Левиафан. Пути Древних

Глава 25. Вящий Навь

Гарпии атаковали вместе с гончими, первые пикировали трикветрами на стены и башни, вторые безуспешно пытались пробить ворота, раз за разом врезаясь в них литыми лбами. Что примечательно – гончие действовали синхронно, будто ими кто-то командовал. Тем не менее, пятиметровые створки из дубовых бревен, что были тверже стали за счет особых смоляных пропиток, готовы были выдержать и не такое.

Треть гарпий срезал первый же залп лучников, которые могли дать сто очков форы Легаласу. Шутку придумал Мидас, само собой! Карн лишь дернул губами, чтобы тот, не дай бог, не обиделся, а сам лихорадочно прикидывал, чем можно помочь защитником города. Выходило, что ничем. Стрелы били без промаха – точно в глаза и шеи, к тому же они были заговорены, парень видел это энергетическим зрением – их наконечники выглядели для него, как серебристые конусы с желтоватым отливом.

Короче, от гарпий проблем не ожидалось, ведь их не станет через несколько мгновений. А вот гончих так просто не взять – у них по всей спине сверху толстый костяной нарост, никаким стрелам его не пробить. Вот здесь уже Карн мог разыграть собственные карты! Он сфокусировался на одном из монстров и легко взял под контроль его крошечное сознание – черный липкий комок, сотканный из базовых инстинктов.

Гончая, которую парень выбрал целью, тут же развернулась и ударила загнутыми клыками в бок ближайшего товарища. Русы на стенах разразились возгласами удивления, Мидас лишь хмыкнул и деловито ткнул пальцем в Карна, который стоял без всякого движения.

Вскоре на сторону гончей-предательницы перешла вторая и у остальных появилась проблема посущественнее, чем непробиваемые ворота. Фригийский царь и вампир переглянулись, а потом уставились в горизонт, где над вековыми дубами и тисами в сумрачной мгле поднималось что-то огромное и чудовищное.

Гашадокуро двигался удивительно быстро для своих габаритов, он буквально вырастал из темноты, ужасая своими размерами. Аморфный лишь относительно человеческий скелет с непропорционально большой головой и невероятным числом конечностей самого разного размера и назначения. Ростом он был точно как тот монстр, что помогал Карну и Древним богам штурмовать Гелиополис.

Защитники Радогоста выдохнули в унисон, но, к их чести, не дрогнули. Внешне никто не проявил и тени страха, хотя Карн ощущал звучные отголоски этой эмоции в аурах воинов. Выдержка русов поражала. Вот это самоконтроль!

Судя по скорости движения, гашадокуро должен был всего через несколько минут подойти к стенам города, но работа для мечей Мидаса и Арминиуса обнаружилась гораздо раньше. Химеры. Оказалось, что для этих тварей преодолеть пятиметровую стену – не такая уж проблема. Русы среагировали незамедлительно.

– Щит! – зычно рявкнул Дый. Он стоял на галерее над воротами вместе с остальными – Карном, Мидасом и Арминиусом. По его команде воины сделали шаг вперед и вскинули каплевидные щиты, такие же, как были у Стражей рассвета, но не красные, а черные, и меньше размером, скорее подходящие для поединка, чем для строевого боя.

Русы застыли у стрельчатых окон галереи, а Мидас с каинитом были вынуждены отступить, так как без щитов в плотном строю делать нечего. Химеры бросались на воинов через высокие проемы, но те умело парировали их атаки и били в ответ короткими выпадами. Монстры рычали, скатываясь со стен, и шумно плюхались на землю, где их добивали стрелами. К этому моменту лучники уже почти закончили с гарпиями.

Но одной из химер все же удалось прорваться. Она не убила руса, заслонившего ей путь, просто врезалась в него всей массой и оттолкнула в сторону. Воин был молод и, возможно, не так опытен, как его боевые братья, поэтому и не смог устоять. Тварь оглушительно закричала, но в следующее мгновение ее голова распалась на две половинки. Мидас полным отвращения взглядом провел по клинку, с которого стекала черная маслянистая кровь.

Вслед за первой химерой на галерею влетела вторая, а потом сразу два монстра появились за спинами воинов, скорее всего прокравшись по крыше. О том, почему их не заметили лучники на башнях, можно было только гадать, да и причин нашлось бы немало. Это не битва людей с людьми. Здесь человеку противостоит нечто более зловещее и опасное, так что неудивительно, что даже самая отлаженная тактика может дать осечку.

Арминиус закрутил восьмерку, отгоняя от себя химеру, намеревавшуюся сократить дистанцию с добычей. Чудовище проворно отпрыгнуло, вампир двинулся следом, выбросил один клинок вперед, целя в вытянутую морду, вторым отмахнулся от хвоста с ядовитым жалом. Каинит продолжил укреплять инициативу, нанес несколько рубящих ударов, заставляя химеру отступить, а затем будто бы замешкался. Тварь не сумела распознать простой финт и с рыком бросилась на противника. Арминиус с нечеловеческой скоростью сместился в сторону, отсекая чудовищу одну из передних лап резким взмахом гладиуса. Затем он развернулся вокруг своей оси, меняя хват на другом клинке, и вогнал лезвие точно в затылок химеры, которая даже не поняла, каким образом смерть настигла ее, совершенного охотника.

