«О» - значит омут

17

После обеда я отправилась в Хортон Рэвин, проехав по Виа Джулиана до того места, где от нее отходила Алита Лэйн. Я припарковалась напротив дома Феликса Холдермана, заперла машину и пошла по его подъездной дорожке. Справа, в дальнем конце дома, была открыта дверь в гараж на три машины. С одной стороны стоял седан последней модели, а остальное пространство было переделано в мастерскую. Феликс стоял ко мне спиной, но почувствовал мое присутствие. Он обернулся и поднял руку, в знак того, что сейчас подойдет, а потом вернулся к работе. На нем был джинсовый комбинезон, рубашка с длинным рукавом, перчатки и защитные очки. В открытом шкафчике сбоку вертикально стояли куски разноцветного стекла.

Когда я подошла поближе, то увидела, что он делает витраж. На столе он разложил рисунок, стилизованный узор из деревьев, листьев и веток на белом фоне. Он вырезал бумажные трафареты для каждого участка рисунка и наклеил их на куски цветного стекла.

Я смотрела, как он ведет круглым резцом вдоль края трафарета. Он уже вырезал несколько штук и я подождала, когда он закончит этот. Он постучал по стеклу, и оно аккуратно отломилось.

Феликс сдвинул вверх свои очки. Я сказала:

— Здравствуйте, мистер Холдерман. Извините, что отвлекаю вас от работы.

Он снял перчатки и положил их на стол, покачав головой.

— Не беспокойтесь. Я все равно хотел прерваться. Я слишком увлекся, а это хорошо, подышать свежим воздухом время от времени. Это вы приходили и спрашивали разрешения пройти по холму. Вам надо было сказать, что вы задумали.

— Извините, что не сказала. Но я не думала, что что-нибудь получится. Все равно надо было вам рассказать.

— Я забыл ваше имя.

— Кинси Миллоун. Полицейские рассказали вам?

— После всего. Кажется, они думали, что у вас есть идея, которая приведет к чему-то важному.

— Я тоже так думала, но ошиблась. Такова жизнь.

Я посмотрела на витраж, над которым он работал.

— Это вы сделали панель для входной двери?

— Да. Эта немного сложнее, но мне нравится.

— А что вы с ней сделаете, когда закончите?

— Отдам кому-нибудь. Я всучил свои витражи почти всем родственникам. Дом моей дочки выглядит, как церковь.

Он улыбнулся, показав ямочки на щеках, которые я не замечала раньше.

— Что снова привело вас сюда?

— Меня интересуют люди, которым принадлежал участок, где была зарыта собака. Вы говорили, что дом менял владельцев дважды. Вы были знакомы с предыдущими?

— О, конечно. Патрик и Дебора Унрих. Хорошие ребята. Собака была не их, если это вас интересует.

— Я знаю. Я говорила с настоящим владельцем, и он понятия не имеет, каким образом оказалось, что его собака похоронена на чужом заднем дворе. Возможно, этому есть простое объяснение.

— В то время вся часть холма была покрыта деревьями. Может быть тот, кто похоронил собаку, не знал, что это чья-то собственность.

— Может быть. Когда Унрихи продали дом?

— Точно не помню. По крайней мере, пятнадцать лет назад, может, ближе к двадцати.

— Они купили другой дом в городе?

— Нет, они переехали в Лос-Анджелес. У него была фабрика по изготовлению униформы и спортивной одежды. Он работал там в течение недели и приезжал сюда на выходные.

— Думаете, он переехал поближе к месту работы?

— Наверное. Переезд был неожиданным, что показалось мне странным. Один день они были здесь, а на следующий их уже не было. Я помню, что разговаривал с ними на барбекю за несколько дней до этого, и никто из них не сказал ни слова о переезде. А потом я увидел грузовик около их дома, и люди грузили все вещи.

— Вы не помните, когда это случилось?

— Понятия не имею. Кто-то из других соседей может помнить. Женщина из соседнего дома, Эвис Джент, сохраняла с ними связь какое-то время. Она может рассказать вам больше.

— А вы с ними не общались? Не обменивались открытками на Рождество?

— Мы не были близкими друзьями, просто знакомыми. Патрик погиб в авиакатастрофе пару лет назад. Я слышал, что после этого Дебора вернулась в город, но точно не знаю. В городе такого размера, казалось бы, вы должны все время натыкаться на знакомых, но это не так.

