Левиафан. Пути Древних

Глава 9. Выбор

Ее поцелуй был сухим и соленым. Она лучилась радостью и это сияние ослепляло. Она говорила, и ее слова то оглушали потоками громовых тирад, то отступали, сливаясь до едва различимого шепота. Она была рядом и везде вокруг, он вдыхал ее до боли в груди, тянул к ней руки, пока не сводило сухожилия.

А потом она склонилась над ним, так близко, что он ощутил нестерпимый жар ее тела. «Вставай», – прошептала она и коснулась его лба своей тонкой рукой. Он вскрикнул от боли, прострелившей череп во всех направлениях. Тело свело судорогой, он распахнул глаза, разламывая веками застывшую песчаную корку. Жар и свет были невыносимы, боль была невыносимой.

– Нисса! – закричал он. Нет, ему лишь хотелось закричать, но на самом деле из его груди вырвался сухой кашель, мгновенно разодравший глотку до крови. Он перевернулся на бок и снова закашлялся, начиная понимать, что вожделенная греза, обволакивающая его израненное тело мгновением раньше, исчезла, как исчезает последний лучик солнца в черных грозовых тучах, неумолимо затягивающих горизонт.

Он приподнялся на локте, попытался дышать коротко и размеренно, чтобы не допустить новых приступов сухого кашля. Спустя несколько минут ему удалось сесть и парень попробовал сфокусироваться на своих ощущениях. Итак, под ногами – песок, он слышит шорох прибоя, но нет ударов приливных волн о скалы, значит – ровный песчаный берег простирается в обе стороны достаточно далеко. Он чуть обернулся, прислушиваясь. За спиной– деревья, лиственные, шагов пятнадцать, не больше, иначе шелест ветра не был бы слышен так хорошо.

Он аккуратно ощупал себя. Руки – от ладоней по середины плеч – исполосованы ссадинами и неглубокими рваными ранами, голова болит, но вроде цела. Одежда изорвана, как и плоть под ней, парень ощущал, что у него сломано, как минимум, два ребра и сильно ушиблена спина. Тем не менее, он заставил себя подняться на ноги – назло двум здоровенным воронам, что сидели на вершине высохшего ореха и уже довольно давно наблюдали за ним.

Силы быстро возвращались, гораздо быстрее, чем следовало ожидать от смертного тела. Однако он слишком долго пролежал на открытом солнце, его кожа нагрелась, жар проник сквозь нее и напитал тело сонной тяжестью. Ее нужно было сбросить как можно скорее.

Карн осторожно вошел в воду, опустился на колени, зачерпнул горсть ледяной влаги и брызнул себе в лицо. Вода была такой холодной, что у него мгновенно свело икры, а кости заломило, но это окончательно привело его в чувства.

Карн вернулся на песчаный берег и прислушался к ощущениям, в этот раз – подключив свое внутреннее зрение. Он почувствовал двух воронов, которые, едва парень их заметил, тут же сорвались с ореха и, обломав пару веток мощными взмахами огромных крыльев, молча унеслись прочь.

Он сосредоточился и попытался увидеть берег, его неширокую полосу, нагретую солнцем, но в глубине – извечно холодную. Почти сразу он ощутил, что песок усеян более теплыми предметами, парень всмотрелся в них и через некоторое время стал улавливать их форму, судя по которой это было не что иное, как обломки корабля. Карн попробовал охватить больше пространства и ощутил рядом на воде пару искореженных бочек и опустевших деревянных ящиков, какие-то тканевые лоскуты. И тут он осознал, что не чувствует ни одного тела. Ни мертвых, ни живых. Радоваться этому или насторожиться?

Он поднял руки к лицу и понял, что его повязка, закрывавшая глаза, исчезла. Парень скривился, оторвал лоскут от и без того пострадавшей штанины, и перевязал себе голову. Отчего-то ему не хотелось, чтобы окружающий мир видел его покалеченные бесполезные глаза.

Парень скрипнул зубами и усилием воли подавил всколыхнувшуюся в душе злость. Итак, вряд ли его выкинуло далеко от пункта назначения, температура воздуха низкая, море холодное, но солнце яркое, жжет. Он на южном побережье Моря балтов, а значит – иди вдоль берега и рано или поздно наткнешься на поселение с портом. Ну или на грот со схроном контрабандистов, что еще лучше.

Карн не сразу понял, что остался босым, но в данной ситуации стертые ноги могли бы стать его наименьшей проблемой. От темно-синего плаща остался только капюшон, парень натянул его на голову, прячась одновременно от внезапно поднявшегося ветра и солнечных лучей, которые, казалось, нагревают кожу со сверхъестественной скоростью.

