Левиафан. Пути Древних

Глава 11. Стражи рассвета

Когда Карн очнулся, на землю уже опустилась ночь, ее призрачный саван шелестел кронами деревьев и раскатами прибоя. Он пролежал в забытьи полдня и не видел снов. Зато теперь чувствовал себя отдохнувшим, хотя повреждения, полученные при крушении корабля, не спешили забываться.

Парень рывком вспомнил все, что случилось после кораблекрушения у Земли Хедина. Боль иззубренной рапирой вонзилась в сердце от осознания того, что он не смог спасти ту бедную женщину, жену торговца. Но почему? Что ему помешало?

Парень покрутил головой в попытке осмотреться, на мгновение забыв о своей слепоте. Но энергетическое зрение никуда не делось. Он ощущал Мидаса справа от себя, бог богатства сидел у небольшого костра, его аура чадила дымкой безмятежного спокойствия.

Вокруг были люди, много людей, не считая фригийского царя – двадцать четыре взрослых и два ребенка. Карн тут же понял, что дети – это дочки торговца, у него отлегло от сердца – хотя бы им удалось спастись. Что же касается остальных…парень еще не встречал людей с такими аурами. Они были смертными, несомненно, но источали особый перламутровый свет, их энергия медленно бурлила, точно магма, источая колкую спокойную мощь. Но эта мощь, казавшаяся непостижимой, без труда сдерживалась неподатливыми путами закаленной воли.

Перед ним были опытные бойцы, ветераны, разного возраста, но не моложе тридцати трех и не старше сорока восьми. Отчего-то Карну эти цифры показалось важными. Он ощущал, что они обладают великой силой, но, если можно так выразиться, патологически неспособны применить ее во зло. Совсем наоборот – эти люди избрали для себя путь света.

Парень мог бы попытаться проникнуть глубже, подробнее изучить ауры удивительных воинов или даже прочесть их мысли, но бесцеремонное вторжение в чужую энергетическую оболочку казалось ему неправильным. Потом он вспомнил, что уже не раз проделывал подобное. Но то было другое, одернул себя парень, то было во благо.

От невеселых мыслей его отвлек подошедший Мидас, он принес еду и рассказал, что их спасли Стражи рассвета – легендарные витязи-защитники Арконы. Фригийский царь раньше не сталкивался с ними, но слышал об их славной дружине, которая всегда насчитывала ровно триста бойцов, не больше. А когда кто-то из витязей погибал, его место тут же занимал новый воин, воспитанный в храмах-казармах легендарной крепости.

Стражи рассвета были сведущи в целительстве и к утру, когда они двинулись в путь, Карн и Мидас чувствовали себя гораздо лучше, чем минувшим вечером. Витязи возвращались из дозора в крепость и сами предложили странникам отправиться с ними. Ха, по мимолетным взглядам фригийский царь прикинул, что их с Карном держат за кого угодно, но уж точно не за обычных странников! Однако парень не чувствовал опасности, более того – намерения воинов, по его словам, были абсолютно искренними.

Мидас поведал Стражам рассвета, что они плыли на корабле из Хавна в Аркону, но попали в шторм. Очнулись на берегу и почти сразу наткнулись на торговца, которого намеревались пощипать местные бродяги. Собственно, фригийский царь рассказал чистую правду, просто не упомянул, кто они с Карном на самом деле и зачем им нужно в город-крепость. Но Стражи рассвета и не спрашивали, возможно – не почуяли в этих двоих злого умысла. А быть может, им не нужно было ничего спрашивать, ибо тот факт, что два, при всем уважении, калеки вступились за мирного торговца и вышли на неравный бой, говорил лучше любых слов. В землях русов такие поступки все еще оставались в цене.

И теперь Карн кутался в новый шерстяной плащ, выданный ему витязями, и подставлял запрокинутое лицо ниспадавшим с небес снежинкам, которые с каждым часом сыпали все плотнее. Он подумал, что это странно, ведь деревья вокруг звонко шелестели листвой на пронзительном ветру. Пусть они и сменили наряды, но еще не избавились от них, а потом для снега было рано.

Парень чувствовал на щеках прикосновение солнечных лучей, по-прежнему обжигающих, несмотря на снег и холодный ветер. Он попытался представить, какое над ним небо – синее и прозрачное или затянутое низкими серыми тучами? А потом сам собой родился другой вопрос – тоскует ли он по физическому зрению? Странно, но эта мысль впервые закралась ему в голову с тех пор, как он ослеп.

Затем парень вспомнил о тех, кто даже представить небо не может, не то что увидеть. Например, та женщина, жена торговца. Теперь он знал, что прервало его транс, но не мог перестать винить себя.

– Вижу, о дурном мыслишь, – покачал головой поравнявшийся с ним Мидас. Им отдали лошадей торговца, детишек витязи рассадили по своим коням, их судьба была предрешена – они будут воспитываться в храме Арконы и станут служить его провидцам.

– А нормально вообще управляться с лошадью одной рукой? – невесело отозвался Карн. Он не хотел обидеть бога, но и наставлений его не желал слушать.

– Перестань это делать, – Мидас говорил тихо, чтобы витязи, ехавшие рядом, не могли расслышать его слов. Они не поехали через Фитте, как он ожидал, вместо этого командир отряда, Яромар, повел воинов на восток, намереваясь через мелководье добраться до Буга. Дорога здесь была узкой, так что они ехали колонной подвое.

– Делать что? – переспросил Карн, хотя уже понял, что Мидас действительно разгадал причину его хмурого настроя.

– Винить себя, – бог скривил ехидную гримасу, искренне надеясь, что парень прочтет ее по его ауре. – Либо она, либо ты, такой стоял выбор. Хотя Огул, тот, что спас тебя, он и подумать не мог, что на самом деле происходит. А если хочешь знать мое мнение…

– Не хочу, – буркнул Карн, отлично зная, что это не остановит Мидаса. В этот момент лошади сошли с каменистого берега, воины рассредоточились и мир вокруг наполнился хаотичным плеском воды, которая едва доставала жеребцам до путовых суставов. Как сказал Яромар, дорога по отмели займет не больше часа.

