Леденящая жажда

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Вашингтон

24 декабря 1986 года, 17.07

На пороге стояла женщина лет двадцати пяти. Волосы стянуты сзади в скромный пучок. За очками с толстыми стеклами, закрывающими пол-лица, — глаза, светлые, может быть, голубые.

— Здравствуйте,

— Доброе утро, — не вставая, произнесла Соня надтреснутым голосом.

— Утро? Нет, мисс Софи, уже не утро. У вас, видимо, сбились внутренние ритмы. Сейчас пять вечера.

— Извините, я спала, в кои веки удалось…

— Вы неважно себя чувствуете?

— Мягко сказано. А вы, собственно, кто?

— Простите, я не представилась. Меня зовут Даниэла Де Ритис. Я ваш новый следователь.

Очень хорошо. Одного, значит, для меня мало… Скорее красивая, чем нет. Может, поэтому не вызывает желания нахамить ей с порога?..

— Новый следователь? А мистер…

— Мистера Хайда на время отстранили. Я, конечно, не должна этого говорить, но он, кажется, не очень хорошо справляется со своими обязанностями.

Соня засмеялась, искренне, весело. «Вот какая… Тот, значит, не справляется, а она думает, что все получится? Так. Посмотрим…»

— Удачи, мисс…

— Де Ритис.

— Интересная фамилия.

— Я наполовину итальянка.

— Здесь у вас все «наполовину»… Ну что, начнем исправлять ошибки вашего предшественника: он ведь так и не счел нужным объяснить, в чем, собственно, меня обвиняют.

Молодая женщина сняла очки с толстыми стеклами и превратилась в растерянную девушку с действительно голубыми глазами. На лице было написано: «Вот хамка-то!» Она быстро взяла себя в руки — цэрэушная выучка.

— Поймите меня правильно, никто не утверждает, что вы совершили какое-то преступление, просто…

— Извините, что перебиваю, но раз это тюрьма и вы следователь, то, значит…

— Просто у нас есть основания полагать, что вы связаны или были связаны с некими процессами, которые могут представлять опасность.

— Вот вы все ходите вокруг да около, но я за время моего пребывания здесь успела многое заметить и сделать кое- какие выводы.

Соня на секунду прервалась, чтобы подтянуть плед к горлу. Вставать ей не хотелось.

Новый следователь нервно поправила выбившуюся прядь светлых волос. Было видно, что ей самой не по себе от этой ситуации.

— Я вас, в общем, понимаю, — сказала Соня, — гораздо проще иметь дело с человеком, находящимся в безвыходной ситуации…

— А вам не приходило в голову, что вы здесь в большей безопасности, чем снаружи?

— Значит, меня здесь охраняют… Странная вещь: получается, что вам нужно охранять меня от вас самих.

— то есть?

— Вы подробно ознакомились с материалами этого так называемого дела?

— Конечно! Это ведь моя работа.

— Хорошо. А как вы думаете, кто стоит за обыском и взрывом в моем доме?

— Вы о том инциденте?

— Ничего себе инцидент! Тогда погиб человек. Американский гражданин, кстати.

— В связи с этим открыли отдельное уголовное дело, не имеющее прямого отношения к вопросу, которым мы сейчас занимаемся.

— Вы либо лукавите, либо очень плохо осведомлены.

— Я осведомлена ровно настолько, насколько позволяют досье и материалы следствия.

Красивая мисс Де Ритис старалась говорить жестко, но не пережимать. Тут нужно было искать новые методы. Примерно неделю после отстранения Хайда отчетов требовать не будут, а пока можно попробовать наладить контакт. Главная проблема заключалась в том, что на данный момент Даниэла не имела ни малейшего понятия, как это сделать. Оставалось только деликатно вклиниться в уже существующее положение вещей и попытаться ничего при этом не испортить.

— А вы внимательнее почитайте их, эти ваши материалы следствия, настоятельно вам советую. Может быть, найдете что-нибудь интересное. — В свою очередь Соня не могла сообразить, как ей следует относиться к этой девице, и вообще, хорошо это или плохо — само ее появление.

Вместо ответа следователь закурила, спокойно разглядывая трещинки на стене. Жестом предложила сигарету Соне. Та молча взяла, затянулась и только тогда продолжила, уже сменив тему:

— И пожалуйста, распорядитесь, чтобы мне прислали врача. Я действительно неважно себя чувствую.

Внешне казалось, что с этой девушкой совладать будет проще, чем с предыдущим непробиваемым солдафоном, но подсознательно Соня чувствовала, что здесь не обойдется без подводных камней. Только каких? Станет ясно потом, а пока нужно было обозначить позиции, как в футболе — с самого начала вести игру на половине поля противника. Договорив последнюю фразу, Соня решительно отвернулась к стене.

