Лицей. Венценосный дуэт

Глава 14. Живые и мёртвые

3 мая, суббота, 15:40.

Неприметное одноэтажное зданьице в глубине тенистого парка на территории городского крематория. Над обитой железом дверью табличка с завлекательной короткой надписью «СМЭ № 3».

– Папочка, ты как? – на секундочку выглядываю из этой самой двери. Лицо у папахена почему-то кислое, но догадываться почему, некогда. Там за дверью столько всего интересного!

Папахен у меня перец не без сообразительности. А ещё он мнит себя мудрым и опытным родителем. Осторожные попытки склонить меня к работе в его компании привели только к росту моей настойчивости совсем в другую сторону. И я победила, он привёл меня туда, куда я просила.

– Не смотри туда, – папочка берёт меня за руку и размещается справа, чтобы загородить металлический стол.

Хорошо, папочка, как пожелаешь. Сделаю вид, что не заметила лежащее на столе обнажённое и посиневшее мужское тело.

Шли мы недолго. Вторая дверь в кафельном до потолка коридоре и тоже железная. Папахен стучится, обратно доносится жизнерадостный голос.

– Да-да, входите!

Входим. Я потом только вспомнила, что папочка старался внутрь не смотреть, зато с меня глаз не сводил. А тогда чуть не задохнулась от ударного коктейля эмоций. Шок, ужас и отвращение отдаю глупой Данке, себе оставлю восторг и экстаз от неожиданной реализации хрустальной мечты.

Помещение достаточно просторное, метров в тридцать квадратных. В середине примерно такой же металлический стол, одна стена почти сплошь из металлических дверок на подобие камер хранения. В углу ещё один стол с какой-то металлической посудой, явно не кухонной. Хотя похоже. У стола двое, кругленький невысокий мужчина лет пятидесяти и молодая симпатичная, – хотя уверилась в этом позже, когда она маску сняла, – девушка. По сравнению с мужчиной она грациозная стройняшка, по сравнению со мной – пышечка.

Стержень всей картины опять мужское тело, только со вскрытой грудной клеткой. Сама не замечаю, как очутилась рядом.

– Ой, как интересно! Ой, а это сердце да? А это я тоже знаю, печень! А где поджелудочная железа и селезёнка? – всегда хотела это узнать, почему-то в учебнике анатомии таких подробностей не видела.

Эти двое почему-то впадают в ступор, оглядываюсь на папочку, а его уже и след простыл. Через минуту мне надоедает молчание присутствующих персонажей. Приближаюсь осторожненько к мужчине, с той стороны, где в руке нет скальпеля. Так, на всякий случай. Медленно провожу рукой перед его глазами, слежу. О, зрачки двигаются!

Девушка отмирает первой, издаёт смешок, который играет роль зажигания для мужчины.

– Деточка, ты откуда?

– Как откуда? – пучу на него глаза, – а разве папа не с вами договаривался?

Вот странные люди! – думаю я, пока мужчина бормочет что-то вроде «ну-да, ну-да». Кстати, где там папахен?

– Вы подождите, я сейчас с папой перекинусь парой словечек и сразу к вам, – и вот я уже на крыльце. Хотела на секундочку, но вышло чуть дольше.

Лицо у папочки какое-то смятое. Не физически, конечно, эмоционально. Нервничает он почему-то.

– Пап, ты езжай домой, я потом на такси приеду. Хорошо?

– К-х-м-м, – откашливается и спрашивает, – ты уверена? Может, ну его… и домой поедем?

– Н-у-у, па-а-а-а-п! Ну, ты чего? Договаривался с людьми, меня привёз и ради чего? За минутной экскурсией?

Спугнул папочку кругленький. Высовывается в дверь, оценивает диспозицию и обращается к папахену.

– Владислав Олегович, дорогой мой, ну что ж вы так переживаете? Ничего с вашей дочкой не случится. А хотите, я вас кофе угощу, у нас замечательный кофе. Пойдёмте?

Эта соломинка окончательно сломила хребет верблюду папиной нерешительности.

– Нет-нет, Семён Григорьевич, я, пожалуй, пойду. Даночка, умоляю, не надо никакого такси. Позвони, я сам приеду.

– Хорошо, папочка.

У-ф-ф-ф! Избавилась наконец-то. Кругленький мужчина, – он снял шапочку, теперь вижу, что он лысенький, что завершает образ, – которого, как выяснилось, зовут Семён Григорьевич, заговорщицки подмигивает. Не понимаю, в чём дело, но на всякий случай улыбаюсь.

– Семён Григорич, а что это мы с вами тут сидим? Ваша помощница там одна…

Кругленький небрежно отмахивается.

– Диагноз мы уже определили. Стеллочка сама зашьёт.

А мне-то хочется! Мне всё внове!

– Ну, не знаю… бросили девушку наедине с голым мужчиной. Как-то это не того…

Ржал Кругленький долго, с удовольствием и до слёз. Затем осторожно похлопал меня по плечу и заявил:

– Наш человек. Первый раз в жизни вижу прирождённого патологоанатома.

Ещё примерно через час эти двое со смехом выталкивали меня почти силой. Рабочий день закончился. Вот папахен! Мог бы и раньше привезти! Стоп! Сегодня же суббота!

– Мы без выходных работаем, дорогая моя, – поёт соловьём Кругленький, – народ, понимаешь, у нас страшно не дисциплинированный, просто ужас. Мрёт напропалую, и на выходных и праздниках как бы не больше, чем в будний день.

Я хихикаю, Стелла слегка улыбается. Наверное, ей уже привычно.

– Так что мы, дорогуша, бригадами посменно вкалываем. Три дня работаем, три дня отдыхаем. Хотя на самом деле три с половиной смены получается. Дела ведь сдать надо, учёт и контроль прежде всего.

– Завтра тоже вы?

– Да, дорогая моя, завтра тоже мы. А вот в понедельник, нет. И я считаю, повезло. Понедельник день тяжёлый, знаешь ли.