– Если хочешь знать мое мнение, – с нажимом повторил фригийский царь. – То виноват лишь один человек – этот хренов торговец, который не побежал, когда у него был шанс, и не уберег свою жену! Дочкам его тоже не посчастливилось бы, если б не Стражи рассвета.

– Думаешь, это успокаивает? – Карн демонстративно повернулся в его сторону.

– Думаю, да! – огрызнулся Мидас. Потом подъехал ближе и положил руку парню на предплечье. – А еще думаю, что тебе действительно не стоит думать об этом. Ты не всесилен. Не сейчас.

Дальше они ехали молча. Карн по-прежнему ловил лицом снежинки, не заботясь о том, куда направить лошадь. Кобылка была неглупой и просто шла вместе со всеми, хотя и держалась на некотором удалении от черных жеребцов, что были вдвое, если не втрое больше нее.

Мидас же не думал ни о чем, потому что боялся спугнуть удачу. Или как по-другому это назвать? Стражи рассвета – лучшего сопровождения не найти, теперь они точно доберутся до Арконы, ведь двадцать четыре витязя-защитника – это сила, перед которой мало что может устоять. А в этой части света – вообще ни что.

Он осмотрел пустынный пейзаж. Справа и слева маячили острова, имен которых он не знал, а впереди уже виднелся Буг. Также называлась и рыбацкая деревушка, расположенная в южной части узкого мыса. Буг плавно переходил в полуостров Виттов, на северной оконечности которого стояла Аркона, как говорят – с незапамятных времен.

Въехав на Буг, отряд вновь перестроился. Здесь не было дороги, так что воины двигались рассредоточенным строем. Яромар позволил это, так как опасности не предвещалось – он послал Огула и Буяна вперед на полет стрелы, это были его лучшие разведчики, от глаз и ушей которых не сумеет укрыться ни один враг.

Мидас поехал вперед к командиру отряда, а кобылка Карна поравнялась с жеребцом сурового воина, аура которого буквально истекала лучистой мощью. Парень нехотя выудил из нее возраст витязя – ровно тридцать три года, он был самым молодым в дружине Арконы.

Витязь внезапно свесился с коня и залихватским движеньем подобрал с земли пучок сверкающих бирюзовых цветков. Не сорвал, а именно подобрал, столь плавным было его движение. Горечавка уже отцветала и это чудо, что она встретилась им на пути. Снег успел хорошенько припорошить цветки, но яркая бирюза невесомых лепестков проглядывалась даже сквозь серебристый налет снежинок.

Карн почувствовал горьковатый луговой аромат с едва различимыми медовыми нотками. Он и сам удивился тому, как в последнее время обострилось его обоняние.

– Цветы, – прошептал он. Не воину, скорее самому себе, просто так, инстинктивное желание констатировать очевидное.

– Горечавка, – ответил Страж рассвета, улыбнувшись. Карн почувствовал его доброжелательность и повернулся к витязю лицом. Это Мидас с легкостью улавливал его мысли и намерения, другим людям он должен был демонстрировать их более явно.

– Для девушки, – продолжил воин, ни капли не смутившись, однако его голос стал заметно теплее. Он был высок и широк в плечах, могуч и похож на медведя, от такого едва ли ждешь нежности и теплоты. Тем не менее, сейчас внешняя аура воина выглядела именно так – переплетение молочных и песочных тонов. – Она ждет меня в Арконе.

– Я думал, там все девушки служат при храме, – Карн продолжал ехать, повернувшись к воину лицом, чтобы поддерживать видимость зрительного контакта.

– Не все, – покачал головой Страж. Ветер вновь подул в сторону Карна и его носа коснулся аромат горечавки, несравненный аромат добра. Не зря ее использовали в народной медицине на всех континентах. Трава с таким запахом может быть только целебной. – Аркона город-крепость, а не город-храм, хотя многие думают иначе.

– Знаешь, там, откуда я родом, цветы для девушек обычно не срывают в поле,– улыбнулся Карн, внезапно поймав себя на странной мысли. – Их покупают.

– Покупают? – в голосе воина звучало неподдельное удивление. Горечавку он аккуратно завернул в льняную тряпицу, алую, как его плащ, и закрепил сзади у седельной сумки. – Цветы? Но это же как… покупать землю! Или воду! – он засмеялся, высоко и раскатисто. Потом посмотрел на Карна, который лишь коротко и печально улыбнулся. – Погоди, серьезно?.. Из какого безумного мира ты пришел?

Мидас в тот момент вел беседу с Яромаром, старшим над дружиной Арконы. Они двигались уже по полуострову Виттов, слева от них раскинулось Море балтов, справа усилившийся снегопад равномерно застилал чахлые каменистые равнины до самого горизонта. Они должны были въехать в ворота крепости через пару часов.

– А зачем такие яркие плащи? – спросил фригийский царь. Он думал над этим с того самого момента, как много лет назад впервые услышал о Стражах рассвета, которых часто узнавали именно по алым плащам. – Не лучше ли что-нибудь менее приметное? Что позволит воину как можно дольше скрываться от глаз врага.

– А зачем воину скрываться от глаз врага? – хохотнул Яромар. Он был даже крупнее того витязя, с которым говорил Карн. И если тот напоминал медведя, то Яромара справедливо было назвать предводителем войска медведей, коли могучие звери решили бы собрать таковое.

Встречный вопрос сбил Мидаса с толку и тот замешкался.

– Русы не скрываются от врагов, друг мой, – пробасил Яромар, почесывая бороду цвета поспевшей пшеницы, заплетенную в две тугие косы. – А Стражи рассвета и подавно!

– Но с тактической точки зрения это может быть преимуществом – незаметное передвижение и неожиданная атака, – попытался парировать Мидас, который был хорошо знаком с военными доктринами многих народов мира, но со средневековыми русами на поле боя никогда не встречался.

– Наше преимущество здесь, – Яромар приложил руку к груди. – И здесь, – Рука воина скользнула вверх и коснулась виска. – Мы побеждаем волей и правдой. Не можно иным победить.

– Мировая история с тобой бы поспорила, – улыбнулся Мидас, который не стремился обидеть руса, просто хотел понять его. – А ведь историю пишут победители.

