10 ноября, суббота, время 10:20
Лицей, третий урок, алгебра.
Улучила минутку и в паузу между разбором задач вытаскиваю зеркальце. Пальчиком подправляю ресничку, но на самом деле смотрю на класс. Контрольное движение, фиксирую реакцию шести человек. Ещё не всех вижу. Многовато.
Изучаю внимание мальчишек к нам. На данный момент, ко мне, ножки Вики не увидишь, это я с краю сижу. Смотрели в мою сторону многие, но движением глаз, когда чуть шевельнула ногой, выставив её немного в проход, отметились шестеро.
Прячу зеркальце. Очередная задачка… сейчас мы её распотрошим. Тихо переговариваюсь с Викой, я чуточку быстрее соображаю в точных науках. Апполинариевна бросает на нас взгляд и тут же теряет интерес. Отучила я её замечания нам делать. Как и других учителей. Конкретно Апполинариевну выстроила жёстким вопросом, когда она стала доставать нас с Викой замечаниями за разговоры.
– Ирина Апполинариевна, зачем вы запрещаете нам с Викой Конти осваивать ваш предмет? Иногда я Вике что-то подсказываю, иногда она. Если вы не хотите, чтобы мы понимали ваш урок, то в чём смысл вашей работы?
Ничего вразумительного, естественно, она ответить не смогла. И приставать к нам прекратила. А нечего тут…
На переменке.
– Вика, нам надо прекращать в коротких юбках форсить, – Ледяная ждёт, что скажу дальше, – я прямо чувствую, что успеваемость готовится уйти в штопор.
Делюсь своими наблюдениями.
– Ты – первая, – отдаёт мне инициативу. Соглашаюсь. На уроках именно я внимание отвлекаю, Ножки Вики в это время для просмотра не доступны.
Это мы быстро перебросились мнениями, и я принимаюсь за дело. Третий день таскаю с собой фотоаппарат, и вот момент пойман. Учителей никого, перед кабинетом – пикет, вокруг только доверенные люди. Быстро насаживаю кольца для макросъёмок. Встаю над столом делаю несколько снимков первой страницы, потом последней.
– Неправильно вы, ваше высочество, делаете, – замечает Гоша, худощавый, среднего роста брюнет. Реагирую быстро, сую фотоаппарат ему.
– Действуй.
Гоша быстро компонует кольца по-другому. Для того, чтобы отдалить точку съёмки. На ходу поясняет:
– Когда близко снимаешь, резкость по краям кадра размывается. Надо увеличить расстояние, тогда разница от объектива до центра и до краёв станет меньше. И глубину резкости лучше увеличить…
Объяснения делу не помеха, Гоша быстро отснял нужные страницы с разной экспозицией.
Я сразу после снимаю кольца. Это пока тренировка, журнал-то нашего класса. Я выхожу на тропу войны, вывожу бронепоезд с запасного пути. Папочка дал мне полный карт-бланш, ещё в воскресенье.
4 ноября, воскресенье, время 21:30
Квартира Молчановых, комната Даны.
– Не прошло желание отомстить директору за лишение вас первого места? – папахен стоит сзади, пока я навожу вечерний туалет.
– Нет. Это же не личное, он весь наш класс за борт выбросил. Вика тоже за.
– Тогда нет никаких препятствий, – по тону видно, что папахен доволен. – Тебя интересует мнение моего ордена?
– Ну, па-а-а-п! Как оно может меня не интересовать?
– Мой шеф велел передать тебе одно слово, – положив руки мне на плечи, наклоняется и негромко произносит это слово в ушко.
– Твой шеф совсем уже, пап… – слегка ёжусь от щекотки при токах воздуха в ухо, – я ему что, бойцовская собака по команде «фас!» на всех бросаться…
10 ноября, суббота, время 10:48
Лицей, конец перемены после третьего урока.
Пока английский не начался, вспоминаю, что сказал папахен. Так-то он прав. Чем короче команда, тем лучше. Пожалуй, я даже на вооружение её возьму, в моём мире не поймут, что это собачья команда. Война дело такое, кто быстрее, тот и побеждает. Давно это знаю. Как можно перевести короткое «фас» на человеческий язык? Допустим, так: «В атаку! Пленных не брать!», целых семь слогов против одного. Лишняя секунда на получение команды, за это время лёгкий пехотинец до десяти метров преодолеет. А конный – до двадцати.
«Фас» можно перевести так: рвать всех подряд насмерть. Врагов всех подряд, понятное дело. Действительно, здорово. Хорошо, когда руки не связаны, кроме естественных ограничений.
Заходит англичанка, мы встаём, садимся, дежурный довольно бойко выдаёт доклад по-английски. Надо всем сообщить, что сегодня внеплановый классный час. Санкция сверху получена, Ледяная одобряет, остаётся довести до личного состава высочайшую волю…
– Мисс Молчанова, хау мач тайм?
Чего это она? Прокручиваю запись, а, понятно. Дежурный при докладе ошибся с формулировкой. Поправим…
10 ноября, суббота, время 13:10
Лицей, время шестого урока.
Шестых уроков по субботам не бывает, для облегчения учебного напряжения перед выходным. По понедельникам тоже пять уроков, но обычно классный час все в это время устраивают. В итоге, воскресенье обрамлено облегчёнными днями, что создаёт хоть какой-то ритм.
– Дана, мне кажется, ты слишком круто поворачиваешь, – Яша Зильберман, если не брат Лейбовича, хотя бы двоюродный, то я ничего в людях не понимаю. Впрочем, их семитские черты объединяют и общий вид субтильного интеллектуала.