— Как вы думаете, она вышла еще раз замуж? Я спрашиваю, потому что хочу знать, носит ли она еще фамилию Унрих.

— Возможно. Насколько я помню, они были одной из тех удивительных пар, которые предназначены друг для друга. Они даже были похожи. Оба высокие, подтянутые, светловолосые.

— У них были дети?

— Только один, мальчик по имени Грег. Они с Патриком потом растили его дочку, Рейн, так что можно считать, у них было двое.

— Что за история с ним произошла?

— Типичная для тех лет. В начале шестидесятых он уехал учиться, чистенький мальчик, а вернулся, как бродяга. Кажется, прошло два года, когда он приехал с этой девчонкой на школьном автобусе. Он разъезжал по всей стране, гордясь своим свободным духом и живя на деньги родителей. Вышло так, что его подружка была беременна, и у них не было ни гроша.

Дебора и Патрик предложили им остаться. Ничего постоянного, только до рождения ребенка. У девицы уже был ребенок, пяти или шести лет. Грег поставил свой автобус во дворе, там они и жили. Я видел, как мальчишка носился по двору, без единой нитки одежды на нем. Деборе и Патрику все это осточертело. К тому же, когда ребенок родился, Грег и эта, как-ее-там, уехали с мальчишкой, бросив маленькую девочку.

Через два года, при отсутствии общения и материальной поддержки, суд лишил их родительских прав, и Унрихи удочерили ее.

— Звучит прямо, как мыльная опера.

— Так и было. Унрихи думали, что никогда больше их не увидят, но через несколько лет они появились, на том же самом школьном автобусе, только теперь разукрашенным знаками мира в психоделической манере. Соседи рассказывали, что Грег сменил свое имя на Кредо, а она звала себя Судьба. Забыл, как ее звали раньше. Ее сыну было десять или одиннадцать.

Они называли его Небесный Танцор.

— О, господи. А дочь называли Дождем?

— Патриция Лоррейн, сокращенно Рейн. Так назвали до того, как они переименовали себя.

— Почему они вернулись?

— Не знаю. Они снова уехали неожиданно, через несколько недель. Тогда Дебора волновалась, что наступит день, когда биологическая мамаша попробует отобрать свою дочь, так что это могло быть еще одной причиной, по которой они собрались и уехали. «Исчезли без следа», если эти хиппи поинтересуются.

— Могла ли биологическая мать это сделать, потребовать ребенка?

— Трудно сказать. Судьи могут быть непредсказуемыми, когда дело заходит о благе ребенка.

Иногда они слишком много ставят на природу и слишком мало — на воспитание. Дебора и Патрик были прекрасными родителями, но зачем рисковать?

— Кто уехал первым, Грег или его родители?

— Он, определенно. Это был второй раз, когда он отчалил, вместе со своей гражданской женой. Дебора не собиралась снова все это терпеть.

— Что с ним случилось?

— Последнее, что я слышал, они с Судьбой погрузились в мир любви и травки. Дети цветов.

Так они себя называли. Помните это? Засовывали ромашки в дула ружей национальных гвардейцев, как будто это что-то изменяло.

Я засмеялась.

— Точно, 1967 был Летом Любви. О чем они только думали?

Феликс улыбнулся и помотал головой.

— Вот так мы и замечаем, что стареем — когда начинаем поминать добром вещи, которые в свое время точно казались нам дурацкими.

— По крайней мере, они верили во что-то. Молодежь, которую я вижу в эти дни, кажется, не увлекается ничем.

— Это другой способ узнать, что ты стареешь. Когда вы говорите такую ерунду, — сказал он со смехом. — В любом случае, я не хотел вас отвлекать. Вы думаете, что похороны собаки — это важно?

— Не знаю, но скажу, что меня задевает. Тело собаки украли у ветеринара, который ее усыпил. Какой в этом смысл, по-вашему?

— Никакого.

Он кивком указал на соседний дом.

— До того, как вы сдадитесь, можете поговорить с Эвис.

— Я не говорила, что сдаюсь. Я думаю, что кусочки все здесь. Я просто не понимаю, как их сложить.

