Глава 8

Терпеть не могу всякие сравнения, но в эту ночь я спал сном матери грудничка. Чутким, в смысле. При каждом шорохе открывал глаза. Предчувствие, мать его, как талант — не пропьешь. Однажды за окном лаял пес, второй раз я слышал чьи-то глухие шаги на лестнице, а вот на третий со своего места поднялся Паримед. Что-то шепча на греческом. Я незаметно накрыл ладонью рукоять гладиуса. Но грек, пошатываясь в полусне, пошел к выходу из комнаты. Предположу, что роль сыграло выпитое накануне вино. Вообще, если подумать, за все дни нашего пути я ни разу не видел Паримеда трезвым.

Теперь из коридора послышались приглушенные шаги, потом скрип ступеней на лестнице. Грек спустился вниз.

Я уже думал, что предчувствие меня подвело, зря тревожусь, когда боковым зрением увидел, как поднимается Исаак. В свете луны, освещающем комнату, блеснула сталь кинжала. Он двигался бесшумно, босыми ногами заскользил по полу. Шел ко мне, кинжал держал готовым для удара. По пути прихватил скинутую тунику, чтобы зажать мне рот при ударе. Грамотно, можно подумать, что Исаак делал это не в первый раз.

Я не шевельнулся, делал вид, что продолжаю спать. Но пальцы сомкнулись на рукояти гладиуса.

Исаак вырос передо мной фигурой, сотканной из тьмы. Рукой, державшей хитон, потянулся к моему лицу. Второй рукой замахнулся, готовя удар. Вот только удар он пропустил сам. Я грубо пнул его левой ногой с пыра — между ног.

— Аф-ф, — из легких Исаака стравило воздух.

Его согнуло, а я правой ногой припечатал запястье Исаака к стене. Силы удара хватило для того, чтобы еврей разжал кисть и выронил кинжал. Я вытянул гладиус и коснулся острием горла Исаака.

— На колени, гнида, руки за голову!

В темноте комнаты все же было отчетливо видно, как лицо Исаака перекосило от гнева. Он повиновался, переплел на затылке пальцы. Встал на колени, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Обидно, стало быть, столько времени ждал, готовился — и такой облом получился. Ну ничего, на следующий раз учтет промахи. Только не со мной. И если себя будет хорошо вести.

Мне тоже следует быть осторожнее, кроме предчувствия, меня ничто не предупредило. Если бы оно не сработало?

Я, удерживая лезвие у горла еврея, поднялся. За волосы опрокинул его голову и заглянул в глаза. Глаза сделались стеклянными. Видимо, приготовился умирать. Но не выйдет, по крайней мере, не прямо сейчас. Прежде я задам ему парочку не самых приятных вопросов.

— Грек с тобой? — процедил я.

Он промолчал. Ладно… не понимает по-хорошему, будет не по-хорошему. Надо ему на понятном языке объяснить, что не отвечать на вопросы — как минимум невежливо.

Я влепил ему короткое колено в солнечное сплетение. Воздух, если и остался, окончательно покинул грудь, со звуком сжавшегося воздушного шарика.

Он завалился вперед, я на ходу одернул Исаака за плечо, усаживая спиной к стене. Одновременно зацепил ступней валявшийся у стены кинжал, поддел носком и перехватил на лету за рукоять. Ну и не долго думая, коротким замахом вонзил его в стену, миллиметрах в двух от лица еврея.

— Уф… — перепуганно выдохнул еврей.

Кинжал оказался идеально заточен, и с бороды Исаака упало пару отрезанных волосков. Но и это был не последний сюрприз. Я крутанул гладиус и вонзил его ровно между ног Исаака, тоже в паре миллиметров — от его мужского достоинства.

— Я-я все с-скажу, — еврей начал заикаться, обливаясь холодным потом.

Глаза его округлились, рот разинулся. Я, хищно скалясь, сложил ладони на рукояти меча и заглянул еврею в глаза.

— Грек с тобой? — повторил я. — Он в деле.

Мне следовало понимать, действует еврей один или тут нарисовался сплочённый интернационал. Хотя в таком случае немного странно, что Исаак дождался, пока Паримед уйдет. Вдвоем все же действовать сподручнее.

