— Слышу, — я нахмурился, все-таки слова прозвучали неожиданно.
Это раз.
Ну а два — это главный вопрос. Либо вентиляционное отверстие умело пародировать голоса, либо я слышал оттуда голос грека. Потому нахмурился еще сильней. Слышать его я не рассчитывал. По крайней мере, не сейчас.
Гадать долго не пришлось, через несколько секунд голос прозвучал отчетливей. Как будто говоривший прислонил к отверстию губы.
— Это я, Паримед! — натужно пробубнили из дыры.
— То, что это ты, я уже понял, — я нехотя отлепил затылок от стены, сел на край скамейки.
Не понял я другого — что грек делал здесь? Особенно после отнюдь не красивого поступка в кабинете квестора. Может, окончательно протрезвел и понял, что сорвал сделку? Или наоборот, вдогонку вина выпил?
— Слава богам, что отверстие не заделали, и мы можем поговорить! — продолжил неразборчиво бубнить Паримед.
— Ты идиот? — я все же ближе придвинулся к отверстию, чтобы собеседник меня лучше слышал.
Уж пусть слышит всё, что я имею ему сказать.
— Ну почему сразу идиот, Квинт… — послышался искренне возмущенный голос. — Обижаешь!
Под дурачка, значит, прикидывается. Ну, допустим. Я окинул глазами, уже привыкшими к темноте, свою камеру и приметил в стене пробившийся корешок какого-то дерева. Стены здесь были земляные, вот и растительность имелась. Не поленился, выковырнул корешок, вернулся к вентиляционному отверстию, где Паримед продолжал бубнить какие-то невнятные и совершенно лишние оправдания. Кому они теперь были нужны? А главное — греку это для чего?
— Ты там?
— Да…
А получи-ка тогда, упырь, блин. Я засунул корешок вентиляционное отверстие. Заодно проверю, насколько здесь стены толстые, гляди, ломать придется… ну или рыть.
— Ай! Ты чего делаешь, зубы чуть не выбил! Тьфу… тьфу… гадость!
Стены оказались тонкими, и корешок благополучно угодил греку в рот. Тот пытался отплеваться от земли, теперь, наверное, хрустевшей на зубах. Ничего, заслужил — пусть помучается, козел. Окажись он сейчас напротив, так вовсе удушил бы. Собственными руками. Пока же пусть живет, а корешки еще и полезные, грех жаловаться.
— Зачем ты это сделал? — процедил я, дождавшись, пока Паримед перестанет кашлять, как заведенный.
— Чего творишь, меч Марса тебе в жопу… фу, гадость какая несусветная! — как ни в чем не бывало, продолжил возмущаться Паримед.
— Ты меня подставил, але гараж! — я сказал эти слова жестко, но не повышая тон.
За пределами камеры нас всё-таки могли услышать. Лишнее внимание мне было совершенно ни к чему.
Грек взял короткую паузу. Думал, как ответить, и заодно слово незнакомое переваривал.
А как тут ответишь?
То, что он сделал, обычно называется просто — предательство. Хотя Паримед, если отмести эмоции, ничего никому не обещал и другом мне не был, а значит, предать в принципе не мог. И я, говоря прямо, на него и не рассчитывал. Поэтому более верным было так бы и сказать — он меня кинул.
— Выслушай Квинт, — наконец, заявил он. — Не руби с плеча сгоряча. Ты имеешь право злиться, но все не так, как ты думаешь! Выслушай, а?
— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — спокойно ответил я. — У меня, знаешь ли, невелик выбор в этой клети, приходится слушать всяких идиотов. Если что, это я про тебя.
— Погоди, я правда не виноват. Я не подставлял тебя! — грек начал распаляться. — Понимаешь? Тебя бы все равно схватили, ни одной возможности не было для тебя выехать и вывезти из Помпей эти деньги!
— Допустим, но ты мог в этом не участвовать? — проскрежетал я.
