Ларс III

Глава 8

Лето 827 г., окрестности Тьмутаракани.

Из селения мы вышли сытые и довольные. До конечной точки нашего маршрута оставалась пара-тройка часов, поэтому наша компания была несколько расслабленной, я бы сказал — вальяжной. Благо охранение держало ухо востро.

Возвращаясь мыслями в покинутое нами село, я с удовольствием отметил, что вместо ожидаемой вражды, мы наткнулись на мирных и дружелюбных жителей, которые с уважением приняли нового хозяина этих мест. Селяне, что удивительно, научили меня традициям и обычаям местной культуры. Они угощали вкусной едой и рассказывали о своих ремеслах и занятиях. А таинство имянаречения, которое мы, к своему стыду, нагло подглядели, дало повод для размышлений. Вера людям нужна обязательно. Мысль превратить славянское язычество в полноценную религию кажется очень интересной. Можно же взять все самое лучшее у других религий и объединить в одну — нашу, гардарскую.

Жаль, что таких спокойных моментов в моей жизни все меньше и меньше. Вокруг войны, битвы и сражения. Даже мое попадунство началось с битвы, а они и не думают заканчиваться.

Я понимаю, что история изменилась. И если мое имя войдет в историю моей страны, то наверняка меня прозовут кровожадным воителем, а не созидателем. С другой стороны, а что я создал? Чуть развил металлургию, немного подкорректировал административное управление, слегка поднял инфраструктуру дорог. На этом и все.

Видимо мое быстро изменившееся настроение отобразилось на физиономии. Эса начала бросать подозрительные взгляды в мою сторону, пытаясь угадать причину изменения моей недовольной рожи.

Мы аллюром двигались вдоль берега. Эта местность была очень необычна. Морской берег — это место, которое вечно движется и изменяется, но в то же время остается величественным и красивым. По мере приближения непосредственно к морю, звуки волн становятся более отчетливыми — слышны ритмы запредельного звука, где шепчет пляж и гудят окружающие нас горы. Легкий бриз морского воздуха играет на коже, принося свежие ароматы соленой воды и водорослей.

Эса, глубоко вдохнув морской воздух, подвинула свою кобылу ближе ко мне, на радость Дастану.

— Знаешь, — заговорила девушка, — я слышала, что на небе есть такие большие города, называемые облака. И там живут души наших предков.

Я покосился на подругу. Она смотрела на чистое, безоблачное небо. Чего это она вдруг такое мне говорит? Отвлечь что-ли хочет от дум тяжких?

— Наши предки, — продолжила она, — помогают богам насылать дожди и снега во благо тех, кто остается на земле.

— Ага, — вклинился в разговор Умка, — а потом они летают на белых лошадях и забирают души умерших в вечность. Я тоже слышал такую легенду.

Мальчишка на заводной лошади пристроился между мной и Эсой. Воительница чуть приподняла бровь. Лицо мальчишки было пунцовым. Я ухмыльнулся.

— Интересно, — заметил я, — это правда?

— Да какая разница, — неуверенно бросил смутившийся подросток, — лучше достойно прожить свою жизнь, а не размышлять о том, что происходит после смерти.

Глаза Эсы увеличились в немом удивлении. И я разделял ее чувство. Мало того, что этот сорванец вмешался в разговор старших, да еще и правителей, что для местных считается грубейшим нарушением и выказыванием неуважения, так еще и речи толкует явно не детские.

Наше молчание нарушил задиристый смех Эстрид. Она потрепала парня по голове, взлохматив его светлые кудри.

— Умка, ты умница, конечно, — широко улыбаясь, заявила девушка, — но когда говорят старшие воины, младшие смеют заговорить, только если их спросят, — нравоучительно закончила Эса.

Умка еще больше покраснел, хотя, казалось бы — куда уж больше. Он неуклюже постарался придержать лошадь, чтобы чуть отстать и оставить нас наедине. Эстрид, вновь залившись смехом, придержала его скакуна.

— Да ладно уж, — сквозь смех заметила воительница, — дозволяем тебе говорить.