Тревожный звоночек. Я заигралась? Привыкла ненароком думать, что под рукой у меня именно подданные, которых можно считать личным составом под присягой? Не важно. Новобранцы даже под тремя присягами всего лишь новобранцы, которые наверняка побегут в первом же бою. Серьёзных дел мы не проворачивали.
Настораживает, что он меня по имени назвал и теперь поблёскивает на меня своими интеллектуальными линзами. Намекает, что все эти «высочества» и «величества» всего лишь весёлые, но детские игры. И негоже из песочницы бросаться в бой, размахивая пластмассовыми совочками.
– Яша, есть альтернативные идеи? – на бедного Яшу уставилась не только я. Он очутился под прицелом всего класса, в том числе, Вика смотрит на него немигающими глазами. Даже меня пробирает, когда она смотрит так. Но, видимо, у Яши волшебные линзы в очках. Отражают выстрелы взглядов, как щит из танковой стали простые стрелы.
– Есть, – говорит этот интеллектуальный хмырь и вдруг излагает совершенно убойное предложение. Сама чувствую, как разгораются мои глаза. Пуская ими зелёные блики по классу, выруливаю прямо к нему, сопровождаемая шлейфом взглядов почти всего класса.
– Это замечательная мысль, Яша, – моя рука уже на его слегка дрогнувшем плече, наклоняюсь и легко целую его лоб. Вот теперь посмотрим, какой ты непробиваемый! Защитят ли тебя зачарованные линзы, хи-хи… При таком близком контакте я обдаю визави лёгким запахом очень дорогих духов. Лёгкий дурманящий (как утверждает Эльвира) запах, поцелуй, очень близко мои глаза и вообще лицо. Давай, попробуй устоять! Такой же почти незаметно глазу раскачивающейся походкой под вздох всего класса возвращаюсь на авансцену, к доске.
– Идея напрячь своих родителей, которые затерроризируют директора своими звонками или даже визитами, замечательная. Обязательно её используем. Но сначала общий стратегический план.
Прошлась немного, надо делать паузы для большего воздействия. Длинные доклады неизбежно навевают скуку.
– Вы должны понимать, что это всего лишь артподготовка. Она заставит директора нервничать, терять самообладание, но никаких результатов мы не добьёмся. Артподготовка она и есть артподготовка.
Пауза.
– А какого результата ты хочешь? – сразу несколько человек спрашивают вразнобой, но одновременно.
– Мы, дорогие мои, мы хотим, – поправляю я, – Минимум – наш законный приз, путёвка на кремлёвскую ёлку. Максимум – снять директора с его поста.
Пауза. Молчание.
– Как-то ты слишком, Дана, – бормочет Паша.
– Директор второй раз пытается пожертвовать нашими интересами в угоду своим. Напоминаю,первый раз мы победили. Вы – наивные детишки, если думаете, что на этом кончится. Если мы уступим без боя, без боя с предельным ожесточением, он ещё не раз на нас оттопчется.
– Вряд ли… – бурчит Яша. Вообще-то он прав, поостережётся директор с нами связываться. Но мне очень не хочется упускать такую вкусную возможность подраться.
– Яша, ты сам предложил нанести сильнейший удар по директору, – напоминаю события трёхминутной давности. – Странно тут же слышать от тебя намёки на отступление. Ограничившись действиями родителей, мы сведём всё к пошлой мелкой мести, приличной только маленьким детям. Нас обидели – мы с плачем бежим к папочкам и мамочкам.
Пауза.
– Предлагаю сначала определиться. Обозначим пределы, до которых можем дойти. Я повторю свой вопрос двухмесячной давности. Кто готов, если до этого дойдёт, положить на стол директору заявление об уходе из Лицея?
– Повторяю. Это крайняя мера, очень мощная. После этого директор вряд ли удержится на своём месте, шум поднимется на всю страну, – я мечтательно улыбаюсь. – Но мы обязаны быть готовыми ко всему. К реальному уходу из Лицея!
Пауза. Я медленно поднимаю руку. За мной Ледяная. За нами, кто-то решительно, кто-то сомневаясь, тянет руку один за другим.
– Секретарь! – обращаюсь к старосте, он у нас под таким званием ходит, – всех переписать, кроме нас с Ледяной. Список озаглавь…
Намеренно делаю паузу и громко:
– Лейб-гвардия!
Королевский секретарь, в миру просто Дима, переписывает семнадцать человек. Блеск! Нет, я сначала огорчилась наличию шестерых потенциальных дезертиров во главе с Яшей, затем вспоминаю процент выхода опытных бойцов из призванных ополченцев. Из моего опыта, чужого опыта, опыта других рас и народов. Речь не о пролитии крови, но всё равно, одна отбракованная четверть – везде и всюду замечательный результат. Намного чаще происходит наоборот.
– Утверждаю, – роняет Ледяная.
Но никто не отказывается подписать жалобу на действия директора в министерство просвещения. Как и обращение в газеты, если министерство попытается жалобу замылить. Я выдыхаю. Боялась, что кто-то даже на это не согласится. Но нет, пожаловаться могут даже те шестеро детишек.
Потом обсуждаем порядок артподготовки. Инструктирую.
– Не надо удерживать родителей от немедленного звонка. Поэтому говорите им не сразу и не одновременно. Давайте распределимся. Вы, третий ряд, извещаете родителей в понедельник… нет, завтра, в воскресенье. Второй, вы – во вторник. Вечером. Первый, а значит и мы с Ледяной – в четверг. Запишите телефон директора…
10 ноября, суббота, время 14:50
Любимое кафе Даны.
