Левиафан. Пути Древних

Глава 17. Сквозь Лимб

Они бежали. Так быстро, как только могли. Их подгонял страх. Тот самый страх, который заставляет ноги двигаться быстрее, чем разум отдает команды. Страх, что дает силы идти, когда сил уже нет.

Каинит увел их вглубь леса, так было проще оторваться от гарпий, да и гончие здесь двигались медленнее, чем на открытой местности. Гончие – так Арминиус назвал волкоподобных монстров с огромными загнутыми наподобие кукри клыками и красной изъязвленной шкурой, что была тверже камня.

Насчет шкуры вампир оповестил их заранее, но честь удостовериться в сем факте лично представилась Мидасу. Бог дважды обрушивал горящий синим пламенем клинок на морду зверя и дважды меч оставлял на ней лишь неглубокие борозды.

Сразить догнавшее их чудовище удалось лишь когда Карн сплел свое сознание с его пораженным безумием мозгом и заставил замереть на несколько мгновений, которых каиниту хватило, чтобы поднырнуть под гончую и вскрыть ей брюхо – одно из двух уязвимых мест на теле существа. Оставив его на съедение сородичам, охочим до каннибализма, группа двинулась дальше, уходя в неизвестном направлении.

Карн быстро понял, что способен видеть порождения Лимба на довольно большом расстоянии. Его внутренний взор без труда вычленял из серого хаотичного фона их липкие черные ауры, которые словно кипели, подвергаясь непрекращающимся метаморфозам. Он корректировал Арминиуса, который возглавлял отряд.

Они потеряли счет времени и пройденным шагам.

Помимо короткой схватки с гончей группа дважды сталкивалась с химерами. Оказалось, что Карн не видит их, когда создания зарываются в землю. Вскоре он понял, что земля в Лимбе экранирует все энергетические частоты. Строго говоря, это и не земля вовсе, скорее она образует с окружающим пространством – воздухом, небом, выжженными изнутри растениями – единый организм, мертвый с точки зрения законов естественного мира. Но Карн знал, что это лишь видимость. Лимб живет собственной жизнью, хаотичной, извращенной, чуждой всему, что пришло извне.

Женщины с детьми на руках закономерно выдохлись первыми. Одного ребенка забрал Мидас, другого – каинит. Карн с радостью помог бы, но со своей слепотой он и так спотыкался через шаг. В итоге, трикветр самых резвых гарпий все же нагнал их на плешивой прогалине.

Чудовища рухнули с рваных небес, исходя протяженным клекотом. Карн тут же впился в одно из них щупальцами внутреннего взора. Во второй раз получилось легче и быстрее, но так же отвратительно и не менее болезненно.

– Как конфетку у ребенка, – буркнул он, пытаясь себя подбодрить.

– Самовнушение, оно такое,– хмыкнул Мидас, отогнавший гарпию широким взмахом клинка. Малыша он передал матери, едва парень указал на приближение монстров. – Поверишь в себя – глядь, и вправду полегче станет.

Но легче не стало. Карн упал на колени, над верхней губой сгустилось алое озерцо. Подобные трюки изматывали, ему требовался отдых. Но здесь негде было отдохнуть, ведь сам Лимб охотился на них.

Тем не менее, как и в прошлый раз, ему удалось сковать волю гарпии. Вот только рядом не оказалось того, кто сумел бы закончить работу. Арминиус бился с другим чудовищем, Мидас едва управлялся со своим.

Парень заскрипел зубами и поднялся. Он шагнул навстречу противнику, стараясь не потерять концентрацию и изо всех сил борясь с желанием просто лечь и умереть. Затем вытащил одну из секир, замахнулся и ударил.

Короткого мгновения, пока Карн прикидывал, куда лучше направить удар, гарпии хватило с избытком. Она не смогла полностью высвободить сознание, но сумела отвернуть голову в сторону, так что секира с глухим чавкающим звуком вонзилась ей в плечо. Тварь сдавленно клекотнула и взмахнула крылом – не слишком сильно и совсем не быстро, но парень не успел среагировать. Зазубренные когти, поселившиеся на кромке крыла, чиркнули по лицу и он упал навзничь.

В это время Мидас отпрыгнул, уворачиваясь от стремительной атаки в грудь и лицо. На птичьих лапах у гарпий тоже были когти и гораздо крупнее, чем на крыльях, хотя они скорее напоминали ржавые крючья, развешенные под потолком заброшенной скотобойне.

Фригийский царь ушел от первого удара крылом, нырнул под второй и ударил навершием клинка в челюсть монстра, отбрасывая его назад. Затем рубанул сверху вниз, рассекая обнаженный торс, а потом в обратном направлении – отсекая монстру обе ноги.

Бог заметил, что хотя чудовища действительно регенерируют с ошеломительной скоростью, сразу несколько ран они заживляют медленнее, и при этом у них ощутимо падает реакция. Он легко увернулся он выброшенного в его сторону крыла и тут же обрубил его у основания, пустив клинок по короткой дуге резким движением запястья. Гарпия упала на землю, крыло тут же начало отрастать, но у Мидаса была еще пара мгновений. Пара мгновений – королевское преимущество, даже для однорукого!

Где-то слева Арминиус вытанцовывал вокруг своего противника – гладиусы выписывали молниеносные восьмерки по всей верхней полусфере. Воин стремился отогнать гарпию как можно дальше от людей, а когда это удалось, перекатился вперед, заставляя чудовище подлететь на несколько метров вверх, мощно ударив крыльями по воздуху.

Гарпии обладали невероятной скоростью, но не могли сравниться с Сыном Каина. Оказавшись за спиной противника, Арминиус нанес серию колющих ударов в область позвоночника и уже замахнулся для очередной атаки, метя в нижнюю часть шеи. Но дальнейшие события смешали карты им всем.

