«О» - значит омут

6

Следующие три месяца будущая мать ела так мало, что прибавила не больше пяти килограммов. Ее диета состояла преимущественно из бобов и риса — идеальный протеин, как она уверяла, полностью игнорируя нужду ее нерожденного ребенка в правильном питании. Он не верила в прием витаминов, заявляя, что женщины от начала времен могли зачать и выносить ребенка без вмешательства фармацевтических компаний.

Патрика ее поведение приводило в ярость, но спорить не было смысла. Шелли рассматривала любое несогласие как покушение на свою независимость. В конце концов он сдался и стал выходить из комнаты в ту минуту, когда она туда входила.

Большую часть времени Шелли сохраняла угрюмую дистанцию, но бывали моменты, когда она делала робкие попытки улучшить отношения. Это подпитывало надежду Деборы, что связь может наладиться, какой бы ограниченной она ни была. Ее оптимизм никогда не продолжался долго. Настроение Шелли омрачалось. Нестабильные элементы ее натуры складывались вместе, вызывая неизбежный взрыв.

После взрыва Грег выступал в роли посредника, путешествуя от автобуса к дому и обратно.

Он приносил извинения, утешая и успокаивая сначала Шелли, потом родителей.

Дебора почти предпочитала истерики Шелли жалким попыткам Грега наладить мир.

Патрик и Дебора обычно ужинали по пятницам в загородном клубе Хортон Рэвин.

Согласно сплетням, многие пары их социального круга испытывали такую же тревогу, когда их потомки, теперь взрослые молодые люди, были пойманы на «альтернативном стиле жизни», что включало наркотики, подержанную одежду, длинные лохматые волосы и пренебрежение личной гигиеной.

Эти вечера были для них единственным облегчением от напряжения дома и единственной возможностью выпустить пар.

Они были знакомы с Кипом и Аннабель Саттон с тех пор, как вступили в клуб, вскоре после переезда в Санта-Терезу из Болдера, Колорадо. Унрихам было за сорок, в то время как Кип и Аннабель были на десять лет моложе, с детьми школьного возраста, которые отнимали большую часть их времени и энергии. Для Саттонов сборы по пятницам были долгожданным перерывом в родительских обязанностях.

Кип был архитектором, который специализировался на проектировании офисных зданий, банков и магазинов. Аннабель, как и Дебора в свое время, сидела дома с детьми. Четверым детям Саттонов было два, шесть, восемь и десять, старшей была девочка, по имени Диана.

В течение первого раунда мартини всплыла тема Грега и Шелли и не уходила большую часть пятничных вечеров. Патрик сказал:

— Учитесь на наших ошибках. Эти дети — оппозиционеры и нарываются на скандал. Наши достижения для них ничего не значат. У вас будут такие же неприятности, только могу поспорить, еще хуже.

Аннабель ответила:

— И не говори. Я едва справляюсь с двумя ужасными мальчишками. Майкл был куколкой, пока ему не исполнилось два, и вот мы здесь, сидим и пьем.

Она вытащила оливку из своего мартини, положила в рот и опустошила стакан.

Кип сказал:

— Я не вижу в этом деле с Грегом и Шелли ничего нового. Дети всегда бунтуют в этом возрасте, разве не так?

Патрик помотал головой:

— Не до такой степени.

— Шелли — битник, — сказала Дебора. — Она рассказывала, что жила месяцами в клоповнике на Норт Бич, где тусовались все «крутые кошки».

— Битник? Это устарело, разве нет?

— Не слышала такого от нее. Она заявляет, что спала с Алленом Гинсбергом и Лоуренсом Ферлингетти за промежуток времени в шесть дней.

Аннабель посмотрела с недоверием.

— Она тебе так и сказала?

— О, конечно. Гордая собой. Я поняла, она надеялась, что я отшатнусь в ужасе, так что она сможет обвинить меня в зашоренности и тому подобном. Я просто сидела и моргала, а потом спросила, был ли у нее когда-нибудь триппер.

Аннабель фыркнула.

— И что она ответила?

