Лицей. Венценосный дуэт

Глава 5. Над кем-то сгущаются тучи

30 октября, вторник, время 19:15

Лицей, большой актовый зал.

Колобок растерянно смотрит вслед двум девушкам в коротких плащах. Учителя удивлённо, публика же больше таращится на ножки. Девушки идут в ногу, не торопясь, но довольно быстро, с еле заметной притягивающей взгляды раскачкой…

– А вы чего? – оборачиваюсь, когда до дверей остаётся несколько шагов, и лёгкий повелительный жест, – Быстро за нами!

Класс 9ИМ-1 срывается с места, как птичья стая. Поток парней обтекает Колобка, самые быстрые распахивают перед нами двери, другие формируют эскорт. Перед выходом успеваю заметить в глазах нескольких мелких девчонок, ближе всех сидящих, всплеск восхищения и жгучей зависти.

– Ребята! Постойте! Подождите! – за нами в холл выскакивает секретарша директора, Диана Леонидовна. Молодящаяся фигуристая дама, брюнетка с причёской каре. Хотя почему молодящаяся? Ей лет тридцать пять, не юница, но молодая особа в расцвете лет.

Шаг мы почти не замедляем, но послушать можно.

– Ребята, вернитесь! Вас приз ждёт, заберите его, – тарахтит сбоку секретарша. На миг Ледяная останавливается, бросает на меня короткий взгляд.

– Нет, Диана Леонидовна, – мой тон убивает на корню всякую надежду на уговорить, – Мы не согласны с решением жюри и приз забирать не будем. Так и передайте Пал Петровичу.

Возобновляем наш забег, оставляя позади растерянную секретаршу.

Мы идём в наш класс. О собственном экземпляре ключей мы давно позаботились. Это просто. Изготавливается дубликат и назначается Хранитель ключа, который и несёт все заботы, связанные с этим. Алексей Каршин, удостоенный этой чести, доволен безмерно. Это придворная должность, позволяющая ему постоянно отираться рядом с коронованными особами. Досталось ему по тривиальной причине, он неестественно для мальчишек своего возраста аккуратен. Почти как девчонка.

Мальчишкам некоторое время приходиться ждать за дверью, нам надо переодеться. Когда все рассаживаются, начинается внеплановый урок. Провожу такие время от времени.

– Ваше величество, – лёгкий поклон в сторону Ледяной, ответное опускание ресниц, – мальчики. Попробую объяснить, что происходит, насколько мы можем судить. Всего мы не знаем.

Ситуация элементарна. Но только для первого шага.

– По непонятным причинам директор нарушил Положение о конкурсе «Осенний бал». Это очевидно. По условию на район отправляется команда, занявшая первое место. Если мы первого места не заняли, нам там делать нечего…

– Нам могут там дать путёвку на Кремлёвскую ёлку, – в голосе Паши тайная надежда. Детишки мечтают о ёлке, надо же!

– Вряд ли, – безжалостно растаптываю его надежды, – изначально все знали, что такая путёвка у команды Лицея есть. На ходу, специально для нас ничего менять не будут. И как вы себе представляете, два класса от Лицея вместо одного запланированного? Легче нас просто не допустить до первого места. И сделать это элементарно. Чтобы гарантированно победить, надо быть на голову выше всех. В рамках Лицея мы это сделали. На районе такого не будет, там соберутся чемпионы.

Народ удручённо переглядывается. Если в родном Лицее нас мановением пальца выбросили из числа претендентов, то уж там можно ожидать чего угодно. Вывели из игры не только нас. Класс Терещенковой тоже, придрались к тому, что Галя небезуспешно принимала участие в профессиональных конкурсах. Какая-то правда в этом есть, но почему тогда их вообще допустили? Складывается подозрение, что классу 10ЮП-2 старательно расчищали дорогу. Именно им отдали первое место.

– Повторяю. Первое место не наше, пусть на районный конкурс, согласно Положению, отправляется 10ЮП-2. Мы – умываем руки! Принимать участие в непонятных играх директора Лицея не будем!

Смотрю на Ледяную, та еле заметно кивает. Груз с плеч! Хоть один человек в классе, которого можно считать взрослым. У остальных похоронные лица.

– Вы чего, мальчики? Вам хочется весёлого Рождества? И что нам мешает его организовать? Соберёмся у кого-нибудь…

– Можно у меня, – подаёт голос Ледяная. Да, особнячок у них такой, что три наших класса привольно разместятся.

Одноклассники моментально оживают. А я сверху накидываю одну приятность за другой.

– Мы с её величеством специально для вас станцуем, – первая плюшка, прямо в цель! – Обещаю привести пару подружек, каждый хотя бы по разу повальсирует с ними или с нами.

– С вами! Каждый! – мгновенно возбуждаются одноклассники.

