Ларс III

Глава 17

Конец лета 827 г., Царьград

Гор, будучи типичным степным кочевником, совершенно перестал быть похожим на своих сородичей. Его миловидное для мужчины лицо, как ни странно очень привлекало Эстрид. Скосив глаза на воительницу, я хмыкнул. Она вырядилась в самые лучшие одежды, стала более женственной. Толика ревности что-то пробурчала в моем подсознании. После той ночи с «русалкой», мне ли ревновать девушку⁈

Гор бы высоким воином и широк в плечах. Одеяние легионера дополняло его антураж воинственного вельможи. Бронзовый загар и южное солнце сделали свое дело. Этот парень слился с местными и на нашем фоне явно выделялся.

Сойдя с драккара, я обнял ближника. Гор горячо обнял и остальных товарищей, особо нежно прижав к себе Эстрид, которая зарделась от смущения.

Я поблагодарил легионеров за теплый прием и направился в гости к Гору. Формальности стоянки и швартовки судна взял на себя Зоран.

Какофония звуков с пристани сменилась по интонации, когда мы вошли в лабиринт улиц города. Узкие улочки змеились между домами, которые, казалось, прислонялись друг к другу для поддержки, их верхние этажи почти соприкасались. Воздух был пропитан смешанными ароматами специй, пота и вездесущим запахом моря. Бродячие собаки рылись в кучах мусора, а случайные крысы перебегали нам дорогу.

У нас в Холмгарде такого нет, — подумал я с гордостью.

— Воздух здесь другой, чем у нас, — заметил Гор, низким рокочущим голосом, — Он несет в себе запах старого золота и древности.

Я усмехнулся.

— Этот город видел и взлеты, и падения. Каждый камень шепчет о забытой славе и богатстве, — Гор подрядился ко мне экскурсоводом.

Мы прошли мимо группы детей, играющих в пыли. Город жил своей кипучей жизнью. Смех детей терялся на фоне городского шума. Вот женщина в чадре выглянула из-за решетчатого окна. Ее темные глаза сверкали любопытством, А вот из лавки вышел пекарь с белыми от муки руками. Теплый аромат свежеиспеченного хлеба на мгновение заглушил менее приятные запахи.

Мы свернули за угол и наткнулись на процессию монахов в пыльных коричневых одеждах. Они несли иконы, их голоса звучали в торжественном гимне. Толпа почтительно расступилась, давая им пройти.

— В империи иконоборчество, — заметил Гор, кивая на процессию, — но некоторые монахи на свой страх и риск позволяют себе такие шествия. Эти, — он снова указал подбородком на монахов, — известны своей строгой приверженностью вере.

Я наблюдал за процессией со смесью любопытства и беспокойства. Я плохо знаю о борьбе монахов за свои идеалы внутри православия. А Гор молодец, вникся и усердно пытается держать нос по ветру.

Когда мы приблизились к большому проспекту, ведущему к Императорскому дворцу, сцена резко изменилась. Исчезли тесные улицы и ветхие дома. На их месте стояли великолепные мраморные здания, украшенные мозаиками и фресками. Во дворах плескались фонтаны, а в позолоченных клетках пели экзотические птицы. Казалось, сам воздух вибрировал.

Я приехал в Константинополь в поисках торговых соглашений и союзов, но знал, что византийский двор был змеиным гнездом интриг и предательства. Один неверный шаг может обернуться катастрофой.

Глубоко вздохнув, я сбил несуществующие пылинки с кафтана и поправил близнецов. С императором разберемся позже, сегодня отдыхаем после долгого пути.

Гор привел нас к небольшому дворцу. По рассказам моего «гида», он приобрел это здание у разорившегося купца и сделал его резиденцией гардарского царя в Константинополе. Это подняло не только его статус, как царского военачальника, но и сделало это место центром притяжения для торговцев и тех, кто симпатизирует нашему государству. Освобождение рабов-славян навело шороху среди местных. Пришлось много импровизировать. В том числе в части организации мест временного пребывания бывших рабов. Этот дворец неплохо с этим справлялся.