– Ладно, мальчики, идите, – машу всем ладошкой, – нам с Викой посекретничать надо.
Миша, Паша и Пистимеев поднимаются и прощаются. Сашок напоследок упрекает:
– Дана, совсем ты меня забыла. Как начали учиться, ни разу в гости не зашла… – корчит скорбную физиономию заброшенного ребёнка. Вот обормот! – еле удерживаюсь от смешка.
– Таковы мы, женщины, – всё-таки хихикаю, – используем мужчину, а потом забудем. Завтра в гости зайду, как раз дело есть.
Мальчишки уходят, Вика смотрит вслед, и от её слов чуть не выплёскиваю глоток кофе.
– К Пистимееву ты не ровно дышишь.
– Чево-чево?! – кое-как справляюсь с кофе и выпучиваю глаза на Ледяную, – к этому обормоту?
– Скажи, – Ледяная невозмутима, – а кого ещё из мальчишек ты обормотом называешь?
– Да кого угодно могу назвать, – пожимаю плечами, – моё любимое слово.
– Нет, – припечатывает Ледяная, – наших ты кличешь «колченогими», «балбесами» ещё как-то. Но обормот у тебя один – Пистимеев.
– Да? – я задумываюсь и неожиданно для себя лихорадочно заталкиваю обратно вылезающее откуда-то из подвалов сознания чувство. Пока робкое, очень неуместное и глупейшее. Надо с этим как-нибудь разобраться, это Данка внутри меня странно шевелится.
– И в гости к нему наладилась… – добивает меня Ледяная, но я уже пришла в себя.
– Да я перед поступлением от него не вылезала, – отмахиваюсь равнодушно и небрежно, – он моим главным репетитором был. Ладно, не важно всё это. Я вот о чём подумала…
Излагаю суть дела, что конкретно хочу от Пистимеева. Ледяная внимательно выслушивает, а потом величественно припечатывает:
– Утверждаю.
Закрепляем королевские планы дружным хихиканьем.
11 ноября, воскресенье, время 14:05
Площадка перед квартирой Пистимеевых.
Дзинь-дзинь! – Клац-клац! Дверь открывается, передо мной возникает незнакомая девочка лет одиннадцати-двенадцати. Голенастое создание в простеньком платье до колен, короткой причёской и очень строгим личиком. Склоняю голову набок, я не туда попала?
– Кто ты, чудное создание? Или я ошиблась квартирой? – нет, номер на двери правильный, шестьдесят седьмой.
– Карина, кто там? – голос из глубины квартиры проясняет почти всё. Голос принадлежит Вадим Петровичу, отцу Сашка. Девочку зовут Карина, надо же, почти Катрина. Осталось выяснить, кто она и почему.
– Пока не знаю, пап! – отвечает девочка.
– Меня Дана зовут, – информирую девочку с неясным статусом. А нет, она назвала Вадима Петровича папой! Теперь ясно, кто она.
– Её Даной зовут! – девочка включает режим ретранслятора. В глубине квартиры слышится шум, который я полностью не распознаю. Падает что-то небольшое, звона нет, значит, небьющееся. На толстую книгу похоже. Слабый женский вскрик, мужской – громкий и радостный.
После лёгкого переполоха, меня впускают. Карина действительно родная сестра Сашка. Это новость! Ну, правильно, откуда мне знать, что у него сестра есть? До показа семейных альбомов дело не доходило, лето сестрица Сашка провела в деревне у бабушки.
Пришлось стерпеть ушат попрёков, что я их беспардонно забыла и прямо-таки ввергла в омут печали и депрессии своим долгим отсутствием. Карина слушает родителей с крайне скептическим выражением на мордочке.
– Мы ж с Сашей каждый день в Лицее видимся, – пытаюсь защищаться.
– Но мы-то вас не видим! – стонет от «горя» Вадим Петрович. Кажется, я понимаю, в кого Сашок пошёл.
– А когда вы успели сестру Саше заделать? – нащупываю нужный тон, – ещё летом её не было.
Родители дружно смеются, я получаю возможность скрыться в комнате Сашка. Не улавливаю момент, когда там появляется Карина. Как будто телепортировалась. Теперь на меня смотрит так же скептически. Очень скептическая девушка.
– А ну, брысь отсюда! – Пистимеев с сестрицей не церемонится. Что абсолютно не помогает, она на его команду не реагирует. Никак. Они оба друг с другом не церемонятся.
– Нам бы посекретничать, Пистимеев. Почему она тебя не слушается? – поддерживаю стиль Карины, которая не обращает внимания на меня и пропускает мимо ушей слова старшего брата. Сашок чешет репу.
– Вбила себе в голову, что за мной нужен присмотр, – разводит руками.
– В принципе она права, – гляжу на Карину с долей уважения и обращаюсь к ней. – Но сейчас я с ним, поэтому твоё присутствие излишне.
– Я тебя не знаю. Может и за тобой нужно приглядывать, – надо же, заговорила со мной!
– Твои родители знают. Спроси у них, они подтвердят мои полномочия…
– Совсем охренели… – бурчание Сашка мгновенно иссякает под взглядом Карины. Немного подумав, она встаёт и уходит. Если я правильно рассчитываю, то она не вернётся.
Правильно рассчитала, Карина не появляется. Моё внимание привлекает причёска Сашка а-ля «непричёсанный ёжик». Задумчиво запускаю туда руку и подавляю слабые попытки уклониться.
– Сашуль, это у тебя уникальный стиль такой или ты банально до парикмахерской дойти не можешь?