— Она сказала, что дело не в этом. Она жила полной жизнью, чего я даже представить себе не могу.

Патрик сказал:

— Я такого не слышал. Где все это время был Шон?

— Они все были там — дети, мамы, незнакомцы, курильщики марихуаны и героиновые наркоманы. Они играли на гитарах и барабанах и зарабатывали писанием стихов, которые продавали туристам на улицах.

Патрик допил свой стакан и жестом попросил у официантки еще. Кип тоже поднял руку, как будто они боролись за один лот на аукционе.

Патрик раздраженно помотал головой.

— Что не так с этими детьми? Мы даем им все самое лучшее, а они, в конце концов, плюют нам в лицо. Эта девица все знает. Вы бы ее послушали. У нее нет ни капли мозгов, но хватает наглости критиковать президента Соединенных Штатов, как будто она знает, как надо. Она даже не может нормально жить собственной жизнью. Они вегетарианцы, черт возьми. Знаете, сколько времени и энергии это требует?

Аннабель сказала:

— Больше, чем хотелось бы. Надо признать, что она молодец. Я вот не смогла.

— О, ради бога. Ты думаешь, Шелли готовит? Нет, мэм. Она до этого не опускается. Дебора все готовит одна. Если вы спросите меня, это просто одна из форм нарциссизма, заставить всех плясать вокруг них, в то время, как они сидят и думают, что выше остальных.

Аннабель сказала:

— Это просто смешно. Почему вы не заставите их готовить себе?

— Я именно так и говорю. Спроси ее, — сказал Патрик, показывая в сторону Деборы.

— Ты знаешь, что она ест, Патрик. Если б это от нее зависело, они бы ели только сою, пророщенные зерна и коричневый рис. Шон бы умер с голода, если бы я не давала ему сэндвичи с арахисовым маслом за ее спиной. Вы бы видели, как он их уминает. Как звереныш.

Официанка принесла напитки, корзиночку с свежими булочками и тарелку с порциями масла.

Кип повернулся к Аннабель.

— Извини, я не спросил. Ты хочешь еще мартини, или перейдешь на вино?

— Я лучше остановлюсь. Я начинаю новую спортивную программу — заплывы на 800 метров в океане три раза в неделю, по утрам.

— Начинаешь с субботы? Ты шутишь!

— Я серьезно. Оставлю детей с няней. Это единственное время, которое у меня есть для себя.

— Вода, наверное, ледяная.

— Я привыкну.

Дебора сказала:

— Я принесу себя в жертву и буду пить за нее вино, которое ты закажешь. Это самое меньшее, что я могу сделать.

Кип заказал бутылку мерло, показав пальцем свой выбор в винной карте.

Дебора подняла руку.

— Вот что я еще забыла. Вчера я застала Шелли в слезах. Это была первая эмоция, кроме гнева, раздражения или презрения, которую я у нее видела. Я подумала, что она скучает по матери, но, когда я спросила, оказалось, что она горюет, потому что Сильвия Плат покончила с собой.

— Кто? — спросила Аннабель.

— Поэтесса, — ответил Патрик. — Она была душевнобольная.

Аннабель пожала плечами, взяла булочку из корзинки и намазала ее маслом. Откусила кусок и засунула за щеку, что несколько заглушило ее речь.

— Мы знали одну пару, которые были вегетарианцами. Однажды пригласили их на обед, и я приготовила макароны с сыром. Потом они нас пригласили на роскошную миску вегетарианского чили. Ужасного. Несъедобного. Что меня добило, они носили кожаные туфли. Я решила с ними раззнакомиться, Кип возражал, пока я не сказала, что он будет сам для них готовить, если они еще явятся.

Это снова завело Патрика.

— Вот в чем парадокс, насколько я понимаю. Шелли не любит овощи. Единственный овощ, который она ест, это бобы. Фрукты она тоже не любит. Она говорит, что бананы отвратительны, а от яблок у нее болят зубы. У нее есть список запрещенных продуктов, в который входит вся известная человечеству еда. Кроме киноа, что бы это, черт возьми, ни было.

Кип покачал головой.

