В среду днем я проехала по бульвару Кабана вверх до парка Сишо. Это принадлежащая городу полоса пальм и травы вдоль обрыва, с видом на Тихий океан. Утром я позвонила Майклу и попросила встретиться со мной там. В сумке у меня лежала папка с газетными вырезками о Кейте Керкенделле и копии фотографий, которые мне дала накануне его сестра.
Мне было тяжело выложить разоблачение к его ногам, но избежать разговора было нельзя.
День был солнечный и воздух теплый, без ветерка. В ожидании я прошла вдоль сетчатой ограды, предохраняющей граждан от падения с утеса. Падать было метров двадцать. При высоком приливе камни скрывались под водой. При отливе они лежали голыми. В любом случае, падение было бы смертельным.
Глядя вниз, я видела предательские струйки грунта там, где формировался песчаный бар, и волны разбивались по-разному с каждой его стороны.
Многие путают приливное течение с обратным течением. Приливы возникают в результате притяжения Луны. Обратное течение — это вероломный узкий поток, который течет от берега, перпендикулярно ему, иногда уходя чуть ли не на километр. Термин «подводное течение», который употребляется для описания того же явления, тоже ошибка.
Обратное течение движется вдоль поверхности воды и является функцией скрытых форм самого берега. Это, как и обратное течение, унесшее жизнь матери Саттона, было результатом попытки местных инженеров создать безопасную гавань там, где ее раньше не было. Как часто в жизни благие намерения приносят неожиданные результаты.
Я услышала шум машины Саттона задолго до того, как увидела, что он припарковался на маленькой стоянке. Верх машины был откинут, его волосы растрепались и он пригладил их.
На нем была толстовка и шорты, и вид его узловатых коленок почти разбил мое сердце.
Как и раньше, меня поразил его юный вид. Когда ему будет пятьдесят, а не двадцать шесть, он будет выглядеть так же. Я не могла представить его тучным или лысым, с толстыми щеками и двойным подбородком. С возрастом его лицо может сморщиться, но все равно сохранить мальчишеское выражение.
По телефону я не сказала о причине встречи. Теперь я жалела об этом, потому что он ни о чем не подозревал, что делало его более уязвимым. Хотя я не понимала психологическую динамику, но чувствовала, что, после разрушения, которое он навлек на семью, он постепенно начал считать себя не злодеем, а жертвой. По правилам, во всех страданиях следовало обвинить семью. Вместо этого груз обвинений нес он.
На полпути между нами стояла скамейка. Пока он шел от стоянки, я пересекла газон и уселась, положив папку рядом.
— Привет, Майкл. Спасибо, что пришел.
Он сел.
— Я все равно собирался в город. Как дела?
— Неплохо. Как Мадалин?
— Хорошо. Кстати, я сейчас собираюсь за ней заехать.
— Хорошо? Я слышала, ее арестовали за пьянство в общественном месте.
— Да, но судья сказал, что отпустит ее, если она пообещает исправиться.
— Понятно. И из чего это состоит?
— Встречи анонимных алкоголиков дважды в неделю. У нее нет машины, так что я привожу и забираю ее.
— До тебя не доходит, что она тебя использует?
— Это только пока она не встанет на ноги. Она пытается найти работу, но в ее сфере не очень много предложений.
— Что за сфера?
— Она модель.
— И пока что ты предоставляешь еду, жилье, транспорт, выкупаешь ее из каталажки и покупаешь корм собаке Голди, так?
— Она бы сделала для меня то же самое.
— Я не уверена, но будем надеяться.
Его улыбка побледнела.
— Вы на меня сердитесь. Что случилось?
— Даже не знаю, с чего начать.
Я глубоко вздохнула, пытаясь упорядочить свои мысли. Все равно не получалось высказать все мило и любезно.
— Вчера ко мне в офис приходили Райан и Диана. Она принесла альбом, в котором были памятные вещи с празднования твоего шестилетия.
— Памятные вещи?
— Да. Ну, знаешь, фотографии, билеты и тому подобное.
— Билеты. О чем вы говорите?
— Двадцать первого июля вы были в Диснейленде. Твои родители, Райан, Дэвид, Диана и ты.
Я увидела, как с его лица пропало всякое выражение.
— Это не может быть правдой.
— Это был мой первый ответ.
— Она все выдумывает, старается навлечь на меня неприятности.
Я показала на папку.
— Она сделала копии фотографий. Можешь сам посмотреть.
— Она неправа. Она должна быть неправа.
— Я так не думаю. Она репортер. Она может раздражать, но она знает, как написать историю, и знает, что лучше придерживаться фактов. Посмотри.