Его все еще шатало, но он определенно чувствовал себя лучше, об этом говорил как минимум тот факт, что мутную тошноту сменило нарастающее желание чем-то подкрепиться. Но это могло подождать, первое, что ему нужно сделать – найти Мидаса.

И едва он собрался с мыслями, пытаясь определить – в какую сторону двинуться, его ушей тут же коснулся внезапный стон. Парень инстинктивно пригнулся, а руки метнулись к поясу. Но пояса не было, как и боевых секир. Он припомнил, что одну из них потерял во время шторма, еще до того, как их корабль налетел на скалу. Искать вторую было бессмысленной тратой времени.

Стон повторился. Карн наклонил голову, оценивая направление и расстояние. Кажется, шагов пятьдесят вдоль берега, по правую руку. Значит, кто-то еще выжил с «Бруденвинда»! Он подстегнул себя этой мыслью и двинулся в выбранном направлении.

– Фавна, – вновь простонали издалека, и в этот раз парень точно разобрал слова. Голос человек был дважды изменен, первый раз – жестокой болью, угнездившейся в его теле с недавнего времени. Во второй раз – бесконечной тоской, что долгие века не находила утоления. Тем не менее, не узнать этот голос Карн не мог.

Он ускорил шаг, двигаясь настолько быстро, насколько мог. Парень шел на полусогнутых, широко расставив руки, и изо всех напрягал внутреннее зрение, чтобы точнее определить, где находится Мидас.

Вскоре он достиг большого холодного объекта, в глубине которого таилась какая-то иная жизнь, у объекта даже было сердце, но каждый его удар занимал тысячу лет. Карн оценил его форму, всмотрелся и понял, что перед ним – гранитный валун, а фригийский царь, судя по всему, находится за ним, поэтому он и не увидел его ауру!

Парень перебрался через камень и его ментальный взгляд без труда различил энергетическое тело древнего бога. Но интенсивность свечения была ниже, чем обычно. Кроме того, золотой силуэт оплели кроваво-красные жгуты, а на их пересечении взбухли черные пульсирующие узлы. Карн уже понял, что так он видит повреждения физического тела, но пока он не имел достаточно опыта, чтобы сходу понять их характер.

Если бы парень мог видеть физическим зрением, то ужаснулся бы – Мидас неподвижно лежал ничком, уткнувшись лицом в песок, и стонал. Его единственная рука была вывернута за спину под неестественным углом.

– Мидас, это я, – проговорил Карн, подходя ближе. Он наклонился иположил руку на плечо фригийского царя. Тот вздрогнул всем телом, резко повернулся на спину, пережимая вывернутую руку. Раздался отвратительный хруст и бог зарычал, разбрасывая ногами песок.

– Спокойно, спокойно, это я! – Карн присел рядом с Мидасом, который смотрел прямо на него, но ничего не видел. – Приди в себя! – одновременно с резким окриком Карн дал богу звучную оплеуху. Тот часто заморгал, и его медовые глаза медленно налились осмысленностью.

– Карн, – прохрипел он, пытаясь сесть. Парень помог ему, осторожно притянув за плечи. – Я видел ее, видел Фавну! О, нет. Конечно, это была лишь…

– Греза, – хмуро закончил за него Карн, осторожно ощупывая левое плечо и руку Мидаса. – Я тоже видел Ниссу.

– Это знак? – Мидас подался вперед всем телом, в его голосе Карн различил отзвук искренней надежды. Видимо, бог еще не в полной мере пришел в себя, ибо раньше он не допускал эмоциональных вольностей.

Наконец, Карн понял, в чем дело. Он в очередной раз осторожно пробежал пальцами по левой руке Мидаса. Вывернута в плечевом и локтевом суставах, но переломов нет, так что ничего страшного.

– Будет боль… – начал было Карн. Он хорошо знал, как вправлять вывихи, лекции Тота по прикладным дисциплинам не прошли даром.

– Давай, – прорычал Мидас, перебивая. – Я не маленькая девочка, чтобы… Агрррх!

Карн одним слитным движением вправил ему плечо.

– Сука! – выругался фригийский царь. От мимолетной мягкости не осталось и следа. Карн почувствовал, как его аура начала твердеть и закрываться от внешнего мира. – Все-таки это…твою ж!..