— Почему вы с ней вообще имеете дело?

Дебора ответила:

— Потому что она носит нашего внука или внучку. Если мы повернемся к ней спиной, мы откажемся от невинного ребенка. Вы бы такое сделали?

— Наверное, нет, — сказал Кип. — Ну, я бы мог, но Аннабель бы меня убила.

Последовала пауза, когда они изучали меню и решали, что заказать. Салаты, слабоподжаренные отбивные, запеченный картофель со сметаной, с зеленым горошком и тертым сыром.

После того, как официантка приняла заказы, Патрик вернулся к разговору.

— Все бы не было так плохо, если б она не была такой самоуверенной и высокомерной. Она смотрит на нас свысока. Мы материалистичные и неглубокие. Все, что мы делаем, это «буржуазно». Она разглагольствует о пролетариате. Боже, спаси королеву.

Аннабель скорчила гримасу.

— И Грег это поддерживает?

— Он у нее под каблуком. Он сидит и смотрит ей в рот, как будто она декламирует из евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. И знаете, что еще? От нее плохо пахнет. Она не чистит зубы. Она не бреет подмышки и все остальное. У нее волосы на ногах, которые выглядят, как шкура у бобра. Не знаю, как он может находиться с ней в автобусе. Мы вынуждены пользоваться спреем, когда она выходит из комнаты.

Кип и Аннабель оба смеялись. Аннабель сказала: — Ох, Патрик. Ты ужасный.

— Я не шучу. Спросите Дебору, если мне не верите.

Кип скептически поднял бровь.

— Не хочу говорить, ребята, но думаю, что вы ошибались, давая Грегу так много. Как еще он мог дойти до такого поведения?

Патрик поднял руку.

— Ты прав. Мы с Деборой говорили об этом.

Он замолчал, глядя вверх, когда официантка принесла вино. Она повернула бутылку, чтобы Кип мог прочитать этикетку, и, когда он одобрил, стала ее открывать. Кип попробовал, кивнул и сказал: — Очень хорошее.

Аннабель прикрыла свой бокал, и когда остальные три были наполнены, Патрик продолжил с того места, где остановился.

— Мы оба зарабатывали себе на колледж. У семьи Деборы не было денег, а моя считала, что я не буду ценить образование, если не заработаю на него сам. Если честно, это было тяжело.

Я учился и еще работал двадцать часов в неделю. Мы хотели, чтобы Грег сосредоточился на учебе, так что сказали ему, что будем платить, если он будет хорошо учиться. Два года в колледже, и теперь он все бросил, бродяга и дармоед.

Аннабель спросила:

— На что же они живут? Я надеюсь, что вы не даете им деньги, кроме всего прочего.

— Пока что нет, но я не исключаю, что Грег рассчитывает на финансовую помощь.

Дебора сказала:

— Которую они получают, в любом случае. Они не платят за жилье, и мы предоставляем еду и коммунальные услуги. Они не ездят на своем автобусе, потому что у них нет денег на бензин.

— Готов поспорить, он торгует травкой, — сказал Кип.

Патрик посмотрел на него.

— Ты думаешь? Это тревожит.

Дебора сказала:

— Они точно ее курят. Запах идет по всему двору.

Аннабель поморщилась.

— Они курят марихуану при маленьком мальчике?

— Почему нет? Они все при нем делают. Шелли хочет, чтобы он присутствовал при ее родах, чтобы он ощутил чудо деторождения.

— Это будет веселая сцена.

— Что, если их поймают на торговле марихуаной? — спросил Кип, возвращаясь к своей теме.

Дебора хлопнула его по руке.

— Ты перестанешь?

— Нет, я серьезно. Допустим, что копы об этом узнают. Я просто рассказываю, какие у вас могут быть неприятности. Для начала, появится служба защиты детей и заберет мальчика.

— Он не от Грега. Шелли сразу об этом сказала, — заявил Патрик.

Дебора добавила:

— Ребенок ни в чем не виноват. Он может быть неприятным, но у меня сердце разрывается смотреть, какой он запущенный. Шелли не имеет понятия о материнстве.