– А можно я снова приду? После обеда? – с трудом дожидаюсь паузы, чтобы вклиниться с важным для меня вопросом.

– Даночка, солнышко, морг – самое последнее место, куда можно пригласить такую красавицу, но кто ж тебе запретит, дорогая моя? – всплёскивает руками Кругленький.

Мы выходим на улицу, кручу головой, папахена ещё нет. Стелла прощается и уходит, бодро стуча каблучками. Кругленький, как истый джентльмен, остаётся, чтобы сдать меня папахену на руки.

3 мая, суббота, 17:55.

Квартира Молчановых.

– Чем это от тебя пахнет? – подозрительно втягивает воздух мачеха.

– Лучше не спрашивай, – бурчит папахен, а я исчезаю в комнате, чтобы переодеться. Надо обзаводиться рабочей одеждой. Специально для таких визитов.

За ужином всё чинно-благородно, пока Эльвира не принимается выспрашивать, куда и зачем мы ездили.

– Мамочка, мы после ужина всё расскажем.

– Не понимаю, – недоумевает мачеха, – всегда за ужином всё обсуждаем. Чего вы переглядываетесь?

– Папочка возил меня в цех, – решаю соврать, чтоб поберечь нервы кормящей матери, – мне не понравилось.

Папахен задерживает на мне взгляд, но не спорит.

– А чем это от тебя пахло?

– У них там какой-то химический цех есть, с жутко противной вонью.

Не надо ей вообще об этом ничего знать. Когда она уходит к детям, папахен соглашается.

– Да у нас есть цех гальванопластики. Воняет по-другому, но тоже сильно.

– Она не разберёт. Это же не духи, – да уж, дезинфицирующие и бальзамирующие растворы, это совсем не духи.

До меня только сейчас кое-что доходит. И почему папахен так легко согласился меня свести с судмедэкспертами, и чего он от меня ждал. Хм-м, не на ту нарвался! Он рассчитывал на мою шоковую реакцию, небось ещё и Кругленького подговорил антураж создать. Вроде я всё заметила, но всплеск энтузиазма помешал осознать.

Не рассчитывал папочка, взявший на себя роль режиссёра ужастика, на такую реакцию. Всё равно спасибо ему. Вольно или невольно свёл меня с нужными людьми. Дело в шляпе.

– Даночка, дорогуша, конечно, мы возьмём тебя на работу, – Кругленький от меня пришёл в полный восторг. – Пятнадцать лет возраст нежный, а работа у нас считается вредной, выслуга идёт, как сталеварам. Я вот уже десять лет на пенсии. Но, дорогая моя, у нас в штатах такие дыры, так что на пол-ставки можешь рассчитывать смело.

Кругленький сокрушённо качал головой.

– Особенно летом тяжко. Всем в отпуск надо, и эти проклятущие бандиты сами ударно работают и нам фронт работ обеспечивают. А всем хочется в отпуск летом. И тут ты приходишь. Тебя с руками оторвут и на возраст не посмотрят.

Так что очень довольна. Многому научусь, уже большой плюс. Неплохо заработаю, Кругленький обещает только официально тысячи три с половиной в месяц. Это при шестичасовом рабочем дне, – я же несовершеннолетняя, – и половина дней выходные.

– Не понимаю, чего ты ждал, папочка? – это я уже вечером говорю, когда он заходит ко мне с традиционным отцовским вечерним словом. Поднимаю на него, стоящего сзади, голову.

– Я почему туда рвусь? По банальной причине, биология – моё предназначение. Конечно, на долю секунды был у меня шок, но дальше стало так интересно, что я всё на свете забыла.

Неудобно так голову держать, лучше в зеркало на него смотреть буду. Намазываю руки, растираю плечи, шею.

– Нет у меня патологических пристрастий к человеческим потрохам. Мне всё одинаково интересно, насекомых препарировать, срезы растений в микроскоп рассматривать. А что я больше всего хочу, так это всякие биохимические анализы научиться делать. Группу крови, например, определять.

По тому, как папахен задумчиво гладит меня по голове, понимаю, что он примирился с моими планами. И в глазах у него какое-то почтительное удивление. Человек вдруг видит, что его ребёнок легко делает такое, на что ему даже решиться трудно. Кажется, я сегодня реально получила право голоса, как взрослый человек.

4 мая, воскресенье, 14:50.

Москва, Первый крематорий, «СМЭ № 3».

Сидим тёплой компанией, слушаем воркование кругленького Семёна Григорича, пьём кофе.

– Хотела вам пирожки принести, – вклиниваюсь в паузу, которые иногда Кругленький всё-таки делает, – но как-то не решилась их в морг нести.

– Зря, дорогуша, совершенно зря, – наставляет Кругленький, – в следующий раз обязательно возьми.

Мы сидим в бытовом закутке, тут поблизости нет ничего такого. Рядом только душевая, комната санобработки, раздевалка, пара кабинетов. И вход, кстати, отдельный для цивильных посетителей. Эта комнатушка исполняет роль чайной и закусочной.

– А какие вы любите?

– Ой, всякие любим, лишь бы свежие, – Кругленький.

– С джемом или яблоками, – Стелла.

– Понедельник, вторник, среда – у вас выходной, – считаю я, – значит, в субботу я вас могу застать…

– Ой, как долго твоих пирожков ждать! – кручинится Семён Григорич, – а чем тебя четверг или хотя бы пятница не устраивает?

– Так я же учусь! Шестой урок только в два часа заканчивается, потом мы обычно в кафе торчим не меньше получаса. А ведь надо ещё заехать домой переодеться. Даже если моя мачеха напечёт, я только к самому концу успею, – описываю весь расклад, – в пятницу у нас тренировка почти до четырёх…

– А суббота чем отличается? Тоже ведь учитесь? – Стелле иногда удаётся вставить своё слово.

– В субботу пять уроков, если пожертвовать посиделками в кафе, то могу прибыть не позже пол-третьего. Короче, до каникул я могу быть после обеда в субботу и весь день в воскресенье.