Даниэла поняла, что на сегодня разговор окончен. В принципе это была ее прерогатива — начинать и заканчивать и вообще командовать парадом, но с этой женщиной все было как-то по- другому.

Врач пришел через двадцать минут и незамедлительно прописал ряд успокаивающих средств. Следующую ночь Соня спала совершенно спокойно. Глядя на себя в зеркало после десяти часов здорового сна, она заметила, что морщинки начинают разглаживаться, в глазах появился блеск — и теперь уже можно было предметно думать, как выбраться отсюда. Она снова обрела волю к сопротивлению.

Даниэла приходила каждый день, они много разговаривали, и не только о непосредственно интересующем ее предмете. Кроме того, Соня ловила себя на том, что ей приятно смотреть на Даниэлу. Что характерно, раньше созерцание женщин никакого удовольствия ей не доставляло. Ей нравилось следить, как тонкие пальцы нового следователя теребят кулон на шее, как она поправляет пряди светлых волос. Собственно, волосы стали той самой лакмусовой бумажкой, что свидетельствовала о неумолимо происходящих в Сонином характере странных изменениях. Она сама себе удивилась, с неподдельным интересом спросив Даниэлу, красит ли та волосы. Оказалось, что да, просто они выглядят естественно. Соня задумалась: раньше такой вот бабский треп вызывал у нее только презрение, а сейчас ей было действительно важно, откуда взялся этот восхитительный золотистый оттенок, на который так приятно смотреть… В общем, было похоже, что следователь Де Ритис нашла подход.

— Знаете, вам бы тоже не мешало немного привести себя в порядок, — как-то сказала Даниэла.

— Вы думаете? Это здесь лишнее.

— Почему же? Женщина всегда должна оставаться женщиной.

— И это говорите мне вы? В эмансипированной донельзя стране?

— Эмансипация не означает опускание. Наоборот.

И в следующий раз она принесла Соне краску для волос, кремы, косметику.

— Нет, я не хочу, — вяло сопротивлялась Соня.

Но Даниэла заставила ее покрасить уже начинавшие седеть волосы, наложила маску и чуть-чуть подкрасила глаза.

Соня, посмотрев в зеркало, сама собой залюбовалась. И вдруг поймала такой же взгляд Даниэлы.

Прошло уже две недели, с тех пор как Де Ритис начала вести это дело. Они не продвинулись ни на йоту, но с каждым разом разговоры их становились все длиннее, все непринужденнее. Было видно, что обе стороны получают от общения неподдельное удовольствие. Даниэла понимала, что нужно шевелиться — ведь на самом деле все это мягкое, кошачье сближение было продумано шаг за шагом. Толчок был дан совершенно интуитивно. Войдя впервые в камеру и поняв, что не знает, как действовать, Даниэла сразу спросила себя, каково ее личное, не окрашенное профессиональными задачами отношение к подследственной. Она спросила себя и получила совершенно четкий ответ: ей очень нравилась эта женщина, нравилась своей загадочностью, своим безвыходным положением, слегка расширенными зрачками, сочетанием жесткости и хрупкости… Когда она это поняла, выход был найден: нужно точно так же понравиться ей, возможно, заставить полюбить себя…

Сложная задача, но с ней Даниэла справилась. Даже не без удовольствия.

Теперь они могли часами обсуждать наряды, духи, обувь, мужчин. И чем дальше, тем больше общего находили друг в друге,

Сопя почти сразу почувствовала к новому следователю доверие, хотя и понимала, что в ее ситуации доверять нельзя никому. Но больше жить так было невозможно, нужно было рискнуть и расслабиться, раз круговая оборона результата не давала.

Соня в общих чертах, причем совершенно честно, поведала все, что происходило в ее богатой приключениями жизни, начиная с учебы в университете и заканчивая взрывом в ее американском доме. Прекрасно понимая, что на самом деле завязка всей истории — это ее работа в НИИ, она сознательно говорила об этом как просто об очередном этапе, не сравнимом по напряжению с годами эмиграции. К тому же она четко выбирала выражения — так, чтобы даже лояльная Даниэла ничего не смогла бы использовать в своих целях.

— А знаете, я вас тоже кое- чему могу научить как женщина, — сказала Соня как-то.

— Чему же?

— Взгляду.

— Взгляду?

— Да, настоящему женскому взгляду. Понимаете, это доказано психологами, что женщина, когда ей нравится собеседник — не важно, мужчина или женщина, — часто замечается в неконтролируемом проявлении интереса.

— Как это?

— Она поправляет волосы, кладет ногу на ногу, наклоняет голову…

— Интересно. — Даниэла тут же подняла голову.

