Глава 2. Откровение кровью

То было время огня и крови.

Аудун спрыгнул на доски пирса одним из первых. Он рванулся вперед, низко пригнувшись и разведя руки в стороны, в правой был зажат клинок Велунда, в левой – длинный и широкий скрамасакс. Рядом, не отстающий ни наш Регин, выставил перед собой круглый щит и обнажил клинок, держа его чуть сзади параллельно земле, чтобы противник не видел направление выпада.

Сразу за ними бежал Лейв. Плотно сжатые ладони шаман держал перед грудью, меж его пальцев таился заклинательный порошок, что по воле эриля в миг обернется потоком неудержимого пламени или неистовым вихрем, способным перемолоть кости в невесомую труху.

Слева от него бесшумной тенью двигался Гуннар. Полуторный клинок покоился на правом плече воина, длинную рукоять ульфхеднар сжимал обеими руками. За ним Асвейг на бегу посылала стрелы в сторону наспех организованной обороны.

Шесть с половиной сотен отменных нордманских вояк, включая данов и свеев из отряда наемников, загремели по доскам за их спинами. Некоторые закричали, сраженные меткими стрелами защитников Арброта, но большинство успело прикрыться щитами, образовав черепаху. Ему не нужно было раздавать команды, каждый из воинов знал свое место и свою задачу.

По другую сторону неширокой площади, отделявшей пристань от первой линии обороны, на каменистом возвышении застыл Белен.В его мозолистых ладонях ждали своего часа боевые секиры на длинных древках с узкими смертоносными клювами. Перед собой парень видел человека, который пришел, чтобы убить его, и ярость, пришедшая будто из ниоткуда, заполняла сердце до краев. Он притен и выполнит свой долг, защитив землю предков, пусть хоть сама Домна выведет против них свое воинство мертвецов.

Огмиос, замерший по правую руку от него, выставил вперед щит и уже поймал на него несколько вражеских стрел. Наконечник копья, зажатого в правой руке, отливал багрянцем, будто фокусировал в себе разгоравшийся гнев королевского экзактатора. Рядом с ним стоял Ансгар. Наемник закинул двуручную секиру на плечо и, подбоченившись, смотрел на подступающих фоморов. На его лице играла плотоядная улыбка, но Белен знал, что непринужденная поза – лишь иллюзия, Ангсар рассечет надвое первого же врага быстрее, чем тот подойдет на расстояние клинча.

Сирона уже давно уверенно опустошала колчан, ее прикрывал Беда с традиционным притенским щитом. Пальцы его правой руки сложились в атакующий огам, готовый сфокусировать энергию шамана в смертоносный импульс, с равным успехом разрывавший каленую сталь и трепещущую плоть.

Коннстантин, Гволкхмэй и Олан стояли чуть позади. Все трое отдавали резкие лающие распоряжения, – Коннстантин командовал основной частью дружины, король Арброта, уступив роль военачальника своему вождю, отдавал приказы лучникам, корректируя их огонь. Олан рассылал своих друидов, которые должны были оказывать поддержку в критических точках оборонительной линии.

Вселенная замерла. Два войска затаили дыхание, до рукопашной оставалось не больше одного удара бешено колотящегося сердца. Факелы и жаровни прекратили трепетать на холодном северном ветру, а редкие снежинки, сыпавшие весь вечер, будто иссякли. Даже шум прибоя затих на это короткое мгновение, навеки изменившее судьбу двух миров.

А потом раздался сокрушительный громовой раскат и бездна небес прорвалась на землю ледяными струями неистового ливня. Клинки и секиры нордманов столкнулись с клинками и секирами притенов и снопы раскаленных добела искр брызнули в стороны, ослепляя менее опытных, а ветеранам давая шанс нанести удар, что отделит душу от тела.

Баррикады сдержали первый натиск. Притены сомкнули круглые щиты, уперлись в них коленями и плечами. Из второго ряда поверх окованных сталью и обитых кожей кромок вырывались смертоносные острия боевых копий, а сверху вместе с бичами хлещущего дождя раз за разом опускались тяжелые двуручные секиры. Но воины с другого берега Северного моря не откатились назад, они тоже сомкнули ряды и заскрежетали стальными умбонами щитов о непробиваемый строй защитников Арброта. У них тоже были копья и двуручные секиры, их тоже прикрывали лучники.