— Он не ходит в школу? — спросила Аннабель.

— Шелли не верит в государственную систему обучения. Она считает, что это одна из форм правительственной пропаганды, и учит его сама.

Патрик сказал:

— Господи. Мы не можем больше говорить об этом. У меня портится аппетит.

Аннабель подняла свой стакан с водой.

— Давайте посмотрим на хорошую сторону. Я предлагаю выпить за младенца.

Все четверо чокнулись.

— Пусть все ваши сюрпризы будут приятными, — добавил Кип.

Но сюрприз преподнесла Шелли. Ребенок родился на две недели раньше ожидаемого срока.

Ни Грег, ни Шелли не сообщили его родителям, что роды начались. Когда отошли воды, он отвез ее в больницу Санта-Терезы и оставил Шона в комнате ожидания с альбомом и коробкой карандашей.

В начале произошла некоторая неразбериха, потому что Шелли не наблюдалась у врача, у нее не было ни медкарты, ни медицинской страховки. Медсестра задала Грегу серию вопросов, которые включали его занятие, его работодателя и адрес работы. Узнав, что он безработный, медсестра стала допытываться, кто будет отвечать за оплату больничных счетов.

Шелли возбудилась и закатила такой скандал, что медсестра пригрозила вызвать охрану.

Их оставили вдвоем, в помещении для пациентов, занавешенном шторой для уединения.

Грег не видел другого выхода, кроме как позвонить родителям и попросить о помощи.

Шелли демонстрировала свое обычное поведение. Грег перестал обращать на нее внимание.

Больница вызвала акушера, и он появился в течение часа. У поста медсестер состоялась бормочущая конференция, перед тем, как врач зашел в огороженную шторами палату. Он представился как доктор Франц. Грега попросили подождать в холле, пока проходил осмотр.

Грег сходил в комнату ожидания, чтобы проверить Шона. Мальчик смотрел телевизор, занятие, которое обычно запрещалось. Грег подошел к администратору и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Он позвонил родителям и рассказал, что происходит. Патрик потребовал передать трубку администратору и, видимо, убедил его, что все расходы будут покрыты, и они с женой сейчас приедут. Грег вернулся к палате, где мог слышать, как Шелли вопит на доктора, объясняя, куда он может засунуть свой долбаный палец в этой долбаной резиновой перчатке.

Медсестра в дальнем конце холла повернулась и одарила его взглядом. Грег закрыл глаза.

Он хотел, чтобы только однажды, она вела себя, как нормальный человек. Все было борьбой. Все было главным сражением. Он был обессилен от бесконечных попыток смягчать и сдерживать ее ярость.

Доктор отодвинул штору и пригласил Грега зайти. Шелли сидела на койке, завернутая в простыню, и в таком бешенстве, что ни на кого не смотрела. Медсестра отворачивалась, избегая Грега тоже. Доктор Франц объявил, что предлежание тазовое, ягодицами вперед.

Он посоветовал кесарево сечение, но Шелли о нем и слушать не хотела. Это было ее право.

Никто не может ее заставить. Доктор осторожнно подбирал слова, его лицо ничего не выражало. Он согласился с ее желанием «на данный момент», как он выразился.

Шелли сказала «Ха-ха-ха» его спине. Грег подумал, что парень повернется и залепит ей затрещину, но доктор удалился по коридору, его каблуки аккуратно цокали по полированному полу.

Ее приняли. Медсестра надела Шелли на запястье бумажный больничный браслет и посадила ее в кресло на колесиках, чтобы отвезти наверх, в родильное отделение. Грег проводил их до лифта и вернулся в комнату ожидания. Тишина была благословением. Приехали Дебора и Патрик. К этому времени Шон уснул, свернувшись в кресле в углу.

Патрик отвез его домой, а Дебора с Грегом поднялись на лифте и сидели с Шелли следующие четыре часа. Дважды доктору удавалось перевернуть младенца, но младенец дважды возвращался в то же положение.

Дебора вынуждена была отдать Шелли должное за то, что она перенесла тяжелые роды, не издав ни писка. Конечно, она подвергала риску себя и ребенка.