В это время Мидас теснил другого монстра, нанося прячмые вертикальные удары – один за другим. Химера отпрыгивала, уворачивалась, пробовала контратаковать, но каждый раз ее когтистые лапы или клыкастая морда были вынуждены отпрянуть назад, чтобы не отделиться от тела. Бой закончился довольно тривиально – отступая, химера почти в упор подошла к Дыю, который, не задумываясь, перерубил ей позвоночник и продолжил противостояние со своим врагом.

Все время, пока на галерее кипела схватка, Карн неподвижно стоял посреди буйства мерцающей стали, будто происходящее никак его не касалось. Русы уже поняли, что слепой колдун помогает им с гончими, поэтому всеми силами старались его защитить. А парень к этому моменту взял под контроль сразу четырех клыкастых чудовищ и устроил у ворот настоящую бойню. Как только одна из гончих-ренегатов падала замертво, разорванная в клочья своими собратьями, он тут же переключался на другую.

Было достаточно легко контролировать этих примитивных созданий, но Карн не расходился, экономя силы, ведь это далеко не основной противник. Кроме того, он оставлял немного энергии, чтобы не сужать до минимума радиус своего ментального радара. Поэтому когда гашадокуро, внезапно ускорившись, рванулся из темноты к воротам, преодолевая последние метры, парень тут же предупредил об этом Мидаса мысленным сигналом.

– Он снесет ворота! – выкрикнул фригийский царь, пробивая грудную клетку очередной химеры и рывком извлекая измазанное черным оружие. – Просто сметет нас!

– Нет! – прокричал в ответ Дый, превозмогая шум всеобщей свалки, которая, к слову, уже заканчивалась. На галерее лежало девять мертвых химер, столько же – под воротами. Еще пять умирали прямо сейчас. Ни один защитник Радогоста не был ранен.

Мидас не понял ответа молодого военачальника, и подумал было, что парню просто сорвало крышу. Однако в голосе Дыя звучала стальная уверенность, а еще – плохо скрываемая нотка откровенного бахвальства. Это намекало на то, что у защитников города припрятан туз в рукаве. Но когда сорокаметровый скелет, распространяющий вокруг себя омерзительный запах тлена, давя ударами костистых ног чудом выживших гончих, замахнулся на ворота, древний бог непроизвольно сглотнул.

Разумеется, Дый не зря бахвалился! Чудовищная рука гашадокуро с дюжиной пальцев ударилась о незримый доселе энергетический купол, прикрывающий Радогост. Во время удара купол вспыхнул оранжево-розовым цветом, каким бывает летнее небо перед самым рассветом. От места удара во все стороны разбежались синие искристые молнии, по ушам ударил оглушительный треск исполинского статического разряда. Половина пальцев гашадокуро разлетелась костяной трухой.

Монстр провел рукой перед отсутствующими глазами (он же скелет, ну!) и внезапно заревел. Да так, что башни лучников заскрипели, а у нескольких воинов из ушей пошла кровь. А потом Вящий Навь атаковал еще раз, к счастью – с тем же эффектом.

Пока монстр колотил по энергетическому щиту, теряя конечности, Карн попытался коснуться его разума. Он с трудом проник через внешний слой ауры, представлявший собой марево чистой ярости, незамутненной примесями сторонних эмоций. Это будто пытаться плыть сквозь холодный густой мед – на каждое движение уходит прорва сил, да и не особенно приятно.

Парень потерял немало энергии, пока преодолевал это препятствие, но, столкнувшись со вторым слоем ауры гашадокуро, понял, что то были цветочки. Здесь его встретил не просто холод, а замогильный лед. Воображение тут же нарисовало подземную пещеру, в которой стены готовы в любое мгновение сомкнуться и раздавить неосторожного путника в мокрый хрустящий блин.

Парня удивил сам факт наличия второго слоя ауры, ведь это у людей их три, а у созданий Лимба всего один. Но потом он вспомнил, что гашадокуро вовсе не рожден на изнанке реальности, он такой же мифический персонаж, как кентавр или феникс. Или дриада.

Воспоминание пробудило ненависть, а ненависть придала сил.

Парень за доли мгновения преодолел остатки пути и оказался один на один с обнаженной сущностью монстра. А вот это уже интересно – тот был гораздо ближе к человеческим существам, чем могло бы показаться. У него даже было некое образование вроде мозга, но на энергетическом уровне.

Потом Карн отследил отражение этой структуры в материальном мире и понял, что у гашадокуро действительно есть мозг, просто он – костный, и равномерно распределен по всему телу. Но проблема заключалась в другом. У этого мозга не было отдельных областей, отвечающих за те или иные функции, все его элементы были взаимозаменяемы и если погибала одна зона, нагрузка с нее тут же перераспределялась между остальными.

Карн обратил внимание на зеленоватые блики, пронизывающие энергетическое тело гашадокуро. Он уже видел такие – у гарпий, это говорило о повышенной регенеративной способности. Парень собрался с силами и попробовал коснуться мозга существа, но тут же отдернул энергетические щупальца. Он не ощутил боли, но это мимолетное прикосновение забрало у него почти четверть оставшихся сил. Пять секунд прямого контакта – и монстр выпьет его досуха.