Расположенная среди величественных дворцов и обширных поместий константинопольской элиты, купеческая резиденция являлась свидетельством умелых деловых отношений. Это не был дворец в истинном смысле этого слова, так как ему не хватало огромных размеров и показного величия домов местной аристократии. Тем не менее, он обладал необходимыми для царя Гардарики комфортом и атрибутами процветания.

Дом, построенный из светлого известняка, возвышался на три этажа, его фасад был украшен замысловатой резьбой, изображающей различные сцены купеческой жизни — корабли, груженные товарами, экзотических животных и иностранных купцов, заключающих сделки. Перед домом располагался небольшой ухоженный сад, зеленое пятно среди городского камня и пыли. Запах жасмина и роз смешивался с соленым привкусом моря. Гор выбрал отличное место. Я по-новому посмотрел на степняка, с большим уважением.

Внутри комнаты были просторными и светлыми, полы были выложены красочной мозаикой. Солнечный свет лился сквозь арочные окна, освещая богатые гобелены и шелковые подушки, украшавшие стены и диваны. Вокруг был блеск полированного серебра на столах, затейливая стеклянная посуда, изящные фарфоровые вазы и другие признаки достатка.

С моим восхищением и удовлетворением от увиденного согласились все ближники. Гор, видя этот эффект, расплылся в самодовольной улыбке.

Гор проводил меня на второй этаж. Умка с Агой занесли в мою комнату вещи. Я выглянул в арочный проем. На внутренний дворик.

Двор, открытый небу, составлял сердце дома. Мраморный фонтан весело журчал. Вокруг внутреннего двора располагались галереи. На каждом этаже имелся доступ к различным комнатам — моим покоям, комнатам для гостей, библиотеке, и даже небольшой православной часовне.

Хотя здесь не было огромных залов и роскошных покоев императорского дворца, дом излучал атмосферу сдержанной роскоши и комфортной жизни, пристанища мира и процветания среди шумного города.

— Именно такой и должна быть резиденция царградского царя, — я довольно хлопнул Гора по плечу.

Степняк благодарно кивнул и удалился. Я снял верхнюю одежду и развалился в кресле возле огромной кровати.

Мои ближники осваивались в новом доме. Чуть позже, когда мы чуть отдохнули, Гор зашел ко мне для обстоятельного доклада по местной политике и наших проблемах.

Степняк рассказал много интересного.

— Император Михаил все больше отдалялся от дел, — начал излагать Гор, — Ведущую скрипку играл Феофил, его сын-соправитель. Феофил получил отличное образование под руководством ученого Иоанна Грамматика. И говорят, что именного своего учителя он хотел поставить на должность патриарха. Но наши действия ему помешали. Слухи о том, что эта должность чуть ли не проклята, неслись по столице как знойный пожар по степи. Естественно, — воин улыбнулся, — наши послушницы постарались чтобы слухи до сих пор не утихали.

— Эсе надо премию выдать, — пробормотал я немудренной шутке.

— Феофил неплохой правитель, — продолжил Гор, — он, правда, вспыльчив, но старается быть справедливым. Непростые отношения у него с мачехой, второй женой Михаила, с Евфросинией. Она имеет сильную власть на Михаила и часто подталкивает мужа к отмене решений Феофила.

— Семейные разборки на высшем уровне, — прокомментировал я.

— Евфросиния, — кивнул Гор, — также нашла Феофилу жену. Кстати, замечательную девушку, скромную и порядочную. Она сильно отличается от всей этой императорской верхушки.

Гор как-то задумчиво улыбнулся своим мыслям. Он что, втюхался в жену Феофила? Вот только этого не хватало. Надо будет узнать подробнее про эту даму.

— Чем же она так хороша? — как-бы невзначай спросил я.

— Феодора другая, — пожал плечами степняк.

— Феодора?

Что-то смутно знакомое в голове крутится. Где-то я слышал это имя.