Исаак выпучил глаза. Из коридора тем временем послышались шаркающие шаги. Возвращался Паримед. Идёт на подмогу — или ничего не знает?. Исаак слышал шаги не хуже меня и попытался вырваться. Мужик он здоровый, первый шок у него прошел, и удержать его оказалось непросто. Но еврей нужен был мне живым. Квинта слишком многие хотели убить — и одним это даже удалось. И это говорит о том, что я чего-то не знаю о центурионе. Или о клочке земли, который ему достался в «наследство». Очень уж упорно его, а теперь и меня, хотели похоронить.

Исаак вцепился мне в грудь, вскочил. Я схватил его за плечи и сделал подсечку. В итоге мы полетели на пол. Падая, я сунул Исааку колено в грудь и кувырком перебросил через себя. Представляю, какой стоял грохот в каупоне, когда тяжелое тело еврея грохнулось на пол с полутораметровой высоты.

Но сейчас не до этого, продолжая движение, я замкнул вокруг его шеи «гильотину», оплел туловище ногами и выпрямился. Отправлять его в сон (где ему было самое место посередине ночи) я не хотел, а что хотел — так это немножечко Исаака присмирить. Захват получился плотным, ему не вырваться. Побарахтается немного и лишится последних сил.

Я рассчитывал повозиться и думал, что встречу ожесточенное сопротивление. Но Исаак вдруг обмяк в моих руках…

Мгновение.

И тело завалилось замертво на пол, раскинув руки. Из его спины торчал мой же гладиус.

— Ах ты мерзавец, — прошипел вернувшийся грек. — Квинт, неужели он на тебя напал!

Атаковать меня Паримед не собирался. Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга, пока в коридоре не послышался топот. На шум драки, конечно, сбегался местный народ.

Паримед, сбросив оцепенение, подскочил к трупу.

— Помоги, — попросил он.

Я вскочил с пола, подбежал и помог греку поднять тело. Нет, доверие к Паримеду у меня не проснулось, но это именно мой меч торчал из спины Исаака. И если я не хотел проблем, тело еврея следовало убрать подальше от посторонних глаз.

— Куда? — зашипел я сквозь стиснутые зубы, все-таки веса в еврее было немало.

— К окну, потащили. Его не должны увидеть…

Я не сразу понял задумку, мы поволокли тело. Подойдя к окну, Паримед двумя руками перехватил Исаака у талии.

— Ноги, Квинт.

Я подобрал ноги, поднатужился — и тело выпало из окна с глухим хлопком. Не самый гуманный способ, но как нам ещё избавиться избавится от улик?

Топот приближался — шаги миновали лестницу и доносились уже из коридора.

Грек бросился к дорожному мешку Исаака, вытряхнул из него тунику и всего за несколько секунд вытер с пола кровь. Происходи дело днем, и все заметили бы оставшиеся на полу разводы, но в темноте ночи, безо всякого освещения, не видно было ровным счетом ничего. Я спохватился и подскочил к спальному месту Исаака. Сунул туда окровавленную тунику, накрыл грубой тканью, выполняющей роль простыни.

— Паримед — ложись!

Грек запрыгнул на свое спальное место, накрылся. Я схватил чашу с остатками вина, там плескалось на донышке.

Вовремя, в комнату влетела пара здоровых ребят во главе с хозяином, с кинжалами наголо. Они застали меня в нижнем белье и с чашей посередине комнаты.

— Что происходит?

— Н-ничего! — я икнул, претворяясь пьяным. — Хорошее у вас вино, господин хозяин. Уже на ногах не стою.

— Ты что грохнулся?

— Угу… ик.

Паримед быстро смекнул, что я задумал.

— Прошу прощения, я прослежу, чтобы мой товарищ вас больше не беспокоил.

Хозяин пропустил слова грека мимо ушей.

— Где Исаак? — спросил он.

Я вспомнил, что именно Исаак сговаривался с хозяином, чтобы тот пустил на на ночлег. Что интересно — в одной комнате, а не в разных.

— Слишком крепко спит, тоже перебрал вина, — Паримед кивнул на неровный холмик на спальном месте еврея.

Скорее всего, между Исааком и хозяином каупоны существовали некоторые договоренности. А вот Паримеду хозяин вряд ли доверял. Вот и теперь прищурился, всмотрелся в темноту.

Я покосился на торчавший из стены кинжал. Если придется драться, до него всего несколько шагов. Но хозяин опустил меч.

— Паримед, ты бы успокоил гостя. Время позднее.

— Ложись спать! — рявкнул тогда грек в мою сторону.

Я для порядка снова икнул и, пошатываясь, отправился на свое место. Кажется, обошлось. Драки не будет.