И все же Карн предпринял вторую попытку, потому что не мог поступить иначе, слишком многое стояло на кону. Один… два… все! Он на пределе возможностей вырвался из испепеляющих объятий ледяного сознания, так и не поняв, как его одолеть. Зато он понял кое-что другое. Но чтобы озвучить полученное знание, нужно было сперва придти в себя и вновь обрести способность говорить.

– Мы никогда раньше не сталкивались с Вящей Навью, только слышали о нем, – Дый подошел к Мидасу и Арминиусу, которые застыли подле одного из стрельчатых окон с круто задранными головами. Гашадокуро продолжал неистовствовать, кроша свои конечности об энергетический купол и вновь восстанавливая их. Синие молнии с каждым ударом становились все длиннее и разлапистее, а купол на глазах терял яркость.

– Маги могли бы помочь, – продолжил военачальник, пожимая плечами. Он умолк, когда гашадокуро вновь атаковал, на миг погружая окружающий мир в нестерпимый громовой треск. – А может и нет, защиту возводили много поколений назад, я не знаю, как она работает. Возможно, мой отец…

– Его все равно здесь нет, – прервал Мидас. Вышло чуть резче, чем он хотел. – Твой отец занят гораздо более важным делом, и наша задача – дать ему это дело сделать. Ни больше, ни меньше.

Дый коротко кивнул. Слова фригийского царя стеганули его точно хлыстом, произведя отрезвляющий эффект. Воин собрался и задышал размереннее.

– Отставить стрелы! – выкрикнул он, видя, что заговоренная сталь не наносит Вящей Нави осмысленного урона. Лучники мгновенно прекратили стрельбу. Дый высунулся в окно, вскинул голову.

– Ударов пять, не больше, – задумчиво проговорил молодой воин. Он посмотрел на Мидаса, потом на Арминиуса, и остановил взгляд на Карне. – Забирайте его, – внезапно скомандовал он, а затем повысил голос до крика. – Всем прочь со стены! Башни с первой по четвертую поджечь! Добавить в огонь буса!

Воины ринулись исполнять распоряжения командира, и Мидас машинально отметил, что не видит и намека на суету, буквально – ни одного лишнего шага. Никто никого не толкает, даже щитами не соприкасаются, настолько выверены их маневры. Древний бог прикинул, что даже во времена своего расцвета фригийское войско не могло похвастаться такой дисциплиной. Это уязвляло. Самую чуточку. Зато Эрра, будь он здесь, пришел бы в неописуемый восторг.

– Ты там далеко? – Мидас заглянул в лицо Карну. Галерея уже опустела, остались только они вдвоем и вампир.

– Я здесь, – парень кивнул, а потом как-то внезапно весь съежился, поник, ноги его подломились. Мидас и каинит подхватили его под руки и повели вниз.

– Простите, – прошептал Карн. – Я не смогу его контролировать…

Не нужно было быть верховным магом Храма, чтобы понять – парень сделал все, что мог. Его кожа посерела, щеки ввалились, он дышал глубоко и часто.

– Да чего уж там, – фыркнул Мидас. – Ты его размеры видел? Настоящий крейсер, мать его!

– Не в этом дело, – Карн хотел покачать головой, но решил не тратить силы на это, в общем-то, бесполезное действие. – Моих возможностей хватило бы. Вот только… его уже контролируют.

Разумеется, он не знал – кто именно (было бы слишком просто, да?), но в своих выводах не сомневался. Проникнув в его суть, парень столкнулся с трансчеловеческим разумом страшного, но вовсе не злобного существа, и разум этот был в огне. Огонь пожирал мысли, иссушал волю и диктовал свою. Это было совсем не то, что делал сам Карн, который лишь корректировал биохимию тела, а на уровне энергий перенаправлял их течение из одних областей в другие.

Тот, кто подчинил себе гашадокуро, бесцеремонно смял его личность, будто скомкал лист бумаги. Но рука, сделавшее это, никуда не делась, она с каждым мгновением ужесточала хватку, заставляя сознание Вящей Нави биться в агонизирующих конвульсиях бессилия. Это было жестоко и бесчеловечно. Карн не сомневался – одному существу не по силам сотворить подобное.

Но кто вообще способен на такое? Парень не мог отследить источник влияния, его будто не существовало – никаких следов, только последствия, перманентно продолжающие свое разрушительное действие. На ум пришел образ – бездушный механизм, который работает по строго определенной программе, полностью игнорируя вторичные факторы и специфику цели. Живые так не могут, не должны…

Когда они спустились со стены и подошли к сомкнутому строю защитников Радогоста, по две башни в каждую сторону от ворот уже пылали вовсю. Фригийский царь утробно хмыкнул и пообещал себе при случае поинтересоваться у Дыя, как они это сделали. Ведь дерево вспыхнуло в считанные секунды по всей площади, причем оно было пропитано огнеупорными составами.

А потом, после очередной атаки Вящей Нави, энергетический купол раскололся на мириады неосязаемых частиц. В этот раз не было ни статического треска, ни громоподобных раскатов. Над городом разнесся резанувший по ушам звон разбитого стекла, купол вспыхнул в последний раз – бледно и прозрачно, всю его фронтальную часть покрыла мелкая паутина синих молний – тоже едва различимых, а потом он моргнул и исчез без следа.