– Историю пишут трусы, – покачал головой Яромар. – Пока другие ее творят. Победителям недосуг сохранять свои деяния в бумаге, их победы живут в их потомках и в ясном небе над головами наследующих им поколений. Скажи, много ли тебе знакомо достоверных хроник, написанных великими полководцами и князьями? Конунгами, королями, признанными героями и защитниками своего народа?

Мидас улыбнулся и покачал головой. Он мог бы вспомнить Цезаря с его «записками», но то были, в общем-то, не хроники, а скорее именно что записки, краткие изложения виденных им событий. Ну, еще кто-нибудь? Вот именно, а исключение, как известно, лишь подтверждает правило.

– Для этого нам алые плащи, – нахмурился Яромар. Его ноздри разошлись, он шумно втянул воздух, точно волк, почуявший чужака. – Чтобы враг видел нас издалека. Чтобы знал – мы идем, а с нами – его погибель.

– Кажется, теперь я понимаю, – Мидас широко улыбнулся, уловив, наконец, ход мыслей собеседника. – В этом все дело! Враги видят вас и отступают, потому что ваша слава, слава об алых плащах, идет далеко впереди вас. Так вы побеждаете, не проливая крови.

– А еще на алом плохо читается кровь, – заговорщицки подмигнул ему старший дружины. Мидас неожиданно вспомнил, как Леонид за чаркой вина упоминал, что воины Лакедемона носят яркие плащи по той же причине.

А потом он увидел впереди два алых пятна, которые двигались к ним сквозь снежную пелену. Пятна быстро приближались и вскоре превратились в двух всадников. Огул и Буян возвращались, хотя до Арконы было еще около часа езды.

– Что не так? – без лишних вступлений спросил Яромар.– Впереди враг?

– Враг, – кивнул Буян. У него был мощный, резкий голос, точно удар молота о наковальню. – Но не впереди, здесь.

Яромар остановил лошадь и поднял правую руку, Стражи рассвета замерли. Над отрядом повисла мертвая тишина, даже ветер прильнул к земле, чтобы не привлекать внимания.

Старший дружины на мгновение прикрыл глаза и опустил голову на грудь. Почти сразу открыл их, резко обернулся.

– Милан, ко мне! – взревел он. – Круг в позицию! Остальные по периметру!

Мидас развернул лошадь и нашел взглядом Карна. На лице парня читалась тревога, но не растерянность. Он, похоже, знал, что происходит.

Воины быстро перестроились, умело оттеснив кобыл Карна и Мидаса в центр круговой формации. По ее периметру выстроились шестнадцать витязей, они спешились и обнажили клинки, затем вонзили их в землю перед собой и положили руки на округлые навершия с выгравированными на них чернымимолниями.

Оставшиеся восемь витязей, включая Яромара, образовали еще один, внешний круг. Они тоже достали оружие, но с коней слезать не торопились.

– Если рядом враг, мы поможем! – прокричал ему Мидас. – Мы не так беспомощны, как может показаться!

– Мы видели вашу силу, – прозвучало в ответ. Яромар даже не обернулся, но голос его могучей волной раскатился во все стороны. – И ведомо нам, что вы оба – великие воины. Но это не ваш бой, мы обещали доставить вас в Аркону, так и будет.

Древний бог хотел возразить, но внезапно налетевший ветер бросил ему в лицо пригоршню снега, кобыла под ним заволновалась. Что-то изменилось в окружающем пространстве, что-то стало неправильным – лютый ветер дул точно с севера на юг, но снегопад, превратившийся в настоящую пургу, закручивался спиралями и, игнорируя законы физики, ввинчивался в небо тугими канатами. Где-то на самой границе слуха, нет – на пределе сознания, раздался тихий треск, будто кто-то разорвал плотную ткань. У Мидаса зарябило в глазах.

– Лимб, – голос Карна прозвучал рядом, но будто бы издалека. – Нас затягивает в Лимб.

– Милан, действуйте! – проревел Яромар. Он спрыгнул с жеребца и шлепнул его ладонью по боку, конь тут же отступил на несколько шагов, опустился на землю и замер, пригнув голову. Остальные воины внешнего круга последовали примеру старшего.

Фригийский царь увидел, как из снежной пелены на Яромара вылетает черное хитинистое тело с продолговатой вытянутой головой и длинным хвостом, оканчивающимся смертоносным жалом. С языка Мидаса уже готов был сорваться изумленный вздох, но Карн уже в который раз опередил его, озвучив то, что увидел своим энергетическим зрением.

– Химеры, – прошептал парень.

– Я вижу, – процедил сквозь зубы древний бог.

– Ты не видишь, – покачал головой Карн, изо всех сил напрягая внутренний взор, чтобы пробиться сквозь метель, которая была чем-то большим, чем буйство разгневанной стихии. – Их тут десятки.

Чудовище, прыгнувшее на Яромара, двигалось с невероятной скоростью, но Страж рассвета оказался еще быстрее. Он отступил на полшага в сторону и пригнулся, уходя от атаки, а затем, распрямившись, коротким взмахом клинка рассек тварь пополам. Хвост утратившего целостность чудовища слепо ткнулся в сторону воина, но тот снова сместился, пропуская его перед собой, и перерубил черный сегментированный канат у самого жала. Мгновение тишины, а потом из белесого ничто, окутавшего воинов плотной пеленой, раздался низкий одиночный рык. Еще мгновение – и рычало уже все пространство вокруг.

А потом началась мясорубка. Точнее – химерорубка. Твари налетали волнами, но витязи внешнего кольца не разрывали строя. Одного от другого отделяло расстояние, равное размашистому удару клинком, и оно не менялось ни при каких обстоятельствах. Их мечи – длинные и прямые – взлетали и опадали, точно выписывая в воздухе рубленые символы, напоминавшие руны нордманов.

Иногда кто-то из витязей смещался в сторону, но никогда – больше чем на полшага, чтобы не размыкать круг. Каждый в левой руке держал высокий каплевидный щит, который по необходимости мог прикрыть воина от колена до подбородка. Щиты, как сначала подумал Мидас, были выполнены из дерева, лишь окантовка поблескивала матовым железом. Однако если это и было дерево, то зачарованное, не иначе, ибо удары когтистых лап и хвостовых жал оставляли на его поверхности лишь неглубокие царапины.

