отпустил Дмитрия Ивановича «с любовью, опять дав ему княжение великое». Московский летописец писал, что князь «княженье великое укрепив под собою, а супостаты своя победивъ, посрами. Выведе же съ собою из Орды княжа Михайлова сына Тферьскаго князя Ивана, окупивъ его у Татаръ в долгу»[482]. Великому князю Михаилу Александровичу Тверскому Мамаем было объявлено: «Княжение есмы тебе дали великое и давали ти есми рать и ты не понял, рекл еси своею силою сести»[483].

Дмитрий Иванович, таким образом, переориентировал свою ордынскую политику на отношения с Мамаем. Однако уже в 1373 г. намечаются первые признаки нарастания противоречий между Москвой и Эски-Кырымом (столица владений Мамая). Летом 1373 г. войска Мамая совершили набег на Рязанское великое княжество. В ответ Дмитрий Московский выдвинул свою рать к Оке[484]. Никоновский свод оценивал события как открытую конфронтацию, поскольку московский великий князь в свои пределы «татар не пустиша»[485], однако это — интерпретация 1520-х гг. составителя свода.

Более верно считать конец 1360 — начало 1370-х гг. периодом мирных отношений с Ордой, учитывая постоянную борьбу Москвы с Тверью, за спиной которой стояло ВКЛ. Начинать войну с Мамаем при напряженности на западной границе было бы самоубийством. Правда, зимой 1373/74 г. Москва добилась значительного дипломатического успеха — «створишеться миръ князю великому Михаилу Александровичю со княземъ великимъ съ Дмитриемъ с Ывановичемъ и сына его князя Ивана съ любовию князь великии Дмитрии отъпустилъ съ Москвы въ Тферь. А князь великии Михаил о Александровичь со княжениа съ великаго наместникы свои свелъ и бышеть тишина и отъ оузъ разрешение христианомъ и радостию възрадовалися, а врази ихъ облекошася в студъ»[486].

Как полагает Г. М. Прохоров, «…нормализация отношений Москвы с Тверью устраняла причину неоднократных конфликтов Литвы с Москвой. Одновременно достигалось нечто еще более значительное: образовывалась система княжеств, связанных миром, союзом и единым митрополитом. Основу конфедерации, к которой присоединились Литва и Тверь, составляли Московское княжество (глава которого, владея великим княжением Владимирским, был ведущим) и Нижегородское»[487]. Картина представляется приукрашенной: вряд ли ведущие политические центры Восточной Европы, такие как Вильно, Тверь и Нижний Новгород, смогли принять главенство Москвы.

Косвенно на реальное существование хрупкого союза княжеств указывает неожиданное известие летописей о том, что «князю великому Дмитрию Ивановичу Московьскому бышеть розмирие съ Тотары и съ Мамаемъ»[488] (Никоновский свод добавляет, что «у Мамая тогда во Орде бысть мор велик»[489]). В «розмирье» с ордынцами вступила не только Москва, но и Нижний Новгород, и ВКЛ. Осенью этого года («въсенине») власти ВКЛ предприняли поход на татар: «Ходили Литва на татарове, на Темеря, и бышеть межи их бой». «Того же лета новгородци Нижьняго Новагорода побита послов Мамаевых, а с ними татар с тысящу, а старейшину их именем Сарайку рукама яша и приведоша их в Новъгород Нижнии и с его дружиною»»[490]. Кроме того, новгородские ушкуйники летом 1374 г. разграбили болгар, спустились до Сарая, продолжив активные действия против татар и иностранных купцов. Единовременность антиордынских выступлений еще нельзя рассматривать как подтверждение наличия единой политики перечисленных участников гипотетической коалиции.

Такое единодушие действий против Мамая именно летом 1374 г. можно связать с его ослаблением и потерей им левобережья Волги (а не в первой половине 1375 г.) и обеих столиц Орды — Сарая и Нового Сарая. Анализируя монетную чеканку в данных городах, А. П. Григорьев пришел к заключению, что «в 776 г. х. (12 июня 1374 — 1 июня 1375 г.) Урус выдворил Бюлека (ставленника Мамая. — Авт.) из Нового Сарая, а Салчи-Черкес в том же году совершил нападение со стороны Хаджитархана на прежнюю столицу — Сарай — и овладел им»[491].

Показательно, что термин «розмирье» для характеристики русско-ордынских отношений до этого в летописях не употреблялся. А. А. Горский считает, что «он использовался только при описании конфликтов между русскими князьями». При этом слово «розмирье» указывает «на то, что разрыв был открытым»[492]. Несомненно, что Москва прекратила выплаты дани[493].