Несколько тягучих мгновений линия фронта сохраняла равновесие, но притенов было слишком мало, чтобы образовать плотный строй вдоль всей пристани. Когда их начали продавливать, Коннстантин скомандовал отступление и его воины, не размыкая щитов и ни на миг не переставая колотить и рубить врага закаленной сталью, медленно двинулись к загодя подготовленными позициям меж городских построек.

А в небе над полем битвы, испаряя полосы дождя, рванулись друг к другу черные тени. Огромные вороны, сотканные из дыма и гнева, бросились на благородных беркутов, чьи иллюзорные тела источали зловещее темно-синее свечение. Существа с перепончатыми крыльями, безглазые, но зато с огромными крокодильими пастями, рванулись к аморфным созданиями, что напоминали скорее медуз, нежели чудесных мифических птиц северного фольклора.

Схватка в небесах по своей ярости не уступала бойне, что разворачивалась на земле. И пусть тут не лилась кровь, но здесь тоже отнимали жизни, в том числе у тех, кого людская молва почитала бессмертными. Когти, бритвенно-острые кромки крыльев, акульи клыки и крючковатые лапы – все шло в ход. А еще выше, в непроглядном мареве черных туч, лавируя меж неустанно бьющими молниями, в смертельном бою сошлись крылатые исполины, которых здесь не видели уже много веков. То были драконы. Черные, белые, инеистые, цвета льда и моря – все, кто устал дремать в морской пучине, во глубине горных массивов, в чащах непроходимых лесов.

Драконы в отличие от колдовских птиц были из плоти и крови. Они рвали друг друга на куски острыми когтями, на каждый из которых можно было без труда насадить взрослого мужчину. Они изрыгали клубы алого и черного пламени, плевались кислотой и веществами, которые смертные не смогут классифицировать еще тысячи лет. Они проливали кровь, настоящую багровую кровь, которая, увлекаемая неумолимой гравитацией, падала на шлемы и кольчуги воинов внизу, прожигая их насквозь.

Но не только земля и небо обратились кровавым ристалищем в эту ночь. Море у пристани Арброта вздыбилось черными волнами, что величиной превосходили нордманские драккары. Да только то были не волны, а спины морских змеев – стурвурмов, призванных колдовством Беды, и йормснеков, которые подчинились воле Лейва, вызнавшего секреты старого эриля Фроуда, едва не убившего Аудуна под Ставангером.

Бурлящая пелена моря окрасилась кровью – алой, белой и боги ведают какой еще. Прибой выбрасывал на пристань вместе с пеной оторванные, но еще шевелящиеся щупальца размером с рыбацкую лодку, куски бронированных пластин и чавкающее мясо, от которого тут же распространялся удушливый смрад. Твари, выползшие прямиком из ночных кошмаров, созданные жестокой волей и черным колдовством, выдающимися генетиками и селекционерами далекого прошлого, умерщвляли друг друга. Ради смертных.

Но все это не имело значения для Аудуна.

В тот момент, когда два строя сошлись, он отступил назад, пропуская Регина перед собой. Как бы он ни желал смерти всем, кто встал у него на пути, как бы ни хотел первым пролить кровь в эту ночь, бывалый воин отлично понимал – боец с клинком и скрамасаксом, зажатый меж двух щитовых линий, обречен.Что ж, его время еще придет.

Аудун несколько раз взмахнул мечом над шлемом Регина, сбивая в сторону назойливые копья и двуручные секиры. Тянулись секунды ожидания, на протяжении которых он, не отрываясь, смотрел на воина, что стоял на возвышении за строем вражеских щитов. Этот человек, этот предатель и лжец должен умереть этой ночью. Он должен умереть прямо сейчас!

Строй нордманов качнулся вперед, защитники города попятились. Аудун знал, что произойдет дальше, – они отойдут к узким улочкам за пристанью, где численное превосходство нападавших не будет играть решающего значения в краткосрочной перспективе. Разумеется, никто из них не доживет до утра, – они должны это понимать. Но, отступив ко второй линии баррикад, они выкупят у вторженцев еще полсотни жизней, а может и больше.

Аудун уже видел такое. В ущелье при Фермопилах. Тогда у него было другое имя, но глаза – те же. И эти глаза видели все – немногочисленных гордецов ждала смерть, а их земли – разорение.

Воспоминания улетучились прочь, как только он понял, что его воины до сих пор не разорвали вражеский строй, ибо оказалось, что защитники несчастного города – на удивление умелые воины. Сам конунг и его лучшие бойцы находились в центре атакующего фронта, Ульв и Эйвинд бились на правом фланге, на левом Аксель вел в бой своих берсерков. Всех, кроме одного.