Я с трудом сдерживал уголки губ, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Непосредственность парня меня радует. Его смелые высказывания, тем более в вопросах веры, говорят о неплохом аналитическом складе ума, как бы парадоксально это не звучало. В нынешнее время религия — это нечто сакральное, о котором могут говорить либо умудренные жизнью старцы, либо волхвы, что, по сути, одно и тоже.

— Что ты знаешь о вере, — спросил я Умку.

Парень недоуменно взглянул на меня, не понимая, что я спрашиваю.

— Во что ты веришь? — переиначил я вопрос.

— Я верю в природу и силы природы, — аккуратно заметил Умка, — я считаю, что все живое на земле связано друг с другом.

— Это как? — не поняла Эстрид.

— Вот смотри, — осмелился он, вновь вызывая улыбку девушки, — когда ты убиваешь воина, его тело сжигают на погребальном костре. Душа уходит на небеса, а прах хоронят. Из праха вырастают растения, которыми питаются животные. Этих животных убивают воины и едят их. Воинов убивают другие воины. И так по кругу.

Мальчишка довольно посмотрел на Эсу, перевел взгляд на меня и снова смутился. Мы с воительницей переглянулись.

— А как же боги? — задал я каверзный вопрос, — Какое место они занимают во всем это круговороте?

— Есть много богов и каждому из них нужно поклоняться отдельно. Каждый бог отвечает за свою часть жизни и нам необходимо обращаться к ним за помощью и защитой.

— А в твоем примере, который «по кругу», — хмыкнула Эса, — боги не при чем?

— Ну почему же, все происходит под их взором, — неуверенно заявил Умка.

— Поясни — попросил я с улыбкой.

— Я что-то не правильное говорю? — промычал парень, уставившись на Эсу.

— Все правильно, — улыбнулась она, — нам интересен ход твоих мыслей. Так что ты имел в виду?

— Когда воины убивают другу друга, — вздохнул Умка после непродолжительной паузы, — это происходит под покровительством Перуна, покровителя воинов. Семаргл сопровождает души воинов на небеса. Из праха воинов вырастают растения под взором солнечного божества Дажьбога, а растения едят животные, за которыми приглядывает Велес.

Мы с Эсой снова переглянулись.

— Очень интересно, — заметил я, — это тебе сельский волхв рассказал?

— Что-то он, что-то сам понял, — пожал плечами парень.

— Умка, — обратилась к мальчишке Эса, — запомни, все в нашей жизни зависит от того, как мы относимся к себе, друг другу и к миру вокруг нас, — философски закончила она.

Парень задумчиво кивнул и отстал от нас. Мы с Эстрид в который раз переглянулись.

— Для славянских племен, — сказал я ей, — вера имеет особое значение. Они относятся к природе и всему живому на земле с уважением и поклонением. Они считают, что природа — это часть божественного и что все живые существа связаны между собой через эту священную связь. Такие как Умка могут поклоняться разным богам, которые отвечают за определенные аспекты жизни.

— Меня больше радует то, что смерть для них — это не конец, а лишь начало нового пути. Я тоже надеюсь, что после смерти душа переходит в другой мир, где она может стать духом-покровителем для своих потомков. В моем детстве мы тоже часто проводили ритуалы и церемонии для умерших, чтобы обеспечить их духу спокойный переход в другой мир и сохранить связь с ним, дабы вмести пировать в Вальхалле.

Я не задумывался о том, насколько много общего между славянами и скандинавами, к которым я отношу мою подругу. Радует, что не создается конфликтного противоречия мышлений между народами. Тем актуальнее становится вопрос о реформировании славянского язычества в полноценную религию.

— Не поверишь, я как раз о вере думал, когда ты подошла с эти вопросом про облачные города, — хмыкнул я.

— Вера привела тебя в мрачное настроение? — откликнулась девушка.

— Не совсем, — я вздохнул, — думал о том, что уже натворил на сегодняшний день.

— Натворил?

— Да, — я пожал плечами, — все эти войны, — я неопределенно взмахнул рукой, — не всего этого я хотел.

— Ну да, — хмыкнула Эса, — инсценировать свою смерть и свалить за бугор, в Царьград — это, прямо скажем, гениальная мечта.

— Да уж, идея и правда была не очень… разумной, — согласился я.

Фыркание Дастана совпало с кивком Эсы, что вызвало у нас улыбки.