– В ближайшей парикмахерской орудуют какие-то дубовые тётки эпохи социализма. Знают только две модели мужских причёсок. Одна из них налысо… – жалуется Сашок.
– Всё понятно, – берусь за дело. Я довольно много времени провела в салонах, навыки там элементарные. Если не лезть в дебри.
– Много на себя брать не буду, – сообщаю чуть испуганному Сашку, – чуточку подровняю и укорочу на пару сантиметров.
Выслушиваю пожелания и устраиваю диспозицию. Парня на стул, на парня – простыню, мне в руки расчёску и ножницы. Поехали!
– Саш, ты же наши разговоры в кафе слышал? – щёлк-щёлк! Начинаю сзади. Из трусливых побуждений, сзади он себя в зеркале не увидит и критиковать не будет. Если что.
– Хотите кляузу на директора накатать?
– Да, – щёлк! – ты нам не подсобишь? Собери подписи в своём классе. От других классов тоже не откажемся, – начинаю реализовывать наши с Викой королевские планы.
– Не все подпишутся…
– Всех и не надо. Если в сумме наберётся с полсотни, директору станет кисло, – щёлк!
– Я и к научникам могу заглянуть…
– Давай. В 9ИМ-2 мы сами сходим.
В конце процесса дверь тихо шуршит, в щель просовывается мордашка Карины, затем в комнату просачивается девочка в целом.
– А чего это вы тут делаете? – несколько чуждый её возрасту скепсис уступил место более естественному любопытству.
– Скажи, Карина, – подпускаю в голос строгость, – почему в твоё понятие «приглядывать за братом» не входит контроль внешнего вида?
Девочка старается не подавать вида, но видно, что борется с замешательством. Продолжаю её расстреливать неприятными вопросами. А кто будет учить подрастающее поколение? Кто, если не мы?
– Ты что же, считаешь, что в твои обязанности входит лишь шпионить за Сашей и ябедничать родителям?
– Да! Именно так она и считает! – вопль израненной души издаёт Сашок.
– Почему это шпионить? – слегка краснеет девочка.
– Как почему? К твоему взрослому брату пришла девушка. Что в таких случаях делают воспитанные люди? Дают им пообщаться без свидетелей. Что делаешь ты? Нахально подслушиваешь, даже не скрываясь.
Щёлк! Клацающие ножницы как будто обрезают возможные возражения.
– Карина, если берёшь на себя ответственность за брата, то не надо ограничиваться собственными порочными удовольствиями. Следи за тем, чтобы он вовремя и правильно питался, соблюдал гигиену, не забывал делать перерывы во время своих занятий. Ты это делаешь?
– Нет! – голос Сашка буквально сочится злорадством.
– Вроде всё, – придирчиво оглядываю поле деятельности, то есть слегка облагороженную шевелюру приятеля, оглядываюсь на Карину, – тебе задание, прибраться…
– Вот ещё! – Карина задирает носик кверху.
– А какой тогда с тебя толк? – удивляюсь я, – если брату не помогаешь, то и никаких прав ты не имеешь. Тогда, уж извини, процитирую Сашу: а ну, брысь отсюда!
Носик пошёл ещё выше и остаётся на недосягаемой высоте до тех пор, пока я не открываю двери и не вышвыриваю взвизгнувшую нахалку вон. Через минуту заглядывает озабоченный Вадим Петрович.
– Что случилось, Даночка?
– А разве Карина не сказала? – невинно хлопаю ресницами, – я её за веником отослала. Она сейчас его принесёт и поможет нам прибраться.
Обиженная Карина, от скепсиса которой не осталось и следа, маячит где-то за отцом. Через минуту заходит с веником, губы дует, но убираться помогает.
– Ты, Саша, тоже хорош, – переключаю внимание на радость Карине. Но недолго она радуется.
– Разве так можно? – начинаю его пилить, – почему ты не занимаешься воспитанием сестры?
Карина настораживается.
– К ней подружки в гости приходят? Замечательно. Вот в следующий раз, когда они придут, ты садись рядом и смотри за ними, внимательно слушай, что они говорят. Если надо, замечание сделай. Ты меня понял, Саш?
Расплываясь улыбкой до ушей, Сашок усиленно кивает.
– Чуть что не так, докладывай родителям. Если они разрешат, за уши её оттаскай.
– Обязательно, Даночка!
– И не оставляй их без внимания ни на минуту, – покрасневшая Карина на этих словах ретируется с собранным мусором.
Вернуться уже не рискует.
– Дана, знаешь, что сейчас стоит на повестке дня первым вопросом? Мультизадачность! – мы погружаемся в увлекательный мир компьютеров на два безоблачных часа.
Возвращаюсь домой в восьмом часу вечера, когда уже давно стемнело. До такси, которое подъезжает прямо к дому, провожает Сашок.
– Я вот тут подумала… это что, неразрешимую аналитически задачу трёх тел теоретически можно решить с любой степенью точности? В режиме мультизадачности…
– Да хоть тридцати трёх! – решительно подтверждает Сашок, – если, как утверждают некоторые теоретики, движение тоже квантуется, то…
– То достижима предельная точность, – заканчиваю я, – дискретная вселенная идеально опишется цифровой электроникой.
Мы уже открываем двери в такси, я сажусь, называю адрес. Помахиваю рукой отходящему Сашку. Слышавший наши последние слова таксист бросает в мою сторону слегка ошалелый взгляд.
С толком время провела, – думаю уже около своего дома. И по делу договорились и любимые компьютерные заморочки обсудили. И кое-кого на место поставила. Обнаглевшая малолетка не то, что важный дяденька в кресле директора Лицея, но тоже приятно.