Н. С. Борисов считает, что наиболее раннее известие в Рогожском летописце: «Князю великому Дмитрию Ивановичу Московьскому бышеть розмирие съ Тотары и съ Мамаемъ»[494] — состоит из двух частей. «Первая, изначальная — сообщение о "розмирии" (то есть войне) Дмитрия с татарами. Вторая — прибавление "и с Мамаем" Очевидно, добавление относительно Мамая появилось позднее, при переработке первоначального текста». Т. е. не с изгоем Мамаем, а со всей структурой ордынской власти над Русью[495]. Это оригинальное наблюдение Н. С. Борисова заставляет более внимательно рассматривать период 1374–1382 гг. как ключевой момент при становлении идеи независимости Руси от Орды, а не только противостояния узурпатору Мамаю. Однако интерпретировать свидетельство можно и в том смысле, что «розмирье» было именно с Мамаем: союз «и» применен как уточняющий[496]. Поскольку в степи татары подчинялись не только ему, требовалось пояснение, что конфликт начался «с татарами, с Мамаем» или «с татарами (с Мамаем)».

В ситуации потери центральных ключевых земель Орды и эпидемии Мамай смог лишь организовать набег на нижегородско-суздальские владения, вероятно, в отместку за смерть послов. Ордынцы «взяша Кышь и огнем пожгоша и убиша тогда боярина Парфения Федоровича и Запьянье все пограбиша, людие же изсекоша, а иных плениша»[497].

Летом 1375 г. темник достиг дипломатического успеха. 13 или 14 июля 1375 г. его посол Ачи-ходжа (Ажи-ходжа) и гость-сурожанин Некомат прибыли в Тверь с ярлыком на Владимирское великое княжение. Только вернувшийся из ВКЛ князь Михаил Александрович получив ярлык, «има веру льсти бесерменьской», «ни мало не пождав, того дни послал на Москву ко князю к великому Дмитрию Ивановичи), целование крестное сложил, а наместники послал в Торжек и на Углече поле ратию»[498]. За его спиной вновь стояло ВКЛ. Шаткая антимамаевская коалиция княжеств распалась.

Дмитрий Иванович предпринял ответные действия. Как владимирский великий князь он уже к 29 июля 1375 г. собрал ополчение со всех подвластных ему земель и союзных княжеств. Под его знамена собрались полки суздальско-нижегородского, стародубского, ростовского, ярославского, моложского и белозерского князей. Пришли войска и тех князей, чьи земли не входили в Владимирское великое княжество, — Ивана Васильевича Смоленского[499], Романа Семеновича Новосильского, Семена Константиновича Оболенского и его брата Ивана Тарусского. В походе приняли участие служилый двор («полк») бывшего брянского князя Романа Михайловича. Прибыл и кашинский князь Василий Михайлович, владения которого входили в состав Тверской земли. Такая поддержка Дмитрия Ивановича наглядно свидетельствовала о том особом месте, которое занял московский великий князь среди правителей Северо-Восточной Руси. Союзники быстро осадили Тверь и вынудили тверского великого князя отказаться от претензий на Владимирское великое княжение[500].

Мамай попытался разрушить этот союз русских князей, совершив карательные набеги на владения его участников. Жертвами были выбраны княжества наиболее удаленные от владений Дмитрия Ивановича, куда быстро не могли прибыть московские полки на помощь. Удару подвергся Нижний Новгород «и тако всю землю Новагорода Нижнего поплениша». По Никоновской летописи причиной похода было именно участие в войне с Тверью: «Почто естя ходили ратью на великого князя Михаила?» Под тем же предлогом («Почто естя воевали Тверь?») другая изгонная рать Мамая совершила набег на Новосиль, «и тако… землю всю пусту створиша»[501]. Надо полагать, объяснения принадлежат позднейшему летописцу.

Не менее тревожно прошел 1376 г. В записях за этот год в летописях отмечается, что «князь великий Дмитрий Иванович московский ходил ратью за Оку реку, стерегося рати татарския от Мамая»[502].