Карн даже не пытался подчинить себе какую-нибудь химеру, понимая, что в нынешних условиях это будет смертельный номер. Да и бесполезный, ибо он ошибся – нападавшие исчислялись не десятками. Сотнями.

Парень переключил внимание на воинов внутреннего кольца обороны, которых Яромар назвал Круг. Он видел, как ауры витязей сливаются воедино, образуя столб алого магматического пламени. Этот огненный рукав, одним концом уходивший глубоко в землю, а другим – взмывавший под самые небеса, опоясывали коронные разряды, отливающие всеми цветами радуги. О нет, там было гораздо больше цветов, и среди них Карн увидел те, которые просто не могли существовать в Ра.

Энергетическая конструкция, которую возводила объединенная воля витязей Круга, росла с каждым мгновением. Она становилась шире и вбирала в себя серую бесцветную энергию, что бушевала вокруг, создавая настоящую бурю из снега, водяной пыли и комьев промерзшей земли.

Карну понадобилось еще несколько мгновений, чтобы понять – Стражи рассвета закрывают локальный разрыв между Ра и Лимбом. Парень вспомнил все, что говорил Один и все сошлось. В Арконе Орден Ка-Дас должен провести заключительный Ритуал, чтобы окончательно восстановить Завесу. Но пока Ритуал не проведен, а значит – по всему пространству Ра могут возникать спонтанные разрывы, через которые кошмарные монстры будут вываливаться в мир смертных.

Парень смотрел на витязей Круга и не понимал, как это происходит, он никогда не слышал ни от Тота, ни от кого-либо еще, что локальный разрыв можно закрыть. Избежать его – да, подождать, пока закроется сам, – тоже тактика. Но закрыть, тем более – усилиями, при всем уважении, горстки смертных…

Однако у Стражей рассвета получалось – медленно, но верно они восстанавливали ткань реальности. При этом химеры хорошо понимали, что происходит. Монстры бросались на внешнее кольцо обороны с утроенной яростью, стремясь добраться до Круга. Твари не хотели возвращаться в Лимб. Они хотели остаться здесь и вдоволь попировать.

Карн попытался представить, что эти существа могли натворить в Ра, и по его спине пробежал холодок липкого ужаса. В памяти всплыла эпидемия Черной Смерти в середине XIV века, потом он вспомнил эпидемию оспы в Новом Свете, желтую лихорадку в Северной Америке, убившую 29 тысяч наполеоновских солдат из отряда в 33 тысячи… Тот рассказывал ему, что это были вовсе не болезни, а единичные эксперименты серых по переброске тварей из Лимба в Ра. Всего несколько особей – и тысячи смертей, десятки тысяч, сотни.

А потом один из воинов внешнего кольца коротко рыкнул и упал на колени. Он тут же поднялся, принял удар сегментированного хвоста на щит, ушел в сторону от когтистой лапы и всадил клинок в нижнюю часть головы химеры, так что окровавленный металл вышел из ее вытянутого затылка. Однако он упустил мгновение, всего одно мгновение, которого другой химере хватило, чтобы проскочить мимо и вонзиться желтыми, покрытыми черной плесенью, клыками в шею застывшего на одном колене Милана.

Заговоренное полотно кольчужной бармицы могло выдержать многое, но не зубы порождения Лимба. Химера сломала половину из них, но остальные добрались до горячей плоти воина. Тварь отпрыгнула от человека, держа в пасти всю левую часть его шеи. Милан, вырванный из транса, завалился на бок, инстинктивно прижимая руку к ужасной ране.

Мидас тут же соскочил с лошади, слитным движением выхватывая скрамасакс и бросая его в голову твари. Нож двигался со скоростью молнии, в безумной круговерти снега и грязи его невозможно было различить. Он ударил химеру в правую часть головы, ее шатнуло, а когда она восстановила равновесие, древний бог был уже рядом. Он вырвал скрамасакс из ее хитинового панциря, та утробно зарычала и попыталась укусить врага. Мидас сместился в сторону, пропуская голову монстра перед собой, и ударил ее ножом в шею. Довершая успешную атаку, бог пнул чудовище по трехпалой ноге и когда та тяжело рухнула на одно колено, вогнал скрамасакс ей в затылок.

Внутренним зрением Карн видел, как раненый Страж рассвета из внешнего кольца гаснет. Витязь завалился на спину с разорванной грудью, его меч и щит выпали из ослабевших рук. Но оружие тут же подхватил Мидас, заняв место павшего и вновь сомкнув редкий строй.

Карнощутил, как после смерти Милана магматический столб дрогнул и остановился, коронные разряды начали угасать, энергетическая конструкция зашаталась, готовая вот-вот развалиться. Милан был стержнем, направляющей для объединенной силы Круга.

Парень спрыгнул с кобылы и упал на колени перед мечом погибшего витязя. Воткнутый в землю клинок пылал перед ним смесью золотых и алых лепестков незримого огня, образуя одно из шестнадцати оснований, поддерживающих магматический столб. Карн глубоко вздохнул и ухватился за его рукоять.

Несмотря на чудовищный холод колдовской метели, бушевавшей на границе двух миров, обмотанная кожей сталь обожгла ладони, но парень лишь плотнее стиснул их, сливаясь с мощью клинка и становясь единым целым с колоссальным энергетическим образованием, что создали воины Круга. Их энергия окатила его приливной волной и забрала прочь, разметав чувства вверх, вниз и во все стороны. Он обнажился и стал алым столбом магматического пламени, рожденного сердцами шестнадцати боевых братьев.

Карн некоторое время изучал структуру конструкции, ее силовые узлы и линии энергий, задающих функционал. Парень понял – он не сможет повторить то, что делают Стражи рассвета, для столь тонких манипуляцией жизненной силой нужны годы тренировок. Он поступил проще – начал отдавать саму суть своего существа, скармливая его урагану Лимба, по чуть-чуть, буквально – по молекуле. И этого оказалось достаточно, чтобы огненный столб вновь начал расти, коронные разряды невиданных цветов снова заструились по его кромке, разбрасывая шипящие искры антиматерии, а химеры вокруг заревели с новой силой, подпитывая бушующий ураган своей злобой.