Аудун положил руку на плечо Регина, который изо всех сил пытался протаранить своим щитом строй притенов, не забывая время от времени наносить колющие удары, едва противник давал ему такую возможность. Бог мщения дернул плечом, показав, что все понял.

Предводитель войска нордманов обернулся и кивнул рослому мускулистому воину, на котором не было доспеха. Его звали Вестмар, в обеих руках он сжимал по длинному клинку, которые в его медвежьих лапах казались детскими игрушками. Вестмар оскалился и сделал два шага назад. Аудун хорошо помнил его еще со штурма Арендала, это неистовый и преданный воин. Но такова война – наутро о нем будут говорить уже в прошедшем времени.

Берсерк зарычал, перекрывая белый шум дождя и грохочущий треск непрестанно сверкающих молний. Он рванулся вперед, оставляя глубокие рытвины в земле после каждого шага. Аудун отскочил в сторону, то же сделал Регин. Воины врага не успели понять, что происходит, не успели воспользоваться образовавшейся брешью в строю атакующих, потому что из этой бреши, взлетев в воздух подобно демону из древних легенд, вырвался Вестмар. Берсерк широко раскинул руки и рухнул на щиты оборонительного строя.

Аудун не успел заметить, убил ли кого-то этот славный воин, но его собственная смерть была быстрой. Два клинка пробили ему грудь, короткая секира разорвала шею, копье вошло в глазницу и показало свое окровавленное жало, выйдя из затылка. Одновременно огромный двуручный топор перерубил ему позвоночник ровно между лопаток, войдя в мускулистую плоть с противным хрустом.

Каждый из воинов, нанесших Вестмару смертельную рану, затратил мгновение на удар. Еще одно мгновение потребовалось каждому из них, чтобы отвести руку для следующей атаки. Итого – два бесценных мгновения, использовав которые, умелый тактик может решить исход битвы. Аудун был умелым тактиком.

Еще до гибели Вестмара, он прыгнул ему на спину и, оттолкнувшись от могучего тела, повисшего на вражеских щитах, перепрыгнул строй обороняющихся. Почти одновременно с ним это сделал Гуннар, беловолосый по своему обыкновению не надел ни кольчуги, ни шлема. Приземлившись на ноги, конунг ввинтился во вторую линию обороны, нанося молниеносные удары по всем векторам. Гуннар поддержал его, прикрывая слева, где из-за небольшой длины скрамасакса Аудун терял преимущество в дистанции.

За их спинами один из обороняющихся что-то пролаял, видимо – то была команда удерживать строй, несмотря на прорыв. Какая-то отдаленная часть сознания Аудуна отметила справедливость этого решения. Бойцы, на чьих щитах повис уже почивший Вестмар, разошлись в стороны, сбрасывая тело, и это была их вторая критическая ошибка за эту ночь. В образовавшийся проем тут же влетел Регин. С правого фланга его прикрыл Лейв, с неистовым криком выплеснувший в обороняющихся струю золотистого пламени.

Асвейг не рискнула двинуться за ними, ибо щитовики врага уже смыкали строй за спинами прорвавшихся. Лучница решила дождаться следующего прорыва, и отскочила назад, чтобы с безопасного расстояния прикрывать боевых братьев.

Аудун отвел сильный, но не слишком быстрый удар одноручной секиры и полоснул врага по запястью скрамасаксом, чтобы спустя мгновение сблизиться с ним и резким ударом боевого ножа пробить его грудь вместе с кольчугой. Он развернулся, бросая тело погибшего под ноги подбегающим воинам. Ударил мечом наотмашь, сместился в сторону, уходя от ответной атаки и с удивлением отметил, что клинки нормаднов по форме почти не отличаются от клинков обороняющихся.

Рядом Гуннар закрутил восьмерку, отгоняя от себя двух мечников, сделал ложный удар по верхней полусфере, затем резко сменил угол атаки и неуловимым движением отсек ближайшему врагу ногу пониже колена. Пока тот с криком неуклюже заваливался на бок, беловолосый блокировал атаку его товарища, свел его меч к перекрестью собственного клинка и шагнул к нему. Он ударил врага, где-то потерявшего свой шлем, лбом в нос, ломая мелкие податливые кости, а затем, отступив, нанес широкий удар в горизонтальной плоскости, распарывая молодому воину неприкрытую шею.