Я довольна, как слон. Мне сегодня позволили самой разрез сделать. Семён Григорич восхищённо квохтал, Стелла таращила глаза, хотя сделала я его неуверенно и кривовато. Нет, рука у меня не дрожала, просто я заранее не знала с каким усилием надо лезвие вести. Это ж не мой родной кинжал.

– А давайте я с ливером пирожков напеку, а потом будем посетителей угощать, – предлагаю я. И долго с удовольствием наблюдаю, как хохочут мои наставники. Стелла сгибается и чуть под стол не падает, Кругленький утирает обильные слёзы.

– Наш человек, Стеллочка, наш, – стонет Семён Григорьевич, – я сразу это понял…

5 мая, понедельник, 14:05.

Автостоянка близ Лицея.

Алекс Прохоров.

Ты, выходит, у нас в Лицее учишься? Наблюдаю за компанией старшеклассников, среди них моя рыженькая. Сегодня она в джинсиках по прохладной погоде. А хорошо ли ты учишься, девочка? Нет ли у тебя троек или, боюсь сказать, двоек? Не пора ли тебя наказать за неуспеваемость? Почему форму одежды не соблюдаешь? Это тоже в копилку прегрешений.

Срисовать меня не могут, рядом никого, двенадцатикратный монокуляр прикрываю рукой. Мне хорошо видно, а вот меня – плохо. Кладу трубу в бардачок, теперь могу и невооружённым глазом следить, объект опознан.

На поворот ключа стартера «Самара» послушно отзывается тихим урчанием, выезжаю на передислокацию, к кафе. Тёплая компания сейчас туда пойдёт, там и подождём.

Через десять минут.

Идут мои красотки. Со своим долбаным сопровождением. Будем подождать.

А ведь мне не удастся её чисто взять. Что-то подсказывает, что в машину она добровольно не сядет. Это на автобусных остановках или голосующих на дороге девчонок я мог подбирать. Дальше дело техники, в машине я хозяин положения. А эта рыжая коза, если ей нужно такси, вызывает по мобильнику. И общественным транспортом не пользуется.

Тащить её с тротуара в машину, светиться всем прохожим. Значит, надо предварительно номер маскировать. И время. Пока затолкаешь её на заднее сиденье, пока перебежишь на свою сторону и усядешься за руль, кто-нибудь, кому больше всех надо, успеет стометровку пробежать. М-да… проблема.

Ещё через полчаса.

Подъезжает знакомая машина, выходит знакомый мужик, окидывает окрестности цепким взглядом. Не кипишуй, мужик, тут до фига машин стоит, не только моя. А я сейчас уеду. Как только ты в кафе зайдёшь. Стоп! А мужик-то сегодня не один. Второй только вышел из машины, оглядывает окрестности.

Через двадцать минут.

Удачно сегодня всё получилось. Проехал вперёд минут на десять и подождал в неприметном переулке. Тачка с красотками проследовала по главной дороге, мне осталось только осторожно вырулить за ними. И через десять минут, когда свернуть можно было только пару раз, и почти никто не уходил в сторону, засёк, как рыжая выходит из машины. Ага, знаю этот парк, гулял как-то со своей, ещё до Снежанки.

На одну хорошую новость – две плохие. Плохой это парк, не, для овец плохой, для меня. Полицейские посты каждые метров двести. И охранник у моей рыжей появился. Едрит мою Люсю! Шансы уменьшаются до нуля. Чтобы взять дичь с охраной, даже одним человеком, нужна загонная команда. Не мой путь. Хорошо, не судьба. Прощай, рыжая!

Возвращаюсь к машине. До выхода из парка отследил, дом, к которому направился рыжий объект, вычислил. Не судьба, но вдруг.

Снежанка улетела на море, в Испанию. Как там городишко? Коста-Дорада вроде. Отдыхай, любимая, я всегда буду тебя помнить. С квартиры я спрыгнул, живу дома, адреса она не знает. Да и узнает, кто её туда пустит? Идите, девушка, отсюда, у нас неприёмный день.

5 мая, понедельник, 13:30.

Лицей. Классный час в 7ИМ-3.

Поручение королевы надо выполнять. Пригласила с собой по четыре-пять человек с наших девятых классов. Но моих одноклассников ввалилось полкласса. Разместились весело, кто на полу, кто на коленях друг у друга. Семиклашки сияют от такого внимания старших.

– Человека можно представить в виде простейшей схемы, – рисую на доске крупно букву «Я» и внизу схематично «ручки-ножки-огуречик» человечка, – Я и моё тело. «Я» – это сознание, разум, личность. Тело тоже понятно что. Это весь ваш организм, юный и прекрасный.

Народ оживляется, я специально так делаю. Лекция не должна быть сухой и скучной.

– Вы, я вам это сообщаю официально, как подданные её Величества обязаны относиться к своему телу бережно и с заботой. Содержать себя в чистоте, в гигиеническом смысле. Многие из вас, почти все, этого не делают…

– Ваше высочество, мы что, по-вашему, грязнульки? – возмущается с камчатки Паша.

– Сейчас объясню. Одной из бед современного человечества является уязвимость зубов. Есть противное слово кариес, но это не единственная болезнь. Зато самая распространённая. Вот ты, Паша, спрашиваешь про грязнулек. А скажите мне, кто из вас после обеда полощет свой рот? Никто или почти никто. Кроме меня и её Величества. Но скажу по секрету, мы сами стали это делать относительно недавно, с неделю назад.

Даю паузу, народу надо немного пошуметь.

– Вот вам всем и первое поручение. С завтрашнего дня все после обеда к умывальникам. Полстакана воды хватит. Нет рядом стакана, ничего страшного, ополоснули руки и налили в пригоршню. Все должны выработать у себя такую привычку. После еды во рту неизбежно остаются мельчайшие частички пищи, которые спустя время начинают гнить и давать обильный корм вредным микробам.

– По-хорошему лучше вообще чистить зубы щёткой, но реально это трудно организовать. К тому же пользоваться зубной щёткой тоже мало кто умеет. Но это отдельная тема.