— Да, Феодора, — ответил воин с интересом поглядывая на меня, — с ней была интересная история. Когда Феофилу решали на ком жениться, Евфросиния провела смотрины. Она собрала красивых девиц для брачного выбора Феофила. Поставив их всех в палате, она дала Феофилу золотое яблоко со словами: «Отдай той, которая понравится». Была в числе невест одна благородная девица, по имени Икасия, чрезвычайно красивая. Феофил, как говорят, увидев эту деву восхитился её красотой. Он сказал: «Чрез женщину зло излилось на землю». Икасия возразила: «Но и чрез женщину бьют источники лучшего». Феофилу не понравился ответ и даже оскорбился этим. Он отверг Икасию и отдал яблоко Феодоре.

— Надо будет пообщаться с Феодорой, — задумчиво заметил я.

— Надо, — согласился он.

— А что у них с врагами? С кем воюют?

— Византийцев раздирают противоречия, — дал оценку Гор, — внутри они грызутся за власть, а снаружи пытаются собрать осколки бывшей Римской империи. Особых войн нет, досаждают арабские пираты, портят торговлю.

Я никак не мог нарадоваться познаниям степняка. Все-таки окружение и блага цивилизации дают большое преимущество. Не зря я хотел в свое время свалить в Византию.

— А если бы мы предложили им Рим взамен на союз, они согласились бы?

Мой вопрос ввел в ступор Гора. Но, надо отдать ему должное, он собрался и сделал интересные выводы.

— Византийцы уделяют приоритетное внимание безопасности своих восточных границ и возвращению территорий, утраченных из-за арабов. Это отвлекает их внимание и ресурсы от желания расширить територию на Западе. Да и Болгарское ханство их сдерживало от чрезмерных амбиций. Византийцы, возможно, и хотели бы вернуть себе Рим, но сочетание внутренних и внешних проблем в конечном итоге мешает им достичь этой цели.

Я посмотрел на Гора в очередной раз с удивлением. Этот парень за несколько месяцев набрался знаний побольше чем я. Кто-то его здорово натаскал на поприще получения новой информации.

— Откуда ты все это знаешь? — не сдержался я от вопроса.

— Не так уж и много я знаю, царь, — степняк пожал плечами, — просто много общаюсь с местными.

На мой заинтересованный взгляд, он вздохнул, словно собирался с мыслями.

— Иоанна Грамматика очень интересует царство Гардарики. Мы часто общаемся по разным вопросам. С ним бы тоже нужно поговорить тебе.

Так вот где собака зарыта. Учитель Феофила наводит мосты с представителем нашего царство. Любопытно.

Мы еще долго разговаривали со степняком. Думаю, что ему нравится здесь. Работа у него не пыльная. Омрачает только, что нет решения по охране патриарха. У византийцев нет никаких доказательств, что мы причастны к несчастным случаям. Но сама ситуация их очень напрягает.

Пять тысяч легионеров, расквартированных в Царьграде, не привлекались для чего-то важного. Гор взял на себя смелость тасовать тысячи для найма местным торговцам. Это стало небольшим доходом, который позволяет содержать этот дом, содержать наших людей, в том числе бывших рабов-славян, которые Гор специально ищет на невольнических рынках византийской столицы.

В целом у меня сложилось ощущение, что в империи застой, былое величие римской империи гложет умы, но проблемы внутренней политики не дают сформироваться имперским амбициям.

На следующий день я с ближниками направился на аудиенцию к византийским императорам. Гор заблаговременно договорился о встрече. Наверное, через Иоанна Граматика.

Императорский дворец поражал воображение. Мозаика мерцала под мягким светом масляных ламп. Это были помещения, пропитанные историей.

Мы резко контрастировали с одетыми в шелка придворными и усыпанными драгоценностями сановниками, населявшими императорский двор. Я под кафтаном прятал кольчугу. Гардарсцы носили меха и кожу — одежду людей, живущих под открытым небом, знавших порывы северного ветра и азарт охоты.

— Добро пожаловать, Ларс, царь Гардарики, — прогремел голос Михаила, эхом разнесшийся по залу.

По собравшейся толпе придворных пробежал шумок, их взгляды метались между нами, любопытство боролось с презрением. Я непоколебимо встретил взгляд императора Михаила.

Это была первая моя встреча с Михаилом, после того, как мы взяли дань с Царьграда. И, судя по всему, он затаил обиду. Феофил был более прост, но сдерживался в проявлениях эмоций.