— Так вот, мудрые мужчины это знают. И разгадывают ваши желания на раз. И все, вы в их власти. Ваша задача контролировать себя и смотреть на собеседника так, чтобы он оставался в полной растерянности. Ваши глаза не должны говорить «да». Но они не должны говорить и «нет».

— Вы умеете так смотреть? — спросила Даниэла.

— На вас я только так и смотрю, — тихо сказала Соня. Следствие застопорилось, мисс Де Ритис справлялась с возложенными на нее профессиональными обязанностями гораздо хуже предшественника, к тому же ее безотчетная симпатия к подследственной возрастала в геометрической прогрессии, при этом она прекрасно понимала, что просто-напросто не справляется с собственным оружием. Ситуация выходила из-под контроля. Теперь уже самой Даниэле было неясно, влюбила она в себя Соню или влюбилась в нее сама.

— Софи… — Они уже перешли на «ты».

— Да?

— Боюсь, что скоро тебе придется знакомиться с третьим следователем. Ты же видишь, что все это ни к чему не ведет.

— А к чему оно, собственно, может привести? Я государственными тайнами не владею.

— Многие придерживаются иного мнения.

— Неужели нет никакого способа покончить с этим?

— Понятия не имею. В крайнем случае можно наплести что-нибудь, сказать то, что от тебя хотят услышать.

— Вряд ли это получится, здесь ребята серьезные. У меня стойкое ощущение, что они осведомлены гораздо лучше, чем я. К тому же я не очень хорошо понимаю, что именно они хотят от меня услышать.

— Тогда что же нам делать?

— Нам?

Даниэла прекрасно отдавала себе отчет, что ее поведение совершенно не соответствует стандартам профессионального поведения сотрудника спецслужб, но поделать с собой ничего не могла.

Ей уже давно хотелось как-то помочь этой женщине, но вот только способ она представляла себе очень смутно.

— Да, нам. Я хочу тебе помочь. — Она нервно сжала тонкие пальцы. Потом впилась взглядом в единственное тоненькое колечко, блестевшее почему-то на большом пальце.

— Хочешь помочь? С твоей профессией это не очень сочетается.

— Без иронии, ладно? — Даниэла начала крутить колечко, надевать на разные пальцы. Конечно, оно упало, и они обе стали шарить по полу. Наконец нашли кольцо под кроватью, столкнувшись при этом головами. И вдруг Даниэла порывисто обняла Соню и поцеловала в губы.

От такой неожиданности Соня замерла. А Даниэла вдруг расплакалась:

— Прости, прости, я сошла с ума.

— Да, мы обе сошли с ума, — сказала Соня и тоже почему-то обняла и поцеловала Даниэлу.

Та посмотрела на нее такими испуганными и вместе с тем благодарными глазами, что у Сони перехватило дыхание.

— Хорошо. Извини. — Не совсем понятно, к чему именно это относилось, но прозвучало вовремя.

Они сели на свои места и какое-то время молча нервно курили.

— Я действительно хочу тебе помочь. — Даниэла даже слегка смутила ее своим взглядом.

— Верю. Но как ты это сделаешь? — Соне стало грустно. Благими намерениями… Старая истина, не стоит ее лишний раз повторять.

— Сама не знаю.

— В том-то и дело.

— Послушай, я в очень непростом положении. — Даниэла опять принялась теребить кольцо.

— Куда уж сложнее. Осторожно, а то снова уронишь!

— Не уроню, не волнуйся. А даже если и… снова найдем. — В голосе слышался некоторый надрыв. Речь шла не о кольце. О чем-то большем — это ясно, но о чем именно, лучше не задумываться.

— Я не волнуюсь. И ты тоже не нервничай. Уж как-нибудь выкручусь.

— Как ты выкрутишься?!

— Придумаю что-нибудь.

— Ты ничего не придумаешь в этой ситуации. Придумаю я.

В этот момент Соня почувствовала, как ей в ладонь упирается нечто твердое и холодное.

— Возьми.

— Ты сумасшедшая?! — Соня давно поняла, что большинство человеческих поступков совершаются вопреки какой-либо логике, но думала, что это не касается сотрудников американских спецслужб с блестящими перспективами карьерного роста.

— Нет, это единственное, что можно сделать в данной ситуации.

— Ты рискуешь! Рискуешь всем: карьерой, репутацией… Чего ради?

— Все не так страшно.

Даниэла как будто сама не верила в собственные слова.

— то есть?

— Я все продумала. Проваленное дело, конечно, никому в плюс не пойдет, но, в конце концов, оно изначально было не мое.

— И что?

— Понимаешь, Хайд намного опытнее и старше по званию. Ему не удалось, так что и с меня теперь спрос нестрогий.

— Все равно не верю, что ты ничем не рискуешь!

— Успокойся, пистолет незарегистрированный.