Гашадокуро шагнул прямо на ворота, которые едва достигали его исполинских колен. В тот же миг горящие башни расцвели алыми фейерверками, раздался грохот синхронного взрыва и все четыре конструкции завалились точно на ворота, через которые проходило чудовище. В небо ударил скрежещущий рев и в нем ощущалась боль. Дый улыбнулся, а Мидас понял, что такое бус, который командир дружины приказал добавить в огонь.

– Копьеметы! – взревел военачальник, вскидывая над головой прямой широкий клинок. Своей формой он напоминал тот, что держал в руке Мидас, но был несколько короче и гарда с яблоком менее вычурные.

– Бей! – разнеслось перед застывшим навытяжку строем воинов. Клинок Дыя рухнул к земле одновременно с произнесенным словом. Мидас обернулся, не вполне понимая, о чем идет речь. Оказалось, что русы уже успели откуда-то выкатить десяток метательных машин, по виду напоминавших античные баллисты.

Раздалось десять глухих щелчков, слившихся в один трескучий звук. Копья длиной по два с половиной метра понеслись в сторону исполинского пожара, в который превратились ворота. Они ударили точно в голову гашадокуро, когда тот мгновение спустя вышел из пламени. Дый удивительно точно рассчитал момент для первого залпа.

Монстр зарычал, пошатнувшись. В тех местах, куда попали копья, от его костяной головы отлетели огромные куски, каждый – размером со скутум, хорошо знакомый Арминиусу. Вящий Навь восстанавливался, но не так быстро, как гарпии, и если следующий залп будет произведен прямо…

– Бей! – и еще десяток копий с заговоренными наконечниками устремились в сторону костяного гиганта. Карн и Мидас не знали об этом, но копья дополнительно были смазаны особыми настоями, что-то вроде яда, но действующего на энергетическом уровне. Секрет его изготовления знал лишь Огнеслав да пара приближенных магов высших ступеней.

– Прости нас, – прошептал Карн, ощутив боль гашадокуро. Да, ему действительно было жаль это существо, ведь он единственный из всех видел, что Вящий Навь здесь не по своей воле. Однако сделать он ничего не мог, и от этого парень лишь сильнее стискивал зубы, стараясь ничем не выдать своих эмоций. Мидас их конечно заметил. И все понял, а потому просто промолчал.

После третьего залпа гашадокуро завалился вперед и упал на несколько своих коленей – фригийский царь насчитал у него восемь нижних конечностей. Но это условно – монстр с легкостью отращивал новые, по необходимости переводя их из категории «средство передвижения» в категорию «средство нападения» и наоборот.

Вящий Навь издал низкий клокочущий звук, а потом рванулся вперед, вкладывая в этот рывок всю свою ярость. Исполин не собирался недооценивать «кожаных букашек», которые такими темпами имели все шансы сокрушить его. Монстр пришел к закономерному выводу, что оставаться на месте или попытаться отступить – не более, чем изощренное самоубийство.

– В рассыпную! – запоздало крикнул Дый, не ожидавший такого маневра. Да что там, его не ожидал даже Мидас – пертый мастер войны! Фригийский царь едва успел отпрыгнуть в сторону, увлекая за собой Карна, в то время как вампир метнулся в противоположном направлении.

Некоторые воины по фалангам сумели отбежать, но участь большинства из первой и второй линии была незавидной. Огромная рука гашадокуро с десятью пальцами с размаху накрыла их, справа и слева от нее опустилось еще несколько таких же, но поменьше. Они сминали тела людей с мерзкими противоестественными шлепками, обращая плоть, кости и сталь доспехов в неразличимое хлюпающее месиво. Никто даже вскрикнуть не успел.

Дружина, так успешно начавшая оборону и не потерявшая ни единого воина за минувшие полчаса, в одно мгновение лишилась пятидесяти бойцов. Одна пятая всего воинского контингента, присутствующего на данный момент в городе, прикинул Мидас. Он не интересовался целенаправленно, но имел обыкновение использовать свои уши по прямому назначению.

– Копьеметы, бей без команды! – прокричал Дый, выбираясь из-под груды исковерканных тел. Это было чудом, что он вообще выжил! Шлема на нем не было, как и половины волос вместе со скальпом. Левая рука повисла плетью, он подволакивал правую ногу, и все же – не собирался сдаваться. У него был долг перед своей расой. Перед своим родом. Перед своим отцом.

– Мечи в ножны, луки в колчаны! – молодой военачальник продолжал раздавать приказы, одновременно стараясь отбежать как можно дальше от поднимающегося гашадокуро. – Всем метать сулицы! Метить… – он на мгновение запнулся. – Метить в голову или в суставы! Не собираться в группы! За праотцев и правнуков!

– За праотцев и правнуков! – донеслось со всех концов превратной площади. Карн и Мидас впервые слышали боевой клич русов и обоих до глубины души тронкула его безупречная простота. Ведь и правда, за что еще стоит сражаться? За что еще стоит умереть?..