Когда после тринадцати часов не наблюдалось почти никакого прогресса, доктор Франц взял командование в свои руки. Деборе разрешили присутствовать, когда он объяснил положение.

Если ребенок рождается ягодицами вперед, есть возможность, что тело пройдет через материнский таз, но голова, скорее всего, застрянет на уровне подбородка. При таких условиях возможность травмы очень велика. После того, как тело младенца выйдет наружу, пуповина перестанет пульсировать, что вызовет прекращение поступления кислорода. С головой внутри младенец не сможет дышать. Без хирургического вмешательства очень большой шанс, что ребенок умрет.

Деборе было ясно, что выбор только один. Ей хотелось трясти Шелли, чтобы у той затрещала голова, ответ был таким очевидным. Даже Грег уговаривал Шелли согласиться.

К этому времени она была слишком слаба, чтобы протестовать. Ее приготовили к операции и увезли.

Патриция Лоррейн Унрих родилась 14 июля 1963 года, 2.800 кг, 50 см, лысая, как яйцо. Грег и Шелли называли ее Рейн.

Дебора отправилась домой и выпила чего покрепче.

Шелли и ребенок пробыли в больнице три дня. Грег проводил с ней большую часть времени, тогда как Деборе пришлось управляться с Шоном. Поначалу, что бы Дебора ни советовала, он озвучивал доктрины своей матери, декламируя их, как символы веры. Было почти комично слышать принципы Шелли из уст шестилетнего ребенка. Дебора не спорила и делала свое дело. Скоро Шон обедал вместе с ней. Они ходили в ботанический сад, на пляж, в музей природы. Мальчик был не только умным, но живо всем интересовался и быстро учился. Дебора пересмотрела свое мнение о нем и начала получать удовольствие от его компании, тем более, с тех пор, как он стал носить одежду.

Шелли вернулась домой. Она до сих пор испытвала боль и ничего не могла делать после операции. Дебора предложила ей пользоваться комнатой для гостей, пока она выздоровеет.

Шелли была хрупкой и беззащитной. Она въехала в дом без скандала, в то время, как Грег с Шоном остались в автобусе. Она отгородилась от мира, оставаясь под одеялом, в комнате с задернутыми шторами. Казалось, что она страдает от послеродовой депрессии, но Дебора поняла, что было что-то еще. Шелли была унижена, не настолько сердита, но пришиблена тем, что Природа предала ее, и ей нечем похвастаться. Как можно бороться за свои убеждения, когда она сама провалила настолько простое дело, как натуральные роды, которых она ждала с такой уверенностью? Ветер покинул ее паруса. При отсутствии догмы из нее словно выкачали воздух. Дебора наблюдала со стороны, ей хотелось помочь, но она не осмеливалась. Любой жест с ее стороны был бы сигналом сочувствия, которое Шелли не умела принимать.

Добавкой к неустойчивому перемирию был факт, что Рейн проявляла очень слабый интерес к грудному кормлению. Шелли кормила Шона до трех лет, так что не была новичком в процессе. Но Рейн не шла на соглашение. Она дергала головкой во все стороны, едва касаясь ртом соска. Но, когда он все-таки попадал ей в рот, она начинала кричать, выгибать спину, личико краснело и кулачки сжимались. Через несколько дней Шелли потеряла терпение. Она сунула ребенка Деборе и отвернулась к стене. Рейн кричала без остановки. Дебора понимала, что ей не хватает еды, но не знала, что делать.

Появился Грег.

— Все в порядке?

— Все нормально. Есть небольшие проблемы, но волноваться не о чем.

— Я могу помочь?

— Займи Шона, если можешь.

— Конечно, нет проблем. Можешь посоветовать, чем?

Дебора была вынуждена прикусить язык. У нее и так было полно дел, и она не могла все бросить и учить Грега, как развлекать ребенка.

— Давай я тебе дам пару баксов, и можешь отвести его в зоопарк.

Грег нахмурился.

— Шелли разрешила?