Пауза.

– Наш организм это целый комплекс систем. Костно-мышечная, нервная, кровеносная, лимфатическая. Есть ряд важных органов, без которых невозможна жизнь организма. Сердце, почки, печень и так далее.

– А от каких-то можно избавиться, – замечает Гри-Гри (одноклассник Гриндин Гриша).

– Да есть и такие, играющие вспомогательную роль, – соглашаюсь, это так, – без половины зубов люди живут, без аппендикса, гландов и желчного пузыря, без одной почки тоже можно жить. Аккуратно и с опаской, но можно.

– Итак, чтобы как можно дольше сохранить максимальную работоспособность вашего тела, его надо тренировать. И самая лучшая и универсальная тренировка всех систем – бег. Именно поэтому вы и носитесь по стадиону дважды в неделю.

Ещё поделилась одним способом тренировки кровеносной системы и стабилизации кровяного давления. Можно без нагрузок, а лучше при ходьбе, задерживать дыхание.

– Но главная тренировка не в этом! – предостерегаю сразу, – если вы сразу после задержки принимаетесь глубоко и с наслаждением дышать, то лучше совсем не начинайте. Сама тренировка начинается после того, как вы начинаете дышать. Дышать надо неглубоко и редко. Вам сильно захочется вдохнуть полной грудью, но это желание вы должны придавить. И в течение хотя бы пары минут дышать редко и неглубоко, оставаясь в режиме кислородного дефицита.

Пауза. Осознали? Продолжим.

– Что в это время происходит? Организм при дефиците кислорода начинает расширять сосуды. А ещё он получает стимул для развития кровеносной системы. Горцы, например, так тренируются постоянно. Просто по условиям жизни. Поднялся в горы, а на высоте воздух более разрежённый, кислорода меньше. На высоте организм находится в режиме кислородного голодания, и ему приходится наращивать мощь и эффективность кровеносной системы. Сосуды расширяются. Спустился с гор, кислорода больше, сосуды сужаются. В результате у горцев очень эластичные и крепкие сосуды. Они практически не страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями в отличие от равнинных жителей.

Лекция это хорошо и замечательно. Медицинского многопрофильного центра я заменить не смогу. Но Ледяная права, что-то можно сделать самим и даже очень многое. Пока один способ вижу выполнить приказ королевы – внедрять полезные привычки. Девочками мы и так занимаемся, сбрую, как у меня, приобрели все.

После нашего кафе меня сопровождает охранник Гена. Работа не бей лежачего, раз в день сопроводить меня от кафе до дома. Папахен озаботился.

7 мая, среда, время 09:50

Особняк в посёлке в 35 км от Московского Кольца по Ленинградскому шоссе.

Алекс Прохоров.

– Скидка в пять процентов вам, Пётр Валерьевич, как раз пригодится, чтобы ремонт отметить, – сдержанно улыбаюсь хозяину.

Нравятся мне такие клиенты. Да он ещё моего отца, как оказалось, знает. С меня ростом, не приходится задирать или опускать голову, чтобы разговаривать. Приятное лицо, не без строгости, но приятное. Сильно удивился скидке, так что пришлось объяснить, что работнички слегка налажали. Невооружённым глазом ни за что не заметишь, так у меня-то вооружённый! Увод в пару миллиметров плоскости кафельной стенки мелочь, другие, даже мастеровитые шабашники, если не выпрыгнут за полсантиметра, гордятся. Но у нас такая технология, что я даже представить не могу, как они это сделали!

Идём по плиточной дорожке к кованым воротам.

– Только женщинам своим не говорите про эти мелочи, Пётр Валерич.

– Не учите меня жить, молодой человек, – улыбается хозяин, – я им правду скажу. О том, что ваши допуски в два раза меньше, чем у остальных, самых лучших фирм.

У-ф-ф-ф! Наконец-то расстаёмся, человек приятный, но долго улыбаться мне трудно. Гораздо легче другое, например, «обрадовать» свою бригаду тем, что вместо двадцати пяти процентов премии они получат только пятнадцать. Скидку-то я дал не за счёт своей доли.

– Иди назад, я порулю, – беспрекословный Стёпа отправляется назад.

Не самый приятный парень, Степан Махотин. Забрал его из одной бригады по просьбе старшего.

– Ничего такого не скажу, Алексей Александрович, крепкий парень. Два мешка цемента принести, запросто, даже не крякнет. Но мутный какой-то. С ребятами почти не общается, в глазах что-то нехорошее…

Вот и забрал к себе, водителем. Нахрен мне водитель не нужен, но сопровождающий сгодится. Как экспедитор в не слишком ответственных делах, короче, давно нужен мальчик на побегушках. Неразговорчивый? Так это плюс! Дюжий? Может, если что, мне шею свернуть? Может. Только я скорее ему лезвие в глаз воткну. Первый раз что ли?

А когда выяснилось, что он сидел, вопрос был решён окончательно. Долго, целых пару минут, не хотел говорить, за что.

– Жену придушил, тварь ебл… – выдавил он тогда из себя несколько слов, – ноги раздвигала перед кем попало.

Голос был удручённый, наверное, думал всё. Накрылась какая-никакая работа. Поэтому моё решение взять его водителем-экспедитором на побегушках вызвало робкую радость. И зарплата всего в тысячу рублей не огорчила. Лучше, чем ничего. И последние мои слова воспринял правильно.

– Хорошо, что ты сидел. Если что, я тебе просто кишки наружу выпущу, никто тебя искать не будет. Такое будет у тебя увольнение. Хорошо меня понял?

В глазах увидел то, что надо. Школу жизни парень за решёткой прошёл, знает, кому и когда надо подчиняться. Волк против леопарда слабоват будет. Да по характеру он и на волка не тянет. Так, усмехаюсь про себя, гиеновидная собака. Хотя всё это не важно, главное, что все эти волки и собаки звери стайные, привычные подчиняться вожаку.

И мне нужен помощник! Задолбался я один суетиться.