Мидас отвел Карна подальше, нашел взглядом каинита и лишь затем осмотрелся внимательнее. Оказывается, защитники Радогоста заранее подготовили запасные позиции – по периметру площади через каждые пять шагов лежали ровные ряды сулиц. А подле сулиц точно по числу воинов в землю были воткнуты боевые копья в два с половиной роста. Фригийский царь уважительно кивнул и повел парня еще дальше, к ближайшим строениям.

Копьеметы успели ударить еще трижды, и каждый раз гашадокуро падал после их слаженного залпа, дополненного меткими бросками сулиц. И все же ему удавалось продвигаться вперед, так что вскоре монстр достиг позиций метательных машин.

Сразу четыре руки взметнулись к черным небесам. Дый, натужно зарычав, метнул заговоренную сулицу и сбил палец с одной из них. Нескольким воинам повезло повторить его маневр, но это не спасло копьеметы.

Восемь из десяти машин были уничтожены сразу. Расчеты двух оставшихся не покинули своих мест и успели выстрелить еще раз прежде, чем Вящий Навь сравнял их с землей. Но ему перебили две ноги одновременно и он вновь завалился вперед, зарычал, попытался отмахнуться рукой, что больше напоминала огромную костяную косу, которая могла бы принадлежать первосортному божеству смерти. Его небрежное движение зацепило дюжину бойцов, и Карн почувствовал, что семь из них погибли на месте, а двое получили повреждения, от которых умрут в ближайшие минуты.

Монстр поднялся, тут же атаковав рассредоточенные группы защитников Радогоста. Из глубины города подтягивали еще десять копьеметов – последний резерв. Но прежде, чем они заняли удобные позиции между зданиями за площадью, погибло два полных круга – тридцать два воина.

Карн запоздало подумал, что Дый был прав – маги смогли бы переломить ход битвы. Но все они были нужны для ритуала. Тот, кто направил сюда гашадокуро, выбрал идеальный момент. Парень аж зарычал от злости и Мидас понимал его чувства, потому что сам приходил в ярость от осознания абсолютного бессилия перед обстоятельствами, которые подтасовала чья-то умелая рука.

Фригийский царь оставил друга у стены кузни и двинулся по периметру площади. На ходу он подхватывал с земли сулицы, все чаще – не заранее подготовленные, а оставшиеся от убитых воинов, и метал их в чудовищное создание. Каинит вскоре присоединился к нему, но без копьеметов все потуги поредевшей дружины казались напрасными. А когда боевые машины, наконец, ударили, стало ясно, что гашадокуро не намерен повторять ошибки прошлого.

Монстр грузно припал к земле и двинулся меж домов, часто перебирая многочисленными конечностями, точно паук из кошмара арахнофоба. В этот момент Карн почувствовал, что тьма за пределами рухнувших ворот оживает. Он потерял немало сил, так что диапазон его ментального локатора был ограничен, но его хватило, чтобы почувствовать, как городу приближается несколько десятков порождений Лимба. В основном – химеры и мантикоры.

– Я к воротам, – выдохнул он и устремился через площадь. Мидас на бегу перехватил его, но парень вырвал свое предплечье из ладони бога.

– Там еще монстры! – крикнул он. – Я сдюжу! Разберитесь с Навью!

Фригийский царь кивнул, понимая, что его друг прав. В бою с исполинским скелетом Карн не помощник, но если к воротам движется вторая волна – там его сила придется кстати, ведь Дый приказал воинам покинуть стены и башни, не подозревая о следующем эшелоне атаки.

Парень четко видел гашадокуро в энергетическом спектре, поэтому без труда обогнул его по широкой дуге. А вот неровности земли, трупы и обломки оружия – этого он видеть не мог, так что через шаг оступался, дважды падал, взрывая носом землю. Но, к счастью, добрался до ворот невредимым, и как раз вовремя – по другую сторону стремительно опадающей стены пламени уже поблескивали хищные силуэты химер, из-за спин которых раздался противный стрекот.

Первую же химеру, выскочившую из огня, он перехватил еще в полете. Тварь перевернулась в воздухе и приземлилась уже лицом к сородичам. Те пока не понимали, что произошло и этим стоило воспользоваться.

Химера-ренегат атаковала черный силуэт, который вынырнул из огня вслед за ней, а следующий монстр, на миг остолбеневший от увиденного, тут же сам превратился в предателя. За ним на сторону защитников города перешел еще один, а потом Карну удалось взять под контроль двух мантикор.

Теперь у него было целых пять кошмарных созданий, чью волю ему удалось сломить в считанные мгновения и развернуть против своих же собратьев. Быть может, со свежими силами он сумел бы подчинить еще три-четыре разума, но не сейчас. Парень и без того рухнул на колени, голова безвольно упала на грудь, из ноздрей тут же выскользнули два алых ручейка, устремившихся вниз по губам и подбородку. Сведенные конвульсией руки с растопыренными пальцами он развел в стороны, будто фанатичный культист, переживающий миг экстатического безумия.

И все же он контролировал их, держал в стальной узде собственной воли, не давая ни единого шанса освободиться. Атака тут же захлебнулась и с каждой оборванной жизнью приближалась к неминуемому фиаско. Ведь когда один монстр погибал, Карн тут же перехватывал другого, – парень гнал их обратно, сквозь огонь, их тела воспламенялись, но он отключал им болевые рецепторы и чудовища дрались точно берсерки. Кроваво, жестоко. Кромсая тела противников острыми когтями, похожими на ржавые боевые ножи нордманов. Вгрызаясь в них желтыми зубами, напоминавшими иглы исполинских швейных машин. Били хвостами, толкали, топтали. Это был кровавый хаос, которого не видел ни один из живущих.