1377 г. оказался насыщен активными военными действиями. В начале года московские войска во главе с Дмитрием Боброком-Волынским и нижегородско-суздальские рати во главе с Василием и Иваном Дмитриевичами вновь разорили Булгарский улус. Источники описывают поход как инициативу исключительно русских князей. Решающее сражение состоялось 16 марта под стенами Булгара. По наступающим велся огонь из луков, самострелов, а со стен города пушечный огонь («гром пущающе»). Часть войск для устрашения русских воинов была выведена верхом на верблюдах. Но русская рать стремительным ударом по всему фронту обратила противника в бегство. Признав поражение, эмиры Хасан и Мамат-Салтан выплатили контрибуцию около 5000 рублей. В Булгаре были оставлены московский даруга (сборщик дани) и таможенник. Затем войска стали отходить, «много зла створивше поганым, суды их и села и зимовища пожгоша, а людей изсекоша»[503]. На время из-под влияния Мамая был выведен один из ключевых поволжских улусов.

Однако последующие события для Руси были не столь успешны. Летом 1377 г. в левобережье Волги, во владения Мамая, перекочевал «из Синее Орды» Чингисид Араб-шах (Арапша), который «бе… свиреп зело, и ратник велий, и мужествен, и крепок… и победи многих». Для отражения его возможного нападения была выдвинута московско-нижегородско-суздальская армия к р. Пьяне. Однако Араб-шах оказался в правобережье Дона (на Волчьей Воде). Русские князья и воеводы «оплошишася… доспехи своя въскладоша на телеги, а ины в сумы, а щиты и копиа не приготовлены… А где наехаху въ зажитии медъ или пиво и испиваху до пиана без меры и ездятъ пиани»[504]. Ситуацией воспользовался Мамай. Врага к русскому лагерю подвели мордовские князья. Разделившись на пять отрядов, ордынские и мордовские войска внезапным ударом прижали русских к Пьяне. Русская армия была уничтожена, многие утонули в реке[505]. Битва произошла 2 августа 1377 г. Развивая успех, ордынцы начали наступление на Нижний Новгород. Великий князь Дмитрий Константинович, не имея войск для отражения врага, бежал в Суздаль. Население Нижнего Новгорода по Волге на судах уплыло в Городец. 5 августа изгонная рать захватила Нижний Новгород. 7 августа ордынцы вышли из него, пройдя широкой облавой по всему княжеству, «села жгучи и множьство людей посекоша, а жены и дети и дивици в полон бещисла поведоша»[506].

В конце августа в Поволжье «пришед прежереченный Арапша». Он «пограби Засурье и огнем пожже и отъиде с полоном во свояси». Осенью князья Мордовского улуса внезапным набегом разорили окраины Нижегородской земли. Однако князь Борис Городецкий их нагнал и уничтожил часть мордовского арьергарда. Однако теперь за Пьяну русские войска не пошли.

Зимой 1377/78 г. великий князь Дмитрий Константинович организовал новый поход на мордовские владения. Во главе войск стояли его младший брат князь Борис и сын — Семен Дмитриевич. Великий князь Дмитрий Московский прислал на помощь рать во главе с Федором Андреевичем Свибло. Удар русских войск был внезапным. Не встречая достойного сопротивления, они «взяша всю землю Мордовскую, села и погосты их и зимнища пограбиша пожгоша, а самих иссекоша». Пленных «приведоша в Новгород (Нижний. — Авт.) и многими казьнми разними казниша их и на леду волочающе их по Волзе псы травиша»[507].

Еще большей степенью эскалации военных действий между Северо-Восточной Русью и Мамаевой Ордой ознаменовался 1378 г. 24 июля ордынцы неожиданно появились у Нижнего Новгорода и быстро овладели городом, ограбив также его окрестности. Великий князь Дмитрий Константинович предлагал ордынцам контрибуцию, но они отказались от нее. Этот набег преследовал не грабительские, а политические цели.

Тогда же большая рать из Мамаевой Орды была направлена на Московское великое княжество. Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Андреевич выдвинули войска за Оку. К ним присоединился князь Даниил Владимирович Пронский. 11 августа, позволив ордынцам переправиться через р. Вожу, но не давая выстроиться в боевой порядок, русская рать ударом по всему фронту опрокинула противника в воду. В результате панического бегства ордынцы понесли крупные потери.

Повесть «О побоище на Воже» позволяет говорить о значительности ордынской рати, направленной против Москвы. Летописи называют шесть имен ордынских князей: Бегич, Хазибей, Коверга, Корабулук, Костров и Бегичка[508]. Из их числа Бегич пропал без вести, а пять князей было убито.

