— И давно вы вот так сопровождаете сделки?
Мой вопрос остался без ответа.
Свидетели даже не повернули головы, только тот, кого среди них можно было назвать старшим, сказал, что все разговоры будут на месте.
Почему ответил именно он? Ответ был очень прост и сложен одновременно. Едва мы вышли с городской площади, свидетели разошлись в разные стороны и по разным улицам. Со мной и Паримедом остался старший, который жестом показал следовать за ним. И так мы прошли в полной тишине через все Помпеи, вышли из города через северные ворота, следуя по довольно крутому спуску. И там снова соединились, очевидно — когда вокруг стало меньше любопытствующих глаз. Так или иначе, но эти ребята в плащах не хотели светить свои рожи. В черте города уж точно. Вот почему они не особо разговорчивы, чтобы никто даже случайно не услышал их голосов.
Я до сих пор толком не видел их лиц из-за низко сидящих капюшонов. Зато видел, что это довольно крепкие мужики с густыми бородами. Оружие я тоже заметил, хотя рукояти кинжалов довольно хорошо были скрыты плащами. Одно было понятно (в принципе, с самого начала) — Луцу сделают предложение, от которого невозможно отказаться.
Долго спускаться по дороге нам не пришлось. Поместье Луца располагалось практически у самой вершины холма, растворяясь в густых виноградных лозах. Я обратил внимание, что земля Луца как будто врезана неким аппендиксом в гораздо более крупный участок. Хотя и искомое поместье занимало огромную площадь, навскидку четыре гектара. Примерно в два раза больше, чем обычно отводимые ветеранам десять югеров.
Забором здесь служил как раз виноград, отчетливо опоясывающий участок по периметру. За виноградными лозами просматривались постройки и сама вилла, в два этажа. Хороша! Я рассчитывал увидеть куда более скромные сооружения. Очевидно, что такие земли не могли случайно достаться легионеру.
Нет уж, тут никакие заслуги перед Республикой не помогут априори.
— Мы на месте, — скоро объявил старший, и пятерка свидетелей остановилась.
Как по команде руки головорезов легли на рукояти кинжалов. Старший наконец-то снял капюшон. Я увидел загорелое обветренное лицо, побитое оспой, пышную растительность, и, конечно, шрамы. Такой загар в это время года возможен только в крайне теплых местах… к примеру, Африке. Делать выводы я не спешил, но информацию зафиксировал.
— Луц не отдаст землю просто так, — заявил старший, глядя на меня, и похлопал по рукояти клинка. — Так что это — необходимая предосторожность.
Знает, значит, что я знаю. Опытный, и оружие у него — не просто пощеголять.
— А это чьи земли? — я указал на огромный участок, в который врезалась земля Луца.
Ведь именно из-за его хозяина всем так интересна земля Луца. Не знаю, как так вышло, но поместье Луца оказалось костью поперек горла для землевладельца более крупного. И эту кость, судя по имеющейся информации, очень хотелось достать. А еще лучше — проглотить.
— Общественные, — хмыкнул другой головорез.
Остальные четверо тоже сняли капюшоны. У всех до одного был один и тот же «африканский» загар.
— Приготовь документ, — проинструктировал старший, хотя я в командах и советах не нуждался.
— Он под рукой, — заверил я.
— Заходим.
Пятерка головорезов зашла внутрь поместья. Я переглянулся с настороженным Паримедом, и мы двинулись следом. Внутри было на что посмотреть. Я смекнул, что поместье существовало здесь со времени распространения вилл рустика, но теперь утратило свою сельскохозяйственную ценность и превратилось в обычную загородную резиденцию аристократа. Причем полностью перестроенную под современные нужды. Поэтому место хозяйственного двора занимала вилла, чьи помещения были построены по трем сторонам двора и были расширены террасами. Здесь были аккуратно помещены сад, фонтан, крытые аллеи для прогулок и даже бассейн. Я скользнул глазами по скамьям из мрамора и статуям. Любопытно, что все вокруг было выдержано в одном стиле. Позволить себе содержать такую роскошь мог только очень богатый человек.
Мы шли к жилому дому под чириканье птиц в саду и плесканье рыб в фонтане. Я с восхищением осмотрел дворик-перистиль, где находились термы и небольшая кухня. Там же располагались комнатки рабов вперемешку с кладовками. И здесь нас, конечно, заметили. Один из рабов побежал в хозяйский дом, чтобы доложить Луцу о незваных гостях.
— Этот мерзавец до сих пор думает, что жизнь — мёд, и что для него ничего не изменится, — хмыкнул старший, также не без любопытства осматривая внутреннее убранство поместья.
— Да так думает половина Помпей, — процедил другой головорез, зло сплюнув себе пол ноги.