— Мне не надо смотреть. Я был у Билли. Мама привезла меня.
— Керкенделлов в то время уже не было. Папаша Билли украл кучу денег. Ты сам говорил об этом. Он знал, что полиция близко, так что забрал семью и смылся. Дом был пуст.
— Вы думаете, я соврал?
— Я думаю, что ты ошибся.
— Я видел пиратов в тот день. Они копали яму. Это могло быть до того, как мы уехали в Диснейленд.
— Время не сходится. Что бы ты ни видел, это должно было быть на неделю раньше. И, как сказала Диана, если ты видел парней 14 июля вместо 21, это не могло быть телом Мэри Клэр, завернутым для похорон. Ее похитили только через пять дней.
Майкл уставился в небо, раскачиваясь на скамейке. Это было самоуспокаивающее движение ребенка, мама которого опаздывает на час, чтобы забрать его из детского сада. Он почти потерял надежду.
— Послушай, Майкл. Никто тебя не винит.
Когда имеешь дело с чьим-то эмоциональным страданием, лучше всего приуменьшить размер катастрофы. Это не изменит действительность, но сделает момент легче… во всяком случае, для наблюдателя.
— Вы шутите? Она наверное, хорошо повеселилась на мой счет. Райан тоже. Они всегда были заодно.
Черт. Теперь он превратил это в заговор. Я держала рот закрытым. Я и так уже предложила столько успокоения, сколько могла.
— Как насчет лейтенанта Филлипса? Он знает?
Я посмотрела в сторону, что сказало Майклу то, о чем он уже догадался.
— Она ему тоже рассказала?
— Майкл, не надо. Да, она рассказала ему. Она должна была. Он был в этом деле с самого начала. Она дала ему такую же папку, как мне, ну и что?
Он моргнул и приложил правую руку к лицу.
— Я видел пиратов. Они знали, что я их поймал.
— Ладно, хорошо, но не тогда, когда ты думал. 21 июля ты со своей семьей был в сотне километров отсюда.
— Они закапывали сверток…
— Я верю, что ты что-то видел, но это была не Мэри Клэр.
Он помотал головой.
— Нет. Они унесли тело куда-то еще и положили в яму собаку. Это было там, где я показывал.
— Давай перестанем спорить и будем иметь дело с правдой, а не с тем, что тебе приснилось.
Он поднял руку.
— Не обращайте внимания. Вы правы. Я зря потратил ваше время и ввел в заблуждение полицию. Теперь все заинтересованные лица знают об этом. Так много для меня, и мне нечего сказать.
— Ты можешь перестать? Я не могу сидеть здесь и сочувствовать, когда ты весь погружен в жалость к себе. Я понимаю, что тебе стыдно, но пора уже двигаться вперед.
Он неожиданно вскочил и пошел прочь. Наблюдая за ним, я видела, как он хотел разыграть эту сцену. Моя роль была — побежать за ним, предлагая утешение. Я должна была ввязаться в конфликт, чтобы помочь ему сохранить лицо. Я не могла этого сделать.
Все было кончено. Поиски Мэри Клэр были закончены, и он знал это так же хорошо, как и я.
Она могла быть похоронена где-то, но к нему это не имело отношения. В то время как я понимала его унижение, его поведение было рассчитано на то, чтобы вызвать ответ.
Он был вакуумом. Меня должно было засосать, чтобы заполнить пространство. Но я упрямо осталась там, где была.
Я слышала, как хлопнула дверца. Зашумел мотор. Я видела, как он развернулся по широкой дуге и умчался, скрипя шинами.
Ни к кому конкретно не обращаясь, я сказала:
— Извини. Я хотела бы помочь, но не могу.
Я взяла папку и вернулась к машине. Села за руль и сидела некоторое время, глядя как голуби клюют что-то в траве. Я находилась всего в пяти кварталах от дома, и инстинкт подсказывал искать там убежища. То, с чем я столкнулась, не было впервые. Прежние расследования иногда разваливались у меня в руках, и я не испытывала желания бросаться на свой меч. Я оптимистка. Я исхожу из предположения, что на любой вопрос где-то есть правильный ответ, но нет гарантии, что именно я его найду. Хотя нынешний провал не был моим, я не могла избавиться от ощущения, что где-то напортачила.
Была середина дня, и мне, возможно, удалось бы уговорить себя закруглиться на сегодня, но такое можно себе позволить не слишком часто, пока оно не вошло в привычку и не стало непрофессиональным. Безделье не было лекарством от разочарования. Работа была. У меня был свой бизнес, и нужно было к нему вернуться. Легче сказать, чем сделать.