12 ноября, понедельник, время 11:05.
Лицей, кабинет директора.
Павел Петрович, обычно выглядящий, как тот самый весёлый колобок, что от всех удрал и вольно гулял на свободе, вид имел того же колобка, но уже несколько потрёпанного долгими и утомительными забегами. Слишком много сегодня желающих выстроилось укусить его за аппетитный бочок. Понедельник вообще не самый лучший день недели, но когда он не задаётся с самого утра, впору назвать его адовым днём недели.
Тревожно замигал индикатор от секретарши, директор со вздохом нажимает кнопку.
– Пал Петрович! Ну что мне делать? Опять звонок, из секретариата Госдумы. Что мне им сказать? – Диана Леонидовна откровенно паникует. В таком количестве за такой короткий период никогда не было столько звонков от уважаемых, очень уважаемых, важных и очень важных лиц. И пообщавшись с парочкой из них, резко вспотевший директор приказал без разрешения с ним не соединять. Но увиливать от людей такого калибра чревато.
– Соединяй, – тяжко вздыхает директор. – Здравствуйте! Я вас внимательно слушаю, Константин Илларионович…
– Добрый день! Павел Петрович, мы оба на работе, поэтому не буду разводить долгие политесы. Просто объясните, как получилось, что лучшая команда на вашем концерте лишается законного приза за первое место?
– Всё не так, Константин Илларионович. Лучшая команда заслуженно заняла первое место. Но дело в том, что шансов успешно выступить на районном конкурсе больше именно у команды 9ИМ-1. У них формат номера идеально попадает, понимаете? Лицей и район по разным критериям оценивают выступления.
– И вы приняли соломоново решение. Одна лучшая команда на пьедестал, вторая лучшая команда – на конкурс.
– Приятно разговаривать с умными людьми, – радуется директор.
– Выглядит разумно, хотя попахивает ловкачеством, ладно, это мелочи, Пал Петрович. Но согласитесь, со стороны выглядит подозрительно.
– Что ж тут подозрительного?
– Ну, как что? Одну команду вы отправляете на конкурс, лишая первого места. Вторую команду просто снимаете по какому-то предлогу… выглядит так, будто расчищаете дорогу третьей команде. Которая и забирает первый приз.
– Для снятия второй команды есть веские причины, поверьте, – директор прижимает руку к сердцу, убеждая телефонную трубку в своей абсолютной искренности.
– Да, я слышал. Но насколько я знаю, в вашем приказе по Лицею нет запрета принимать участие тем, кто достиг профессиональных высот?
– Недоработка, каюсь, Константин Илларионович, – директор сокрушённо вздыхает.
– Недоработка здесь, сомнительное решение там… но вы же опытный администратор. Или нет? Сколько вы работаете директором?
– Три года, до этого завучем восемь лет…
– Выходит, опыт есть. Что ж вы так-то, Пал Петрович? Ладно, будьте здоровы.
– До свидания, – директор осторожно кладёт трубку, вытирает вспотевший лоб. Тоскливо смотрит на список, составленный секретаршей. Тех, с кем он не решился говорить сразу. Но сколько ни бегай, а поговорить придётся. Нет, – решает директор, – сначала обед, потом чуть позже приду. Не возьмут трубку сразу, звоню другому, пусть между собой сталкиваются. У кого-то терпение лопнет, махнёт рукой. Список хоть и короткий, но для неприятностей любой список ужасно длинный.
Директор быстро собирается и уходит, успевая бросить секретарше:
– Всё, нет меня. Буду после обеда…
«Второй разговор, всего лишь второй! И уже намёки всякие…», – слишком он опытен, чтобы не понимать, что означают вопросы о том, сколько вы работаете. Подтекст банальный: а не заработались ли вы, Павел Петрович? А не пора ли вам в отставку? Не было ли ошибкой назначать директором завуча ЮП?
14 ноября, среда, время 11:42.
Лицей, столовая.
– Трусы! – с чувством произносит Пистимеев, кладя передо мной лист с текстом и подписями, – Только одиннадцать человек из двух классов подписали!
– Что говорят? – в принципе не страшно, главное, что мой класс подписал жалобу в министерство, как один. Этого хватит. Но десятиклассникам я это припомню, никакой факультетской солидарности.
– Ерунду всякую говорят, – Пистимеев плюхается на стул, напротив и чуть наискосок от нас. Он уже с подносом, нам приносят сейчас.
– Но и так ясно, – Пистимеев бурлит негодованием, но так, не с самого дна души оно рвётся, – боятся с директором связываться. Выпускной класс, мало ли…
На лицах наших парней вокруг пренебрежение.
– Сам подписал? – вдруг спрашивает Дима, просматривая документ перед тем как спрятать в портфеле.
– Нет, конечно! – Сашино негодование не меняет своей окраски совершенно, только направление, – мне же тоже экзамены сдавать.
Вика смотрит с явно читаемым удивлением на лице, для неё это крайняя степень выражения чувств. Я начинаю хохотать, глядя на неё и остальных. Фамилия Сашка в самом верху списка подписантов, это я сразу заметила. Хорошая шутка. За мной начинает посмеиваться Дима. Поняв, что её разыграли, Ледяная грозит Пистимееву кулачком.
На душе у меня легко. Самое главное мы сделали сегодня, перед третьим уроком. Третьим уроком у наших оппонентов, 10ЮП-2, физкультура. На острие операции встал Паша. Именно он заскочил в учительскую и умыкнул классный журнал юристов. Все, за исключением самых приближённых, вышли из класса и организовали пикет с наблюдательным постом. За пять минут, особо не торопясь, мы всё сделали. Теперь мы знаем передовой отряд противника поимённо и поадресно.