А. П. Григорьев обратил внимание на то, что в литературе прочно утвердилось мнение о том, что упомянутые в «Повести о битве на Воже» ордынские военачальники погибли. «Татарове же въ томъ часе повергоша копиа своя и побегоша за реку за Вожю, а наши после за ними бьючи ихъ, секучи и колючи и убиваша ихъ множьство, а инии въ реце истопоша. А се имена избытыхь (курсив мой. — Авт.) князей: Хазибии, Коверга, Карабалукъ, Костровъ, Бегичка. По сихъ же приспе вечеръ и заиде солнце и смерчеся светъ и наста нощь и бысть тма и нелзе бяше гнатися на ними за реку»[509]. А. П. Григорьев отмечает, что «старый русский глагол "избыти" означал "остаться, сохраниться, уцелеть, уберечься"[510]. Названные в летописи 5 князей переплыли на правый берег реки и тем спасли себя от неминуемой гибели. Контекст летописного рассказа подтверждает именно такое понимание его текста»[511]. Множество ордынцев погибло в реке, но, по мнению исследователя, текст приводит имена спасшихся князей, за которыми из-за наступившей темноты не была предпринята погоня. Вероятно, в памятнике речь идет именно об «избитых» (погибших) князьях. Имена погибших летописцу могли сообщить пленные, тогда как имена спасшихся вряд ли могли быть известны русскому автору. Кроме того, для древнерусской письменной традиции характерно называть прежде всего убитых предводителей врага, чтобы подчеркнуть значение победы.

Так или иначе, пятеро из упомянутых лиц (Хазибей, Коверга, Корабулук, Костров, Бегичка) названы летописцем «князьями». Как отмечалось выше, титул «князь» русских источников соответствовал ордынскому титулу «нойон» (эмир), носитель которого являлся тысячником. Титул Бегича не назван, но по статусу командующего он должен был быть не ниже подчиненных и возглавлять как минимум тысячный отряд.

Таким образом, ордынские войска, возглавляемые Бегичем, составляли не менее шести тысяч сабель. Учитывая, что это лишь часть войск (по всей вероятности, спасшиеся), необходимо определить численность ордынских войск не менее «тумена» — десятитысячного корпуса, следующего более крупного, чем «тысяча», войскового подразделения Джучиева улуса.

Примерно к такому же результату можно прийти путем исчисления войск, исходя из потерь, понесенных ордынцами. Несомненно, что названные в летописях пять имен «князей» относились к высшему командному составу. Тогда число не уцелевших тысячников должно было составить пять или шесть человек (в том числе, по всей вероятности, Бегич). Как установлено Б. Ц. Урланисом, потери данной категории воинского состава относятся к потерям рядового состава как один к пятистам[512]. Тогда общие потери ордынских войск в битве на Вожа составят около 2,5 тыс. человек (пять военачальников умножить на 500). При этом соотношение потерь к общему количеству войск для данного времени составляет около 30 %[513]. Следовательно, общее количество ордынских войск могло составить около 8300 человек. Итак, то же самое войсковое подразделение в 10 тыс. сабель — тумен.

Таким образом, в битве на Воже с ордынской стороны должно было участвовать около 10 тыс. человек — сражение с ратью Бегича было одной из крупных битв XIV в.[514]

В сентябре 1378 г. войска Мамая совершили набег на Рязанскую землю. По летописям поход был вызван участием в Вожской битве пронского князя. «Видевъ же Мамай изнеможение дружины своея, прибегшее къ нему, а иныя избиты князи и велможи и алпаоуты и многыя воя своя изгибша, разгневася зело и възъярися злобою. И тое же осени собравъ останочную силу свою и совокупивъ воя многы, поиде ратию вборзе безъ вести изгономъ на Рязанскую землю»[515]. Они «взяша град Дубок и сожгоша, и прочая грады пожгоша, и власти и села повоеваша и пожгоша, и мног полон собравше, возвратишася во свояси»[516].

Однако в 1379 г. большой поход Мамая на Северо-Восточную Русь не состоялся. Можно найти несколько причин. Во-первых, весной 1378 г. Токтамыш начал активно устанавливать контроль над улусами Орды между Волгой и Яиком (в том числе над Сараем). С апреля 1378 по апрель 1379 г. ему удалось здесь закрепиться[517], превратившись в реальную угрозу Мамаю.

Вторым немаловажным событием, которое, по всей вероятности, повлияло на снижение остроты между Москвой и Мамаевой Ордой, стала выдача 28 февраля 1379 г. (в Орде на Днепре (Великий Луг)) ханом Тюляком «Мамаевой дяденой мыслью» ярлыка московскому претенденту на митрополию Михаилу-Митяю[518]. Еще 12 февраля 1378 г. умер митрополит Алексей. По патриаршему постановлению вакантную кафедру должен был занять Киприан, поставленный в ВКЛ митрополитом именно с целью объединения Русской митрополии после смерти Алексея. Однако великий князь Дмитрий Иванович выдвинул своего духовника Митяя, принявшего при постриге имя Михаила. Положение Михаила-Митяя было шатким. Часть духовенства выразила протест против как самой процедуры его выдвижения лишь по воле великого князя, так и против самой кандидатуры[519]. Для укрепления авторитета как внутри страны, так и в Константинополе, где поставлялся митрополит Руси, Митяй решил заручиться поддержкой контролировавшего причерноморские степи Мамая.