До выезда на шоссе пара километров, и что за девушка к нему идёт неторопливо? «Самара» мягко шурша шинами, замедляет ход, останавливается. Красивая девушка лет около двадцати в сарафанчике чуть выше колен. Стёпа сзади зачем-то начинает возиться.

– Стёпа, тихо сиди. Не отсвечивай.

Опускаю стекло, вопросительно гляжу на хорошенькое личико, в облаке светло-русых волос. Тёмненьких предпочитаю, но когда попадается такая красавица, всё равно, какая масть.

– Вы в Москву?

И голосок приятный, а в серых глазках и без подводки красивых что-то такое чувствуется. Мы, – не сами по себе мы, а, как мужчины, – для неё клиентская база. Интересно, у меня есть нечто похожее, когда я гляжу на потенциальных заказчиков. Надеюсь, нет.

Чувствуется сомнение, оценивает опасность с нашей стороны. И не будь я так безразличен к её решению, точно отказалась бы садиться в машину.

– Да, – после слегка затянувшейся паузы, – подвезёте?

Открываю дверцу, девица ныряет на место рядом со мной, возится с ремнём безопасности. Птичка в клетке. Хотя я не решил ещё, нужна мне эта птичка или нет. С профессионалками забавляться, как пшённую кашу есть, без соли и масла. Никакого удовольствия.

Едем. Выруливаем на шоссе, девушка успокаивается окончательно.

– Что, с клиентами не срослось?

– Да попадаются иногда козлы всякие! – с чувством отвечает, с эмоциями. Не заплатили что ли? И только после ответа осознаёт, что проболталась, практически декларировала свою профессию. Хм-м, а зачем скрывать? Смотрю оценивающе, встречаю дерзкий прямой взгляд.

– И сколько за час?

– Триста, – недолго думала. По внешнему виду судя, не врёт.

– А за двоих?

– Пятьсот. Вообще-то двойная оплата полагается, но всё-таки домой подвозите… но деньги вперёд и презервативы обязательны.

– Да я так, теоретически… – слышу вздох разочарования сзади.

Не стал бы её покупать, к профессионалкам обращаюсь, когда совсем припрёт, а до этого ещё далеко. Хотя уже поздняя весна, девки давно разделись, светят и дразнят своими коленками и другими частями тела на каждом шагу. Но я забегался в последнее время, да и слежка эта…

Так, а вот этот съезд я помню. Был здесь разок. Притормаживаю, сворачиваю.

– Вы куда? – вскидывается наша пассажирка. Останавливаюсь. Скандалов нам не надо. Да и сама она, не очень, если честно. Это Стёпа там что-то вздыхает.

– Тут озерцо есть, очень симпатичное. Окунуться хочу. Но ты можешь нас тут подождать. Через полчаса вернёмся.

Но вид её ножек подталкивает на непредвиденные расходы. Достаю пятисотку, самую крупную купюру.

– А давай мы тебя наймём на часок, – вынимаю небольшую упаковочку оттуда же, из сумки на поясе, – зачехлиться есть чем.

Привычный найм девицу успокаивает. Удивительно. Кто нам помешает после всего дать ей по башенке и отобрать деньги? Если мы что-то задумали, то разве нас остановят выданные ей деньги? Но вот поди ж ты, успокаивается.

Притормаживаю. Колею впереди выбили несуразно глубокую. Выгоняю Стёпу с лопатой, обрушить вниз стенки выдавленного и схватившегося жарой грунта. Иметь под рукой подчинённых очень удобно.

Стёпа недолго пыхтел. Провал в колее около метра, а парень он дюжий. Стою у машины, наблюдаю.

– Сруби вот этот гребешок, а то днищем задену, – через полминуты можно ехать.

– Молодец! – хвалю парня, когда мы уселись, выдаю ему пакетик с кругленьким колечком из латекса, – держи. Честно заработал на девушку.

Честно заработанная девушка чуть усмехается. Я ж не знал, что так получится. Даже немного жаль, что так вышло.

Озерцо на месте, вода прозрачная, кое-где мальки шныряют, солнце светит и греет щедро. Красота! Раздеваюсь, приятно холодит ноги чистая вода, омывающая крупную гладкую гальку.

– Степан! Составишь компанию?

– Не, шеф, такую воду даже пить простудишься.

Не хочет, обалдуй. Не понимает, какой это ударный кайф. Разбежаться и прыгнуть, у-у-у-х-х! Ф-р-р-р! Действительно, холодная, так что плавать не стоит. Отфыркиваюсь на бережке. Как хорошо-то! Отряхиваюсь, захожу за машину, трусы надо отжать, а то брюки намокнут.

Красота! Щурюсь на небо, неторопливо одеваюсь. Настроение с утра всё поднимается и поднимается. То рывками, то непреклонным эскалатором, но исключительно вверх. Выгодный заказ закрыт, расчёт произведён. Бригаду придётся немного обидеть, это минус, но не мой, ха-ха-ха! Погодка замечательная, вода – прелесть, оплаченная красотка под боком… кстати, а где она?

Пока купался, обсыхал и одевался, эти двое куда-то исчезли. Настроение вверх ползти перестало, но и вниз пока не торопится. Степашка меня опередил? Это наглость, но с другой стороны, нет для начальства лучшего, чем виноватый подчинённый. Лишь бы особого ущерба не было. Так что уравновешивается всё.

Так, а куда они всё-таки скрылись. На песочно-галечный бережок наступает заметно подросшая трава, которая за минуту не встанет, если по ней пройтись. Прибрежный лужок пересекает довольно заметная трасса примятой травы, заканчивающаяся в окружающем озеро леске. Пойду-ка скажу им своё веское «фе!».

Степан Махотин.

Степан рычал, вбивая в мягкую травку уже безвольное девичье тело. Только несколько секунд назад агония, которая куда слаще пошлого оргазма, прекратила восхитительные корчи и судороги. У-у-у-х-х! Степан замер, переживая полёт в пропасть после волшебного взлёта. А какое наслаждение смотреть в глаза, наполняющиеся ужасом, чувствовать, что, хоть на несколько секунд, она в твоей полной власти. Можно лишить жизни, а можно помиловать.

