Леденящая жажда

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Санкт-Петербург

9 июля 200… года, 00.05

Ахмет бежал так, как даже в детстве не бегал от отца, который тяжел был на руку, за малейшую провинность бил, хотя в чеченских семьях это не принято. Почему-то всегда доставалось Ахмету. Мансур был паинькой, а Ахмет мог забыть овец, мог вовремя не вернуться домой, мог избить соседского мальчишку

Потом отец сказал, зачем он был так жесток с ним.

— Ты должен боли не бояться, тогда тебе ничего не страшно, тогда боль не будет тебя пугать. Ты будешь делать больно другим — и не будешь бояться, будут больно делать тебе — и ты тоже бояться не будешь.

Отец был учителем в школе, преподавал русский язык и литературу, закончил педучилище еще в Казахстане, но там никто ему места в школе не предлагал, а когда вернулись в родные Автуры, отец вспомнил о своем дипломе, и скоро школа стала его родным домом. Он быстро стал завучем, потом директором. Теперь уже отец совсем забыл об овцах и возвращался домой поздно. И даже перестал бить Ахмета, потому что тот, во- первых, вырос, а во- вторых, отец отводил душу в школе.

Зарплата была маленькая, скоро семья почувствовала такую нужду, какой не знала даже в самые тяжелые годы в Казахстане.

И тогда отец поехал в Грозный и привез оттуда мужика, русского, пьяницу и похабника.

Мужика избили, посадили в подвал на цепь и бросали ему только куски хлеба, да и то не каждый день.

Сначала мужик выл, орал, потом плакал, потом затих.

Приходили соседи посмотреть на новое приобретение семьи, важно кивали головами, тогда иметь раба было большой редкостью, но отец слыл передовым человеком, он смело шел в ногу с прогрессом.

Скоро уже почти во всех дворах работали русские.

Как звали русского, Ахмет не знал. Да тот вскоре и сам забыл свое имя. Все называли его то свинья, то баран, а он на клички откликался.

Работал русский неважно, поэтому выросшим братьям частенько приходилось его бить. Только Мансур бил неохотно. Ахмет, наоборот, сам брался за эту нелегкую работу.

А потом наступила пора свободы. Отец за временем уже не поспевал, уже у соседей было и по два и даже по пять рабов.

И в это самое время русский сбежал.

Да, и в тот раз, когда они гнались за русским, Ахмет тоже бежал очень быстро. Им, конечно, проще было взять нового, их, бесхозяйских, беззащитных, было тогда в Чечне пруд пруди. Можно было даже — им предлагали — профессора Грозненского университета. И за копейки. Но тут было дело чести. Раб не должен бежать.

Русского они поймали в соседнем селе. Тот уже работал на другую семью.

Семья была из враждебного тейпа, поэтому отец с сыновьями долго не думали, предложили отдать раба добровольно, иначе положат всю семью.

Семья раба отдала.

Отец привел русского домой и сказал ему:

— Это плохо, что ты не правоверный. Надо тебе стать мусульманином.

И русский, который и говорить-то, казалось, разучился, вдруг заартачился:

— Нет, не хочу, не буду мусульманином.

Они его и уговаривали, и били — нет, ни в какую. Тогда отец взял топор и отрубил ему три пальца на правой руке.

— Чтоб ты не крестился, — сказал он. — А пальцы твои я брошу собакам, они буду помнить твою кровь, и, если сбежишь, они тебя разорвут и съедят.

После этого русский быстро захирел и помер. Да, кажется, всего месяца два и протянул. Ну а потом…

Ахмет остановился. Он бежал уже несколько часов, много раз менял машины, пересаживался с метро на автобусы, с автобусов на трамваи и снова на такси.

Он не может бегать так вечно. Уже ночь. Надо остановиться.

И куда теперь идти?

Что Асланбек мертв, Ахмет не был уверен. Значит, их убежище может быть раскрыто, а скорее всего, за ними следили прямо от дома. Туда возвращаться нельзя. Хорошо, что он взял с собой материал.

Это не страшно, что одна капсула пропала, командир сказал ему, что достаточно капли. А этих капель у него еще много.

Он стоял посреди Приморского бульвара. Холодный ветер дул с залива.

Пройти каких-то триста метров — и все, он избавится от страшного груза, отомстит за отца, за брата, за Аслана, за всех, кого убили неверные.

Ахмет поправил на плече сумку и двинулся к заливу.

…Потом началась война.

Русские воевали неумело. И еще — они воевали открыто, а открыто воюют только дураки. Врага надо убивать врасплох, исподтишка, чтобы он не успел снять автомат с плеча, чтобы он вообще не успел даже подумать о смерти. И правильно, русских много, а чеченцев мало. Русских надо убивать везде, где встретишь, надо убивать всех.

Отец сначала воевать не хотел, хотел отсидеться тихо в своем доме, но ночью пришли какие-то люди, все ему растолковали, и он ушел. Его не было неделю или две. Потом он вернулся — перепуганный и худой, исцарапанный. Он никогда не думал, что пули свистят в обе стороны. Он думал, что это как с рабом — никто ему не ответит.