Прежде, чем труп погибшего завалился на землю, к Гуннару подскочили Регин и Лейв. Бог мщения атаковал набегающего воина в лицо, тот ушел в сторону, но напоролся на кромку щита, подкинутую вверх. Регин зарубил оглушенного врага, вскрыв его от плеча до бедра. Рядом Лейв проорал заклинание, выбрасывая перед собой руку с колдовской смесью, и воин, застывший перед ним с занесенной для удара рукой, на глазах покрылся инеем, замерзая насмерть в считанные мгновения.

Они пробивались вперед, сея вокруг огонь холодной ярости, который жадно вбирал в себя чужую кровь и никак не мог насытиться ею. Над их плечами и головами в сторону врагов летели стрелы и по тому, как каждый из юрких стальных наконечников отыскивал малейшие слабости в доспехах обороняющихся, Аудун понял, что их прикрывает Асвейг.

Грозовые небеса в очередной раз вспорол неистовый вопль «Тилль Вальхалл!» и строй мужественных защитников наконец дрогнул. По обоим флангам притены успели отступить к городским строениям, заняв подготовленные позиции, но по центру творился хаос. Однако здесь бойцов в широких черных плащах и зловещих шлемах с полумасками, что с ревом обгоняли Аудуна, стремясь доказать вождю свое воинское мастерство, ждала другая опасность. Словно волна за волной они набегали на скалистый уступ и подобно прибою разбивались о него. Ибо на том уступе стоял Белен и его боевые братья.

Он не отрывал взора от человека с медовыми глазами, но это не мешало ему видеть картину боя и принимать в нем самое деятельное участие. К этому моменту Коннстантин ушел командовать на правый фланг, а его помощник Финн бросился назад, где Гволкхмэй стоял с резервным отрядом как раз на тот случай, если притены не сумеют сдержать врага на одном из направлений. Парню тоже следовало отступить, но медовоглазый притягивал его, словно магнит.

Поэтому Белен с криком «За предков и короля!» рванулся вперед, спрыгивая к подножию скалистой возвышенности. Первым же ударом он сразил одного из нападавших, вбив узкое лезвие боевой секиры в его прикрытый шлемом череп. Шлем не выдержал, череп тоже. Белен с рыком вырвал оружие из оседающего тела и отступил назад, упираясь спиной в холодный и мокрый камень, чтобы пропустить перед собой смертоносное лезвие двуручной секиры. Где-то на задворках сознания он отметил, что оружие нападавших едва ли отличается от того, которым орудовали его воины. Да и стиль боя был схож, но сейчас едва ли имело смысл фокусироваться на подобных замечаниях.

Он ударил атакующего воина секирой в руку, тот сжал зубы, но не закричал, а еще через мгновение его рот все же открылся и из него выплеснулось отвратительное бульканье, когда вторая секира Белена, описав короткую дугу снизу вверх, вонзилась в его челюсть, предварительно распоров гортань. Он сместился в сторону от атаки следующего воина, но не успел убить его – нападавший рухнул на землю, инстинктивно схватившись за древко стрелы, торчавшей у него из груди.

Рядом возник Ансгар и его двуручная секира разворотила грудь рослому воину, с криком бросившемуся на него. Ансгар захохотал, отскочил в сторону, ловко уходя от вражеского клинка, поднял секиру, ткнул ею противника в грудь, а потом без замаха ударил его в плечо. Учитывая звериную мощь Ансгара и невероятный вес его секиры, замах требовался ему далеко не всегда. Вторженец в черном плаще схватился за рассеченную ключицу и отступил назад, где его нагнала стрела Сироны.

Огмиос бился справа от Белена, прикрывая Беду, который в очередной раз выбрасывал перед собой руку с пальцами, переплетенными в священный огам. Слово древнего, забытого языка сорвалось с его губ, а с кончиков пальцев ударил поток ветра. Ветер лизнул ближайшего воина по груди, тот остался стоять без каких-либо внешних повреждений, а потом неуклюже рухнул на бок, потому что все его внутренности были перемолоты осколками раздробленных костей.

Белен застыл на острие спонтанно сформированного клина под каменистой возвышенностью, с которой Сирона, припав на одно колено, без перерыва посылала в нападавших свои смертоносные стелы, и каждая из этих стрел отнимала чью-то жизнь. Они бились так, как не бились даже герои древности, ибо им некуда было отступать. Нужно было продержаться, пока Гволкхмэй не придет с подкреплением, и уже тогда с поддержкой короля Арброта они отступят к баррикадам в глубине неширокой улицы, что пролегала между хмельным залом и казармой.

