Легкий кораблик — капустный листок

Отец и сын

Саша запомнил отца из далекого детства: с приходом отца домой все начинало темнеть и смеркаться. Такая у отца была работа, чтобы приходить поздно. Саша без него не мог заснуть, а мама ругалась, и отец сердился: «Зачем не спишь?!» Саша молчал и улыбался: «Сами знаете!»

По утрам он вместе с отцом делал зарядку. Потом бежали под душ и полоскались, как две счастливые утки. После завтрака Саша с мамой отправлялись в детский сад, отец — на работу. Перед тем как разойтись, отец протягивал Саше руку:

— Выходит, брат Сашка, до вечера!

Саша пожимал отцовскую руку — маленькая ладошка в большой ладони, как в туннеле, — и говорил:

— Выходит, брат папка, до самого вечера!

И они начинали смеяться, а мама называла их пустосмешками.

Саша до семи лет жил, как лягушка у пруда, как цыпленок на зеленой траве, как веселый щенок — не подозревая, хорошо ли ему, плохо ли. Ему всегда было одно и то же. Но когда начинало болеть ухо, он начинал понимать, что раньше-то ему хорошо было.

С трех лет он ходил в детский сад. Самым сильным впечатлением от детского сада был подсолнух во дворе. Каждую осень огромный цветок вырастал на одном и том же месте, и никто из ребят его не трогал. Все ходили вокруг подсолнуха и удивлялись — какой большой, как головой вертит! Все они любили подсолнух и копали около него землю, чтоб ему было мягко, и поливали водой из леек. А потом подсолнух кто-то срезал, и Саша спрашивал воспитательницу:

— Зачем ему голову отрубили?

— Чтобы семечки есть!

Саша стоял молча, долго-долго ничего не делал, а потом говорил:

— Жалко: живой!

— На следующий год еще вырастет! — говорила воспитательница. — У него голов много!

Саша ждал следующего года, рисуя несорванный подсолнух. Он говорил:

— У меня он всегда!

А потом он забыл про подсолнух, потому что подружился с Женькой. Женька был очень озорной, и Саша такой же. Но Саше попадало больше: Женька всю вину сваливал на Сашу. Женька объяснял Саше:

— Мне нельзя быть виноватым — родители в науке. Как про меня узнают — у них наука остановится. А нельзя — их генералы торопят! Про меня не сознавайся, про себя сознавайся, а я кормить тебя буду!

Саша сознавался и за себя и за Женьку. А за это Женька по утрам приносил конфеты и фрукты.

Потом кончился детский сад, и Женька исчез. Женькины родители — они в магазине работали — в Москву уехали. А Сашин отец из дома ушел. И хотя ухо теперь у Саши не болело, он понимал, что раньше-то хорошо было.

В школе он подружился с Борькой Красномаком. Они с Борькой поклялись никогда не бросать друг друга. А чтобы сделаться самыми храбрыми, ходили к трамвайной линии — стоять на междупутье у поворота. Это было что-то жуткое — стоять на междупутье у поворота, когда трамваи заворачивали и заносили свои граненые бока: свободное пространство становилось узким, как щель, и мальчишки лязгали в этой щели зубами. Но они побеждали свой страх. А их победили две вагоновожатые тетки, которые — сговорившись между собой — схватили их и так им надавали, что начисто вышибли мужество, воспитанное с таким трудом.

Теперь Саша представлял отца и мать трамваями, несущимися в разные стороны. А он между ними стоит на повороте, а трамваи заносит…

Отец заходил редко. Всегда он выбирал время, чтобы матери не было дома. Саше с ним было трудно.

Саше было уже девять. Отец принес подарки на день рождения. Саша на подарки и не взглянул.

— Что, игрушки плохие, конфеты горькие? — спросил отец.

Саша молчал.

— Что же, и слова для отца не найдешь?

— Ты же гость! — хмуро сказал Саша.

— С гостями надо приветливым быть!

— Нет у меня приветов! — сказал Саша. — Зачем ты нас бросил?

Отец забегал по комнате и стал оправдываться. Перед Сашиными глазами стояла голова толстого подсолнуха, сломанного кем-то, кто семечек хотел…

Когда Борька Красномак подружился с Петей-англичанином, Саша почувствовал себя раненым — как в тот год, когда ушел отец.