Есть у меня ещё одна мысль, как ещё помочь папочке. Поэтому я продолжу таскать фотоаппарат в Лицей.
– Заметили, как наш директор с лица спал? – спрашивает Пистимеев, переходя к компоту. Много болтать во время еды я ему запрещаю.
– На диету сел, наверное, – равнодушно выдвигаю объясняющую версию, – когда человек начинает слишком резко худеть, то первым делом процесс отражается на лице.
Ледяная фыркает, за ней посмеиваются мальчишки, я невозмутима.
15 ноября, четверг, время 14:05.
Лицей, большой холл.
Дощёлкиваем фотоплёнку. По большей части Гоша нас с Ледяной фотографирует, с разным набором парней из класса и вездесущим Пистимеевым.
Выглядит, как развлечение, только это не так. Гоша выбирает момент, когда мимо проходят юристы из 10ЮП-2, и старается поймать их в кадр. Фокусировку тоже на них, а мы, как получимся. Это моя дополнительная помощь папочке. Иметь список ФИО на руках это замечательно. Но иметь к этому списку фото это замечательно в квадрате.
– Парни, идите сюда, – замечаю несколько мальчишек из 9ИМ-2, к ним тоже есть вопросец. – Вы не хотите нас поддержать?
Остановилось трое, к ним присоединяется пресловутый Лейбович. Переглядываются. Мнутся.
– Мальчики, давайте завтра сразу после уроков встретимся, – хрустальному голосу Ледяной противостоять невозможно. Не мальчишкам в пубертатном периоде, уж точно. Соглашаются.
Через полчаса сидим в кафе, обсуждаем высокую политику военных действий. Парни взбудоражены, молодёжь во все времена хлебом не корми, дай побузить. Я дала им такую возможность. В тексте обращения в министерство есть прямое требование снять директора Лицея с поста, как не оправдавшего высокого доверия правительства в лице министерства просвещения.
– Неужто у нас получится? – для Миши и остальных одноклассников директор Лицея это некто вроде верховного божества Олимпа. На Зевса Колобок только видом не тянет, но статус в пределах Лицея такой же.
– Никто не заметил, что он исчез? – вопрошает Паша, – я специально у Дианы Леонидовны интересовался. Он в командировку сбежал.
Грамотный ход, – думаю я. На следующей неделе появится, но вал звонков от родителей наверняка спадёт. Не будут все его отлавливать неделя за неделей, только самые упёртые. Но правильным этот шаг выглядит только на первый взгляд. Бросать подчинённых в критический момент нельзя, это азбучная истина для любого руководителя. Как бы это ему не отлилось горяченьким в чувствительное место.
15 ноября, четверг, время 19:35.
Квартира Молчановых.
Новостями поделилась, охи-ахи Эльвиры выслушала, сейчас можно и передохнуть, уроки сделать. Как жизнь-то весело закрутилась, отдыхаю на сложных домашних заданиях. Программа алгебры девятого класса врубается в дифференциальное счисление, как ледокол в матёрый ледяной панцирь. Моя подружка Юля глазки в ужасе закатывает, а что там такого сложного? Заучи базовое заклинание «Для любого, сколь угодно малого эпсилон всегда найдётся такая омега, при которой…» и далее по тексту. После этого половина программы за весь годовой курс станет понятной и прозрачной.
Меня посещает интересная мысль, надо с парнями обсудить. В первую очередь с Пистимеевым. Это заклинание метод доказательства, а не аксиома. А можно ли считать метод специальным видом аксиомы?
Ладно, что там у нас? Определение производной функции? Тут тоже есть интересные вопросы, держитесь, мадам Апполинариевна, не падайте, когда я вам их завтра выложу, хи-хи…
Что там у нас дальше, биология? В старших классах начинается углубленное изучение человеческого организма, в девятом только анатомия была. Листаю учебник… и вдруг замираю. В ушах начинает гудеть от мощного кровотока, сердце замирает, как перед прыжком и начинает биться, как сумасшедшее.
Я вскакиваю, мечусь по комнате, как зверь в клетке, пытаясь сбросить возбуждение энергичными движениями. Вот это да! Вот это номер! Я готовлюсь долго и упорно грызть здешние науки, чтобы хоть крошки полезных знаний добыть, а они просто в учебнике напечатаны. Так, между делом и между прочим, затерянная среди прочих тем, красуется себе на странице школьного учебника таблица состава человеческой крови. Учебника, праматерь вашу всех! Школьного, эритроцит вам в ж…!
Пятьдесят лет назад мы нащупали факт, что кровь у людей разная. Именно по базовому составу. Про основные четыре группы тоже знаем, мы внимательно следим за всеми исследованиями в этой области. Но такая подробная таблица, с учётом резус-фактора, – надо ещё разобраться, что это такое, – это гигантский подарок для нас. Вбираю содержимое таблицы с жадностью сутки не евшего человека. Если завтра мне на голову упадёт кирпич, не страшно. Вынырну в своём мире с ценным трофеем. Моё пребывание здесь смысла не потеряло, могу узнать намного больше, но я уже не зря провела здесь время. Теперь мне и смерть в этом мире не страшна, я вернусь не с пустыми руками!
Во мне так бурлит, что я бегу в спорткомнату, надо сбросить возбуждение, а то взорвусь. Как раз настаёт время перерыва…
– Папочка, ты не входи, мне надо сбрую скинуть, – бросаю мимоходом, а то подловит, когда я буду раздета. Он заходит иногда, когда я занимаюсь.