— Ты бы хотя бы раз взглянул на карту своего государства, — заметила девушка, — тогда бы понял, какое творение ты создал, — она иронично наклонила голову и тихо добавила, — может быть.

Вот ведь мелкая пакостница. Сомневается в моих умственных способностях. Так мы и пришли в конечный пункт назначения, с чуть приподнятым моим настроением.

Перед нами была обычная деревня, которая представляла собой маленькое прибрежное поселение, связанное с сельским хозяйством, животноводством и рыболовством. Дома были построены из бревен, а крыши были покрыты дерном или соломой. Здания были небольшими и стояли близко друг к другу. Каждый дом имел свой огород и животных, которые содержались на привязи в стойлах.

Центром деревни был дом старосты, примыкающий к небольшой площади — своеобразного центра общения жителей. Там же зачастую размещались купцы со своим товаром. Недалеко находилась пристань, у которой пришвартовалась небольшая купеческая ладья. В целом, эта деревня не сильно отличалась от предыдущего населенного пункта, в котором мы побывали.

Судя по небольшой толпе на площади, купец уже разместился и бойко вел торг. Торговля была в самом разгаре.

По сведениям Эсы, именно этот купец и был ее осведомителем, к которому мы направлялись.

В деревне нас встретили радушно, староста раскланивался, угостил холодным квасом, пригласил к столу. Я попросил старосту перенести празднество на вечер, а сам разместился в его доме. Хозяин гостеприимно пригласил. Весть о присоединении Тамархи и всех местных земель к царству Гардарики была встречена более чем радушно.

Я и Ага сидели на лавке возле дома старосты. Брат Эсы точил свой двуручник. Наше сопровождение разместилось неподалеку, расседлывало коней, давая им отдохнуть. Умка занимался Дастаном. Он стал моим оруженосцем, по сути. Ему помогают наши воины, они подсказывают ему и учат быту воинов.

Эса направилась на площадь, на явку со своим информатором. Староста суетился, готовясь к вечернему празднику — как-никак сам царь в деревню заехал.

Мимо нас проходили селяне, уважительно кланялись. Я даже успел услышать отрывок разговора двух старушек.

— И вот, — говорит одна «божий одуванчик» другой, попутно кланяясь мне, — подхожу я к этому скупердяю, да вопрошаю: «А вас есть свежие сыры?». А купец мне: «Любой сыр, который у меня есть, как бы не старый, у нас называется „свежий, вчерашнего дня“. Но если хочешь, могу предложить тебе сыр, который только-только откопали на рынке». Представляешь?

— Ужасно! — отвечает ей подруга, — Как можно продавать грязный сыр из-под земли?

Я, стараясь не заржать, как Дастан, смотрел вслед удаляющимся бабушкам. А купец-то остер на язык. Хотел бы я с ним пообщаться.

Приглядевшись, я увидел скомороха. Он развлекал публику, копируя некоторых покупателей и даже самого купца. Я решил поглядеть на шутника. Ага, отложив точильный камень, опередил меня и в качестве волнореза направился со мной на площадь.

Мельком взглянув на купца, отметил, что он был одет в дорогие ткани и украшения, показывая свой высокий, по местным меркам, социальный статус. У него были длинные, зачесанные на бока волосы и густая борода. Цепкий взгляд купца выдавал его торгашью натуру. Дядька был плотного телосложения. Судя по разнообразию товаров, у него была обширная жизненная практика и богатая сфера интересов.

Купец торговал с очередным покупателем. Эсу я не заметил. Я перевел взгляд на скомороха. Его одежда была яркой и экстравагантной, состоящей из различных лоскутов одежды и головного убора в стиле «вырвиглаз». Лицо было трудно разглядеть из-за обилия какого-то грима и ежесекундной смены мимики.

— Ну, здравствуй, скоморох! Как жизнь? — обратился я к шутнику.

— Здравствуйте, ваше царшество! — быстро сориентировался он, — Раньше жизнь была хороша, но тогда я еще не знал, что встречу вас.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, вы же знаете, ваше царшество, что короли да цари не знают что такое чувство юмора.

— А, этот стереотип? — хмыкнул я, — Могу порадовать, что люблю шутки, знаешь ли!