— А я бы за лжесвидетельство сидел с тобой на этой затхлой скамеечке! — возмутился грек. — И не смог бы говорить с тобой отсюда! Понимаешь ли, Квинт? Я все продумал и действовал на два шага вперед!
Стратег, блин, доморощенный. Я набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.
Интересно, откуда он знал про скамейку? В остальном — говорить можно что угодно. Человека всегда характеризуют не слова, а действия, поступки. Но надо отдать должное Паримеду, он, по крайней мере, признавал, что действовал исходя из собственных шкурных интересов. Ничего в этом хорошего, конечно, нет, для меня уж точно. Но и на том спасибо. Буду знать, что он из тех, кто за деньги родную мать продает.
Только говорить нам больше не о чем.
— Ты к чему это все ведешь? — нетерпеливо спросил я. — Извиниться хочешь? Прощаю, я не обидчивый. Бывай здоров.
Но Паримед не уходил.
— Ты просто не понял, да… — из отверстия послышался вздох. — Ты не понимаешь, что происходит! Иначе бы так не говорил!
— Просвети, уж будь добр. Что там не дошло до моего разумения.
— Кто-то блокирует твою сделку! — выпалил грек. — Видел, какая рожа была у квестора? У него у самого глаза полезли на лоб!
Я задумался. Да, лицо у квестора было как минимум озадаченное. Если сюда приплюсовать стрессовую реакцию в виде сыпи, то очевидно — он сильно нервничал. Возможно, от того, что все шло совсем не по его плану. С другой стороны, кто может повлиять на вольноотпущенника Корнелия, когда его хозяин одержал победу и подчинил Рим? Никто не может повлиять. Тем более, что квестор в нашем случае — единственный, кто может сделку либо одобрить, либо отклонить.
— Рожу его я видел, наблюдал целых полчаса, — я ответил максимально безэмоционально. — Только квестор квестором, но единственный человек, который не дал сделке состояться, был ты, Пирамед. Поэтому не надо вешать мне лапшу на уши. Не трать ни мое, ни свое время.
Грек долго молчал. Чтобы понять, здесь он еще ли нет, я решил спросить:
— Откуда ты про скамеечку знаешь? Сам ее седалищем полировал? — хмыкнул я.
— Было дело, сидел, да только сейчас это к делу не относится, — послышался вздох грека. — Да дослушай же ты…
— Дослушаю, если ты не будешь строить теории заговоров и обвинять во всем рожу старика, — перебил я немного раздраженно. — Ты зачем пришел и чего хочешь? Получил свою часть? Иди на все четыре стороны, грехи я не отпускаю.
Секунд на десять снова повисла тишина, и я уже подумал, что мы услышали друг друга, и грек отправился в пешее эротическое путешествие по местам не столь отдаленным. Но его следующие слова заставили меня поднапрячься. По крайней мере, прозвучали они, как гром среди ясного неба.
— Нашли тело Дорабеллы… — раздался едва различимый шепот Паримеда.
Я закусил губу.
— Повтори, что ты сказал?
Оставалась совсем небольшая надежда, что я ослышался, хотя слова прозвучали вполне четко. Переспрашивать надобности не было никакой.
— Говорю, что тело Квинта Дорабеллы Луца найдено! — проскрежетал теперь уже Паримед.
Я облизал пересохшие губы. А вот это плохо по-настоящему. Хотя очень похоже на блеф, потому что труп центуриона был мною похоронен в довольно укромном месте. Чтобы найти тело, необходимо было знать, где искать. Но и это сейчас второстепенно. Важнее, что грек, по сути, прямо обозначал, что он в курсе моего небольшого секрета. В лоб давал понять, что знал — никакой я не центурион.
Я почувствовал, как от напряжения засвербило в горле. Любопытно, откуда только Паримед это знал? В любом случае, спорить было бы уже глупо, отнекиваться тоже. Хотя слова Паримеда ставили ситуацию с ног на голову.