— Она спит. Я уверена, что она бы не возражала. Можешь еще попробовать детский бассейн на пляже. Он любит плескаться в воде и играть в бегемотов. Там много детей. Ему понравится.

Дебора позвонила доктору Эрбу, педиатру, с которым она познакомилась на коктейльной вечеринке, посвященной приему новых членов в загородный клуб. Она извинилась за беспокойство, не желая, чтобы он подумал, что она специально использует их знакомство, чтобы получить бесплатный медицинский совет. Она объяснила проблему так сжато, как могла. Доктор Эрб посоветовал попробовать еще пару грудных кормлений, прежде чем переходить к искусственному питанию. Может быть, ребенок еще приноровится, и все будет хорошо. К этому времени крик Рейн стал неослабевающим и достиг такой громкости, которая свела бы с ума любого нормального смертного.

Поскольку Шелли находилась в таком неустойчивом психологическом состоянии, Дебора боялась, что она выместит свое отчаяние на ребенке. В конце концов, она приготовила сто граммов молочной смеси и накормила Рейн сама. Девочка съела все и уснула.

Дебора уложила ее в кроватку, которую они переставили в швейную комнату в конце коридора, чтобы Шелли могла отдыхать спокойно, если ребенок вдруг проснется.

Дебора помнила, каким чутким был ее сон, когда родился Грег, как любой звук из кроватки заставлял ее вставать и наклоняться над ним.

Она заглянула в комнату для гостей и увидела, что Шелли не спит.

— Ты можешь попробовать еще раз дать ей грудь, когда она проснется. Доктор Эрб говорит, что некоторым детям нужно больше времени, чтобы привыкнуть.

— Мне плевать, — сказала Шелли и повернулась на бок.

Дебора немного подождала, и когда стало ясно, что Шелли больше ничего не скажет, спустилась вниз и занялась посудой, оставшейся после завтрака. Через двадцать минут ребенок снова заплакал. Дебора услышала, как босые ноги Шелли стукнули по полу и протопали по коридору. Она бросила полотенце и поспешила наверх, шагая через ступеньку.

Шелли наклонилась над кроваткой.

— Черт побери, заткнешься ты или нет?!

Она потянулась к ребенку, но Дебора остановила ее руку.

— Я позабочусь о ней. Ты отдыхай. Все будет в порядке.

— Что ты знаешь, оптимистка долбаная.

Дебора знала, что лучше не отвечать. Шелли вернулась на свои старые пути, и любые слова будут встречены враждебно.

Шелли мрачно посмотрела на нее и отвернулась.

— Занимайся, Дебора. Думаешь, ты такая умная, вот и делай.

Она ушла в комнату для гостей и хлопнула дверью.

Дебора взяла ребенка и спустилась вниз. Села в кресло-качалку, положила через плечо памперс и прислонила к плечу девочку, осторожно поглаживая ее по спинке, пока та с удовольствием не отрыгнула. После этого Рейн успокоилась. Дебора продолжала ее гладить, мурлыкая, не открывая рта, пока ребенок не уснул.

Дебора колебалась, возвращать ли ее в кроватку, пока не придумала лучший вариант.

С девочкой на руках она подошла к телефону и сняла трубку. Позвонила Аннабель и кратко описала, что происходит.

— Мне нужна колыбелька, чтобы держать ребенка внизу со мной в течение дня. У вас еще осталась после Майкла?

— Конечно. Я отложила все вещи для младенцев для распродажи. Я их хранила, пока не убедилась, что не буду больше заводить детей. Сейчас достану и смахну пыль. Скоро приеду.

— Не звони в дверь. Обойди вокруг к кухонной двери, и я тебя впущу.

Через пятнадцать минут Аннабель подъехала к дому с Майклом в его сиденье для малышей рядом с ней и Дэвидом, Райаном и Дианой сзади. Она выпустила детей из машины, открыла багажник и ухватила колыбель за один конец. Повела всех по дорожке вокруг дома, к задней двери. Дебора ждала и открыла дверь до того, как Аннабель постучала. Она приложила палец к губам.

— Огромное спасибо.

— Нет проблем. Еще чем-нибудь помочь?