Хлоп! Хлоп! Хлоп! Степан подскакивает от неожиданности, лихорадочно подтягивает спущенные до колен штаны.

– Браво, Стёпа! Но на «бис» вызывать не буду, дублёрши у меня для тебя нет, – на него с презрительной насмешкой смотрит Алекс. Это он, лениво опираясь на белоснежный ствол берёзы, аплодировал только что своему помощнику.

– Шеф, шеф, погоди… – Степан застёгивается, кляня про себя непослушные, трясущиеся пальцы. Чего он припёрся? Сейчас бы вышел, сказал, что Алина, так она назвалась, ушла и дело с концом. Оттащил бы вон в те кусты, он что, искать бы стал? Ну, раз пришёл, то сам и виноват. Можно попробовать договориться, но если нет…

– Шеф, прости, не удержался! Месяц бабы не было, а тут такая… – Степан упрашивает начальство, потихоньку пододвигаясь всё ближе, – только не сдавай меня, прошу!

Шеф глядит, сузив глаза. Нехорошо глядит. И молчит нехорошо. Ну, как хочешь, было бы предложено… ба-а-а-м! И броситься не успел, как унесло назад. Ещё и тёлка эта под ногами…

Споткнувшись о девушку, Степан опрокинулся на спину. И удар вроде не такой уж сильный.

– Тут точность важна, – любезно отвечает его мыслям Алекс, – только такие тупари, как ты, думают, что сила это главное.

Ха-а-а-к! У-у-у-х, бля! Каблуком по рёбрам это больно. Степан быстро перекатывается и легко встаёт. Алекс не находит нужным за ним скакать и бегать. Начальство оно такое, всё важность норовит блюсти.

– И всего-то просил, чтобы легашам не сдавал… – рычит Степан, – ну, как хочешь…

Он бросается вперёд, да с уклонами, ему только бы дистанцию сократить. Один удар приходится в живот, больно, но пресс не пробит. Второй рикошетит чуть выше виска. Всё! Два покойника – один ответ, шеф прижат к дереву. Левой рукой его правую, правой за горло.

– Ну, вот и всё, шеф, – рычит Степан, – живьём тёлку не попробовал, зато полежишь с ней вместе. Очень долго.

Только почему-то страха в глазах шефа не видать. Холодное презрение и всё. Что, смерти не боишься?

– К-х-м, ш-што и совесть даже не кольнёт? – начальство шутить изволит? Перед смертью? Силён!

– Говорят, к-х-м, – шеф изо всех сил напрягает шею и давит на руку подбородком. Пустые хлопоты.

– Говорят, совесть в сердце колет, но до сердца я потом доберусь, к-хм… тебя она сейчас в печень ударит.

Степан замирает, чуть скашивает глаза. В бок действительно упёрлось что-то очень острое. Он инстинктивно пытается отодвинуться, но колющее ощущение не проходит.

– Нет-нет, к-х-м, стой спокойно, – глаза Алекса ни на грамм не изменяют своего выражения. Такое же холодное презрение.

– К-х-х, и пальчики ослабь, – эту команду тоже пришлось выполнить.

– Вот теперь поговорим, – шеф ухмыльнулся как-то совсем гадко. – Придушить ты меня можешь. Только затратишь несколько минут, а мне две десятых секунды хватит, чтобы твою печень на шампур насадить.

Прав он, прав, сука! Конечно, могу и кадык ему вырвать, но он быстрее меня нашинкует, я уже на пере сижу, – в голове Степана бушует паника.

– Шеф, давай разойдёмся по-хорошему. Я тут всё приберу, а ты легавым меня не сливаешь.

– И становлюсь твоим сообщником? И что я буду с этого иметь, кроме проблем? Нет! По-другому сделаем.

– Как? – пальцы уже убраны от горла и не держит Степан шефа, но острие стилета по-прежнему упирается в бок.

– С этого момента ты делаешь всё, что я скажу. Без разговоров и споров…

– Если легавым не сдашь…

Алекс, уже по-хозяйски разворачивает Степана, теперь он стоит спиной к берёзе, а стилет щекочет его под подбородком.

– Стёпа, никаких если. Скажу сдаться полиции – пойдёшь и сдашься. Последний раз спрашиваю: подписываешься или нет?

– А если нет?

– Прирежу, – в глазах шефа никаких сомнений и комплексов.

Алекс Прохоров.

А куда он денется? Никакие, самые естественные, условия мне принимать нельзя. На кой мне условное подчинение, мне нужно абсолютное. Иначе, иди туда же, по тому же маршруту, по которому девицу отправил. Мне даже ничего за это не будет. Застал на месте преступления, подвергся нападению, при самозащите прихлопнул маньяка. Помурыжат, конечно, но отпустят. Близких родственников у него нет, чтобы превышение самообороны мне приклеить. Так что я и не рискую ничем.

Пришлось задержаться. Тиха украинская ночь, но тело надо перепрятать.

Идём вглубь лесочка.

– Давай здесь, – хорошее место, не пригорок, не низинка, кусты всё закрывают. Стёпа с облегчением кладёт девицу.

– Кстати, деньги у неё забери… давай сюда, – взамен отдаю лопату. Забавно. У девицы только мои пятьсот рублей, больше нет. Всё ясно, зафрахтовали на ночь и не заплатили. Вот она и недовольна была. Скорее всего, она без прикрытия работала, что нам на руку.

Сам он всего не сообразит, слишком тупой. Поэтому и пришлось с ним идти. Яму надо копать не меньше метра глубиной, при засыпке утрамбовывать, грунт ляжет плотнее, горба не будет. Предварительно дёрн срезать, потом обратно уложить. Землю на кусок брезента, опять-таки, чтобы следов раскопок не было. Чёрта с два бы он додумался.

