Лесные узоры

ПРИЧУДЫ ПРИРОДЫ

Живописью и рисованием я увлекся с малых лет. В этом нет ничего оригинального: основы рисунка познаются каждым в школе наравне с другими предметами. Иное дело, что многие, повзрослев, оставляют это занятие. «Художником я не стану, — рассуждают они, — так зачем буду напрасно тратить время на пустяки». И переключаются на дела более практические, а иные — на домино, и просиживают долгие летние вечера за этим занятием, безвозвратно теряя возможность приобщиться душою к неповторимой красоте природы.

А как хороши бывают зори, когда утреннюю тишину не нарушают ни шум ветра, ни плеск волны, разве что взбалмошный карась, испугавшись собственной тени, вдруг расколет зеркальную гладь залива ударом хвоста, и круги долго расходятся по воде. Сквозь туманную кисею прорвется огнистый луч солнца, и оно само следом приоткроет над горизонтом узкий глазок, чтобы осмотреться сначала, а уж потом подняться из колыбели, и позолотит одиноко стоящую у табора приземистую иву, дымок от костра, столбиком поднимающийся кверху, и высокие осинки на другом берегу.

Еще больше поражают наше воображение порой картины закатов, когда облака разгораются пожаром и краски сменяют одна другую; когда рядом соседствуют пламень и нестерпимая стынь синих облаков; когда холодная тяжелая волна отражает каждой своей складочкой блеск раскаленных небес, и от одного вида такого соседства синевы и огня становится зябко.

В жаркие летние дни приятно наблюдать, как разрастаются нагромождения кучевых облаков, как в быстро меняющихся их очертаниях видятся нам то фантастические белые замки, то величественные головы старцев, окутанные чалмой, то целые группы белых великанов. Вспомните величавые разливы Амура-батюшки, несущего на своей необъятной груди «Ракеты» и теплоходы, вспомните уютные уголки на берегах озер и проток, при виде которых сам собой вырывается вздох: ах, какая прелесть! Смотришь, и кажется, картина навечно врезана в память, но проходит день-два, и многое, если не все, улетучилось, остались только самые общие представления. Да, видел лес, горы, долы. Интересное место… И самому становится тошно от такого пересказа.

Сколько раз я испытывал горечь от того, что картины более свежие и яркие начисто заслоняли собой виденные прежде, да и о них рассказать был не в состоянии, потому что не хватало слов. Как свежо у меня это чувство утраты. Оно всякий раз овладевает мною, когда возвращаюсь из странствий по родному краю, не сделав снимков или беглых зарисовок и этюдов. Не всегда и не везде бывает возможно раскрыть краски, но если уж не утерпел, раскрыл этюдник, чтоб ухватить хоть перышко жар-птицы — Природы, то тут все иные заботы отступают. Что успеешь за полчаса-час, когда тебя ждут спутники, другие дела и атакуют полчища комаров, мошек и безжалостно жалящих оводов?! Разве самую малость. Однако и эти отдельные листочки с ветвистого древа природы, набранные от случая к случаю, дают представление о неповторимом облике Приамурья.

Если зори, закаты, величественные панорамы гор и лесов доступны взору каждого, то иные свои причуды природа открывает лишь людям любознательным, с известной долей воображения. Природа — большая мастерица на всякие причуды.

Проезжая Амуром мимо Нижней Тамбовки, я всегда вижу, если гора не закрыта облаками, огромный останец на вершине Чаятына. Он всякий раз представляется мне землепроходцем, глядящим в сторону океана. Но кто мог высечь из твердейшего базальта такой огромный монумент, видимый на двенадцать километров? Я разумом понимаю, что он изваян ветрами, водой и морозами, как и подобный ему «Дед» в красноярских «Столбах», но что толку, если в моем воображении это фигура Ерофея Хабарова в шубе. Только б чуть-чуть подправить его, и он был бы хорош.

Природе зачастую не хватает лишь этого «чуть-чуть», чтобы довести начатое до состояния определенности, при котором скала, камень, корень или иной материал обретает ясную для каждого форму.

При свете дня в лесу все обычно и понятно, без всякой загадочности: с дряхлой перестойной ели свешиваются сивые бороды мхов и лишайников, а на черные пни-выворотни даже и не смотришь. Но вот сумерки обволакивают землю, и выворотни начинают дыбиться медведями и иными чудищами, а в чаще на месте лишайников вдруг проглядывают какие-то лики и таинственные фигуры, и в душу невольно закрадывается страх. Так и кажется, что тебя подстерегают разные нелюди, и разыгравшееся воображение угодливо рисует их очертания. Утром взошло солнце и… нет ничего. Пень смотрится пнем, выворотень — выворотнем, а там, где чудились лики, — просто ветви и лишайники.