Я попрощалась и пошла к соседнему дому. Честно говоря, я уже наговорилась на сегодня и предпочла бы отправиться домой. Нужно было переварить информацию, и мне хотелось сделать записи, пока все свежо в памяти. В то же время, женщина жила не больше, чем в пятидесяти метрах, и я решила повидаться с ней, раз уж находилась здесь.

Я не знала ее имени, пока Феликс не упомянул его, но внесла ее в свой мысленный список, вместе с соседями, живущими через улицу.

Прошло немало времени с тех пор, как я занималась старомодным прочесыванием, переходя от двери к двери, представляясь ученицей частного детектива, под руководством Бена Берда и Морли Шина. Вы следуете по тропинке из крошек через лес и клюете их по одной. Я до сих пор была потеряна, но мой аппетит не был удовлетворен, так что я шла дальше.

Одноэтажный дом миссис Джент был скромным, типичная постройка 1950-х, которая, возможно выскочит из своего фундамента при следующем большом землетрясении. Надеюсь, что дом должным образом застрахован. При том, что район был достаточно респектабельным, иногда попадались домишки, как ее, засунутые между более престижными владениями. В случае катастрофы может появиться кто-нибудь, кто предложит большие деньги, только для того, чтобы завладеть участком.

В настоящее время говорить о внешнем виде дома особенно не приходилось: бледно-желтая штукатурка и низкая крыша, покрытая мелкими камешками, утопленными в гудроне.

По контрасту, газон был зеленым и сочным, двор ухоженным, что придавало дому больше изящества, чем можно было ожидать.

Позвонив в дверь, я обнаружила, что смотрю на один из витражей Феликса. Дизайн был, наверное, из его ранних, просто гроздь винограда рядом с бокалом красного вина.

Это было предзнаменованием, потому что женщина, открывшая дверь, держала в руке похожий бокал, только захватанный пальцами. В другой руке она держала сигарету.

Ее глаза были карими, а волосы — темно-морковного цвета, подстриженные короткими тонкими прядями, которые вились вокруг ее головы, как язычки пламени. Я бы дала ей лет пятьдесят, хотя, она могла быть моложе и страдать от эффекта алкоголя и курения.

Она была босая и одета в ярко-зеленое шелковое кимоно.

— Миссис Джент?

— Да, это я.

— Феликс посоветовал, чтобы я с вами поговорила…

Ее движения были неуверенными, и она качнулась в мою сторону.

— Конечно. Я могу это сделать. У вас есть имя?

— Кинси Миллоун.

— Вы застали меня в час коктейлей. Хотите присоединиться?

Не дожидаясь ответа, она повернулась, и кимоно развернулось вокруг нее, как плащ матадора. К счастью, она была повернута ко мне спиной, и я не увидела ничего неподобающего. Было ли на ней белье? Она шла по коридору, разговаривая через плечо, пока я следовала за ней, в облаке сигаретного дыма и алкогольных паров.

Исподтишка я взглянула на часы. Было 2.30.

— Не будьте занудой, — сказала она, видимо, заметив краем глаза мое движение.

— Извините. Вино было бы прекрасно.

— Белое или красное?

— Белое.

— Шардонне или Савиньон Бланк?

— Шардонне.

Она подняла палец. — Бинго! Правильно!

Интерьер дома был на удивление современным. Стены гостиной были выкрашены в синий цвет, а прихожей — в ржавый. На полу был отполированный паркет, а дизайн мебели был застывшим и негостеприимным. На стенах висели слишком большие абстрактные картины, яркие мазки красного, белого и желтого.

— Кстати, меня зовут Эвис. Это чириканье «миссис Джент» — для птичек. Арчи Джент был моим третьим мужем. Я была за ним замужем дольше всего, но сейчас уже нет. Он был инженером, если вы знаете этот тип. Ходил вокруг, как будто пытался снести яйцо. Я бросила пить одно время, а потом поняла, что он нравится мне больше, когда я пьяная.

Я решила сохранить его фамилию, пока он оплачивает мне жилье. Вы замужем?

— Сейчас нет.

— Сколько раз?

— Два.

— О, хорошо. Мы можем сравнить впечатления. У меня была пара вонючек. Как у вас?

— Я бы хотела сказать, что они во всем виноваты, но половина вины на мне.

— Ой, перестаньте. Не притворяйтесь честной-справедливой. Это неприлично.