В то же мгновение Мидас четко осознал, что держит в руки произведение смертельного искусства. Клинок Стража рассвета был великолепен – длинный и легкий, с тонкой рельефной рукоятью, обтянутой плотной кожей, и коротким прямым перекрестьем с рунической гравировкой. Вес клинка едва достигал килограмма и фригийский царь пообещал себе расспросить Яромара о том, из какой стали кузнецы Арконы делают свое оружие, ибо подобного ему не доводилось видеть.

Меч разил без промаха, и Мидасу казалось, что баланс клинка постоянно смещается, следуя за его движениями, что было необычно и очень кстати, учитывая, что с недавнего времени он имел при себе лишь одну руку. Сражаться таким оружием было честью и великим наслаждением, и все же он видел, что не успевает. Химеры атаковали все яростнее, их клыки и когти едва не царапали его по груди и лицу, когда он с трудом уворачивался от серийных атак. Если бы он мог взять в левую руку щит павшего воина, все было бы иначе. Но он не мог.

Химера бросилась на него справа, разорвав белесую пелену магической пурги. Мидас выставил клинок перед собой, тварь сместилась в сторону, пытаясь уклониться, он ожидал этого и резко выкрутил запястье, помогая себе движением тела. Короткий беззвучный удар и передняя часть извечно оскаленной морды оказалась начисто срезана гибельной сталью. Провернуть подобный трюк со стандартным длинным мечом едва ли получилось бы, удар занял бы более секунды и химера успела бы миновать вектор атаки. Но фригийский царь был опытным воином и умело использовал преимущества своего оружия, в данном случае – его необыкновенную легкость.

В следующий миг из бушующего марева вынырнуло сразу два монстра. Первого Мидас встретил колющим в голову, а затем, когда существо пригнулось, провернул меч, сместив направление удара. Он рывком освободил клинок из опадающего тела, и закрутил восьмерку, отгоняя второго монстра. Тот проворно отпрыгнул, но тут же атаковал вновь и уже ни один – ему на помощь пришла другая химера, а за ее спиной в полумраке беснующегося снега плясали десятки черных росчерков – то были гибкие тела высших хищников Лимба, которые, казалось, совсем не чувствуют сопротивления штормового ветра, перемещаясь с головокружительной скоростью.

Мидас отступил на шаг, пропуская желтые лезвия когтей в пальце от своего лица. Ударил снизу, затем еще раз – в продольной плоскости, вернулся в исходное положение и пинком отбросил атакующего врага. Убил следующую тварь размашистым ударом, но и сам пострадал – тонкий и черный, словно выполненный из оникса, клинок на хвосте химеры прочертил рваную полосу по его груди прежде, чем он снес голову владельцу смертоносного атрибута.

Следующая химера неожиданно бросилась Мидасу под ноги, он проткнул ее насквозь, ударив чуть ниже шеи и раздробив ей позвонки, однако монстр успел полоснуть его лапой по ноге. Фригийский царь заревел, получив еще одну глубокую рану – желтый коготь разодрал ему предплечье с внутренней стороны, когда он провалился вперед после очередной атаки, не успев вовремя отдернуть руку. Химера поплатилась – он отрубил ей левую лапу, обманул финтом, заставив нырнуть вниз, ударил ногой по жесткой хитинистой морде, а потом развалил существо буквально пополам, разрубив от макушки до нижней части живота.

Он упал на колено, не успев увернуться от гибкого хвоста, жало глубоко вонзилось ему в бедро и фригийский царь почувствовал, как ядовитый ихор со скоростью молнии разбегается по его венам. Но яд не убьет его мгновенно, а значит с этой проблемой можно разобраться позже. Только если «позже» наступит.

Мидас мог откатиться назад, дав себе передышку, но тогда внешнее кольцо обороны будет нарушено и химеры прорвут их жидкий строй. Поэтому ему оставалось продолжать неравную битву в надежде прожить еще две-три, а может и четыре секунды.

Химера бросилась на него, опрокидывая на спину, прижала к земле. Он ударил наотмашь, под кулаком треснуло, тварь утробно заурчала. Воин обхватил кошмарное создание ногами и притянул к себе, точно любовницу. В отсутствии второй руки это был его единственный выход – зажать передние конечности химеры между их телами, чтобы тварь не могла ими атаковать. При этом его собственная рука осталась свободной! Разгадав план Мидаса, монстр попытался укусить его в лицо, тот чудом увернулся и прижался к отвратительной шее, чтобы не допустить повторных атак. Химера рычала и извивалась, пытаясь вырваться, но, как и рассчитывал Мидас, не атаковала хвостом – боялась ранить себя.

Все это заняло не больше двух секунд, а на третью секунду он ввинтил клинок меж двух хитиновых пластин в боку чудовища. Быстро освободил меч и ударил еще раз – в то же место. Сопротивление химеры ослабло и он ударил в третий раз, протыкая порождение Лимба насквозь и нанося ему смертельный урон. Тварь перестала вырываться и обмякла, Мидас со стоном сбросил ее с себя и поднялся на одно колено, готовый принять смерть. Но смерти не последовало.

Буря слабела, ветер стихал, а над головой уже можно было различить рваные клочки синего неба. Фригийский царь удивленно огляделся. Окружающее пространство перестало биться в агонии, его естественная метрика восстанавливалась, разрыв закрывался.

Химеры, что находились к Кругу ближе других, начали таять на глазах, возвращаясь в Лимб, их тела стали полупрозрачными, выгнулись гармошками, завихрились спиралями. Остальные, их было не больше двух дюжин, застыли на мгновение, пытаясь понять, что происходит, а потом бросились врассыпную. Пять из них кувыркнулись в воздухе и рухнули замертво, настигнутые метательными топорами Стражей рассвета. Другим повезло больше.

– Работенка на пару недель, – прохрипел Яромар, глядя вслед удаляющимся монстрам. Кольчуга на его плече была разорвана, стальные кольца окрасились алым – в цвет плаща витязя. Он сплюнул кровавый сгусток и развернулся. Мидас проследил за его взглядом.