— Это значит, что я могу рассказать шутку?

— Да, валяй.

Скоморох не совсем понял мою фразу, но суть уловил.

— Шутка! — воскликнул скоморох, — Два охотника выходят из леса, и один из них падает на землю. Кажется, он не дышит, его глаза заволокло пеленой, — скоморох пытался изобразить каждое действие, не забывая смешно кривить рожи, — Другой охотник бросается на землю и взмолился к Святобору, богу-покровителю охотников. Задыхаясь от волнения, он кричит: «Мой друг мертв! Что мне делать, Святобор?». Голос с небес отвечает: «Успокойся, я тебе помогу, но сначала давай удостоверимся, что твой друг действительно мертв». Через некоторое время слышится звук попадания стрелы в плоть. Охотник говорит небесам: «Ладно, он мертв, что теперь?».

Секундная тишина разорвалась гоготом толпы. На мгновение мне показалось, что я слушал подобную шутку в свое время. Неужели скоморох из моего будущего. Я подозрительно уставился на шута.

— Ваше царшество! Не смешна шутка для царя? — обратился ко мне скоморох.

— Смешна, конечно. И поэтому хочу узнать. Хочешь быть шутом при моем дворе?

Селяне перестали смеяться. Тихие шепотки зашуршали вокруг нас. Эдак я пройдусь по местным селам и царский двор себе соберу — пробежала запоздалая мыслишка. В Тамархе коня могучего получил, в предыдущем селе оруженосца-Умку взял, здесь шута получить пытаюсь. Прямо не Тьмутаракань, а рекрутерское агентство.

Удивленный скоморох, потерявший дар речи, посмотрел по сторонам. Видимо, пытался убедиться в том, что я именно к нему обращался.

— Почто же ты меня разоряешь, царь? — услышал я за спиной густой баритон.

Обернувшись, я увидел купца, склонившегося в низком поклоне.

— Когда это я успел тебя разорить? — удивился я.

— Когда попытался переманить к себе моего скомороха.

— Вот как? — я обернулся к шуту, — Ты раб?

Скоморох кивнул и опустил голову.

— И сколько же стоит твой раб, купец, — гневно прорычал я, вновь поворачиваясь к торгашу.

— Мы можем обсудить это без лишних ушей, царь, — косясь по сторонам, ответил он.

Рядом со мной появилась Эса. Она подозрительно поглядывала на купца. Ага крепко ухватился за рукоять своего двуручника.

— Ну что же, давай обсудим, — заявил я, снижая накал страстей.

Купец пригласил пройти на его ладью. По дороге на пристань он всячески пытался извиниться за то, что я его не правильно понял и он готов даже подарить скомороха, но это нанесет ему ущерб, непоправимые убытки и все в этом духе.

Мы подошли к пристани, где было пришвартовано судно купца. Забравшись на кораблик, я осмотрелся.

Ладья была из крепкого дерева, защищенная от воды смолой. Пленочный парус был основным способом передвижения этой ладьи, хотя наличие весел говорило о том, что и в безветренную погоду судно продолжит движение к цели. Ладья имела надстройки, навесы из ткани, под которыми хранилась часть груза.

К одной такой надстройке, под которым разместился небольшой столик и лавки, мы направились с Эсой и Агой в сопровождении купца.

Вокруг нас было около пятнадцати человек — команда ладьи. Смутило то, что все были в броне, что несколько выбивается из образа штата купеческого судна.

А дальше я почувствовал сильнейшую боль в затылке. Громогласный рык Аги и воинственный клич Эсы утонули в моем потухающем сознании.

Я очнулся рывком. Глаза не открывались. Их будто залепили чем-то липким. Наверное, засохшая кровь — закралась мысль-подсказка. Судя по ощущениям, я в трюме ладьи. Пол качается, руки завязаны и прикручены веревкой высоко над головой. Ноги связаны в коленях. Отчетливый запах сырости и водорослей забивал ноздри. Все тело ломило.

— Ну что же ты, Ларсик! Очнись, — гнусаво пробасил до боли знакомый голос.

С трудом разлепив веки, я увидел его. Враг. Бывший смоленский воевода. Вот же тварь живучая.