Добравшись до офиса, я поставила кофе, а потом сидела за столом и ничего не делала.
Я отругала Саттона за жалость к себе, но это была не такая уж плохая идея. Когда вы испытываете удар, жалеть себя, это просто еще один способ справиться с болью.
В мое сознание проник звук, и я поняла, что кто-то стучит в наружную дверь. Я заглянула в календарь. Я никого не ждала, и не было отметок о назначенных встречах. На какой-то момент я испытала странное чувство возвращения назад во времени. Я представила, как встаю и выглядываю из-за угла, чтобы увидеть наружную дверь. Через стекло я впервые вижу Майкла Саттона. Это было бы шестое апреля, и я должна была бы снова пережить ту же череду событий.
Я встала, подошла к внутренней двери офиса и выглянула в приемную. За наружной дверью стояла женщина, показывая на задвижку. Второй раз за две недели я автоматически заперлась, зайдя в офис. Отодвинула задвижку и открыла дверь.
— Извините за это. Чем могу вам помочь?
— Можно поговорить с вами?
— Конечно. Я — Кинси Миллоун. Мы знакомы?
— Не совсем. Я — Джоан Фицжу. Мама Мэри Клэр. Можно мне войти?
— Конечно.
Я отступила, предлагая ей войти. Женщине было за пятьдесят, ее приятное мягкое лицо напоминало лики умерших святых в католических календарях. Она была ниже меня на полголовы, со светлыми волосами до плеч. На ней были темные юбка и жакет и зеленая шелковая блузка. Я столько думала о ней, но оказалась не готова к встрече.
Что я ей скажу? Что уперлась в белую стену? Как объяснить, с чего я начала и чем кончила?
— Хотите чашку кофе?
— Спасибо. Не беспокойтесь.
Она села в одно из кресел для посетителей и придвинула другое поближе, слегка похлопав по сиденью, приглашая меня сесть рядом, вместо того, чтобы отгораживаться столом.
Ясно, что она брала руководство на себя. Когда я села в кресло, мы оказались почти колено к колену.
У нее были тонкие черты лица, небольшие голубые глаза, светлые брови и ресницы, прямой нос и губы, ставшие тоньше с годами. Обычно я считала красивыми ярких женщин с высокими скулами, большими глазами и полными губами. Ее красота была другого типа — мягкая, тихая. Ее духи пахли, как свежее мыло, и если на ней и был макияж, он был незаметен.
Я не могла вести пустые разговоры с человеком, чья единственная дочь была похищена и убита, так что предоставила заговорить ей.
— Я сегодня утром разговаривала с лейтенантом Доланом. Он был так любезен, сохраняя связь со мной с тех пор, как он вышел в отставку. Он позвонил и сказал, что ваше имя появилось в связи с исчезновением Мэри Клэр. Он сказал, что молодой человек по имени Майкл Саттон явился с информацией, которая выглядит многообещающей.
— Я не знаю, что сказать. Можно называть вас Джоан?
— Конечно.
— Майкл ошибся с датой. Это выяснилось вчера, и я до сих пор привыкаю к разочарованию.
Он тогда был шестилетним ребенком, и событие, которое он запомнил, произошло на неделю раньше, если вообще произошло.
— Я не понимаю. Долан сказал, что Майкл видел двух мужчин, копавших что-то вроде могилы через два дня после похищения Мэри Клэр. Вы говорите, что это неправда?
— Он ошибся. Он не хотел ничего плохого. Он прочел газету, и имя Мэри Клэр вызвало яркое воспоминание. Его история была похожа на правду. Детектив Филлипс решил, что ее стоит расследовать, и я тоже.
Вчера пришла сестра Майкла с доказательствами того, что его не было в Санта-Терезе в тот день, о котором он говорил. Что бы он ни видел, это не имеет отношения к Мэри Клэр.
Я бы хотела, чтобы у нас было что-то еще, но ничего нет.
— Так.
Джоан уставилась на свои руки.
— Я знаю, что все это тяжело для вас, и мне очень жаль.
— Вы не виноваты. Я уже должна была привыкнуть. Я должна была пережить все много лет назад, но не смогла найти способ это сделать. Что-то подобное появляется…кусочек информации, и, вопреки всему, я испытываю надежду. Даже не могу сказать, сколько людей приходили с «догадками» за последние двадцать лет. Они пишут, звонят, останавливают меня на улице, все они заявляют, что знают, где находится Мэри Клэр. Любое упоминание в прессе, и «подсказки» текут рекой. Некоторые просят денег, а некоторые просто хотят прославиться, я думаю.