Такое бывает и на реке, когда плывешь по ней на лодке: иная коряга похожа на плывущего сохатого, другая фантастическим зверем тянет лапы…

Такие причуды, обусловленные сменой освещения, дают пищу воображению, но ничего не оставляют в руках. А есть такие, что, обративши на себя взор любопытного человека, остаются фигурой зверя, птицы, рыбы, человека в какой-нибудь странной позе, которым недостает лишь чуть-чуть, чтоб обрести ясно видимую форму.

Несколько лет назад мой приятель, охотясь в тайге, впервые приобщился к поискам интересных лесных диковинок. Он набегался по тайге в поисках зверя, утомился и присел отдохнуть. «И вот, — рассказывал он мне, — сижу, а у самого такое ощущение, что кто-то на меня глядит. Кажется, что даже спиной чувствую на себе чей-то взгляд. Повернулся туда-сюда — никого. Что за черт, думаю. Глянул чего-то кверху, а надо мной, на стволе ольхи, — нарост величиной с голову и на нем разрывы в коре. Солнце падает сбоку, и эти разрывы — раскосые глаза, рот в ухмылке. Рожа самая натуральная. Ах, чтоб тебя! Достал из заплечного мешка топор, Сейчас я до тебя доберусь, покажу, как скалиться над человеком. А ольха изрядная вымахала, сантиметров двадцать в диаметре. Срубил я ее, а она завесилась на соседних деревьях и не падает. Снова ее срубил. Опять неудача — висит. Зло меня разобрало — подрубил ее в третий раз — упала».

Приятель добрался к избушке в конце дня, взмокший от пота. Скинул с плеч мешок и говорит:

— Погляди, что я принес. Эндури, лесной бог. Километров десять на себе пер…

Достал он из мешка нарост-кап, чуть не в полпуда весом, ставит так, чтоб свет сбоку падал. Посмотрел я — и в самом деле глядит на меня нахальная раскосая рожа. Единственное, чего в ней не хватало, так это носа. Мы тут же отыскали подходящую шишечку и приляпали на место. Этот кап можно посмотреть в краеведческом музее Хабаровска за витриной, над которой написано: «Причуды природы». Теперь приятель всерьез «заболел» поисками таких диковинок.

Отыскивать «полуфабрикаты» природы — очень занятное дело. Идешь ли лесом, берегом реки, моря, а все смотришь под ноги и по сторонам: вдруг подходящий корень, ветка или плавина! Вот странно изогнутая веточка привлекла внимание. Пригляделся, прикинул: олененок-кабарожка, чуть откинувшаяся в испуге назад, — гибкая, изящная, беззащитная. Оставалось лишь чуть «довести» мордочку да поставить торчком ушки.

На озере Кизи, бродя по берегу, я нашел среди плавника круглый, как тыква, кап. Видимо, он мешал на бревне и был срезан у основания-горловинки. Я принес его на циркулярку, и там с грехом, кое-как перепилили его надвое, потому что целиком он не влезал в мешок, и без него переполненный всяким «добром». Дома я выбрал из капа сердцевину, отполировал его, потом прошелся по нему выжигателем, и получилась чудесная «лесная чаша». К любому столу — украшение.

В другой раз, путешествуя по Сукпаю, сидели мы с приятелем у костра и подкладывали в огонь сушняку, потому что прихватывал морозец, а мы были одеты по-летнему. Я притащил пенек, вымытый водой вместе с корнями, и целиком пристроил его на огонь. Когда он разгорелся и с него начала отваливаться кора, я вдруг увидел, что корни со множеством вмятин: ольха росла на крупном галечнике и некоторые камни вросли в корни и сидели там, как в гнездах. Я выхватил пенек из огня и принялся его тушить. Приятель смотрел на меня круглыми глазами — уж не рехнулся ли я! Но когда я начал разделывать корни на части, и он потянулся к ним. Уж очень причудливые были на них извивы. Из одного куска я сделал уточку: вытянулась на лапках, чистит себе клювом грудку. Она тоже была почти готовой, оставалось найти ей подставку и чуть-чуть подправить головку и клюв…

Этюды из моей домашней коллекции следует рассматривать как увлечение любознательного человека, нечаянно-негаданно обогатившегося от общения с природой и готового поделиться с другими виденным, слышанным, перечувствованным. Если этюды, исполненные красками, целиком дело моих рук, то работы из корней в большей части изваяны самой природой, и мне оставалось их только найти и проявить до надлежащего вида. Дело это нехитрое, любому почти под силу. Попробуйте — увидите сами. Ваши выходы в лес, на речку сразу станут целеустремленными, появится дополнительный к ним интерес, ничуть не меньший, чем азарт к охоте или рыбной ловле.

Не менее приятные минуты доставляет и обработка корня или наплыва-капа; когда начнешь его строгать, от смолистых стружек на всю квартиру потянет вдруг хвойным ароматом, и тогда кажется, что свидание с природой продолжается.