Тяжелый аромат благовоний плыл вокруг нас. Я стоял перед императорами, украшенными шелками и золотом. Феофил сидел рядом с отцом на таком же троне.

Мне не понравилась эта ситуация. Будто я проситель какой-то. Они сидят, а я стою, словно у паперти.

— Мне кажется, что Византия позабыла, как совсем недавно наше царство пришло в гости сюда, — я обвел взглядом зал.

Ропот придворных нарастал.

— Ларс, — Феофил подскочил и направился ко мне, — мы рады, что ты навестил нас.

Отлично, сообразил. А второй продолжал сидеть, насуплено сдвинув брови. Плохо нас встречают. Видать, не получится у нас диалог.

Феофил подошел и обнял меня, как равного себе. Это хорошо, не забыл еще нашу последнюю встречу. Он же дал вассальную клятву. Уж это его должно подстегивать.

Мы с Феофилом вели вежливую беседу. Окружающие нас придворные были в растерянности поведением своих императоров. Один чуть ли не лебезил, а второй –игнорировал статус гостей, продолжая сидеть на троне. Контраст был значительный.

— Знаком ли ты, — обратился Михаил ко мне, прерывая мой диалог Феофилом, — с той единственной истинной верой, светом христианства, который освещает нашу империю?

О как! С козырей зашел. Ну что же в эту игру можно играть вдвоем.

В зале воцарилась напряженная тишина. Я тщательно выбирал следующие слова.

— Мы, гардарцы, уважаем всех богов, — ответил я, — мы чтим Перуна, бога-громовержца, и Велеса, бога подземного царства. Мы — народ многих верований.

На лице Феофила промелькнуло разочарование, но он быстро скрыл его.

— Знание — это дар, — провозгласил его отец, — и это дар, которым Византийская империя готова поделиться. Свет нашего Бога должен достичь даже самых дальних уголков твоей земли.

Не понял. Это угроза? Кажется, нужно будет по второму кругу стрясти с Царьграда дань. У меня под Плиской простаивает армия. Он вообще в курсе? Видимо, то, что я начинаю закипать, слишком явно выразилось, так как даже Михаил чуть переменился в лице. А Феофил, стараясь сгладить слова отца, перевел тему на охрану патриарха.

Он выразил сожаление тем, что даже легионеры не справляются с защитой главы византийской церкви. Мрут будто мор гуляет в их палатах. Я слегка кольнул самолюбие Феофила, предположив, что проблема не в охранении, а в греховности. А раз так, то такой «свет» в наших землях нам не нужен. Последнюю фразу услышал и Михаил. Так ни о чем и не договорившись, наша делегация покинула дворец.

Феофил предложил встретиться вечером, на пиру в честь нашего приезда. Я согласился, скосив недовольный взгляд на сидевшего на троне Михаила. Феофил тяжело вздохнул, отметив про себя мое недовольство.

Я с ближниками направился обратно в свою резиденцию. Да, не так я представлял нашу встречу. Я надеялся на плодотворные переговоры, переманивание Византии на свою сторону, какой-то союз против Рима. Да хотя бы заключение договоренности о некоем нейтралитете Византии в ходе моей нынешней военной кампании. Но нет. Византийцы, а точнее Михаил, затаили обиду за наш поход против них. А ведь мы разошлись в прошлый раз чуть ли не друзьями. Мои люди вылечили Михаила. Да, Феофил дал клятву, но она же тайная, о ней никто не знал. Это было нашим козырем в случае нарушения «вечного мира» двух наших государств. Да в конце концов, Византии выгодно иметь на севере союзника. Это позволит высвободить силы для захвата средиземного побережья. Но — н сложилось. Гордыня Михаила и, как мне кажется, местных элит была выше получения выгоды в долгосрочной перспективе.

Я же решал многие проблемы византийцев. По сути возвращение контроля над Римом было бы дорогостоящим мероприятием, потребовавшим значительных финансовых вложений.

А тут я предлагал выгодный обмен: нейтралитет или союз в обмен на вечный город. Но до этого обсуждения даже не дошли. Гордыня Михаила была выше желания о конструктивном разговоре.