Но у Карна даже не было сил поддаться этому восхитительному чувству абсолютной власти. Ведь он в одиночку удержал ворота! Почти сотню порождений Лимба он держал на этом небольшом пятачке опаленной земли. Такую битву любо воспеть в легендах!

А вот у Мидаса все складывалось иначе. Он несколько раз метнул в гашадокуро подобранные сулицы. Первое копье угодило в пустую глазницу вечно оскаленного черепа, во второй раз он прицелился в ногу и сумел перебить сустав. Вящий Навь споткнулся, но тут же выровнялся и продолжил натиск, стремясь к копьеметам и попросту игнорируя летящие в него копья.

Монстр разворотил четыре дома, на обломках одного из них занялся пожар. Фригийский царь, оказавшийся прямо на пути исполина, чудом не попал под его костяные ноги, постоянно лавируя, уворачиваясь и перекатываясь из стороны в сторону.

А затем Вящий Навь достиг линии боевых машин и с протяжным воем нанес удар сразу несколькими руками.

За мгновение до гибели копьеметы выстрели в ответ, их снаряды отрывали огромные куски от черепа гашадокуро, дробили его грудную клетку, ломали конечности. Но этого не хватило. Семь машин разлетелись в щепу, еще две обдало костяной шрапнелью от раздробленных рук и ног монстра. Ни один расчет не уцелел.

Но десятый копьемет, занявший позицию в центре построения на пологом склоне, остался невредим. Мидас присмотрелся и увидел, что им командует сам Дый.

Молодой воин приказал зарядить следующее копьем, а затем неистово заорал на своих воинов, которые отказались покидать пост перед лицом неминуемой гибели. Дый ударил одного из них кулаком в грудь, отбрасывая в сторону, второго схватил за ворот и тоже отшвырнул прочь. Затем он ухватился за рукоятки системы наведения и прицелился.

Они сделали это одновременно – гашадокуро обрушил на последний копьемет свой исполинский кулак, а Дый выпустил в ответ заговоренное копье. Старший дружины целился не в голову и не в шею, в этом уже не было смысла, ведь всего один снаряд не смог бы нанести значимого ущерба. Воин выстрелил в неприметную точку под ребрами монстра, где к основному позвоночному столбу крепился дополнительный, удерживающий сразу несколько пар ходовых конечностей.

Дый увидел это уязвимое место буквально в то самое мгновение, когда отбросил от себя других воинов расчета. Он стрелял скорее по наитию, пожалуй, впервые в жизни не отдавая полного отчета своим действиям. Но молодой военачальник хотел верить, что его выстрел не пропадет зря, и эта вера наполнила летящее копье ослепительной искрящейся силой. Так сказал бы Карн, если бы в этот момент нашел время обернуться и посмотреть на происходящее.

Но сыну Огнеслава не суждено было узнать – насколько удачным стал его выстрел, ибо прежде, чем копье достигло цели, на боевую машину обрушился кулак гашадокуро. Копьемет, а вместе с ним и молодой воин, за долю секунды опустился ниже уровня земли, превратившись в расплюснутое ничто.

И все же выстрел Дыя сделал свое дело. Копье ударило в сочленение позвонков и начисто выбило один из них. Мгновение ничего не происходило, а потом сразу четыре ноги Вящей Нави отделились от уродливого тела и стали разваливаться на части, лишившись связи с центральным позвоночным столбом. Монстр, явно не понимая, что происходит, наклонился на бок, а потом с пронзительным ревом рухнул плашмя на жилые постройки, люди из которых были предусмотрительно эвакуированы.

Мидас понял – это его шанс! Он взбежал на ближайший дом по обломкам и точно заправский паркурщик рванулся по развалившейся крыше, затем перепрыгнул на соседнее здание, которое распалось надвое, когда на него рухнуло плечо Вящей Нави. Мгновение фригийский царь балансировал на треснувшем бревне, наконец он поймал равновесие и перепрыгнул на ключицу чудовища.

Монстр зашевелился, пытаясь подняться, но его регенеративные способности тоже имели свои пределы – восстановление потерянных конечностей требовало времени. К тому же, защитники Радогоста не сидели без дела – некоторые продолжали метать сулицы, нанося накапливающий урон, другие взяли пример с Мидаса и попытались взобраться на чудовище.

Древний бог полез к шее гашадокуро, где надеялся отделить его уродливую голову от тела. И когда он оказался на месте, то с приятным удивлением обнаружил, что компанию ему составляет каинит, о котором он как-то даже и забыл в суматохе боя. Они встретились глазами и принялись кромсать широкие и мощные шейные позвонки Вящей Нави своими мечами. Арминиус молотил с немыслимой скоростью, так что Мидас различал лишь каждый второй удар. Сам он поднимал и опускал клинок размеренно, четко сочетая движения с дыханием. Удары выходили резкими и мощными, он вкладывал в них не только физическую силу, но и свою ярость, вскипевшую в нем в тот миг, когда он понял, что все происходящее – не случайность, а чей-то коварный план.