Параллельно вглубь города вели еще две, обе сейчас должны были занять рубаки Гволкхмэя. Белен не видел, что происходит на флангах, но искренне надеялся, что там нападавшим не удалось прорвать строй притенских щитовиков. Иначе… он не собирался допускать даже мысли об альтернативном исходе. Ибо подумавший о поражении – уже проиграл.

А потом они сошлись. Он увидел медовоглазого воина перед собой и, не медля ни секунды, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу, бросился на него, отводя обе секиры для удара. Он атаковал так быстро, как только мог, но Аудун оказался на мгновение быстрее – он отступил в сторону от первой секиры, а вторую отвел от своего плеча выставленным вперед скрамасаксом. Он нанес быстрый рубящий удар клинком, с неполным замахом, чтобы сократить амплитуду и сэкономить драгоценные мгновения. От такого удара невозможно было уклониться, однако же его враг сделал этот. И сам контратаковал.

Где-то справа Гуннар налетел на Огмиоса, посчитав его самым опасным из воинов, что бились у каменистого возвышения. Он нанес серию ударов, каждый из которых пришелся в умело подставленный щит, затем ушел от колющего копьем и вновь сократил дистанцию. Рядом с ним внезапно материализовался Лейв. Рунический шаман выбросил вперед руку, намереваясь испепелить врага, но вместе с его коротким заклинанием воздух сотрясло еще одно – сказанное вроде бы на том же самом языке. Конус пламени врезался в полупрозрачную стену в бренданне от Огмиоса и тут же опал, подавленный силой защитного заклинания Беды. Молодой шаман и древний бог в личине странствующего друида переглянулись, зеркально склонив головы набок и вступили в поединок, переключившись друг на друга.

Бой колдунов выглядел потрясающе. Вспышки эфемерного света перемежались ревущими всплесками океанических волн, внезапно выраставших между ними. Земля вздыбливалась вокруг, расходясь концентрическими кругами, ее избороздили трещины и рытвины, из которых то и дело вырывались осколки камней в человеческий рост или языки подземного огня. Они хлестали друг друга пламенем и ветром, били туго закрученными хлыстами воды и метали гранитные валуны, что тут же обращались трухой и пылью от ответных заклинаний.

Схватка Ансгара и Регина, что развернулась по левую руку от повалившихся на землю Белена и Аудуна, была не менее яростной, хотя и не столь иллюминированной, как бой Лейва и Беды. По идее, у воина с двуручным топор было мало шансов в прямо поединке с умелым щитовиком, но Ансгар был слишком опытен, чтобы согласиться со столь тривиальной закономерностью. Ветеран с легкой сединой вдоль линии волос у лба (в которою он упрямо не хотел верить) был все еще быстр и силен, как в годы своей юности. Он опускал свой могучий топор на Регина и поднимал его вновь быстрее, чем тот успевал подскочить на расстояние удара мечом.

Тем не менее, Регин все удары принимал вскользь на щит, либо попросту уходил от них без ощутимых трудностей. Но порой он все же умудрялся приблизиться к высокому и крепко сбитому воину, чтобы нанести рассчитанный удар и сразу отскочить. Один раз его клинок чиркнул по груди врага, но оказался слишком слабым, чтобы пробить кольчугу. Больше Ансгар подобной оплошности не допускал.

Асвейг, застывшая чуть поодаль за беспорядочным строем атакующих нордманов, быстро вычислила лучника, что сразил не меньше дюжины ее воинов, не сделав ни одного промаха. Сирона тоже увидела Асвейг и тут же послала в нее две стрелы – одну за другой. Белокурая воительница отступила, уходя от первой, вскинула лук и сделал еще шаг, чтобы увернуться от второй. Она выстрелила сама, не останавливаясь, продолжая идти полубоком к правому флангу. Горделивая и стройная, точно занесенный для удара клинок.

Сирона выполнила перекат, пропуская стрелу вражеской лучницы над правым плечом, а потом, повинуясь интуитивному порыву, отпрянула назад. В то же мгновение в землю перед ней вгрызлась еще одна стрела. Девушка выпрямилась во весь рост, тряхнула головой, перекидывая туго переплетенную косу темно-коричневых волос с плеча за спину, и плавно двинулась вдоль скалистой возвышенности, под которой кипела кровавая схватка.

Стрелы воительниц, не желавших уступать друг другу, с ошеломительной скоростью проносились над Беленом и Аудуном, которые не замечали ничего вокруг. Белен лежал на земле, сбитый с ног коварной подсечкой. Аудун, которого парень, заваливаясь, подцепил секирой за ногу, уже поднимался на ноги, одновременно нанося колющий удар в пах врага. Белен перекатился в сторону, вскочил на четвереньки и бросился на Аудуна, размашисто атакуя одной из секир.