Мы вступили на полукруглую веранду в передней части виллы, когда из дверного прохода навстречу вышел тот самый раб, что бегал предупредить своего хозяина. Выглядел он настороженным, но в его глазах не было страха. Пока.
— Кого ищете здесь? — холодно спросил он, не представившись.
Я думаю, раб прекрасно понимал, зачем и для чего мы сюда пришли. По крайней мере, боковым зрением я заметил, как к веранде стягиваются другие рабы. И не с голыми руками. Нам четко давали понять, что в обиду своего господина никто не даст. Всегда было любопытно, почему рабы, которых господа лишали, пожалуй, самого главного в жизни — свободы, в большинстве своем так рьяно поддерживали своих хозяев. Не каждый раб и далеко не каждого господина, но все же. Наверное, Луц просто молодец и по-человечески относится к своим рабам. В условиях тотальной вседозволенности одно это немало. Но надо помнить — просто так в списки проскрипций никто не попадает. В своё время Луц наверняка отгрохал себе это самое поместье за счёт крови обычных работяг и легионеров.
— Ты кто? — с издевкой спросил старший.
— Я вилик на поместье господина Луца, — представился управляющий и отрезал: — Мой господин не готов сегодня никого принимать. — Так что приходите в другой раз, когда господину станет лучше.
— Что с господином? — уточнил я.
— Он болен и не в силах вас принять, — очень твердо повторил раб. — Могу проводить вас к выходу.
— Не получится, — проскрежетал старший.
Взгляд вилика стал ещё твёрже.
— Напомню, что это поместье господина Луца, и мы вправе воспользоваться возможностью защитить своего господина.
Я понимал к чему все идет. Прямо у входа в виллу в любой момент может случиться резня. Рабов уже было с дюжину человек, все крепкие парни, и большинство вооружены. И головорезов они ничуть не боялись. Хотят умереть молодыми — пожалуйста, только без меня.
— Нам, пожалуй, тоже надо представиться во избежание недоразумений, — не торопясь, но и не слишком медленно произнес я и, сунув руку за пазуху, достал документ. — Мы здесь затем, чтобы по римским законам вручить вашему господину предписание.
Вилик заколебался, он все прекрасно понимал. Поэтому я поднял документ квестора повыше.
— Ознакомьтесь из моих рук.
— Если он умеет читать, — громыхнул старший.
Я промолчал, чувствуя досаду — головорез зря ощутил себя тут самым умным. Вилик — не полевой работник, а управляющий, и странно было бы доверить поместье в управление неграмотному человеку. Так и есть, тот отнюдь не доброжелательно покосился на старшего. Подошел ко мне, прищурился, читая текст документа. И с каждой строчкой всё больше бледнел. Понятно, отчего — без господина и ему было некуда идти… Не говоря об остальных рабах. Через минуту он кивнул, давая понять, что закончил, и отступил на шаг.
— Поэтому, уважаемый, нравится это вам или мне или не нравится, это в данном случае абсолютно вторично. Мы действуем по букве закона.
Следом я достал второй документ, предписывающий конфискацию поместья в мою пользу.
— Здесь, — с расстановкой проговорил я, чтобы слышали и те, кто букв не знает, — говорится о немедленной передаче земли Луца мне, а все, кто будет защищать его или способствовать уклонению этого гражданина от ответственности, окажутся вне закона. Рекомендую, настойчиво рекомендую не испытывать судьбу.
Вилик переглянулся с другими рабами. Я указал на головорезов, которые с любопытством наблюдали за тем, как развивается сценка на веранде.
— Эти люди призваны засвидетельствовать свершившейся передачу земли мне.
Люди под крытой колоннадой чуть дрогнули. Но вилик чуть прищурился и покачал головой — хотя я видел, что и у него ладони потеют.
— Здесь стоит подпись вольноотпущенника, который не имеет права занимать квесторскую должность, согласно закону двенадцати таблиц, — покачал он головой. — То, что вы делаете, называется не законом, а беззаконием.
Свидетели-головорезы продолжали держать руки на рукоятях клинков. Рабы не опускали дубинок и никуда не уходили. Я понимал, что сейчас наступает переломный момент. И далее в виллу, если рабы не одумаются, придется входить силой. Поэтому, глядя вилику в глаза, едва заметно кивнул и процедил:
— Твой хозяин не оценит твою преданность. И я скажу тебе, почему. Если ты не отойдешь и не отведешь людей, на веранде останется кучка трупов. Мы же пройдём дальше.
Я одернул тунику и показал рукоять кинжала.
Вилик тяжело вздохнул, но, поколебавшись все-таки отошел от входа. От моего взгляда не ушло, как он переглянулся с одним из молодых невольников и быстро моргнул.
— Веди к хозяину, — я похлопал вилика по плечу, будто смягчившись, и, чуть наклонившись, шепнул: — Я предупреждаю всего один раз.
