Леденящая жажда

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Афганистан

3 июля 200… года, 15.27

— Добрый вечер. Рад наконец-то с вами встретиться. Наслышан, наслышан о вас. Здравствуйте, Коля!

Это был тот самый холеный, который беседовал с Трубачом на скамейке в Глазове. Трубач ошеломленно кивнул. Слов не было.

Пастух остановился в дверях и попытался незаметно потянуться рукой к пистолету.

— А вот резких движений делать не надо. Не советую. Холеный, продолжая улыбаться, достал одной рукой сигарету из пачки «Кэмел», той же рукой чиркнул зажигалкой и закурил. Другая рука держала пистолет.

— Что, ребята, не ждали? Талибов здесь давно уже нет.

— А где они? — поддался на явную провокацию Пастух и тут же замолчал, поняв, что с первой же фразы выдал свои планы.

— Они-то далеко. Вы несколько адресом ошиблись.

— Кто вы, собственно говоря, такой? — спросил, наконец, Трубач.

— Да что вы в дверях стоите, не стесняйтесь, — проигнорировал вопрос холеный. — Проходите, гости дорогие. Bы ведь даже представить себе не можете, как я вам рад!

Серьезное лицо, ровные интонации — и при этом кажется, что все им произносимое — сплошное издевательство, и ничего более.

— Чтр за игры? — спросил Трубач. — Ты откуда здесь взялся? На метле перелетел?

— Вы любитель мистификаций? — спросил Артист.

— Обожаю. Но здесь я не для того.

— А для чего же тогда, если не секрет?

— Не секрет. Дела.

— У нас, собственно говоря, тоже.

— Мир, говорят, хотите спасать? Я с вами, как ни странно, солидарен.

— И от кого же вы его хотите спасать?

— Как и вы — от мировой катастрофы. Предлагаю объединить усилия.

— Для начала — все же кто вы такой?

— Лишняя информация. Давайте лучше к делу. Но сначала вам придется принять мои условия.

— Больше ничего? — грубовато спросил Муха.

— А почему, собственно, мы должны принимать их? — немного дипломатичнее поинтересовался Пастух.

— Потому что у вас нет иного выхода. У входа в катакомбы, с которого вы зашли, вас уже поджидает батальон солдат американской армии. Вы, спору нет, хорошие воины. Но с двумястами солдатами вы справитесь вряд ли. А другого выхода здесь нет.

— Как? А выход с западной стороны? — с надеждой в голосе спросил Пастух.

— Это еще бабушка надвое сказала, — отмахнулся холеный.

— Сколько их там, вы сказали? — подал голос Док.

— Батальон. Правда, не знаю, кого они ищут конкретно, может, вас, а может, и нет. Мне по рации что-то передавали, про каких-то странных женщин двухметрового роста… Связь неважная, я не расслышал деталей.

Холеный хихикнул.

— При чем здесь мы? Вот пусть баб и ищут, — мрачно сказал Трубач, потирая задницу.

— Солдаты вряд ли будут рваться сюда за десятки километров только для того, чтобы сказать: «Гюльчатай, открой личико». Но… в данном случае все зависит от меня. — Холеный озорно подмигнул, при этом было непонятно, кому именно.

— Каким образом? — не обращая внимания на клоунское подмигивание, все так же серьезно спросил Док.

— Я в некотором роде сам принадлежу к американской армии…

— Шпион! — выдохнул Трубач и шагнул к холеному. — Это ты, сука, воду отравил!

— Именно шпион… — кивнул холеный. — Но только не делал того, в чем вы меня обвиняете. Я знаю про звонок Мансура сюда. И про Питер. И вообще, знаю гораздо больше, чем вы. Например, где действительно скрывается тот, кого вы разыскиваете. Без меня вы его тоже найти не сможете. Хотя работу вы проделали серьезную и вас стоит поблагодарить. — Он повернулся к Трубачу: — А вас, Николай, особенно.

— Меня?

— В вас чуть было не умер великий ученый. Химик или биолог. Я восхищен вашими опытами с крысами.

— Ни фига себе! — присвистнул Муха.

— Вы сейчас ломаете голову, откуда я столько о вас знаю. Но сейчас это не имеет значения. Вы можете не опасаться, эта секретная информация останется секретной, если…

— Ребята, я понял… Конечно же! Кретин! Тупица! Тормоз! — Трубач шагнул к холеному: — Ты тогда нацепил на меня «жучок»?

— Успокойтесь, я же сказал, что не собираюсь вам мешать. Я хочу вам помочь. Кстати, меня зовут Билл.

— Кто ты?

— Я сотрудник ЦРУ.

— Приехали, — сказал Пастух.

— Сразу вас успокою, что информацию, которую мне удалось собрать, в ЦРУ еще никто не получил.

— Неужели? — не поверил Артист.

— Точно. Просто я могу предположить последствия того, что будет, если ЦРУ нападет на след этого яда.

— Какие последствия? — спросил Док.

— Трагические. Вы можете представить, через сколько рук может пройти эта информация в ЦРУ?

— Это же секретная информация.

— Именно! Поэтому ее просто невозможно будет навсегда уничтожить. А судя по показателям, в Глазове применен какой-то совершенно новый вид яда. И нет таких замков, чтобы его спрятать навсегда. Это то же самое, если обезьяну пустить в центр управления ракет с ядерными боеголовками. Она обязательно нажмет на красную кнопку. Нет, этого нельзя допустить. Ни в коем случае. Это в наших общих интересах. Поэтому честно предлагаю сотрудничество.

— Как вы себе это представляете?

— Мы будем работать вместе.

— Ничего себе!