— Поверьте, Майкл делал это бескорыстно. Он колебался, прежде чем пришел в полицию, и беспокоился, когда его послали ко мне. Какой бы странной ни была его история, казалось, что там есть элемент правды. В конце концов, все просто не сложилось.
— Я никого не виню. Просто этому нет конца.
— Послушайте, я знаю, что это не мое дело, но не могли бы вы рассказать, что случилось потом? Не могу себе представить, что это сделало с вашей жизнью.
— Все достаточно просто. Мы с мужем развелись. Может быть, было нечестно винить Бэрри за то, как он вел себя в той ситуации, но наблюдение за ним в те три дня научило меня вещам, которых я до этого не понимала. Он взял власть в свои руки. Он диктовал все условия. Я была отодвинута в сторону, когда он имел дело с полицией или ФБР. Мои мнения и мои чувства ничего для него не значили. В первый раз я увидела, что за человек мой муж.
— Что бы вы сделали, если бы это зависело от вас?
— То, что они потребовали. Я бы не пошла в полицию. Я бы заплатила выкуп, не раздумывая.
Это то, что сделали Унрихи, и их дочь выжила. Уверена, что ФБР назвали бы это самой плохой тактикой, но что было поставлено на карту? Двадцать пять тысяч были для нас ничем. Позже я узнала, что Бэрри держал вдвое больше на тайном вкладе — деньги, которые он использовал, чтобы наладить новую жизнь, когда мы расстались. Я знаю, что это всегда было его намерением, накопить деньги, чтобы уйти. Я дошла до того, что мне было все равно. Возможно, если бы Мэри Клэр спасли… если бы она вернулась к нам живая… мы бы договорились и продолжали жить, как раньше.
— Он до сих пор в городе?
— Он переехал в Мэн. Думаю, он искал место, как можно меньше похожее на Калифорнию.
Он женился и завел новую семью.
— Вы не знаете, почему выбрали именно вас?
— Бэрри владеет компанией по денежным операциям. Он основал ее много лет назад, и дела всегда шли удачно. Он чувствовал, что это поставило нас на линию огня. Это, и еще потому, что Мэри Клэр была единственным ребенком.
— Как долго вы были женаты?
— Восемь с половиной лет.
Она поколебалась.
— Должна признаться, когда он ушел от меня, я взяла реванш, этакая язва. Согласно нашему брачному контракту, случае развода, он должен был выплачивать мне жалкие алименты следующие десять лет. Он был старше. Он был дважды женат до этого. Я знала, что рискую, и сделала, что могла, чтобы защитить себя, хотя деньги были мизерные.
Когда наши отношения пришли к концу, он надеялся, что быстро разведется и отделается от меня. Мой адвокат заявил, что брачный договор следует отложить в сторону, потому что я подписала его под давлением.
Когда развод подошел к концу, мужа заставили согласиться на шесть миллионов, плюс миллион адвокатам. Он застрял со мной на всю жизнь, в радости и в горе, в болезни и здравии.
— Вы работаете?
— Я не на службе, если вы это имеете в виду. Я работаю неполное время доцентом в музее искусств и волонтером два раза в неделю в больнице, в отделении для новорожденных.
— У вашей дочери случайно не было проблем со здоровьем? Аллергия, астма, что-нибудь такое? Я пытаюсь понять, что могло с ней случиться.
— У нее иногда бывали приступы судорог, и педиатр выписал ей дилантин. Я понимаю, что вы спрашиваете, потому что думаете, что что-то пошло не так.
— Точно. Я не верю, что эти парни были отмороженными бандитами. Рейн говорит, что с ней обращались хорошо. Она думает, что ей подмешивали снотворное в лимонад, но, вместо того, чтобы спать, она возбуждалась и спала все меньше и меньше. Может быть, они повысили дозу? Если Мэри Клэр принимала антисудорожный препарат, комбинация лекарств могла быть роковой.
— Понимаю, что вы хотите сказать, и в этом есть смысл. Моя бедная малышка.
Джоан на мгновение закрыла глаза руками. Я смотрела, как она собралась и вздохнула.
— И что теперь? Это все?
— Не знаю, что вам сказать. У меня нет никаких идей. С другой стороны, мне не хочется бросать. Мне не нравится чувствовать, что я не сделала работу должным образом.
Она наклонилась и положила свои руки на мои.
— Пожалуйста, не бросайте. Одна из причин, по которой я пришла, это сказать, как я ценю ваши усилия. Даже если перед вами белая стена, не уступайте. Пожалуйста.
— Я постараюсь. Больше ничего не могу обещать.