Я решил принять его утверждение за данность, и уже исходя из этого строить дальнейший диалог.
— Откуда у тебя информация? — строго спросил я.
— Из надежных источников. Больше не скажу.
— Кто еще в курсе? — мне следовало выпытать побольше информации из грека, пока он, съедаемый стыдом, готов говорить.
Кроме того, обычно нахрапом, застав собеседника врасплох, можно узнать немало нового.
— У нас с Корнелием одинаковые источники, — ответил грек, чуть поразмыслив.
— Свидетели Верба знают?
— Сомневаюсь… они… скажем так, представляют интересы других лиц.
— Каких?
— Я не знаю, клянусь Юпитером.
Ясно. Теперь замолчал я. Следовало все хорошенько взвесить. Если предположить, что свидетели представляли покупателя, и его интересы шли вразрез с интересами Суллы… не то. Все не то, покупателю совершенно ни к чему вставлять себе палки в колеса, это попросту глупо. Ему невыгодно, если сделка не состоится. И вариант сбивания цены тут не подходит совсем. Если тело Дорабеллы действительно нашли, то покупателю выгодно заключиться как можно скорее, со скоростью света. С другой стороны, возможно, что он боится аннуляции контрактуса. В общем, вариантов вагон и маленькая тележка. С нахрапу этот ребус не решить. Понятно лишь то, что происходящее кому-то явно выгодно.
— Почему я до сих пор жив? — я решил спросить у грека прямо.
Ответил он тоже прямо, и в его словах я не услышал фальши. Скорее всего, Паримед искренне так считал.
— У тебя есть время до утра, — честно заявил Паримед. — Потом тебя убьют.
Вот это ясность внесли. Потом меня убьют.
Я помолчал.
— Гонца в Рим никто не посылал?
— Его послали еще тогда, когда мы с Исааком выехали на нашу встречу, — последовало очередное откровение. — Сейчас в Помпеи едет легионер из твоей центурии. С тобой должны устроить очную ставку. То есть, так планировалось сделать.
Всплывала новая подробность. Сходу встраивать ее в собственные логические цепочки я не стал. Но если иметь в виду, что покупатель подстраховался и сразу вызвал настоящего свидетеля… стоп! Ясно, что никто в Помпеях не подозревал, что Дорабелла — не настоящий. Меня изначально решили засадить в темницу — по причине желания сбить цену на участок. И стоило мне на этот развод повестись, как явился бы свидетель, который бы подтвердил мое гражданство. Либо еще версия навскидку — покупатель хотел прописать сумму аренды целиком в контрактусе, и большую часть вернуть себе. Логика простая — если речь об имущественном цензе, чем больше значатся цифры в документах, тем лучше.
Кстати, теперь, когда новости о смерти «оригинала» поступили квестору, понятно, отчего у него такая кислая рожа! Сделку по-хорошему стоило блокировать, а он ее, по сути, провел. По крайней мере, моя подпись на контрактусе уже стояла. Рисковый малый. Хотя и это наверняка сделано не просто так.
— Твои предложения? — я вернулся в реальность с прямым вопросом греку.
— Я хочу половину твоего серебра за помощь.
— У меня его нет, и ты это знаешь. Как же ты собираешься помогать?
— Деньги будут. Я помогу тебе выбраться отсюда, а пока поверю на слово.
— Как поможешь? — я не позволил греку уйти от ответа.
Молчал он недолго.
— Усыплю охранника. Потом подам лошадей, мы бежим из города, разделим деньги — и разойдемся каждый в свою сторону. Навсегда забудем, что знакомы.
— Когда это будет?
— На рассвете. Так что тебе предстоит бессонная ночь, Квинт… или как там тебя зовут по-настоящему?
Дмитрий Сергеевич я, да только кому от этого легче.