Гончая вылетела из рощи справа от Мидаса. Карн, занятый ментальным самбо, просто не увидел ее, а потому не успел никого предупредить. Волкоподобная тварь ударила древнего бога в плечо, отбрасывая его на несколько метров. Тот покатился по каменистой земле, разрывая одежду и плоть, но чудом не сломал ни одной кости. Зато сбил с ног Арминиуса и тот упал прямо под ноги гарпии, которую уже должен был сразить. Монстр развернулся, но не успел возликовать, так как гончая не смогла вовремя затормозить и насадила крылатую мерзость на могучие клыки.

Две оставшиеся гарпии оглушительно закричали. Но крик чудовища, которое не добил Мидас, был неожиданно прерван и обратился рваным бульканьем, которое почти сразу оборвалось.

Пересвет, решивший, что настало время помочь могучим героям, подобрался к твари со спины и в прыжке вогнал скрамасакс Мидаса точно ей в затылок. Это было первое существо, которого он убил. Кроме сраженных во время охоты с отцом, но охоту русы не считали за убийство, ибо не имели привычки охотиться по любой другой причине, кроме как для пропитания.

Арминиус с Мидасом вскочили одновременно. Они даже не посмотрели друг на друга, но каждый знал, что нужно делать. Это бывает в схватке, когда воины сражаются за правое дело и между ними возникает незримая связь. Такая связь, которую не смог бы отследить даже Карн. Которая давно уже связала его самого с фригийским царем.

Каинит проткнул гарпию, рывком сорвавшую себя с клыков гончей, и взмахом второго гладиуса отделил ее голову от тела. В тот же миг Мидас вскочил на гончую верхом, перехватив клинок обратным хватом – так, как в бою делают разве что герои блокбастеров. Но в данном случае это было оправдано – фригийский царь ударил пониже шеи, под костяной нарост на черепе. Это было второе уязвимое место на теле гончей. Меч пробил шею насквозь, сломав позвонки, но не вышел снизу, уткнувшись в плоть монстра, которая изнутри оказалась столь же прочной, как и снаружи.

Древний бог обернулся, намереваясь броситься на помощь Карну, но увидел, что в этом нет необходимости. Парню удалось. Он полностью подчинил порождение Лимба своей воле! Пока Мидас и вампир убивали гарпию с гончей, он поднялся на ноги и, собрав воедино всю свою ярость, вновь оплел сознание врага незримыми энергетическими щупальцами. Он ощутил ее боль, которая насквозь прошила черную ауру красно-оранжевыми молниями. То была боль от потери сестер из ее трикветра. Оказалось, что между гарпиями действительно существовала сильная связь, сильнее, чем можно было ожидать от рожденных в Лимбе.

Внезапно Карн подумал, что, быть может, это вовсе не их родной мир. Ведь, как он помнил из лекций Тота, не все существа, населяющие Лимб, родились в этой жуткой реальности. Некоторые пришли добровольно, другие – случайно, третьи – по ошибке (чаще всего – из нездорового любопытства).

Теория была любопытной, но неуместной. После гибели сестер гарпия стала уязвима, ее самоконтроль ослаб и Карн сокрушил сознание монстра. Он заставил ее опуститься на землю, прижаться к ней всем телом и забиться в конвульсивных судорогах.

Кровь уже не просто сочилась у него из носа, а текла двумя обильными ручьями, он ощущал ее вкус на своих губах, но чувство абсолютного контроля, тотального подавления чужой личности опьянило его, развеяв дурноту и изгнав слабость из тела. Он встал над поверженным врагом, широко расставив ноги. Криво улыбнулся, а затем взмахнул рукой и опустил лезвие секиры на голову гарпии. Раздался треск ломаемой кости, вслед за ним – хлюпанье разрываемого мозга. И наступила тишина, тварь даже не клекотнула напоследок, Карн заблокировал ее речевые центры.

– Да ты жестокий тип, – бросил Мидас, проходя мимо. Ему передались чувства Карна, поэтому, в отличие от окружающих, он хорошо понимал, что только что произошло. Но Карн – большой мальчик, он в состоянии решить свои проблемы. А вот Пересвет…

Древний бог подошел к пареньку, который все еще стоял над поверженной гарпией с окровавленным скрамасаксом в руках. Он прерывисто дышал и смотрел в одну точку прямо перед собой. Но едва фригийский царь появился в поле его зрения, мальчишка тут же взял себя в руки. Он глубоко вздохнул и нагнулся к трупу, чтобы вытереть лезвие боевого ножа о перья на крыле.

Когда он выпрямился и поднял взгляд на Мидаса, бог мысленно покачал головой. Он положил руку на плечо мальчика и кивнул ему. Тот кивнул в ответ, ни один мускул не дрогнул на его лице, карие глаза, чуть прищуренные, с расширенным от адреналинового всплеска зрачком, смотрели открыто и честно, без страха и сомнений.

– Пора двигаться, –коротко бросил фригийский царь, звучно вогнав меч в ножны и подхватив одного из малышей. Женщина, мгновением раньше прижимавшая мальчонку к своей груди, не успела ничего сказать, лишь широко раскрыла онемевший рот. В ее глазах стояли слезы. Зато ребенок, лучезарно улыбнувшись, обхватил ручонками шею Мидаса и что есть силы прижался к его плечу.

Древний бог не заметил этого. Он думал о том, что увидел в глазах Пересвета. Это были глаза воина, безупречного убийцы. Глаза двенадцатилетнего мужчины, который не остановится ни перед чем, если его роду будет грозить опасность. И потом фригийский царь возблагодарил небеса за то, что никогда в бою не сталкивался с русами и не вел свои армии против них. Нужно быть конченым безумцем, чтобы решиться на такое.