Троица вышла из нашей тесной комнатушки. И уже из коридора послышались голоса.

— Я тебе говорил не пускать на порог проклятого сулланца!

— У нас с Исааком есть договоренности…

— Чхать я хотел на договоренности, еще раз о нем услышу, и пеняй на себя — зарежу, как…

Диалог не прекратился, просто троица отошла слишком далеко. Впрочем, и так все было понятно. Каупона принадлежала сторонникам Мария. И сулланцев здесь не жаловали. Собственно, ради искоренения таких вот гадюшников Сулла и расселил по всей Италии своих ветеранов. Уверен, что каупона, подобная этой, отнюдь не единственный «рассадник инакомыслия».

Однако черт с ним, с хозяином и его дружками. У нас с греком остался незаконченный разговор. Мы как по команде схватились за оружие.

— Это что было? — проскрежетал я.

Время развесёлого театра прошло, пусть видит, что настрой у меня самый серьёзный.

— Не знаю. Но я не имею к этому никакого отношения, — начал отрицать грек.

Я поднялся, держа кинжал перед собой.

— Зачем же ты его убил?

Тот свёл брови, не то жалобно, не то в сомнениях.

— Не мог позволить, чтобы он убил тебя.

— Я его уже удерживал.

Паримед, желая снизить градус переговоров, отложил меч и показал ладони.

— Успокойся, мне не нужна еще одна смерть.

Для наглядности он даже пнул по мечу, отталкивая оружие подальше от себя. У меня внутри все бурлило. Играть в джентльменов я не собирался, потому одним прыжком сблизился с греком, снес ударом ноги в грудь, и схватив его за запястье, прижал коленом к полу. Лезвие уперлось в палец Пирамеда. Говорить ничего не пришлось, грек сразу понял, что я не собираюсь играть. Но, надо отдать ему должное, мужества у этого человека было на двоих.

— Проклятье! Выгляни в окно, и ты все поймешь, — зашипел он.

Допустим. Я подошел к окну, выглянул наружу, стараясь не упускать из виду и своего соседа, и увидел, конечно же, безжизненное тело Исаака. Его туника задралась, и в свете луны был хорошо виден еще один кинжал.

— Когда я зашел, он как раз полез за ним, — сухо прокомментировал грек, тоже подойдя к окну.

Я помолчал. Если так, то Паримед меня спас. Убить себя, допустим, я бы Исааку не дал, но одного удара таким кинжалом достаточно, чтобы вывести из строя.

— Поверь мне. Мне не нужна твоя смерть, на кону стоит многое, — добавил грек.

Я кивнул, заткнул кинжал за пояс и, подойдя к своему спальному месту начал одеваться. Доводов в пользу непричастности Паримеда было всё-таки побольше, чем к причастности. И, пожалуй, самый главный из них — Исаак, царство ему небесное, зачем-то дождался, пока грек уйдет. А затем, когда Паримед вернулся, он не стал помогать товарищу и нападать на меня со спины. Спорить и не замечать очевидного — глупо. Возможность со мной расправиться у грека была, но он ей не воспользовался. Это факт.

Паримед молча наблюдал за моими приготовлениями. Видимо, все же у него тоже скаканул адреналин, и теперь он отходил от пережитого. При иных обстоятельствах лучшим решением было бы обезвредить грека, а потом уйти. Оставлять его в живых было как минимум неразумно. Однако тогда можно будет поставить крест на продаже участка. И плакала поездка в Испанию…

— Ты ведь знаешь его, так, Паримед? — зашептал я, чтобы снова не поднять на ноги местных. — У тебя есть соображения, почему твой друг так поступил?

— Только размышления… он мне не друг, а проводник.

— Проводник?

— Слишком много людей в этих землях ненавидят Суллу и его легионеров, а если ты движешься в одиночку и ты сулланец, то ты не жилец, — пояснил Пирамед.

— Где же ты его нашел? Ведь ты много мне про него рассказывал, — я ещё раз окинул его оценивающим взглядом.

— Мы не в первый раз работали. Просто раньше мы… коротко говоря, занимались перевозкой награбленного…

Он как будто очень устал и хотел поскорее закончить разговор — но и вполне понимал, что вопросов к нему не может не быть.

— Понятно, — кивнул я. — Есть варианты, почему он вышел из договора?

Грек помотал головой и задумался.

— Возможно, он просто хотел заграбастать твое серебро. В мешочке ведь денег куда больше, чем я заплатил ему за работу.