Карн с гулким щелчком вставил на место локтевой сустав. Он хорошо понимал, что будь у бога богатства вторая рука, он бы сам все сделал и даже не подпустил бы парня к себе. Но вовсе не потому, что уже раз триста вправлял себе руки и ноги. Скорее просто из гордости.

Искать других выживших они не стали, не было смысла. Карн полчаса просидел у кромки воды, фокусируясь на огоньках жизни вокруг. Он ощущал редких птиц в древесных кронах и рыб, что суетились почти у самого берега. Но людей не было, ни проблеска чьей-то ауры.

Мидас тоже не терял времени даром, он освежился в ледяном Море балтов, смачно отфыркался и походил по берегу взад-вперед. Люди его не интересовали, ими занимался Карн, древний бог искал оружие, ведь свой клинок он тоже потерял во время шторма. Скрамасакс чудом уцелел, но одного боевого ножа на двоих, согласитесь, маловато. Да и найти что-нибудь из еды было бы неплохо.

Вскоре он вернулся и встал как вкопанный рядом с Карном. Парень знал, что древний бог смотрит не на него, а на солнце, оценивает положение светила относительно линии горизонта, ищет ориентиры.

– Думаю, нам повезло, – наконец, проговорил фригийский царь, увлекая Карна за собой вдоль линии прибоя. Парень послушно двинулся следом. – Учитывая, что тот шторм воистину напомнил мне гнев Фарбаути.

– Ты до сих пор говоришь как нордман, – улыбнулся парень, вспомнив, что его друг несколько месяцев провел с викингами.

– Не в этом дело, – пожал плечами древний бог. – Я действительно видел Фарбаути в гневе. И чтоб ты понимал, это один из Древнейших.

– А идем то мы куда? – спросил Карн, сильнее сжимая пальцы на плече Мидаса. Это означало, что бог слишком спешит и парень не успевает за ним. – Насколько я могу судить, нас выбросило не слишком далеко. Думаю, Аркона где-то на северо-востоке.

– Слишком хорошо ты судишь для слепца, – хмыкнул Мидас. – А думаешь еще лучше. Мы южнее, тут целый архипелаг и нас выкинуло на самом восточном острове, нордманы и даны зовут его Землей Хедина. Я был здесь много веков назад, прибрежная линия тогда была совсем другой, но я узнаю эти места.

– Я не буду ничего спрашивать, – покачал головой Карн. Парень старался поддерживать осмысленный разговор, одновременно фокусируясь на энергетических течениях окружающего пространства. Раньше он делал это обычным глазами, но теперь нужно было учиться заново. – В любом случае, зная тебя, все из-за женщины или золота.

–И то, и другое, – Мидас вновь пожал плечами. Он знал, что парень почувствует это движение. – Один датский историк писал об этом, и я вроде бы даже засветился в его рукописи.

– Надо думать, под другим именем, – констатировал Карн.

– Надо думать, – ухмыльнулся древний бог. – Всеотец, знаешь ли, не единственный, кто любит бродить среди смертных. Сотни имен, тысячи личин. Когда люди думаю, что ты один из них, все выходит гораздо проще.

– Мне казалось наоборот, – Карн ощутил, как Мидас начинает забирать вправо от линии прибоя. Это могло означать лишь одно – он обнаружил дорогу. Кострище, старую рыбацкую лодку или брошенную хижину Карн бы почувствовал и сам, даже раньше своего спутника, это он понял еще по пути к Ист-Хейвену.

Что до дорог – их парень почему-то не видел. Быть может потому, что людские дороги быстро становились естественной частью окружающего энергетического ландшафта. Карн предположил это, так как не видел и звериных троп, которые Мидас, ясное дело, великолепно различал. Эта версия нравилась ему, потому что давала шанс на прогресс – с течением времени, отточив свои навыки, он сможет видеть все.

– Ты ведь уже понял, что я дорогу нашел? – спросил фригийский царь, будто прочел мысли Карна. – Думаю, если дальше пойдем на север по ней, выйдем к Фитте. Мелкий, но старый город, построенный, смешно сказать, вокруг…

– Погоди, – Карн прервал Мидаса, что-то почувствовав впереди. Или скорее кого-то.

– Что чувствуешь? – Мидас инстинктивно напрягся, шаря взглядом по песку вокруг, и сразу заприметил как минимум пару неплохих дубин.

– Люди, – Карн сосредоточился и рефлекторно зажмурил глаза, прижав кончики пальцев к вискам. Парень уменьшил зону видимости с полусферы до узкого конуса, что позволило продвинуться дальше в этом направлении. Он не ошибся, впереди действительно люди, шестнадцать человек. На таком расстоянии их ауры были нечеткими, но парень смог различить, что двое из них – дети и они напуганы.Он тут же сообщил об этом Мидасу.