Аудун легко отскочил от предсказуемого удара, вторую секиру он поймал в блок скрамасаксом. Сталь боевого ножа въелась в полированное дерево, но не настолько глубоко, чтобы перерубить его. Белен шагнул к нему, неожиданно отбрасывая правую секиру, перехватил руку противника, отведенную для удара, в районе запястья и что есть силы саданул его коленом в пах, одновременно нанося удар головой в челюсть. Атака дилетантская, учитывая, что оба они в шлемах, вот только Аудун не был готов к такому повороту, поэтому пришел в себя мгновением позже.

Конунг нордманов, подавив боль в паху усилием доведенной до белого каления воли, распрямился и тряхнул головой, срывая с себя шлем. Он был вынужден отступить – Белен атаковал размашистым ударом секиры, во второй руке парня уже блестел короткий нож, он не собирался тратить время на поиски отброшенного оружия.

Аудун сместился в сторону и ударил скрамасаксом в лицо противника, тот успел наклонить голову и выставить свой нож, чтобы блокировать удар. Сталь заскрежетала о сталь, брызнули искры, но жесткий блок Белена не смог погасить всю инерцию чудовищного удара. Обух его собственного ножа врезался под кольчужную бармицу шлема, который Гволкхмэй почти насильно натянул на голову парня перед боем.

Кожа крепежных ремней не выдержала и шлем слетел с головы Белена, однако же он сделал то, на что рассчитывал король Арброта – спас парню жизнь. Хотя, по всей видимости, не надолго. От удара Белен вновь рухнул на землю, сильно ударившись спиной, так что из легких в миг вышибло весь воздух.

Аудун, выронивший скрамасакс во время последней атаки, перехватил свой меч обеими руками и обрушил его на упавшего Белена. Он атаковал широкими и мощными ударами, парень катался по земле из стороны в сторону, пока, наконец, не ткнулся судорожно растопыренными пальцами в рукоять притенского клинка, выпавшего из чьей-то ослабевшей руки.

В этот момент Беде, у которого пот на лице мешался в равной степени со струями ледяного дождя и хлопьями горячего пепла, окутавшего сражающихся мистическими клубами, удалось опередить Лейва и шаман, в грудь которого ударил бушующий поток ветра, покатился по земле, обратившейся кровавой кашей, что, надо думать, подают на первое в аду. Однако друид устал и заклинание потеряло львиную долю своей силы, столкнувшись со слабым и запоздалым защитным барьером Лейва. Лишь поэтому внутренности рунического шамана остались на месте.

Хотя мгновением ранее Лейву удалось зацепить вражеского колуна и у того теперь левая рука висела плетью вдоль тела без всякого движения, молодой шаман отчетливо понимал – в этой битве ему не выстоять. Кроме того, падая, он подвернул ногу, и новый источник боли мешал сфокусироваться на заклинании.

В то же время Огмиос на мгновение запоздал и не успел вовремя поднять щит, чтобы скрыться за ним от стремительной контратаки беловолосого воина, что сражался точно восставший драуг – без всякого страха и не чувствуя боли. Полуторный клинок хлестнул его по шлему, оглушая. Потрясенный Огмиос оступился и стал заваливаться на спину. Падая на землю, он сумел выбросить копье в сторону противника, в последний момент выпуская древко из ладони.

Гуннар, который уже привык к манере боя умелого копьеносца, не ожидал этого финта, поэтому не был готов к тому, что наконечник копья продвинется дальше обычного, более не сдерживаемый рукой воина. Стальное жало распороло его левый бок, выйдя из спины. Он со злобой перерубил древко взмахом меча, и занес полуторник над поверженным врагом, жизнь которого теперь всецело была в его руках.

Почти в то же мгновение Регин подловил Ансгара на обманный выпад, уколол его в ногу и тут же вскинул щит, но не для того, чтобы блокировать возможный удар, а перекрывая громадному воину обзор. Когда он вновь опустил щит, его меч ввинтился в воздух по спиральной траектории пробил правую ключицу Ансгара. Тот заревел, но секундой раньше успел отбросить секиру, бесполезную в клинче, и выхватил широкий кинжал, который тут же клюнул Регина в бок под ребра.