— Но пока я не понял, что интересного вы можете рассказать, — сказал Пастух.

— В моем распоряжении находятся все возможные данные информационной базы ЦРУ. Я готов взять на себя ответственность за нарушение устава, за разглашение информации под грифом «секретно».

— И что мы можем узнать из вашей базы данных?

— Я знаю только лишь о последствиях применения препарата, но, к сожалению, мне пока ничего неизвестно о том, как он был изобретен, в какой лаборатории проводились исследования, кто участвовал в его разработке. Это очень важно знать, чтобы проследить путь пробирки с ядом от научно- исследовательской лаборатории до бассейна речушки, на которой стоит Глазов. Это просто необходимо сделать, чтобы выяснить, кто сейчас за всем этим стоит.

— то есть вы хотите сказать, что если мы узнаем, в какой именно лаборатории произведен препарат, то сможем с вашей помощью проследить все контакты ее бывших сотрудников?

— Да.

— Что ж, это уже кое-что.

— Но пока нам нужно закончить все дела здесь, — сказал Билл. — По- моему, ваш Голубков правильно просчитал, что в первую очередь нужно прокачать линию талибов.

— Так… — Пастухов задумался. — Билл, вы нам разрешите переговорить между собой?

— Да, конечно, понимаю. Я отлучусь на пять минут. Билл встал из-за стола и направился к выходу. Вдруг в дверях он резко остановился:

— Чуть не забыл. Еще один маленький момент.

Он подошел к Трубачу и протянул руку к его лицу. Тот от неожиданности дернулся в сторону. Но американец опередил его, с ловкостью фокусника быстрым движением достал откуда-то из-за его уха маленький, размером с булавочную головку, темно- коричневый шарик. Совсем как родинка!

— Это «жучок». Теперь в нем уже нет необходимости. Как бы нечаянно он уронил его на пол, растоптал и вышел, притворив за собой дверь.

— Да, ситуевина! — протянул Муха.

— Голубков точно не одобрит, — предположил Трубач.

— Он нам может оказать реальную помощь, если… — сказал Пастух. — Вы будете смеяться, но я ему поверил.

— Загнул!

— Ребята, давайте просчитаем все варианты.

— Оптимист. Всех вариантов все равно не просчитаешь!

— Голосую за то, чтобы поверить и принять в свои ряды. Кто «за»? Прошу поднять руки, — сказал Пастух.

Медленно потянулась вверх рука Артиста, потом Трубача. Док и Муха с сомнением продолжали раздумывать.

— Двое против двоих. Значит, решающий голос за мной… — констатировал Пастух.

— Выходит, так.

— Ну ладно, я тоже «за», — после недолгого раздумья произнес Пастух и поднял руку.

— Все, решение принято, — заключил Трубач. Через несколько секунд в грот вошел Билл. Лицо было непроницаемо, но Док все- таки заметил в его взгляде чуть различимое волнение.

— Билл, мы согласны.

— Я рад, — чуть слышно ответил тот уже без всякой издевательской интонации, и на его лице в первый раз появилась искренняя улыбка.

— Ну все, пора.

— Давай, Билл, вперед!

И они по очереди, друг за другом, растворились в кромешной тьме катакомб.

Билл шел впереди, за ним Пастух, потом Трубач, Артист, Муха, и замыкал шествие Док, нацепивший налобный фонарик Билла. Это было просто чудо техники: при своих крошечных размерах он излучал чрезвычайно яркий свет, которого хватало на сто метров этого узкого коридора. Осветительные приборы солдат удачи давно уже вышли из строя, у одного только Мухи фонарик продолжал тускло светить.

Этот проход Пастух, кажется, какое-то время еще узнавал: вот знакомая странная стрелка, нарисованная голубой масляной краской, вот надпись…

Но потом Билл повернул вправо, куда их еще не заносило, и проход начал постепенно сужаться. Вот уже можно дотянуться руками до обеих стен, вот уже не могут протиснуться плечи, приходится протискиваться боком, а теперь уже приходится едва протискиваться сквозь узкую щель.

— Не спешите так, черти.

— Трубач! Это ты? Застрял?

— Ну да. Двинуться не могу!

— Пива меньше пить надо!

— Не в пиве дело. Кость у меня широкая.

— Ты выдохни, бобер, выдохни!

— Цел?

— Да, все в порядке. А дальше куда?

Впереди было темно и узко. Слишком узко даже для Артиста, самого изящного из них.

— Билл! Куда дальше?

Но Билл испарился!

— Пастух! Он же рядом с тобой был! Куда он мог деться?

— Да сам не понимаю.

— Так, ребята, это засада!

— А вы, как наивные чукотские юноши, поверили, купились на американскую искренность!

И тут, в довершение ко всему, погас волшебный фонарик Билла…

— У кого-нибудь есть спички?

— Подожди. Сейчас посмотрю.

Темноту прорезало дрожащее пламя. Стены вокруг будто ожили и стали как бы надвигаться на них.

— Тихо! — шикнул Пастух.

Повисла пронзительная тишина. Вскоре до них долетели чуть слышные обрывки английской речи.

— Хоть в чем-то он нам не соврал. Американцы действительно пасут нас, — шепотом попытался прибавить оптимизма неунывающий Артист.

— Спичку погаси. Вдруг они нас не заметят.

И они снова погрузились в почти первозданную темноту. И тишину. Было слышно только, как откуда-то сверху капает вода, да тихое дыхание пятерых солдат удачи. Но это продолжалось недолго. Английская речь становилась все громче и громче. В проходе появился свет, кажется, от такого же, как у Билла, яркого налобника. За ним двигалось множество темных силуэтов.

Яркий свет слепил глаза…