— Спасибо. Я позвоню позже. Ты ангел.

Аннабель послала ей воздушный поцелуй и повела свой выводок обратно к машине. Немного задержалась, пока всех усадила.

Дебора услышала, как машина завелась и увидела, как Аннабель отъезжает от дома. Она взяла спящего ребенка одной рукой, а другой протащила колыбель в гостиную. Тяжелые шторы и ковровое покрытие смогут приглушить плач Рейн, если она проснется.

Может быть, отдохнув, Шелли сможет справляться с ребенком.

Аннабель не только протерла колыбель, она положила простынку и добавила стопку фланелевых одеялец. Дебора уложила девочку и укрыла ее. Эти одеяльца Аннабель сшила сама для подарков своим знакомым. Еще она отдавала одеяльца для новорожденных в больницу Санта-Терезы, вместе с вязаными пинетками и шапочками, так что каждая мама, даже та, у которой не было денег, получала для своего ребенка что-нибудь теплое, чтобы носить дома.

Дебора вернулась к посуде, озабоченная конфликтом, который созревал на горизонте. Она никогда не понимала, как можно поднять руку на ребенка. Она читала о случаях, когда младенцев трясли до смерти, били и душили родители, у которых не хватало терпения или зрелости справляться со своими кричащими малышами.

Она даже читала о молодом папаше, который взял ребенка за ножки и ударил о стену. Теперь она понимала, как может произойти такое зверство, когда раздражительность доходит до кипения.

Она не собиралась оставлять Шелли наедине с ребенком, но ей предстояла битва.

Шелли ненавидела вмешательство, ненавидела любой намек, позволяющий думать, что она что-то делает не так. Еще она ненавидела, когда ее опекали и ненавидела, когда кто-то думал, что она нуждается в помощи. Выбор оставался небольшой.

Днем Дебора постучала в комнату для гостей и чуть-чуть приоткрыла дверь.

— Ты не голодная? Я могу сделать тебе сэндвич.

Отказ Шелли был едва слышен.

Деборе было больше нечего предложить. Она сделала сэндвич себе и сидела в гостиной и читала, пока ела. Она скормила Рейн две бутылочки с интервалом в три часа. С ней было все в порядке, периоды сна и голода приходили в норму.

Грег и Шон вернулись к ужину, полные впечатлений от зоопарка. Дебора приготовила вегетерианскую лазанью и подала ее с миской консервированных персиков и творогом.

К ее удивлению, Шон умял все в своей тарелке и попросил добавки. В отсутствие Шелли обстановка за столом была даже приятной. Теперь, когда Шон не был объектом постоянных материнских замечаний, он ел без угроз и посулов.

После ужина Дебора привела в порядок кухню, пока Шон и Грег играли в настольную игру.

Они ушли в половине девятого, чтобы Грег уложил Шона спать. Дебора сказала:

— Почему бы тебе не налить Шону ванну перед сном? Я оставила пену для ванной и чистые полотенца в купальне.

Шон издал радостный вопль и выскочил за дверь, до того, как Грег поднялся. Дебора поцеловала сына в щеку. Вскоре она увидела, как в бассейне зажегся свет.

Она взглянула на потолок. От Шелли до сих пор ничего не слышно, она слишком горда, чтобы о чем-то попросить, слишком упряма и враждебна.

Дебора оставила лазанью в духовке. Достала тарелку, салфетку, приборы и оставила записку.

Если Шелли спустится вниз, она может положить себе еду и забрать наверх.

Пока что Дебора перенесла Рейн на диван, обложила подушками и отнесла колыбель наверх, в свою спальню. Вернулась за ребенком, свежей бутылочкой и пачкой памперсов и отнесла в спальню, стараясь делать все как можно тише. Позже она поняла, что в осторожности не было необходимости.

Утром дверь в комнату для гостей стояла открытой. Кровать была не застелена и отсутствовали немногие вещи, которые Шелли принесла в дом. Озадаченная, Дебора спустилась с Рейн вниз и выглянула в кухонное окно.

Желтый школьный автобус исчез.