— Он уже получил свою часть?

Паримед кивнул. Подумал ли он, что, разделавшись со мной, Исаак мог прикончить и его?

Что ж, по крайней мере, от сказанного не надо лапшу с ушей снимать. Все логично и следует одно из другого. Если еврей был действительно проводником-марийцем, то он мог не сдержать ненависть к сулланцу. Но деньги, как известно, не пахнут. Исаак оказался не прочь сначала на мне заработать, а затем, зайдя в марийский город, ограбить. Оставалась проблема — как из марийского гадюшника теперь скрыться?

— Ты понимаешь, что будет дальше? — спросил я у грека. — Они с первыми же лучами найдут тело. Тело своего, Паримед. И, как понимаю, нас не погладят по головке.

— Да…

Мне захотелось его хорошенько встряхнуть. Да чего он мямлит?

— Чего — да⁈ Одевайся, нам надо уходить.

— Так ты готов закончить сделку? — удивился Паримед.

— Всегда готов.

Я подошел к спальному месту Исаака, взял его хитон — он нам пригодится, чтобы не прыгать со второго этажа, а аккуратно слезть. Грек в спешке начал одеваться, медлить действительно не стоило.

— Первый лезь, — распорядился я.

Тот молча повиновался. Довольно ловко слез держась за плотную ткань. Я полез следом. Несмотря на глубокую ночь, хозяин со своими двумя помощниками вряд ли спали. Поэтому не лишним будет проявить осторожность.

— Оттащи тело.

— Куда?

— Так, чтобы в глаза не бросалось, — я огляделся и указал на небольшой кустарник неподалеку. — Туда давай, до утра точно не найдут.

Фонарей и факелов тут нет, так что этого должно было хватить с головой. Пока грек возился с телом, я свернул хитон и закинул его обратно в окно.

— Готово, — послышался шепот запыхавшегося Паримеда.

— Теперь нам нужно забрать лошадей.

— Рискованно, заметят, — напрягся грек. — Мы-то можем уйти прямо отсюда, а лошади стоят у входа.

Какой робкий. Как он с грабителями-то дело имел? Я сказал построже:

— Еще рискованней, если утром за нами отправятся в погоню на наших же лошадях, и мы опоздаем на сделку в Помпеи.

Возражений не последовало. Мы двинулись за животными. Обогнули здание, вышли из-за угла к месту выпаса. Никакой вооруженной охраны рядом с лошадьми, естественно, не было. Но животных всё-таки охраняли. Худой и загорелый раб беззаботно дремал прямо на земле.

— Убить его? — прошипел грек, выставляя меч.

Рука у него подрагивала, но жест был решительный.

— Пусть живет.

— Тогда он нас сдаст!

Я молча двинулся вперед. Никогда не стоит лишать кого-либо выбора — жить или умирать. Во-первых, карма останется чистой, а во-вторых, человек ещё может сделать правильный выбор.

— Бедолага!

Раб поднялся, заморгал сонными глазами, всмотрелся в мое лицо, пытаясь меня узнать.

— Да, господин?

— Есть партийное задание, — я показал ему серебряную монету. — Твой господин велел доставить этого замечательного скакуна в Террачину.

— Скакуна господина Исаака? — удивился раб.

— Его самого.

Своей просьбой я хотел разом убить двух зайцев. Избавиться от раба (тот пробудет в отлучке несколько часов) и максимально затруднить возможную погоню, оставив хозяина каупоны без лошади.

— Но мой господин сказал, что… я сейчас переспрошу у господина!

— Пожалуйста, уточняй, — я со вздохом пожал плечами.

Дождался, пока раб поднимется, и тут же стукнул ему рукоятью кинжала в висок. Раб спикировал макушкой в землю, будто страус. Ну, я, по крайней мере, попытался.

— Не задались переговоры? — усмехнулся подошедший Паримед.

— И на старуху бывает проруха.

Я высвободил лошадь Исаака и хлопнул ее по боку. Животное заржало и понеслось прочь. Покосился на раба, который после удара в висок лежал в отключке. Идиот, конечно, а ведь мог забрать лошадь и деньги и уйти в закат. Сам себе выписать освобождение, а на вырученные деньги несколько месяцев жить припеваючи. Но каждый сам кузнец своего счастья.

— Уходим, Паримед.

Мы вскочили на лошадей и ускакали в сторону большой дороги.


Друзья, дайте лайков! Помогите встать в горячие новинки!

Загрузка...