Я понимал, что план Паримеда даже на первый взгляд выглядит хлипким. Допустим, мне удастся вырваться из темницы, но от погони будет не уйти. С немалым грузом серебра, так вдвойне. Однако не соглашаться смысла не было. Мне во чтобы то ни стало следовало выйти из заточения и попасть на корабль, отплывающий в Испанию. Второго шанса точно не будет. И если цена этому будет — всё серебро от продажи участка, то так тому и быть. Деньги, которые приходят быстро, могут так же быстро уйти. Хотя хотелось бы покинуть Помпеи, сохранив крупную сумму на кармане. Ну или, что более актуально — в кожаном поясном мешке. Карманов-то тут не было.
Но прежде хотелось кое-чего прояснить, хотя, в случае с Паримедом, рассчитывать на честный ответ не приходилось.
— А тебе это зачем, грек?
К моему удивлению, он снова ответил максимально честно. Во-всяком случае, смысла в таком вранье я не видел никакого.
— Затем, что у меня нет выбора. Мне предъявят обвинение, что я привел в Помпеи другого человека.
Я кивнул.
— Понято. По рукам. Есть одна просьба, грек.
— Внимаю.
— Позови моих рабов, — попросил я.
— Зачем? — удивился Паримед.
— Мне нужно забрать балтеус.
— Да зачем? — не унимался грек.
— Подамся в найм, а центурионов ценят куда выше обычных солдат.
На том мы и сговорились. Паримед пообещал, что сообщит моему вилику о желании повидаться и покажет, как это сделать. Но гарантировать, что тот откликнется, не стал. Мне же в данном случае гарантии были не нужны. Я понимал, что вилик придет. Ему, как и мне, ровно как и Паримеду, было некуда деваться.
Раб явился примерно через час (точного времени, сидя чуть ли не под землей, я не знал). Из отверстия послышался хриплый шёпот вилика, вырвавший меня из оцепенения.
— Господин Дорабелла, ты меня слышишь?
— Слышу, — я прильнул к отверстию. — Сейчас медленно поверни голову сначала вправо, а затем влево. Убедись, что тебе никто не упал на хвост.
— Никого, господин.
— Сколько денег удалось выручить с продажи гарума и серебра?
— Не так много, как бы хотелось… — начал оправдываться раб.
— Сумма? — я не стал слушать, как он будет растекаться мысью по древу.
— Четыре тысячи сестерциев за амфоры с гарумом и шестнадцать тысяч за лом серебра из виллы, — отчеканил с солдатской заправкой вилик.
Неплохо. Понятия не имею, сколько за это добро рабы могли выручить по рынку, но сумма выглядела действительно значительной. Даже с учетом того, что, во-первых рабы могли ее вполне сознательно занизить, а во-вторых, мне придется отдать им ровно половину озвученного заработка.
— Ты ведь знаешь, что произошло? — продолжил я.
— Пирамед объяснил в двух словах, — подтвердил вилик. — Неприятная ситуация, щекотливая, господин, но заверяю, что ваши рабы останутся вам верны, чем бы все ни закончилось.
— Тогда послушай внимательно. У меня совсем мало времени, чтобы что-то разжевывать по несколько раз.
— Что прикажете делать? — вилик был весь внимание.
И, набрав побольше воздуха в легкие, я начал объяснять вилику то, что ему придется сделать в ближайшие часы. До рассвета. Старик внимательно слушал и, кажется, действительно понял все с первого раза — во всяком случае, ни разу не перебил и не переспросил. А затем развернулся и бросился выполнять приказания с несвойственной его возрасту скоростью.
Ну а мне теперь теперь только ждать, что из всего этого выйдет. Распоряжения были отданы, теперь мало что зависело от меня напрямую. Мне оставалось терпеливо отсчитывать время до рассвета. Сон, кстати, как рукой сняло. Все несколько следующих часов я пялился на небольшой кружок — пятно лунного света, падающее на землю камеры.
А потом началось… события, что взбесившийся мустанг, поскакали галопом.