Больше часа ушло на земляные работы. Но Стёпа пашет с энтузиазмом. Сильно он мрачный был, пока мы не пошли обратно от машины с лопатой и брезентом. Только тогда сообразил, что к чему.

Едем домой.

– Стёпа, – надо расставить точки над всеми «ё», – ты понимаешь, что накосячил? Во-первых, влез на девицу поперёк начальства. Во-вторых, мне ничего не оставил. И самое нехорошее: напал на меня.

Угрюмо молчит, крыть нечем.

– За всё это плата одна, Стёпа. Семь бед – один ответ. И эта плата – твоя жизнь. Сейчас вот выведу тебя из машины, ткну ножичком и уеду. А ты даже пальцем не пошевелишь против. Тебе всё ясно?

Кивает. Морда мрачная такая, но кивает. Настроение снова улучшается. Пословица «то ни гроша, то вдруг алтын» мне не подходит. У меня другое. Сто рублей в кармане и вдруг клад. Ни за какие деньги на всё готового помощника не купишь. Нет таких магазинов. А мне – повезло.

10 мая, суббота, время 15:35

Москва, «СМЭ № 3».

– Хороший аппаратик, – показываю укушенным пирожком в сторону «Ангары», красивой и компактной печатающей машинки, – но это уже вчерашний день.

– Вот так, Стеллочка, – «грустно» обращается к помощнице Кругленький, – вот так работаешь, работаешь, честно и не жалея сил, а тебя – раз! И во вчерашний день запишут. И-и-е-э-х!

«Грусть» не мешает Семёну Григорьевичу добить пирожок, – с мясом, между прочим, – и накинуться на следующий. Стелла оказывает почтительные знаки внимания пирожкам с яблоками. Мне одного хватит, я не питаться сюда пришла.

– Вам надо компьютер купить, – предлагаю я и осматриваюсь, – вот только куда его поставить?

Меня смущает обилие кафеля, как в душевой. Проясняю вопрос, точно! Санитарка тут, не стесняясь, поливает всё из шланга.

– Да мы, бывает, и сами грешны, – признаётся Кругленький. – Но ты ж понимаешь, кровищи, иногда, кровищи… не руками же тряпкой возить, да выжимать.

– Ты лучше скажи, когда на работу выйдешь? – Кругленький, несмотря на отсутствие в своём прозвище острых выступов, ставит вопрос ребром.

– Последний день учёбы – 25 мая, несколько дней надо дух перевести… с 1 июня давайте?

– Свершилось! – торжественно поднимает палец вверх, а потом наклоняет его к Стелле, – исполнилась твоя заветная мечта уйти в отпуск в июне. Падай ниц! И целуй ноги этой чудесной девочке.

На последней фразе Кругленький снизил изначальный пафос до мелкой обыденности.

– Не надо ноги, – смущаюсь изо всех сил, и протягиваю Стелле руку, с поблескивающими следами жира от уничтоженного пирожка, – достаточно руку моему высочеству облобызать.

Кругленький фыркает от приступа восторга, Стелла опасно сверкает глазами, но наклоняется к моей руке и вдруг страшно обнажает зубы. Одёргиваю руку, непроизвольно взвизгнув. Кругленький заходится от хохота. Мы со Стеллой хихикаем.

Но насчёт компьютера надо что-то придумать. Это не дело, всё на бумаге хранить. Я уже давно оценила возможности структурированных баз данных.

20 мая, вторник, 13:01.

Лицей. Столовая.

Сидим, едим, никого не трогаем. Контрольная неделя идёт, все подданные нашего королевства в мыле. Работают упорно и с огоньком. Наши семиклашки полны энтузиазма, и троек вроде не предвидится. Мы с Ледяной решили, что свирепствовать в случае чего не будем. Учителя тоже люди, и кто-то может повредничать на ровном месте по настроению, проявить излишнюю строгость. Короче, мы намекнули, что форс-мажорные обстоятельства будут учитываться её Величеством. Нам главное, чтобы честно упирались изо всех сил.

Одно время, пару дней я это терпела, меня мелочь задёргала. Чуть что непонятно в учёбе, бегут ко мне. Пришлось прикрепить официальных консультантов и ознакомить с порядком.

– Народ, так нельзя. От моего высочества скоро мокрого места не останется, – объясняла я мелочи. – Если что непонятно, первый к кому вы должны обратиться – учитель. Не получается? Ему некогда или всё равно не доходит – к одноклассникам. Опять затык? Идёте с тем, кто вам объяснял, к Зильберману или Лейбовичу, они у нас самые умные. И вот если и они не смогут, тогда ко мне.

Короче, выстроила бюрократическую лесенку.

Контрольные редуты беру без проблем. Даже по русскому за четверть пять выходит. За год, к сожалению, нет. Ледяная и за четверть до пятёрки не вытянула. И по аналитической геометрии провалилась. У неё никак одновременно по физике и геометрии добиться пятёрки не получается. Выйдет пять по физике, как в этой четверти, значит, по геометрии – четыре. Пятёрка по геометрии, как в прошлой четверти? Тогда по физике – четыре.

По итогу года я и два жидомасона в числе лучших среди девятиклассников-математиков. У нас по одной четверке, только у них – по физкультуре. Слабаки. В физическом смысле.

Итак, сидим, мирно обедаем, никого не трогаем. Как вдруг. Иногда в жизни случается «вдруг». Когда хорошее, когда плохое. Сейчас нейтральное.

– Кажется, к нам гости, – замечает Гоша. Он сегодня в ближней охране.

По залу, выстроившись в форме снаряда, – четверо попарно и один впереди, – на нас нацелилась делегация.

– Гостям мы всегда рады, – смотрю на соседний столик, потом оборачиваюсь на другой. Мне больше ничего не надо делать. Когда делегация останавливается у нашего столика, сбоку к ним подходят. Одна пара с одной стороны, другая – со второй. Они ничего не делают, стоят и внимательно смотрят. Плюс за нашим столиком ближняя пара разворачивается к ним лицом. Тоже ничего не делают, только внимательно следят.