— А где ты его добыла?

— Не важно.

— Все равно тебя по головке за это не погладят.

— Это уже не мои проблемы.

— В смысле?

— Меня отстраняют, и знаешь, моей карьере это особенно не повредит.

— И все же!

— Да я ведь ничего такого не делаю. Пистолет сам по себе ничего не значит!

— Все равно. Спасибо.

— Пока не за что. Все, в общем, зависит только от тебя.

— Знаешь, несмотря на то что мне довелось пережить, это будет первый пистолет в моих руках.

— Софи, это единственное, что я могу сделать. Они тебя в покое не оставят. И еще… Возьми вот это тоже. Здесь телефон одного человека. Если тебе удастся вырваться отсюда, позвони ему.

— Кто это?

— Так, один тип. Я с ним сталкивалась раньше. И даже немного помогла.

— В смысле?

— Старый, прожженный аферист, но не лишен человеческого обаяния. Рыльце, конечно, в пушку, но и мерзавцем не назовешь. У него достаточно прочные связи в Латинской Америке. Он знает, что ты можешь позвонить.

— Предлагаешь поиграть в Колумба?

— Оставь свои шуточки. Вот одежда, чтобы ты не оказалась на улице в пижаме.

— А какая там погода? — Вопрос был совершенно нелепый, так что ответ оказался соответствующим.

— Когда выйдешь, сама выяснишь.

— Зачем ты все это делаешь? — Соня отказывалась верить в возможность чуда, но оно неумолимо приближалось.

— Сама не знаю. Такие вопросы задавать опасно.

— Опасно для чего или для кого?

— Для моей психики.

Это был их последний разговор. Усилиями Даниэлы за Сониной камерой следили не очень строго. Она без опасений сунула пистолет под матрас и постаралась заснуть. Сердце бешено колотилось.

Завтра все решится. А как? Она даже не умеет пользоваться этой штукой. Надо было хоть спросить, куда нажимать.

Для колебаний времени уже нет. Спать совершенно не хочется. Нет, не завтра. Сегодня. Прямо сейчас.

Она решительно постучала в дверь. Как только часовой вошел в камеру, Соня, стоявшая у двери, изо всех сил ударила его рукоятью пистолета в висок. Стрелять не хотелось.

Охраннику оказалось мало. Еще не до конца придя в себя после такого неожиданного нападения, он попробовал привстать, и Соне пришлось ударить его еще раз.

Перешагнув через тело, Соня быстро, но спокойно пошла по длинному пустому коридору.

В цивильной одежде, с бейджем, снятым с охранника, Соня не вызвала подозрений. На пути встретились две уборщицы и один офицер охраны. Терять было нечего, поэтому она даже не нервничала. Все прошло как во сне. По- настоящему она очнулась, только когда прошла полквартала по не слишком шумной улице. Огляделась. Втянула носом воздух и ничего не почувствовала. Ничего, кроме желания оказаться как можно дальше от этого места.

Прямо перед ней был телефонный автомат. Нужно было купить карточку. Рука машинально потянулась к заднему карману — в прошлой жизни она всегда носила деньги именно там. От кошельков Соня отвыкла давно, их слишком часто воровали. Мужская привычка — либо бумажник в джинсах, либо скомканные, мятые банкноты. Для нее был характерен последний вариант.

В заднем кармане брюк Даниэлы лежало около трехсот долларов. В ее положении не бог весть какая сумма, но Соня почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она догадывалась, что лично выразить благодарность Даниэле уже не придется.

«Старый аферист» лишних вопросов не задавал. Он приютил ее в своей холостяцкой квартире, дал виски, провел ликбез по конспирации. Соня тоже не стала проявлять нездорового любопытства. Этому человеку было что скрывать. Они понимали друг друга почти без слов. Судя по политическим убеждениям «афериста», без «красных бригад» там не обошлось.

Через несколько дней, став брюнеткой и сменив очки на контактные линзы, она стояла с новым паспортом в руках и ждала посадки на свой рейс в аэропорту Кеннеди.

В голове вертелась единственная мысль: «Куда угодно, только подальше отсюда».

Уже можно было более или менее расслабиться, включить совесть и чувство ответственности. И тогда появились мысли о Даниэле, у которой наверняка возникли после этой истории крупные проблемы, и о том охраннике, который остался лежать на холодном полу тюремного коридора. Впрочем, уже ничего нельзя было исправить.

Последняя сигарета, перед тем как пойти на посадку. Несколько шагов вперед, к выходу на летное поле. Осталось немного.

Соня потянулась за паспортом, взглянула в глаза стоящему перед ней человеку. И все поняла, хотя он был в гражданской одежде.

Через секунду она уже изучала его удостоверение. Удостоверение офицера ФБР.