Предупреждённый папахен не заходит, зато появляется наша толстопузенькая. Эльвира со вздохами и стонами принимается за лёгкую разминку. Немного руки, стопы, махи и наклоны с малой амплитудой. А я под конец занятий решаю зажать себя сбруей максимально резко. Максимально развожу плечи, втягиваю живот, короче делаю осанку до упора. И в этом положении улыбающаяся Эльвира стягивает на мне сбрую. Выхожу из комнаты, чувствуя себя распятой. Походила ещё по комнате, выворачивая ступни, под смешки папашки, в которых, однако, сквозит восхищение.
Почти час выдерживаю, потом в своей комнате валяюсь прямо на полу. Довольная валяюсь, в здание моей красоты и обаяния заложен ещё один мощный блок. Я его каждый день строю, просто сегодня мощный рывок делаю.
Заходит папочка. О, мы его сейчас приспособим!
– Папочка, ты вовремя, – быстро ставлю ему задачу. Ему нетрудно взять и поднять меня за ноги и слегка потрясти. Тем более, достаточно от пола только мою задницу оторвать. Разок, когда я на спине и разок, когда на животе. У-у-у-х, здорово!
– Как с нашими делами, Даночка? – папахен садиться на пол спиной к кровати, я продолжаю валяться.
– Всё хорошо. В воскресенье с мальчишками проявим плёнку, распечатаем, вечером в понедельник я тебе отдам фото. Будут все анкетные данные по тому классу и несколько фотографий. Не всех, человек десять. Сам понимаешь, мы не можем их принудительно отснять, как в полицейском участке.
– Что с подписями?
– Наш класс подписался в полном составе. Чуть больше десятка из старших классов. До конца недели потрясём научников и к нашему параллельному зайдём, – докладываю я. – Тебе, кстати, как родителю надо позвонить директору и спросить, почему твою дочечку обидели.
Папахен смотрит вопросительно, растолковываю диспозицию.
– Мы решили натравить на директора родителей. С понедельника они ему названивают и возмущаются. Пора и тебе подключиться. Только он в командировку сбежал. Тогда хоть секретарше нервы помотаешь.
– Даму не буду обижать, – топорщит пёрышки папа.
– Не надо никого обижать. Вежливо заявишь, по какой теме тебе нужен разговор, полюбопытствуешь, когда директор объявится, и попросишь его самого перезвонить.
– Вы решили организовать на него давление? – улыбается папочка.
– А чем плохо?
– Всем хорошо, – соглашается он, – В начале следующей недели надо отправлять ваши бумаги. В Москве не само министерство, только городской департамент, но можно и туда. Глава департамента на правах замминистра у нас.
– Может в Петербург тоже отправить? Правда, мы третий экземпляр не предусмотрели…
– Поглядим. Может и отправим. А для журналистов и фотокопии сойдут. Так что не суетись с третьим экземпляром. Не будем на ходу колёса менять.
На этой позитивной ноте папахен покидает мою комнату. А мне же ещё вечерние процедуры делать… охо-хо, бедная я, замученная, но зато красивая девочка!
17 ноября, суббота, время 18:15.
Квартира Молчановых
– Дана, как ты могла такое допустить? – папахен аж вскакивает с дивана, на котором сидит в обнимку со своей ненаглядной. Немного пометавшись по комнате, успокаивается. Вернее, заставляет себя успокоиться. После укоризненного восклицания Эльвиры, – и ко мне и к папахену, – он приходит в себя. Волновать Эльвиру нельзя, а человеческие чувства имеют свойства индуцироваться, передаваться от одного другому.
– Папочка, я – не господь бог, – таращу на него невинные глазки, – и не могу контролировать всё.
– Я думал, ты своих держишь в руках, – кипение понемногу стихает.
– Своих держу, чужих – нет. Папочка, а чего ты так разволновался? Подумаешь, мальчишки подрались, что такого?
Эльвира легонько поглаживает его по затылку и папочка утихомиривается.
– Понимаешь, теперь минпрос может прислать комиссию по поводу драки, а не из-за произвола директора…
– Это связано между собой, – указываю я.
– Министерским выгодно не заметить этой связи и сделать тебя виноватой.
Неприятно. Но я и правда ни при чём. Нет, я никогда не против драки, но я её не планировала и не затевала. Однако в словах папочки всё равно есть резон.
– Директор отсутствует, бросил Лицей в кризисный момент, – мне надо продумать хоть какую-то защиту. Папахен уже успокаивается, трёт лоб в размышлениях.
– Не, я пойду посоветуюсь… – уходит в кабинет.
После получасового разговора, я так понимаю, с начальством выходит собранный и грузит меня по полной. Уже мне потом приходится перезваниваться с одноклассниками почти час. На уроки время почти не остаётся, и ладно, воскресенье завтра, в конце концов.
18 ноября, воскресенье, время 13:20.
Место действия – Москва.
Утро папочка мне всё-таки отдал под учёбу. А после обеда хватает в охапку и вперёд. Первая точка – наш королевский секретарь Дима. Надо забрать у него бумаги. Потом едем на работу к папе. У него там есть офисная техника, у меня принтера нет, нашу жалобу в министерство надо оформить. Сопроводительная записка, опись документов, я и не знала, что всё не так просто.
Особняк Конти.
Мы спешим, поэтому внутрь не входим. Наши отцы беседуют, прогуливаясь по аллее, мы с Викой гуляем по саду.
– Мальчишки точно ненормальный народ, – с лёгкой досадой говорит Вика. Она в очень красивой белой шубке и такого же цвета шапке. Дорогое всё, наверное. В Лицей она так не ходит.