Пока гашадокуро барахтался на земле, пытаясь принять вертикальное положение, Мидас и Арминиус крушили его шею и древний бог понял, что победа близка, когда из под его ног, упиравшихся в сочленения скелета, раздался гулкий хруст, опустившийся вниз по центральному позвоночному столбу. Один из шейных позвонков сдвинулся с места, другой накренился в противоположную сторону. Но потом монстр внезапно взбрыкнул, резко поднимаясь, и фригийский царь кубарем скатился по его ребрам, рухнув на деревянные обломки дома.

Мидас ушиб спину и обе ноги, шею защемило. Он с рычанием поднялся, вскинул голову и обнаружил, что Вящий Навь уставился прямо на него. Сомнений быть не могло – огромный скелет стоял в полный рост на заново отращенных ногах и, по-собачьи склонив череп на бок, смотрел на древнего бога. Затем монстр издал короткий низкий рев и нанес быстрый удар одной из второстепенных рук.

Фригийский царь прыгнул в сторону, уходя от сокрушительной атаки. Перекатившись по деревянным обломкам, он почувствовал, как что-то ужалило его в бок, бросил взгляд вниз – из-под ребра торчал обломок сулицы. Мидас лишь сплюнул, решив не тратить силы на такую мелочь. Ведь чтобы достать обломок, придется отбросить меч. Чертова однорукость!

Гашадокуро снова атаковал. Мидас опять кувыркнулся, до хруста сжав зубы, когда обломок сулицы шевельнулся в боку. На глаза непроизвольно навернулись слезы. Монстр ударил еще раз, а потом еще и еще – сразу несколькими конечностями. Бог побежал прочь, лавируя между развалинами, ныряя в дверные проемы и окна. Пару раз он попытался отмахнуться клинком и лишил Ващую Навь нескольких пальцев, хотя монстр едва ли это почувствовал.

А потом Мидас завернул в какой-то проулок и уперся в тупик – здесь стены трех бревенчатых строений сходились вместе, образуя карман, из которого не было выхода. Самая низкая стена составляла около трех метров в высоту – непреодолимая преграда для задыхающегося однорукого воина с копьем под ребрами. Пусть даже этот воин – бог.

Фригийский царь в ярости закричал и развернулся лицом к врагу. Гашадокуро помедлил, будто наслаждаясь бессилием загнанного противника, затем не спеша замахнулся самой большой из своих рук и нанес удар. Мидас вскинул клинок, четко осознавая полную бесполезность этого действия, но когда костяной кулак врезался в сталь, та не дрогнула. Каким-то неведомым образом меч Стража рассвета поглотил львиную долю ударного импульса и Мидаса лишь отбросило на стену.

Монстр снова атаковал. Фригийский царь выставил меч перед собой и его кости хрустнули, а сухожилия затрещали, когда клинок соприкоснулся с кулаком гашадокуро. Вящий Навь не отвел руку для нового удара, он продолжил давить, наваливаясь на врага всем телом. Древний бог почувствовал, как бревна под его спиной захрустели. Или это были его собственные позвонки?..

Он перестал чувствовать руку до самой ключицы, и тем не менее она все еще сжимала меч, который все еще сдерживал натиск Вящей Нави. В глазах потемнело, кровь, обильно бежавшая из разбитого рта, заливала ворот рубахи, подол которой и без того был пропитан багряной влагой. Мидас понимал, что силы вот-вот покинут его, но не видел выхода.

Зато каинит видел. В тот момент, когда гашадокуро стряхнул с себя Мидаса, Арминиус вогнал в шейные позвонки чудовища оба гладиуса и тем самым сумел удержаться. Теперь же, когда монстр перестал двигаться, вампир смог снова взобраться ему на ключицу.

Сын Каина метнул один из своих гладиусов, раздробив гашадокуро лучевую кость руки, которой монстр пытался раздавить Мидаса. Рука хрустнула и надломилась в предплечье. Чудовище отпрянуло от фригийского бога, пытаясь понять, откуда исходит опасность.

– Ты теперь трижды мой должник! – выкрикнул каинит. – Уплати долг – пройди свой путь до конца!

И прежде, чем Мидас осознал его намерения, вампир обнажил клыки и вонзил их в костяную плоть гашадокуро. В теле древнего чудовища не текла кровь, однако Дети Каина пьют не ее, точнее – не только ее. Они пьют саму суть, жизненную силу, которая есть в каждом, какому бы миру ты не принадлежал.

Монстр взвыл, но вовсе не от боли. В последние мгновения он все же понял, что с ним случилось. Он заметался из стороны в сторону, завертелся волчок, разнося на куски ближайшие строения и растаптывая воинов, которые не успели убраться с его дороги. А потом вдруг замер, дернулся, точно в конвульсии, запрокинул голову к черным небесам и разразился оглушительным криком. Вместе со звуком из него изливалось нечто, материя иного мира, рябь Лимба. Эта рябь взметнулась вверх, точно вода из фонтана, она исказила пространство и перспективу, но тут же опала, мгновенно облепив голову, тело и конечности гашадокуро.