— Проходите.
Мы зашли внутрь виллы, где убранство было еще более роскошным, чем снаружи. Стены были украшены мозаикой с пейзажами, все было отделано мрамором и серебром. Вилик, стараясь идти ровно и не срываться на бег, провел нас по длинным коридорамв покои к Луцу. Им оказался худосочный старикашка, лежавший на клинии посередине просторной комнаты. Судя по всему, чувствовал он себя действительно неважно — тут управляющий не солгал. Рядом с клинией валялся кинжал — неужели помпеянец хотел попрощаться с жизнью? Но и с этим что-то пошло не так. Рядом с ним крутились рабыни, пытаясь привести в чувство своего господина. Но, в отличие от непослушного тела, язык ему еще очень даже хорошо служил.
— Собаки! — Луц с трудом приподнялся на локтях, лицо его стало багровым, на скулах заходили желваки. — Думаете, я не знаю, что вы задумали! — цедил старик, тяжело дыша.
Головорезы мигом обнажили клинки. У меня складывалось впечатление, что никто и ни в чем не собирался разбираться.
— Обождите, — я положил руку на запястье старшего. — Все должно быть по закону.
Старший руку отдернул, но куда я клоню, смекнул. Дал отмашку своим людям, те замерли.
— Ознакомься, — я подошел к Луцу, протягивая документ от квестора.
Он даже не взглянул на него, видимо, и без того хорошо знал постановление. Впился в меня глазами с лопнувшими капиллярами, и я увидел, что из Луца постепенно, капля за каплей уходила жизнь.
— Подойди… ближе, — прохрипел старик. — Выслушай…
— Закрой ему рот! — рявкнул старший.
— Без тебя разберусь, ладно? — я резко обернулся на так называемых свидетелей.
Он смотрел на меня с ухмылкой, но новых попыток руководить не предпринял.
— Говори, старик, — спокойно сказал я.
— Ради этого… ради этого ли ты воевал? Чтобы такие прохвосты использовали тебя как марионетку? — зашептал старик, пытаясь усмехнуться, но получался только оскал. — Мальчик, мальчик! Думаешь, что когда ты отнимешь у меня землю, тебе дадут уйти? Ты… — он с трудом перевёл дух, но всё же договорил: — Тебя прирежут и выкинут в первую же сливную яму. Ты будешь им больше не нужен…
— Что? — я вопросительно изогнул бровь.
О собственных перспективах я уже слышал. Ничего хорошего они не предвещали, но любопытно все же. Вот правда.
Однако никто ничего рассказывать мне не стал. Старик, как только я подался к нему, выхватил слабыми, но цепкими в последнем усилии пальцами еще один спрятанный в тоге кинжал и попытался проткнуть им мою грудь. Ну, так неинтересно. Я выхватил меч и ударил Луца рукоятью в висок, резко отступив на шаг. Старик вздрогнул, завалился вперед, уже без сознания, и с размаху ударился лбом о каменный пол.
— Господин!
Рабы бросились в драку. Мне даже не пришлось вступать в битву самому. Головорезы ограничились несколькими взмахами мечей, и тела нескольких рабов распластались по полу, остальные замерли. Шансов у бедняг не было изначально, только идти на бесполезную и никчемную смерть. Один из головорезов подошел к Луцу, пребывающему без сознания и коротким движением меча поставил точку. Вмешиваться я не стал.
— Отец! — раздался надрывный крик.
Одна из рабынь, похоже, оказалась дочерью Луца. Она склонилась над телом отца, зарыдала, тщетно попыталась привести старика в чувство.
— Будьте вы прокляты!
Я тяжело вздохнул. Ну… я вилика предупреждал, что ничем хорошим это не закончится. Из коридора послышались крики. И вскоре раб, которого вилик отправил за подмогой, прибыл в сопровождении молодого человека в тоге. Тот влетел в комнату, увидел случившееся, и несколько секунд просто стоял, не в силах пошевелиться. Кидаться на головорезов он не спешил. Меч медленно опустил и схватился свободной рукой за курчавую голову.
— Вы что натворили… Вы от мерзавца Плиния? — его глаза зло сверкнули.
Кто такой Плиний, я, естественно, не имел ни малейшего понятия. Но что-то подсказывало, что это имя «замечательного соседа» Луца. Меня не покидало пакостное ощущение, что я участвую в многосерийной мелодраме с элементами триллера, где между собой сцепилась куча кланов.
— Убейте шакаленка, — коротко распорядился старший головорез. — А эту не трогайте, мы с ней позабавимся.
На юнца, которому в лучшем случае сравнялось шестнадцать, двинулись сразу четверо. Я на миг застыл, переваривая происходящее, а потом резко повернулся, выставляя перед собой лезвие гладиуса.
— Я так не думаю!