Воины Круга медленно вставали с колен, тяжело опираясь на воткнутые в землю мечи. Они выглядели усталыми и больными, их кожа посерела, глаза подернулись кровавой сеткой и глубоко ввалились, больше чем у половины появилась внушительная седина. Карн тоже поднялся и едва сумел устоять, схватившись обеими руками за меч Милана. Мидас заковылял к нему.

– Ты сумел, парень, – прошептал он, поддерживая парня, которого била крупная дрожь.

– Нет, – тихо ответил Карн, на миг скривившись от боли, прострелившей тело от пяток до затылка. – Мы сумели. Это… это невероятно.

– Ты даже не представляешь, насколько, – подошедший Яромар всмотрелся в лицо парня, будто разглядел в нем что-то, чего раньше там не было. – Я не знаю, кто ты, но твоей силе могут позавидовать боги. Воинов Круга готовят с младенчества, они вступают в Стражу рассвета в возрасте тридцати трех лет, не раньше.

– Значит, это был его первый дозор, – с этими словами Карн повернул голову в сторону Милана. Молодой витязь лежал на земле, глядя прямо перед собой. Цвет его прозрачно-синих глаз был неотличим от цвета неба. Удивительно, но колдовская метель не коснулась его – на чистом остановившемся лице не было ни единой снежинки или капельки грязи.

– Первый, – кивнул Яромар. Он встал на колено рядом с павшим воином и ласково провел дрогнувшей рукой по его лицу – сверху вниз. Пальцы старшего навсегда сомкнули веки Милана, от них на щеках витязя остались две бледно-алые полоски, будто перед смертью он плакал кровью. Так могли бы плакать небеса, провожая в последний путь лучших воинов из племени русов.

– Он с честью нес службу в рядах Стражей рассвета и испил свой долг до последней капли, – Яромар поднялся, его желваки на миг напряглись, сдерживая нахлынувшие эмоции. Старший дружины быстро справился с внезапным порывом и обернулся. – Как и Горыня. Их имена не будут забыты.

Он направился к воину, клинок которого Мидас все еще сжимал в руке. Больше никто из отряда не погиб и фригийский царь не мог скрыть своего удивления. Он отлично знал, на что способны химеры, особенно в таком количестве. В былые годы, на пике своей силы и с обеими руками он мог противостоять целым полчищам этих созданий. Но он был богом и тот факт, что Стражи рассвета, будучи смертными, сумели перебить несколько десятков чудовищ, потеряв лишь двух воинов, говорил о них как о… полубогах, не меньше.

Несколько витязей под руководством Буяна спустились в чахлый подлесок, раздался стук топоров. Через четверть часа они вернулись с широкиминосилками. Конструкцию закрепили между четырьмя лошадьми и осторожно уложили в нее павших воинов. За это время Драгон, целитель отряда, обработал раны Мидаса, подивившись регенеративным способностям его организма.

По словам Драгона, яд химеры убивал воина в считанные минуты, самые крепкие могли продержаться не больше часа и умирали, если за это время не попадали к мастеру, сведущему во внешней алхимии. Однако организм Мидаса сумел остановить распространение инфекции, хотя и не смог ее побороть.

Драгон нанес на его раны бесцветную мазь, пахнущую зверобоем, и дал фригийскому царю несколько капель терпкого настоя. Витязь-целитель не задавал вопросов, Стражи рассвета вообще не стремились выуживать чужие тайны.Им хватало своих.

Когда они вновь двинулись к Арконе, Мидас спросил у Карна, как воинам Круга удается закрывать спонтанные разрывы между Ра и Лимбом. Ведь парень только что сделал это вместе с ними, он не мог не понять принципов, лежащих в основе их метода.

–Они жертвуют собой,– монотонно ответил Карн. Он был подавлен, хотя Мидас не в полной мере понимал – почему. Парень уже столько пережили, едва ли его можно удивить смертью хорошего человека. Или как раз в этом все дело? Будучи Левиафаном, с бесконечным кладезем знаний за спиной, с немыслимой силой в руках, он все равно остался собой. Он оставался человеком. Фригийский царь неожиданно открыл для себя, насколько в действительности уникален его спутник.

– Я сделал тоже самое,– продолжил Карн, тяжело сглотнув.– Но я восстановлюсь, а они – нет. Они знают это и без колебаний принимают.

– В этом их предназначение,– пожал плечами Мидас.– Но я не знал об этом раньше, хотя легенды о витязях Арконы – не то, мимо чего можно просто пройти. Думаю, почти никто не знает, что на самом деле делают Стражи рассвета.

– Да и зачем,– Карн ощущал ауры ехавших рядом витязей, он инстинктивно пытался отгородиться от них, но не мог. Их общее ментальное поле, эгрегор боевого братства полнился печалью и чувством утраты, он терзал их энергетические тела будто лезвие тупого ножа. И парень переживал это вместе с ними.–Мертвым не нужна благодарность живых.

А потом они увидели Аркону, и на фоне величия легендарного города гнетущие мысли потеряли свою значимость, растворившись в невыразимом великолепии представшего перед ними шедевра. Внутренний свет крепости в мгновение ока испепелил тьму в их душах, Карн и Мидас вздохнули в унисон – глубоко и с облегчением.

Бог богатства видел много городов. Хитроумные оборонительные фортификации с глубоким эшелонированием, о которые ломали зубы непревзойденные стратеги и многотысячные армии. Нестерпимый блеск золотых колонн и серебряных пиков, обсидиановые галереи, наполированные до матовой черноты, поглощавшей свет до последней капли. Барельефы и статуи, что выглядели будто живые колоссы из легенд древней земли, бесконечное многоцветье искусных росписей, каких мир не видел ни до, ни после.

Всего этого не было в Арконе. Но крепость поражала своим масштабом, и совсем не зря, увидев ее, нордманы прозвали земли русов Гардарикой – страной городов. На фоне Арконы любой город Европы, да что там Европы – мира, казался чахлым хуторком.

Крепость раскинулась на одноименном мысе, протянувшись от одного берега до другого больше чем на два километра. И все это расстояние занимала массивная земляная насыпь высотой 25 метров. На вершине насыпи располагалась бревенчатая стена, причем фригийский царь даже представить не мог – где брали бревна для этой стены, ибо каждое из них было по три метра в поперечнике и все приходились друг другу близнецами.