Вящий Навь продолжал кричать, а рябь изливалась из него нескончаемым потоком и убегала в сторону ворот, будто живая, влекомая неведомым непостижимым разумом. Она свободно пересекала строения, даже проходила сквозь воинов, не нанося им никакого вреда. Но там, у ворот, где пламя давно опало и Карн, едва не теряя сознание, продолжал контролировать нескольких химер, рябь набросилась на полсотни выживших монстров. Она облепила их тела, как мгновением раньше растеклась по всей поверхности костяной плоти гашадокуро. Чудовища оцепенели, а потом неистово закричать, выбрасывая в окружающий мир эманации непереносимой боли и бесконечного отчаяния, которые Карн улавливал опаленными рецепторами увядающего сознания.

А потом все закончилось. Гашадокуро и порождения Лимба, захваченные изнанкой реальности, сначала стали полупрозрачными, а потом просто растворились, будто их никогда и не было. Выжившие воины – менее половины городской дружины – тут же стали подбирать тела боевых братьев и относить их – бездыханные на площадь перед воротами, а те, в которых еще теплилась жизнь, – к дому целителя, что стоял чуть в стороне от Храма Радогоста. Из дальних домов появились мирные жители, почуявшие, что опасность минула. И действительно, не нужно было быть магом, чтобы ощутить спавшее напряжение. Где-то в темной вышине раскатился гром, стал накрапывать мелкий теплый дождь.

Карн поднялся с колен. Физические силы давно иссякли, им двигала одна лишь воля. Но времени на отдых не было. Освободившись от необходимости контролировать разумы врагов, он сразу почувствовал, что Ритуал Восстановления Завесы вот-вот завершится – у них оставались считанные минуты, чтобы задействовать Вегвизир.

Он заковылял к Мидасу, обнаружив его по ауре, которая в настоящий момент едва тлела, но все равно горела ярче, чем аура любого из смертных. Парень несколько раз чуть не упал, какой-то воин помог ему преодолеть остаток пути. Карн поблагодарил витязя и склонился над древним богом.

– Пойдем, – прошептал он, поднимая фригийского царя и морщась от колкой боли, пронизывающей все тело и особенно голову.

Мидас закряхтел в ответ. Кто-то уже вытащил обломок сулицы из его бока и даже присыпал рану каким-то порошком. Но фригийский царь, на несколько мгновений провалившийся в беспамятство, едва ли мог припомнить, кто же его спаситель.

– Ты видел? – выдавил он, наконец. – Видел, что сделал каинит?

– Нет, – Карн качнул головой, тяжело ступая по развалинам. Он отчетливо видел Храм Радогоста и шел к нему. Забавно, но теперь он вел Мидаса, тот едва переставлял ноги. – Но я догадываюсь, что произошло.

– А ублюдок хорош, – Мидас попытался фыркнуть, но вместо этого из его рта вырвался кровавый кашель. Они едва не завалились, но парень чудом сумел удержать два тела – свое и, мать его, божественно – в вертикальном положении. Мгновение, чтобы собраться с силами, и воины продолжили путь.

Они взошли по широким ступеням Храма Радогоста, и парень ощутил дежавю, родившееся из семантической идентичности двух Центров Силы – этого и другого, что стоял (точнее – будет стоять спустя несколько веков) в Арконе.

Разумеется, маги ждали их. Ворота Храма были распахнуты настежь. Здесь, посреди огромного пространства, освященного сотнями и тысячами восковых свечек, тоже стояло дерево. Но не дуб, как в Арконе, а исполинская, просто немыслимых размеров береза. Крона ее терялась в высоте многометрового зала, испещренного именами защитников города, павших за минувшие годы. Что ж, эта ночь прибавила резчикам работы – им придется нанести на стены еще сто сорок четыре имени.

Листья на ветвях березы трепетали, хотя в Храме не было сквозняка, да и на улице стоял полный штиль. Карн и Мидас подковыляли к магам, застывшим через равные промежутки друг от друга по периметру невысокого каменного парапета, ограждавшего земляной холм, из которого росло Родовое древо. Парень полез в переметную сумку фригийского царя и достал оттуда Вегвизир. Он вложил его в ослабшую ладонь друга и прижал своей рукой, вспоминая о Ниссе.

Мидас, находясь на самой границе собственного сознания, титаническим усилием воли заставил себя воспроизвести в памяти образ Фавны. Неясный, обрывочный, трепещущий, но этого оказалось достаточно. Воинов будто прошибло электрическим разрядом, все мысли вылетели из головы, а окружающий мир утонул в сероватой дымке. Они устремились сквозь время, не думая о том, что Мидас, вероятно, серьезно ранен и неизвестно, насколько удачно будет их прибытие к следующей вехе. Будут ли рядом люди? Найдут ли они помощь?..

Сейчас это не имело значения, потому что выбора у них не было. Зато была цель, ради которой стоило шагнуть в неизвестность, находясь на грани смерти. И они сделали это, сделали следующий шаг по Спирали Дискордии.

Их ждал Аркаим. Пятое тысячелетие до нашей эры. Мир принципиально иной, но бесконечно похожий на этот и на любой другой, где живут люди. Люди, которые умеют любить и которые готовы на все ради своей любви.

На все?

Очень скоро они узнают ответ на этот вопрос.