Свидетели квестора остановились, вряд ли потому, что испугались, скорее — не понимали, как реагировать. Убить меня? Это значило убрать основную фигурку с доски, а пока я им нужен. Понимал это и старший, он вновь стоял со своей фирменной ухмылкой — ждал пояснений.
— Меч положи, а то порезаться можешь ненароком, — шикнул я Луцу-младшему.
Он недоверчиво покосился на меня, но приказ выполнил. Положил гладиус на пол. Смышленый все-таки паренек, но и трусливый одновременно. Хорошо понимает, что других вариантов сохранить собственную шкуру у него нет. И свою жизнь ставит выше фамильной чести. По сути, такая же гнида, которая не только родину продаст, но и собственного папашу.
— Помогите… — раздался едва различимый писк дочери Луца.
Ну нет уж милочка, ты ошибаешься, во мне не проснулся благодетель. Мальца, твоего братца, мне не жалко. Но раз я ввязался в эту клоаку с дележом югеров, то начатое следует довести до конца. Потом, когда заберу свое, пусть они хоть попередушат друг друга. А сейчас кто платит, тот и заказывает музыку.
— Это не по закону, — я спокойно пояснил свою позицию старшему в пятерке. — Отзови людей. Сейчас.
— С чего это вдруг? — прорычал старший.
— Их нет в списках, они не оказывали сопротивление, а значит, они не лишены гражданства, растолковал я. — В таком случае, убийство гражданина без суда невозможно. Или вы хотите попасть сами в списки? Кроме того!
Я опустил гладиус, давая понять, что не настроен переходить в рукопашную.
— Если он умрет, некому будет подписывать контрактус.
Готов биться об заклад, что старший переглянулся со стоявшим возле стены Паримедом, который все это время был тише травы и ниже воды. После вернул взгляд на меня и сказал:
— Дорабелла прав.
Головорезы послушно отступили.
— Я-йа-йа, — наследник покачал головой, начав с перепугу заикаться. — Я не буду ничего подписывать. Вы не имеете права… я обращусь в суд…
— В вагину суд! — головорезы загоготали. — Сулла забрал правосудие у вас, всадников, так что тебе некому жаловаться.
Я взял контрактус, подошел к младшему Луцу и протянул документ ему.
— Подпиши, и тогда ты будешь жить. Я прошу один раз.
Рядом с нами вырос Паримед, у которого нашелся стилус. Юноша посмотрел на меня глазами, полными ненависти, выхватил стилус и подписал контрактус. Отныне поместье переходило мне.
Весь маразм и убогость ситуации заключался в том, что все происходило по канонам права. Контрактус, свидетели и подпись…
— Все готово, — я поднял документы, показывая присутствующим.
— Теперь можно нам позабавиться с этой сучкой, — один из головорезов предвкушающе потер рука об руку и двинулся к убитой горем девчонке.
— Я не позволю этому произойти здесь, — я перехватил его руку.
— Пошел ты… — проскрипел головорез.
— Успокойся-ка!
Я не договорил, в следующий миг пришлось подныривать под выкинутый головорезом свинг. Я не стал церемониться и двинул апперкотом ему между ног. Желание заодно отбить, так сказать. Сказал же — не надо глупостями заниматься, я не оценю.
— А-фх…
Он грузно упал на колени, скукожившись. Я похлопал его по плечу.
— Сожалею, — обернулся я к девчонке. — Шла бы ты в свою комнату, дорогуша.
— Ты чего творишь! — зашипел Пирамед над моим ухом. — Это же настоящие мясники, они убьют тебя за своего товарища.
Он не ошибся, все четверо, во главе со старшим, двинулись на меня, с мечами наголо. Я тоже не бамбук курил, приставил лезвие гладиуса к горлу головореза.
— Будет лучше, если вы прямо сейчас уйдете. А девчонка достанется мне. Как, кстати, и два таланта серебра за Луца. Вопросы?
Старший сделался пунцового цвета. Я даже успел представить, как он будет упрашивать квестора расправиться надо мной после заключения сделки по земле. Но пока сделки не произошло — у меня сохранялся иммунитет.
— Господа, все в силе, сделка завтра тоже в силе! — попытался разрядить обстановку Пирамед. — Мой товарищ — такой же ветеран, как и вы. Просто… просто у него давно не было женщины.
— Мы уходим, — металлическим голосом подтвердил главарь.
— Дружка заберите, — я резко оттолкнул от себя головореза. — И да, спасибо, что все засвидетельствовали, с меня поляна!
Старший потряс в воздухе пальцем, видимо, угрожающе, но язык будто бы вовсе проглотил. Двое его прихвостней подняли под руки получившего по приятному месту и поволокли к выходу.
— С-су-умасшедший… За-чем ты э-то сде-лал! — раздробил по слогам белый как простыня Паримед.
— Сам не догадываешься?