Стену украшала великолепная резьба, в ней переплетались рунические символы, растительный орнамент и лики неведомых существ. Изображения были столь велики, что Мидас отлично видел их даже на таком расстоянии. А еще фригийский царь отчетливо видел ворота, сработанные зодчими, которые, в этом он не сомневался, были скорее богами, чем смертными. Казавшиеся непреодолимыми створки, крытую галерею над ними и высокие смотровые башни со стрельчатыми окнами и покатыми крышами покрывала все та же мастерская резьба.

Рисунки и узоры не были выкрашены, но их выполнили таким образом, что в разное время суток игра света и тени придавала им самые невообразимые оттенки, наполняя таинственной жизнью. Мидас мог бы поклясться, что рунические знаки движутся, складываясь в постоянно меняющиеся строки древних заклинаний, изображения невиданных цветов распускаются у него на глазах, а вырезанные в дереве существа следят за ним, скрывая хищный оскал за добродушной улыбкой.

Лишь одно строение поднималось выше стен Арконы. Без сомнения, это был Храм Световита, воспетый хронистами и поэтами всей ойкумены. Многокупольная конструкция, составленная из круглых башен, спиральных галерей, арочных переходов и висячих садов, была залита багрянцем заходящего солнца. Храм был целиком выполнен из дерева, включая центральный купол, диаметр которого по прикидкам Мидаса в самой широкой части составлял не менее пятидесяти метров. И снова резьба – еще более тонкая, покрывающая каждый квадратный сантиметр Храма.

Мидас понимал, что хотя Аркона – деревянная крепость, огонь ей не страшен. Глаз опытного военачальника, оборонявшего и штурмовавшего тысячи городов, видел, что бревна внешней стены и купол Храма покрыты особой пропиткой. Разумеется, он не мог определить ее состав на глаз, но хорошо знал этот характерный матовый блеск. Он мог бы побиться об заклад, что стены города прочнее стали и ни одно из известных человеку орудий не сможет нанести им существенного вреда.

С другой стороны, если бы такое орудие существовало, оно едва ли смогло бы приблизиться к Арконе на расстояние атаки. По всей длине оборонительной стены располагались высокие башни, на некоторых он видел лишь красные плащи защитников, в чьих руках, несомненно, лежали длинные ростовые луки. Но каждая третья башня не имела крыши, потому что на ее вершине располагались метательные орудия, часть из них были вполне узнаваемы для взгляда европейского воина – баллисты и требушеты, но многие выглядели необычно и пугающе, так что на первый взгляд их предназначение было непросто определить.

Мидас перестал дышать от восхищения. Реакция Карна была аналогичной, ведь хотя парень не мог видеть Аркону физическим зрением, он воспринимал гораздо больше, чем его спутник. Пред ним до самых небес возвышалась сияющая полусфера, она полыхала алмазным пламенем и выбрасывала в окружающее пространство разветвленные разряды золотых молний. Чем-то Аркона напомнила Карну Гелиополис, город богов. Но в отличие от Гелиополиса город-крепость возвели люди, а потому – он был напоен жизнью, дышал ею и его дыхание пульсировало в ритме дыхания самой планеты.

Карн снова вспомнил рассказ Одина и его горло так сдавило от волнения, что несколько секунд он не мог протолкнуть в себя ни единого вдоха. Всеотец говорил, что Аркона была последним оплотом Ордена Ка-Дас, и Стражи рассвета – ее верные сыны – хотя и были, вероятно, величайшими воинами своего времени, едва ли могли тягаться с русами, строившими мир в Золотую Эру. Каковы же были те города, если этот, возведенный спустя тысячи лет после упадка их цивилизации, – самое совершенное, что он видел на земле?..

Но все могло быть проще. Древние города русов могли не так уж сильно отличаться от этого архитектурного чуда, просто тогда их было больше, много больше. Карн отчего-то был уверен, что именно так все и обстоит, но вот перед ними открылись ворота Арконы и все мысли тут же покинули метущийся разум, оставив после себя лишь девственную пустоту и терпкое благоговение.

Ворота открылись без единого скрипа и Карн с Мидасом в сопровождении витязей Яромара въехали в город. Фригийский царь удивился, увидев одновременно привычную и абсолютно незнакомую картину, а потом понял, отчего в его голове возник столь вопиющий диссонанс. Города его родины, полисы, изнутри выглядели также – величественные в своей простоте, лишенные ненужных изысков, но вместе с тем благородные и даже в чем-то пафосные. Вот только Аркона в отличие от полисов была выполнена из дерева.

Многоярусные дома с покатыми крышами окаймляли выносные галереи, а все двери, не только главные входы, украшались порталами и барельефами, резьба на которых была подобна резьбе на крепостной стене – она двигалась и жила собственной жизнью, переливаясь тысячами цветов, составленных из пятнашек света и тени. Фронтоны домов покоились на колоннадах с широкими карнизами, усеянными рунической вязью.

Перед въездной площадью их встретило сооружение, которое, как понял Мидас, совмещало функции древнеримской триумфальной арки и синтоисской тории. На ее карнизе он увидел рунические символы, написанные совсем не нордманскими рунами, однако он все равно сумел их прочитать.

– Сражайся за мертвых, – проговорил Карн. Мидас с удивлением посмотрел на него.

– Ты видишь эти строки? – спросил он, силясь понять, как это возможно.

– Да,– прошептал парень сдавленным от волнения голосом. – Потому что они вырезаны не на дереве. Они вырезаны на самой ткани пространства.

– Обернись, – посоветовал он Мидасу, когда они проехали под аркой. Бог богатства послушно развернулся в седле. На арочном карнизе с внутренней стороны тоже были рунические строки.

– Умирай за живых, – прочитал фригийский царь. Он не раз слышал эти строки, но не знал их истока. Теперь узнал.

Стражей рассвета встречали. Люди выходили к ним и выстраивались по обеим сторонам широкой центральной улицы. Некоторые хлопали в ладоши и звонко смеялись, на их лицах Мидас читал облегчение и неподдельную теплоту. Другие приветствовали воинов более сдержано, кивали им или вздымали руки в жесте «от сердца к небу». Но были и те, по чьим щекам бежали слезы, было трудно определить их эмоции, но Карн все видел. В их сердцах горело две свечи – вера и надежда.