Смертоносная сталь пробила кольчугу стройного воина, который считал себя неуязвимым в мире смертных, сломала два ребра, но не коснулась органов, потому что Регин отступил назад, полоснув врага клинком вдоль груди. Он уронил щит, прижав к ране на боку левую ладонь. Ошеломление от того, что кому-то удалось ранить его, длилось не более мгновения. Он видел, что его последний удар выбил воздух из легких медведеподобного бойца и распорол его кольчугу. Оставалось занести меч и убить нахального человечишку!

Тут же стрела Асвейг отведала плоти Сироны, прочертив алую борозду по ее левой щеке. Нордманская воительница хищно улыбнулась, выпуская следующую стрелу, а потом еще одну. Она знала, что ни одна из них не найдет цели, но уже успела изучить повадки врага и сделала ставку на четвертую стрелу, которая должна была ударить туда, где проклятая девчонка окажется мгновением позже. Она уронила руку к тулу у бедра и мир вокруг сжался до размеров пятки тисовой стрелы, которой… не оказалось в туле! Впервые за свою жизнь она просчиталась, не уследив за количеством оставшихся стрел.

Сирона этого не знала, но тоже успела изучить своего врага. Она позволила третьей стреле Асвейг, выпущенной не слишком прицельно, пробить насквозь ее правую ногу чуть пониже бедра и тут же атаковала в ответ. Ее выстрел сорвал шлем с белокурой воительницы, та пьяно зашаталась, оглушенная, уязвимая. Сирона опустила руку к тулу, где оставалась последняя стрела.

В это время на левом фланге берсерки Акселя сумели отбросить обороняющихся дальше линии баррикад. Притенам, чтобы сохранить строй, пришлось покинуть укрепленную позицию и отступить вглубь города. Но на правом фланге все складывалось иначе – защитники Арброта, ведомые королем всех притенов, едва не опрокинули атакующий строй нордманов и заставили их отступить назад, к кораблям.

Битва достигла апогея. Драконы, что сражались во тьме угольно-грозовых туч над призрачными птицами, которых смертные даже не замечали, на миг замерли, воззрившись своими неземными глазами на двух воинов, что готовы были нанести друг другу смертельные раны. Твари, бугрившиеся средь волн у пристани, распластавшие осклизлые щупальца вдоль хитинистых тел своих давних врагов, раскрыли пасти и наполнили морские воды мириадами пузырей от выпускаемого воздуха. Они кричали, инстинктивно чуя момент времени, которому суждено стать поворотным для этой Вселенной.

Аудун сжал меч Велунда обеими руками, занес его над головой и обрушился на своего врага, вкладывая в удар вес собственного тела и всю ту ярость, что клубилась в его сердце с момента битвы за Гелиополис. Белен успел выставить перед собой безымянный клинок, сработанный (хотя этого уже никто никогда не узнает) на далеком севере одним из величайших кузнецов племени круитни. Парень сжал теплую и мокрую от крови и дождя рукоять узкими ладонями и обратился единым монолитом, сотканным из несокрушимой воли к жизни и исступленного желания понять – кто он и зачем пришел в эту землю.

В тысячный раз за эту ночь сталь ударилась о сталь, выплеснувшись в потный прогорклый сумрак битвы рубиново-золотым фейерверком. Притенский клинок в руке Белена треснул по кромке, а меч Аудуна раскололся в месте столкновения, брызнув в парня градом стальных осколков, которые вонзились в его широко раскрытые глаза, немилосердно калеча и уродуя их.

Аудун рухнул на него сверху и клинок, который Белен все еще сжимал в одеревеневших руках, вспорол его плоть у правой ключицы, где в кольчужном полотне зиял широкий прорез. Закаленная сталь легко рассекла кожу, мышцы, сухожилия, а потом и кость, в мгновение ока отделив правую руку Аудуна от содрогнувшегося во внезапной конвульсии тела.

Они закричали одновременно. Их крик заставил гром умолкнуть, а молнии перестали сверкать, будто стыдясь своего предвечного ремесла. Драконы, призрачные птицы и морские чудовища застыли, сжимая друг друга в смертоносных объятиях. Притены и нордманы замерли с клинками и секирами, занесенными для неотвратимых ударов, со стрелами, наложенными на тетивы изогнутых луков, с окровавленными кулаками, почти касавшимися вражеских лиц, которые ярость кровавой сечь обратила жестокими нечеловеческими масками.