Они тогда сильно поссорились с отцом — он и старший брат Салман. И сами ушли на войну. Звали Мансура, но он сказал, что будет с семьей. Он вообще рано женился, завел детей, все призывал мирно трудиться.

Но разве можно мирно трудиться, если русские топчут твою землю?!

Они кочевали с братом из отряда в отряд, нигде им не нравилось, потому что, сделав одну вылазку, отряд надолго уходил в леса или возвращался домой.

Они искали настоящие боевые бригады, но таких становилось все меньше, Ичкерия получила независимость.

Это был праздник.

Правда, потом стало неясно, что делать дальше. Потому что манна небесная не посыпалась. Вообще вдруг стало очень плохо жить, никто ничего не делал, все бегали по улицам с автоматами, делили власть, стреляли в последних русских, а денег и еды от этого больше не становилось.

И тогда снова отец оказался впереди прогресса. Он первый предложил съездить в Москву и привезти оттуда «кошелек».

Дело организовалось быстро. Они взяли подержанный «КамАЗ», сделали в нем потайное помещение для «кошелька», нагрузили машину мешками с песком и поехали в Москву.

Гаишники по дороге «стригли их наголо». Каждому дай, каждому отстегни, но они давали, отстегивали, денег у них было на дорогу достаточно, а вернуться они решили богатыми.

У них был на примете один человек — такой богатый, даже страшно сказать — четыре квартиры в Москве, два дома в Испании, яхта и счета банке со многими нулями. Он не стеснялся, показывал все это журналистам, показывал свой дом и своих охранников.

Вот к этому «кошельку» они и ехали.

Действительно, охранников у «кошелька» было много. Но взять его оказалось намного проще, чем они думали.

Всего-то пара выстрелов в воздух, охранники почему-то разбежались как тараканы, а «кошелек» сам залез в машину.

В кармане у него было семь тысяч долларов — так, на карманные расходы, и несколько миллионов тогдашних русских рублей. Это вообще, как он сказал, задницу подтирать.

Сначала держали его в Подмосковье, он звонил каким-то своим знакомым, и очень скоро договорились — полмиллиона баксов он заплатит за свою драгоценную жизнь.

Отцу показалось мало.

— Если он так легко достал пол-«лимона», пусть достанет пять. Мы подождем.

На этот раз «кошелек» возился долго.

Пришлось покупать видеокамеру и отрезать ему ухо, чтоб его друзья поторопились.

Они и поторопились. Через три дня сообщили — деньги собраны.

Теперь самое трудное было их забрать.

Но отец придумал хитроумный план. Деньги оставят в дупле дерева. Они специально нашли в лесу приметное место, облазили все вокруг, вырыли тайники и схроны, откуда будут наблюдать, не приведут ли друзья за собой милицию.

Был назначен день, когда деньги должны были положить в дупло.

Отец с утра сильно волновался.

— Нет, — сказал он после обеда, — если они смогли достать пять «лимонов», пусть достанут пятьдесят. Мы уедем из этой страны навсегда, поселимся в Америке и будем жить королями.

«Кошелек» сильно погрустнел, когда они выдвинули новые условия. Он опять начал звонить, но на этот раз все решилось довольно быстро. Решили использовать то же самое дупло.

Отец опять хотел увеличить сумму, но Ахмет сказал:

— Хватит, мы тут сидим уже три месяца. Нас могут вычислить.

И они договорились на определенный день, когда получат деньги.

В этот день выпал снег. Они как-то не обратили на него внимания. А зря.

Деньги они забрали спокойно. Пересчитать решили дома, но сделать это им не привелось. Денег в чемоданах, сложенных в лесное дупло, просто не было — нарезанная бумага.

Отец достал пистолет и пошел расправляться с «кошельком». Не успел. Его самого застрелили собровцы, которые по следам на снегу и вышли на них.

Тогда же погиб старший брат, а вот Ахмету повезло — он успел бежать.

Да, вот тогда он тоже очень быстро бежал.

Залив был грязный. Удивительно, как и без яда эти жители еще не потравились?

Ахмет раскрыл сумку и достал капсулу, замахнулся было, чтоб забросить подальше, но остановился.

Что он делает?! Он сошел с ума!

Из залива никто воду не пьет! Она морская! Он чуть было не провалил дело! А, шайтан! Совсем нервы сдали.

Он быстро спрятал капсулу в сумку и двинул от берега к огням домов.

— Так, але. Ко мне. Документы покажите! Документы, я сказал! — Неизвестно откуда взявшийся патрульный — милицейский сержант — шагнул вперед.

Эти слова как выстрел пистолета. Как страшный сон. Он уже один раз слышал их. Когда? Где?

Ну конечно, там, в Глазове, когда они бросили первую капсулу. Милиционер точно так же хотел остановить их.

Ахмет сунул руку в карман, достал пистолет, взвел курок.

— Стоять! На месте, кому говорю!

Ахмет нажал курок. Выстрела не последовало. В пистолете не было патронов.