А потом в разношерстной толпе, слившейся в единое энергоинформационное образование, он увидел кого-то особенного. Карн потянулся к ауре этого человека и сфокусировался на ней. Это была девушка, и он увидел, что под ее сердцем готово забиться еще одно. Новая жизнь была плодом истиной любви и парень понял, почему девушка привлекла его внимание. Потому что ее собственная суть составляла лишь половину зарождавшегося в ней начала, тогда как вторая половина принадлежала Милану.

Карн не мог этого видеть, но девушка, пробежав по лицам Стражей рассвета и не найдя среди них возлюбленного, впилась глазами в Яромара. Старший дружины покачал головой и опустил взор. Она рванулась к носилкам с погибшими, но тут же замерла. Карн уловил отголоски ее мыслей и понял – почему. Прежде, чем живые смогут проститься спавшими и они будут сожжены на священных кострах, провидцы города должны провести надлежащие ритуалы, чтобы очистить тела от наветрия смерти. Таков закон.

Он бросил Мидасу поводья своей лошади и спрыгнул с кобылки, мимолетным движением достав что-то из седельной сумки. Парень подошел к девушке, которая была еще так молода. Он видел, как соленый комок из слез и ярости подступил к ее горлу и она из последних сил пытается удержать его, чтобы не опорочить честь Милана.

Карн протянул ей алую льняную тряпицу, в которую были завернуты цветки горечавки. Казалось, что бирюза лепестков засияла еще ярче и своим цветом стала похожа на его глаза.

– Он сорвал их для тебя, – проговорил Карн и его голос дрогнул. На миг он потерял контроль над собой и эмпатическая волна, исходившая от девушки, захлестнула его.

Она приняла цветы дрожащей рукой, а потом бросилась на шею слепцу, принесшему ей последний подарок возлюбленного. Она ткнулась ему в плечо и тихо заплакала, без громких всхлипов и сотрясаний всем телом, чтобы никто не увидел ее слез. Так здесь принято – женщины русов не плачут по своим мужчинам, ушедшим в небо по дороге долга и чести.

Вскоре кто-то увел девушку, а Карн двинулся в ту сторону, где, как он ощущал, находится Мидас. Он видел ауру своего спутника, а в ней – отголоски сопереживания и печали. Лишь отголоски, ибо есть у бессмертия одна характерная черта – с веками она притупляет все человеческое.

Парень хотел что-то сказать древнему богу, но осекся, неожиданно ощутив рядом присутствие человека, которого уже встречал. Однако если в их прошлую встречу этот человек был лишь бледным отражением самого себя, то теперь его аура лучилась первозданной мощью, чем-то напоминая ауры Стражей рассвета и вместе с тем кардинально отличаясь от них.

– Чтоб меня гром небесный испепелил! – хохотнул Мидас, тоже заметив этого человека. – Воистину говорят, все возвращается.

– Не все, но в основном, – поправил его сухой, но крепкий голос, принадлежавший седовласому мужчине солидного возраста. Мужчина не был стариком в полном смысле этого слова, он был высок и крепок, как все русы, но главное – его глаза, цветом они напоминали весеннюю траву и были полны жизни, так что едва не светились.

На нем была длинная и просторная одежда, похожая на греческий хитон (ближайшая аналогия, пришедшая на ум Мидасу). Одежда была выполнена из простого однотонного льна белого цвета и перехвачена в районе талии узким кожаным ремнем.

Руки мужчины усеивали кольца и браслеты, выполнены из серебра и покрыты руническими символами. На его шее висела серебряная гривна, такие Мидас видел у многих русов, но эта отличалась тонкой гравировкой, в которой чаще других повторялись солярные орнаменты и изображения раскрытого глаза.

– Я узнаю тебя, – проговорил Карн, искренне улыбнувшись. Ему хватило мимолетного прикосновения к ауре этого человека, чтобы понять, кто перед ним. – Ты тот, кого мы спасли с корабля гавменнескеров.

– Кроме прочего, – хмыкнул мужчина. Он протянул руку Мидасу и пожал ему предплечье, затем осторожно коснулся плеча Карна. – Я благодарен вам, и навсегда у вас в долгу. Я мог бы многое предложить, но знаю, что вам не нужны никакие дары.

– Откуда ты знаешь нас? – Карн удивился прикосновению мужчины. От ауры такой силы ожидаешь мощного энергетического всплеска, но никак ни легкого, почти неосязаемого тепла. Парень сразу сообразил, что все дело в контроле. Мужчина намеренно подавлял свою энергию, не позволяя ей свободно изливаться в окружающий мир.

– Я не знаю вас, – он рассеянно покачал головой. – Я лишь видел вас. Я провидец. Верховный провидец Арконы. Этим искусством наш род славен издревле.

– Ты из Ордена Ка-Дас? – парень решил, что прямой вопрос будет справедлив, учитывая сложившиеся обстоятельства. Мидас с улыбкой наблюдал за реакцией провидца, лицо которого мгновенно изменилось, хотя и не потеряло доброжелательности. Лишь взгляд стал острее.

– Похоже, настал мой черед удивляться, – мужчина перевел взгляд на фригийского царя, затем снова вернулся к Карну. – В моем видении не говорилось о вашей… осведомленности. Откуда вам известно о моем ордене?

В ответ Карн многозначительно дернул уголком губ. Мужчина переадресовал свой взгляд Мидасу, тот коротко кивнул.

– Что ж, – провидец кашлянул в кулак. – Нам действительно есть, о чем поговорить. И что важнее – у нас достаточно времени. Простите, что все так сумбурно. Меня зовут Акамир и я рад приветствовать вас в стенах Арконы.

Акамир. Карн будто бы знал это имя, да и Мидасу оно показалось знакомым. Но эти смутные ощущения выглядели откровенно незначительными на фоне того факта, что они, сами того не ведая, спасли человека, который сегодня проведет в Арконе заключительный Ритуал восстановления Завесы.

Назвать это случайностью язык не поворачивался. Скорее кто-то просто двигает фигуры по шахматной доске. И у Карна было стойкое ощущение, что этот кто-то играет сразу за обе стороны.