Колесо войны на мгновение замерло, вкатившись на вершину горы, недоступной взору смертных. Еще один оборот – и оно полетит вниз, продолжит свой бег с головокружительной скоростью, каждый миг обращая в ничто людские жизни. Оно уже накренилось вперед, готовое сорваться с необозримой высоты, на которую ее вознесли людская злоба и глупость. Еще один гулкий удар сердца и… деревянный посох, своей формой напоминавший скорее копье, легким движением удержал колесо от падения. Тот посох сжимала рука мужчины в синем плаще и остроконечной шляпе.

А далеко-далеко внизу, у подножия той незримой горы, Аудун и Белен сплавились в клубок корчащейся плоти, под которой не осталось ничего, кроме боли и непонимания. Их кровь смешалась, а за ней смешались их мысли и души. И каждый все понял. Каждый все узнал.

Когда они поднялись из грязи и крови, едва стоя на ногах, одним лишь усилием воли поддерживая друг друга, то были уже не Белен и Аудун. Перед двумя безжалостными воинствами, в кругу огня, железа, мертвых и умирающих тел, стояли Карн и Мидас. Мгновением раньше – враги, не знавшие пощады. Теперь же – два глупца, обманутые судьбой и вновь застывшие плечом к плечу на пороге хаоса, который им предстояло исправить.

От пристани по хлюпающей каменистой земле шел человек. Он покрывал расстояние до своей цели широкими уверенными шагами, а его синий плащ, нетронутый дождем, колыхался за широкой спиной, распластываясь в стороны, подобно крыльям, но ни на миг не открыл того, что таилось под ним. Человек остановился перед Карном и Мидасом, у которых едва хватало сил, чтобы вновь не рухнуть на изможденную твердь, досыта напоенную кровью и человеческими жизнями в эту безумную ночь. Его левая рука, показавшись из-под плаща, потянулась к остроконечной шляпе, взяла ее за широкую полу и стянула вниз.

По плечам странного человека расплескались длинные прямые волосы цвета снега на рассвете, а его сапфировые глаза уставились на раненых воинов. Он был стар, чудовищно стар, но в нем ощущалась сила, способная в мгновение ока стереть с лица земли и пристань, и Арброт, и весь этот многострадальный континент. На родине его звали Одином, здесь он был известен как Эзус. Он бывал и в других краях, а его знамя с раскидистым серебряным ясенем на синем поле видели везде, где жил или еще будет жить людской род.

– Всеотец, – едва слышно прошептал Мидас, разбитые губы и распухший язык не позволяли говорить членораздельно. – Теперь я знаю.

– Всеотец, – прохрипел Карн, и вместе со словами из его рта вырвались кровавые брызги. – Теперь я помню.

– Это хорошо, – ответил Один, протягивая руку и касаясь плеча Карна. Затем его сухая, но мощная ладонь скользнула к Мидасу. Тот хотел отпрянуть, но у него не оставалось сил даже для этого элементарного движения. Однако когда рука Всеотца сдавила его плечо, фригийский царь внезапно почувствовал себя лучше. Боль не ушла, но стала терпимой, развороченная ключица перестала кровоточить. Мидас посмотрел на Карна и понял, что прикосновение Всеотца запустило в их телах неведомые регенерационные процессы, им обоим становилось лучше буквально на глазах.

– На сегодня бой окончен, – проговорил Один, отступив на шаг и возвысив голос. Он размахнулся посохом и вогнал его в землю у своих ног почти на четверть. По размоченной ливнем тверди во все стороны разошлась волна, словно это был покров лесного озера, в который бросили камень. Все, притены и нордманы, отступили друг от друга, они сложили мечи в ножны, секиры и саксы повесили на боевые пояса, а щиты забросили за спину. Притены ушли вглубь города, нордманы – к своим кораблям.

– Но не для вас, – проговорил Всеотец тише, так что его услышали лишь те, кто должен был услышать. Ансгар, Огмиос, Беда, Сирона, Асвейг, Лейв, Регин и Гуннар подошли к своим лидерам. Кто-то хромал, кто-то держался рукой за бок или живот, кривясь от боли. Они все еще косились друг на друга с недоверием, но пламя боевой ярости, пару мгновений назад испепелявшее их души, неведомым образом иссякло, обратившись углями усталости.

– Для вас бой не закончится никогда, – Один вновь надел широкополую шляпу и зашагал прочь от пристани. Карн и Мидас наконец расцепили братские объятия и без лишних слов последовали за Всеотцом. Первый вспомнил, кем был и зачем пришел сюда. Второй понял, что все это время ошибался и следовал зову слепой ярости, а вовсе не сердца.

Но то были лишь первые строки их откровения.

Загрузка...