– Этого нам еще не хватало, – процедил фригийский царь, вновь увлекая Карна за собой. По пути к дороге, что виднелась за редкой стеной ореха и бука, он подобрал ранее запримеченные дубины и сунул одну парню. Вряд ли в рукопашной от него будет толк, но это лучше, чем голые кулаки.

Они прошли еще тридцать шагов (ослепнув, Карн стал мерить пространство шагами, а не привычными метрами), прежде чем Мидас остановился и легонько похлопал парня по плечу. Тот понял знак и опустился на четвереньки, потом лег. Отсюда они могли слышать голоса, но не разбирали слов, поэтому проползли немного дальше вдоль дороги, не высовываясь из кустарника, что в обилии разросся у самых ног древесных исполинов.

Им обоим хватило всего нескольких реплик, чтобы понять, о чем идет речь. Торговец с женой и двумя маленькими дочками двигался с груженой товаром телегой из Гламберка в Фитте. Группа из двенадцати не шибко молодых людей преградила им путь и требовала часть товара за проезд. Торговец закономерно возмущался, но понимал, что выхода нет. А Мидас, глядя на отребье, приставшее к семейству бедняги, понимал и еще кое-что – просто так их не отпустят даже за весь товар, что был в повозке.

– Они их не отпустят, – прошептал Карн. Теперь уже Мидас посмотрел на него так, будто парень прочел его мысли. – Их ауры черны, будто океанские глубины, в них нет надежды.

– Лучше бы нам не впутываться в местные разборки, – древний бог поджал губы, лихорадочно прикидывая варианты, которых, в общем-то, было не так уж много.

– Но и бросить их мы не можем, – покачал головой парень, усилием воли отрезая себя от липкой мерзости, что растекалась вокруг бандитов, словно чернильное пятно. – Их убьют, а сначала…

– Я догадываюсь, – перебил его Мидас. – Двенадцать не сильно крепких, но вооруженных мужиков. В основном секиры и боевые ножи, у двоих мечи, а у одного даже щит. Доспехов нет. Все стоят к нам спиной.

– Они пьяны, – Карн тряхнул головой, отгоняя от себя тлетворные образы, которые сумел выцепить из аур налетчиков. – Достаточно пьяны, чтобы не заметить нас, даже если мы подползем на расстояние пары шагов.

– То есть сходу можно уложить пятерых, – кивнул Мидас. В нем, как и в Карне, боролись два начала. С одной стороны – понимание неправильности происходящего и неспособность пройти мимо, когда можно что-то изменить. Ведь даже если они просто отвлекут бандитов, это даст семье торговца шанс – у него две лошади в повозке, сумеет быстро отстегнуть обеих, прыгнет на них с женой и детьми, и легко сможет оторваться.

С другой стороны – Карн слеп, а Мидас однорук. Скорее всего, они убьют почти всех бандитов, но велика вероятность остаться лежать среди них с проломленными черепами. И тогда – никакой Спирали Дискордии, никакого Хельхейма.

Древний бог посмотрел на парня и тот повернулся к нему лицом. Трудно сказать, что произошло дальше, но у них родилась мысль – одна на двоих. Одна простая мысль. Кем они станут, если оставят этих людей в беде? Уж точно не теми, кого достойны Нисса и Фавна.

– У которого из них меч и щит? – быстро прошептал Карн.

– Самый дальний от нас, справа, – донеслось в ответ. Парень минуту фокусировался на цели, потом коротко кивнул.

– Подползем ближе и я попробую сделать то же, что сделал с гавменнескерами, – он изо всех сил старался придать своему голосу как можно больше уверенности. Непросто провернуть такое, когда говоришь шепотом. И вдвойне сложнее, если сомневаешься в себе. – Дай мне пару минут и атакуй.

Фригийский царь не ответил, не было нужды. Они осторожно поползли вперед и ветер, внезапно сменив направление, подул им в лицо, унося прочь неудачные движения, скрадывая их в шелесте кустарника.

Они сделали свой выбор. И Мидас в этот короткий и странный миг неожиданно осознал, насколько жестоким и кровавым был его путь. Однако он давно жил на этой земле и хорошо усвоил две вещи.

Первое – топить себя в укорах и переживаниях надлежит лишь тогда, когда дело сделано.

Второе – никогда не поздно исправиться. А заодно – исправить мир вокруг.