Сведений о поездке Митяя с ведома великого князя Дмитрия в ставку Мамая осенью 1378 — зимой 1379 г. в источниках сохранилось крайне мало. Нет в них известий о посылке в степь посольств. По мнению А. П. Григорьева, молчание летописей о подобной поездке «совсем не исключало возможности ее осуществления на деле»[520]. Возможно, данное мероприятие держалось московской дипломатией в тайне. По крайней мере, большинство исследователей связывают выдачу ярлыка Михаилу-Митяю в связи с его поездкой в Константинополь летом-осенью 1379 г.[521] По данным «Повести о Митяе», «…проходящим им Орду, и ту ят быть Митяй Мамаем, и немного удръжан быв и пакы отпущен»[522]. Итак, в «Повести» встреча Митяя с Мамаем выглядит как арест. Однако летописные известия говорят, что «Митяи поиде по суху къ Орде»[523]. Это известие источника не оставляет сомнения, что претендент на митрополию двигался по землям Орды, пользуясь покровительством могущественного темника. Между тем противник Митяя суздальский епископ Дионисий направился в Константинополь через Сарай — территорию, контролируемую противниками Мамая. Данные косвенные сведения говорят о том, что Митяй уже обладал какими-либо гарантиями безопасности. Их мог обеспечить только ярлык, выданный ему ханом Тюляком 12 февраля 1379 г.

В ярлыке в соответствии с ордынской канцелярской традицией отмечалась необходимость русских священнослужителей молиться за ордынского хана[524]. Как подчеркивает Г. М. Прохоров, «для человека, занимающего русский митрополичий престол, молиться за царя-хана значит поминать его имя в придворных богослужениях прежде имени своего великого князя. А сам факт такого поминания означает покорность этого князя тому, кто поминается в церкви прежде него». Исследователь делает вполне справедливое заключение о том, что «Мамай потребовал дипломатическим путем восстановить подчинение себе Руси… в ярлыке… подразумевается…: всю Русь, за исключением церкви, которая во главе с митрополитом Михаилом обязуется молиться за нас, мы, Тюляк и Мамай, в соответствии с прежними высокочтимыми законами, облагаем податями…»[525]. Т. е. великий князь Дмитрий Иванович был готов согласиться на эти условия. Вероятно, именно с событиями 1379 г. можно связать заключение «докончания», по которому князь обязался выплачивать «выход» в меньшем размере, нежели было при «цесари Чжанибеке». О специальном договоре с Мамаем упоминается в «Летописной повести о Куликовской битве»[526]. Правда, с таким же успехом в источниках может иметься в виду и соглашение, заключенное во время визита великого князя Дмитрия Ивановича к Мамаю в 1371 г.

Точка зрения Г. М. Прохорова была подвергнута критике А. С. Хорошевым. По его мнению, Митяй поддерживал открытую борьбу с Ордой[527].

Проанализировав точки зрения Г. М. Прохорова и А. С. Хорошева, А. А. Горский пришел к заключению, что «водораздел между Митяем и его противниками проходил не по вопросу об отношении к Орде, и нет данных для предположений, что великий князь в конце 70-х гг. принимал решения о действиях против Мамая под решающим влиянием тех или иных лиц духовного звания»[528].

Тем не менее события, связанные с выдачей ярлыка Михаилу-Митяю, его поездкой в Константинополь, а также отсутствие активных действий в 1379 г. со стороны Мамая наводят на мысль о возможности в это время какого-то переговорного процесса. К сожалению, с полной уверенностью говорить о наличии переговоров и, тем более, об их ходе и результатах мы не имеем никаких надежных оснований.

Известно, что в 1379 г. — начале 1380 г. Мамай укрепил свое положение в степи. Ему удалось подчинить себе весь Северо-Кавказский регион, а с 1380 г. монеты ставленника Мамая начинают чеканить в Астрахани[529]. Теперь все территории к правому берегу от Волги контролировались Мамаевой Ордой. На руку Мамаю играл и Токтамыш. Он не предпринимал активных военных действий против крымского темника.

Столкновение Руси и Орды становилось все более и более неизбежным.