Мы пришли в кухню, которая была ярко-белой, отделанной темно-зелеными мраморными поверхностями. Кухонное оборудование было из нержавеющей стали. На полке стояли медные сковородки. Эвис открыла дверцу маленького холодильника для вина, выдвинув сначала верхнюю полку, потом следующую. Она достала бутылку и прочитала наклейку: Тэлюотт, Диамонт Т. Протянула, чтобы я тоже могла прочесть.

— Знаете вино?

— Не знаю.

Я обратила внимание на год, 1985, но не знала, хороший ли он.

— Ну, можете попробовать. Я употребляю коробку Диамонт Т за две недели. Не считая коктейлей. Черт!

Она уронила тлеющий кончик сигареты, и он приземлился на пол около ее босой ноги, как маленький красный жучок.

— Не могли бы вы поднять это? Бумажные полотенца под раковиной.

Я наступила на уголек, а потом нашла рулон бумажных полотенец. Оторвала кусок, намочила и собрала пепел.

Пока Эвис открывала бутылку, я спросила: — Можно мне осмотреться?

— Конечно.

Я обошла кухню, заглянув в три смежных помещения — застекленная задняя веранда, которая шла вдоль всего дома, столовая и небольшой кабинет. Когда я закончила, Эвис достала огромных размеров бокал и налила мне столько шардонне, что хватило бы запустить косяк рыбы.

— Мы можем посидеть на веранде, если не возражаете.

— Я с вами.

Я следовала за ней, когда она пересекла кухню в волне шелка. Окна, поверх стенных панелей, теперь окружали то, что возможно, раньше было голым цементным патио. Ковер из сизаля закрывал почти весь пол, а окна могли быть защищены жалюзи, если солнце ударит под ослепляющим углом в какое-то время дня. Там стояла белая плетеная мебель, старомодная, по сравнению с остальной в доме. Выглянув наружу, я поняла, что справа находился дом, в котором жили Унрихи. Могилы собаки отсюда не видно, но было странно ощущать себя рядом с тем местом, которое так сильно занимало мои мысли последнее время.

Эвис уселась в одно из кресел, повернутых лицом друг к другу у кофейного столика.

Он наклонилась и придвинула поближе к себе пепельницу, чтобы закурить новую сигарету.

Пепельница была металлическая, и брошенная туда спичка издала легкий звон.

Эвис глубоко затянулась и выдохнула поток дыма, прикрыв его рукой, чтобы он не попал на меня.

— Ну, так. Почему Феликс послал вас сюда? Помимо природного обаяния, я думаю, что у вас есть более важная причина.

— Я бы хотела поговорить с Деборой Унрих. Феликс подумал, что вы можете связать меня с ней.

— Неужели. А зачем?

— Я — частный детектив. Это мой клиент мотивировал полицейских копать на заднем дворе Унрихов.

— Как вашему «клиенту» удалось их уговорить? Это должен был быть трюк.

— Он вспомнил кое-что, что произошло, когда ему было шесть лет, и подумал, что это связано с преступлением.

— И что это было за преступление?

— Я бы предпочла не говорить.

— Понятно. Вам нужна информация от меня, но взамен вы ничего не даете.

— Вы правы. Я говорю о похищении Мэри Клэр Фицжу.

— Какое это имеет отношение к Деборе? Они откопали собаку. Я не вижу связи.

— Собаку похоронили в 1967, когда они с Патриком еще жили в этом доме.

— Я бы сказала «ну и что», но не хочу показаться грубой.

— Это было как раз в то время, когда исчезла Мэри Клэр.

Эвис быстро оглядела меня.

— Вы не пьете свое вино.

— Для меня еще рановато.

— Я обычно начинаю в полдень, так что для меня уже поздно. Вам не помешает расслабиться. Глоточек вас не убьет.

Я сделала глоток вина, которое, должна признаться, было наголову выше по качеству, чем то дерьмо, к которому я привыкла.

— Вау. Действительно здорово.

— Я говорила.

Она немного помолчала, расправляя складочку на кимоно.

— Странно, что вы упомянули Мэри Клэр.

— Почему?

Она изучала кончик своей сигареты.

— Не подумайте, что я рассказываю сказки, но у Деборы был подобный опыт. Ее внучку, Рейн, похищали дней за десять до Мэри Клэр. К счастью, Рейн вернулась, живая и невредимая, но Дебора верила, что она стала «экспериментальным ребенком». Репетицией в подготовке настоящего дела.