Обычного человека такие заслоны напрягают. Сразу все понимают, только попробуй дёрнись. И разговаривать начинают максимально вежливо. Один раз я так хохотала, когда подошёл молодой парнишка и очутился в кольце охраны. Он так растерялся, а оказалось, что он учитель, студент-практикант. Мы его не знали, потому парни среагировали по протоколу для незнакомцев. Педагоги-то, конечно, имеют право к нам подходить беспрепятственно.

Ребята наши стали заметно здоровее. Они даже взрослых крепких мужчин заставят задуматься, если что. А уж этих… одними взглядами задавят.

– Молчанова, у нас к тебе только один вопрос, – с претензией на апломб начинает лидер группы. Это парни из 10ЮП-1, параллели наших основных оппонентов.

– Зачем ты это сделала, Молчанова? Тебе врагов мало, ты их сотнями коллекционируешь? – худощавый, среднего роста симпатичный паренёк волнуется.

– А о чём речь? – лениво полюбопытствовала я.

– Не делай вид, что не знаешь! – запальчиво интригует меня парнишка. А я не буду заинтриговываться.

– Не хочешь говорить, не надо, – я равнодушна, как сфинкс, – если я что-то сделала, значит, так надо было.

– Кому надо было?!

– Мне, друзьям, – немного подумав, добавляю:

– Родине. Нужное подчеркнуть.

– Коля говорит про интервью, которое ты зимой журналистам дала, – рассудительно поясняет мальчик повыше из-за спины взволнованного и слегка сбитого с толку Коли. – И сказала там, что всех нас надо из Лицея отчислить.

– А-а-а, вон вы про что! – радуюсь я раскрытию тайны, – и что такого? Мы живём в свободной стране, каждый имеет право на своё мнение. Меня спросили, что я думаю – я рассказала. Честно и открыто. Какие ко мне могут быть претензии?

– Ты рассказала, а нам теперь… – Коля расстроенно машет рукой и вся компания уходит. И мы вслед за ними. Обед закончился.

– Неплохой нам юристы десерт организовали, – делюсь мнением с Ледяной, та величественно кивает. Парни вокруг нас дружно ухмыляются.

– Я прямо вот довольна. День удался, – парни начинают ржать. Особенно после комментария откуда-то вынырнувшего Паши:

– Сделал ближнему гадость – поселилась в сердце радость.

Ещё шестой урок, потом тренировка, так и вылетело у меня из головы: а чего они вдруг возбудились? Понятно, что мой выстрел из прошлого достиг цели, но куда я попала и каков результат?

25 мая, суббота, 09:15.

Лицей. День последнего звонка.

Стоим на торжественной линейке на большом плацу. Главное здание ограничивает его с трёх сторон, оно у нас форму буквы «П» имеет. Всё, как всегда. В старой школе примерно то же самое было. Директор бла-бла-бла, потом завуч бла-бла-бла, и последней строгая дама из департамента образования бла-бла.

– А вот это интересно, – негромко говорит Ледяная. На вопросительный взгляд поясняет:

– Всегда юристы это делали…

По всему периметру в это время идёт парочка. Парень из выпускного класса и мелкая девчонка из седьмого, самого младшего класса. Моложе у нас нет. Держат вместе большой колокольчик и обзванивают всех нас.

Феноменально многословная Ледяная нашёптывает мне в ухо:

– Каждый год юрист выпускник выходил. Девочку выбирают по фактуре, а мальчик – всегда юрист. Понимаешь?

Медленно, синфазно с приходящим в голову пониманием, киваю. Нынче мальчик из научников, а девочка, кажется, из наших. Юристов нет, и Ледяная считает это знаком. Юристы в опале? Это поэтому они так возбудились?

Сегодня солнечно и тепло. Мы с Ледяной греемся не только в лучах ласкового солнышка, но и под горящими взглядами одноклассников. И не только одноклассников. Пялятся на нас все, кто может разглядеть. Кой когда даже взгляды мужчин педагогов ловлю. Вчера Ледяная позвонила мне домой и спросила, что я надену и какого цвета?

Костюм в комплекте сшортами я надела. Шортики широкие, издалека можно принять за короткую юбку. В таком элементе есть неоспоримое преимущество: ветер подол не задирает в виду его отсутствия. Босоножки на среднем каблуке под ремешок, бежевые тонкие колготки, – я опасаюсь солнца, – плюс лёгкий жакет с длинным рукавом и образ готов. Ледяная нарядилась похоже, тоже в шортах, но колготки жемчужно-серого оттенка. Тоже солнца боится, так бы мы с удовольствием ноги голыми оставили.

(примерно такой прикид у Даны. Автор)

– Девчонки, какие же вы сегодня… – раздаётся сзади нас стон восхищения.

– Продолжай, не останавливайся, – бросаю через плечо. По классу прокатываются смешки.

Линейка заканчивается, класс за классом мы уходим в актовый зал. Мы впереди своих парней, движение только в одну сторону, поэтому силового авангарда сегодня нет. Мальчишки выстроились сзади и по бокам.

В зале нас, самых отличившихся, человек десять награждают грамотами за успехи в учёбе при отличном поведении. Любопытненько! Видать, историю, когда я одному юристу в глаз зарядила, замяли. Аплодисментов я срываю заметно больше, чем остальные. Только юристы безмолвствуют. Кстати, ни один юрист грамоту не получил. У них что, ни одного отличника нет?

– Тоже странно, – шепчет Ледяная, – юристов всегда было больше всех. Им учиться намного легче.

Странности чуть позже объясняет директор. От приставки «ио» он как-то незаметно избавился. А пока займусь текущими делами. Оборачиваюсь назад.

– Передайте мелким, чтобы в холле или на улице нас подождали.

Своим подданным надо напутственное слово сказать. Не просто же так на каникулы разбегаться.

Завершающее слово берёт директор. О, как интересно! Переглядываемся с Ледяной, по залу разносится шумок. Так вот почему юристы так огорчились! Это, конечно, не под зад коленкой, но хоть что-то…

Конец главы 14.