– Ты не права, – спорю я, – нельзя никому давать о себя ноги вытирать.
– Ты тоже ненормальная, – припечатывает меня Вика.
– А ты наша королева, – хихикаю я, Вика не выдерживает, улыбается. – Королева придурков… хи-хи-хи.
– Девочки, идите сюда! – о, высокие стороны договорились. Подходим. Выслушиваем повеление высочайшим особам, то есть, нам.
– Завтра с утра в департамент. Мне светиться нельзя, поэтому официально с вами будет Альберт Францевич, – отец Вики в знак согласия слегка прикрывает светло-голубые глаза, – вы ж несовершеннолетние. Заодно проследит, чтобы все формальности были соблюдены. Придётся вам пропустить три-четыре урока.
Почти полностью пропущенный день занятий как-нибудь переживём. Альберт Францевич не соглашается.
– Ни к чему обеим пропускать уроки. Хватит нас с Викой.
На этом мы и сходимся. Один экземпляр отдаю им, второй оставляю. Верну потом секретарю. Подписей мы насобирали больше семидесяти. 9ИМ-2 тоже подписался почти всем классом. А теперь мне к Гоше надо, сейчас зацеплю Пистимеева и к нему. Разбираться с тем, что мы наснимали.
16 ноября, пятница, время 14:10.
Лицей, кабинет физики.
– Дана, мы немного оскорблены из-за того, что ты не захотела учиться с нами, – это мне Игорь говорит, среднего роста брюнет с аккуратной причёской. Причёска это отдельная тема, распространён среди математиков стиль небрежно подстриженных кустов.
Пара из нашего эскорта расположилась на подоконниках, Вика стоит, опёршись коленом на учительский стул за кафедрой, рядом сидит Дима, я расхаживаю по авансцене. Убалтываем параллельных присоединится к нашему демаршу. Кабинет физики у них базовый.
– А не на что оскорбляться, – делаю легкомысленный жест рукой. – Недопонимание между людьми часто возникает из-за элементарной неосведомлённости. Я захотела… нет, не правильно. Я могу учиться только вместе с Викой. И лично мне было всё равно, в каком классе. Это Вике не всё равно, но с какого перепугу она должна переходить в ваш класс? К ней и свой очень хорошо относился.
– Объясни, – Игорь сводит воедино недоумённый гвалт своих одноклассников, – почему ты можешь учиться только вместе с Викой? Вы давние подруги?
– Нет, не давние, – тяжко вздыхаю, сколько раз я должна это объяснять? – Вы что никогда не видели, что мальчишки постоянно сбиваются в группы, девчонки тоже? Часто они ходят парочками. Это же не просто так…
Пережидаю поднявшийся шум. Парням надо мнениями обменяться.
– А замечали, насколько приятно вас удивляют девочки, которые неожиданно выказывают интерес к футболу, рыбалке или автомобилям? Такие девчонки легко контачат с парнями и мгновенно становятся своими.
Мальчишки тут же засыпают меня вопросами, что больше всего меня интересует, машины или футбол? На языке вертелся хулиганский ответ: секс с парнями, но не рискую. С взведёнными гранатами не шутят.
– Нет, – огорчаю мальчишек, – мне интересно поболтать с подружкой о косметике, нарядах, посплетничать о парнях, перемыть косточки другим девчонкам… понимаю, что для вас звучит странно, но никуда не денешься. Девочки устроены по другому.
Опять пережидаю гвалт. Улавливаю чей-то негромкий вздох: «глупые вы просто», но общий тон в целом снисходительный. Ледяная молодец, смотрит на всех не то, чтобы ласково, но благожелательно. Со стороны может показаться, что я – главная скрипка. Может быть. Но она – весь остальной оркестр, мощная огневая поддержка за моей спиной. Её молчаливый поочерёдный обмен взглядами с мальчишками не менее, пожалуй, более важен, чем мой диалог с ними.
– И всё-таки плохо, что вы не у нас…
Наконец-то ловлю то, за что можно зацепиться.
– А чего вы хотите?
– Мы хотим, чтобы вы учились в нашем классе, – жёстко формулирует Игорь. Наши парни резко напрягаются. Вика успокаивает их в своём стиле, не говоря ни слова.
– Круто, – одобряю его решительность. – Сами понимаете, что это невозможно. Но что-то мы можем сделать. Но, как бы вам понятнее объяснить…
Делаю неопределённый жест кистью. Я знаю, что сказать, пауза нужна для обострения внимания.
– Вы – мужчины, поэтому первый шаг за вами. Ничего не поделаешь, так мир устроен. Нравится вам девушка, подойдите и познакомьтесь. Она сама не подойдёт, даже если вы ей симпатичны. Инициатива за вами. И вот вам возможность для неё.
Показываю им два листа с текстом и местом для подписей. И образец для заполнения.
– Делайте первый шаг и ждите реакции. Она будет.
– Или не будет… – пессимистично бурчит кто-то. Поправляю.
– Отсутствие реакции тоже реакция. Так тоже бывает. Тогда будете знать, что мы хладнокровные стервы, которые использовали вас и выбросили. Знание это тоже трофей.
– Это если забыть о факультетской солидарности, – бросает гирьку на нашу чашу секретарь Дима.
Хлопаю по кафедре рукой. Смотрю на наших парней, те понимают сразу, отлепляются от подоконников.
– Короче! Завтра приносите нам подписи. Или не приносите. Решайте сами.
На этой оптимистичной ноте мы и уходим. А на следующий день нам приносят двадцать подписей. Сила нашего удара увеличивается.
Конец главы 6.