– Хорошо, хорошо! Нам будет трудно, но мы справимся…

Вот и всё! И никакая Кремлёвская ёлка им уже никуда не упала. За возможность обнять за талию королеву или принцессу многие душу дьяволу заложат, и будут считать, что жестоко объегорили этого самого дьявола.

– Ваше высочество! – тянет руку паренёк, ближе всех к входной двери, – кто-то вторую минуту в дверь ломится.

Разрешение открыть даю жестом. Входит наша классная дама, Людмила Петровна. Тут же сажусь.

– И что вы такое устроили, можете объяснить? – обращается к нам, но я решаю пустить вперёд лёгкую кавалерию и пехоту.

– Мальчики объяснят, они в курсе…

Через пять минут Ледяная наклоняется ко мне.

– Ты нарочно это сделала?

Отвечаю в её стиле, молча киваю, не удерживаюсь от хихиканья. Вид у англичанки после ожесточённого гвалта со стороны парней совершенно очумелый. Попытки перевести стрелки на нас отражаю.

– Молчанова, они утверждают, что всё происходящее – ваша инициатива, – англичанка цепляется за меня, как за спасательный круг.

– Моя. Но я всего лишь выражаю мнение всего класса. Пусть они и объясняют…

– Людмила Петровна! Ну, как это так? – вступает Миша, – жюри признаёт нас лучшими и на этом основании выбрасывает нас из числа претендентов за первое место!

– Скажите прямо и честно, глядя в наши юные, чистые лица, – это Паша начинает отжигать, – вы согласны с этим возмутительным произволом?

Очередная волна претензий захлёстывает англичанку. Мы с Ледяной обмениваемся улыбками. Какое-то время. И вдруг наши мальчики примолкают озадаченно. Навостряю ушки.

– Молчанова, вот как ты думаешь? – обращается англичанка уже ко мне, – если кто-то ворует или обманывает, даёт это право вам поступать так же?

– То есть, вы тоже считаете, что директор обманывает и ворует? – мгновенно её срезаю. Парни тут же оживляются. Англичанка краснеет. Этот вопрос приковывает её к расстрельной стене, ответить она не может. Да, она просто обсуждать с нами директора права не имеет. Профессиональная этика… о, а это мысль!

– Молчанова, – пытается всё-таки держать удар, – не важно. Допустим, кто-то сделал что-то неправильное. Даёт ли это право вам поступать не достойно?

– Людмила Петровна, – улыбаюсь, но нервно. Без меня мой класс заболтали бы, точно! Детям трудно противостоять взрослым в искусстве демагогии.

– Мы ведь правоведение тоже изучаем. И что мы ещё в начале года узнали? – я по памяти начинаю цитировать одну интересную норму, – Человек не несёт ответственности за действия, формально имеющие признаки правонарушения, если они направлены на предотвращение очевидно большего ущерба, чем нанёс он, либо направленные на предотвращение преступления, которое потенциально способно нанести больший ущерб.

– Хрестоматийный пример, Людмила Петровна, – продолжаю я, – к примеру, застревает автобус с людьми на железнодорожном переезде. Поезд затормозить не успевает, пассажиры выскочить тоже, и какой-нибудь гражданин выбрасывает из кабины стоящего рядом грузовика водителя и сталкивает грузовиком автобус с путей. Итог: автобус повреждён, грузовик тоже, его водитель получает какие-то травмы. Но тот, кто это сделал, неподсуден. Он человеческие жизни спас. Мы в нашем случае тоже неподсудны.

– И кого вы спасли? – хмуро спрашивает англичанка. Она уже понимает, что проиграла, действует по инерции. Придётся притормаживать её. Охо-хо, ну всё приходится делать самой!

– Людмила Петровна, мы подошли к черте, которую вам, именно вам, пересекать нельзя.

– Это почему?

– Вы задали вопрос, который требует обсуждения действий директора. Вы не можете этого делать. Вам профессиональная этика не позволяет обсуждать своих коллег с учениками, – и после паузы добавляю. – Не должна позволять.

Это последний удар. Отразить его невозможно. Поэтому содержательный разговор на этом заканчивается. И я сумела придержать главный козырь, он мне ещё пригодится. И кто тут герой? Я – герой, вся в белом и пушистая!

Действия директора, которые мы осторожно обошли в споре, вот мой главный козырь! И пусть пока полежит в числе спецсредств воздействия.

30 октября, вторник, время 21:10

Квартира Молчановых.

– Наконец-то у тебя каникулы, – Эльвира этим фактом весьма довольна. Она вся будто светится, и не только от того, что я намываю посуду, скопившуюся с обеда и ужина. Беременность на неё так действует.

– Хоть дома тебя видеть буду. Всё бегаешь где-то…

– Ничего, – утешаю я, – через три дня взвоешь. Это я тебе торжественно обещаю…

Мы немного бодаемся, хихикаем, напоследок она заставляет меня обработать руки кремом, а то я иногда забываю.

– Пап, можно к тебе? – сую мордочку в его кабинет. В последнее время часто там просиживает. Аврал у него какой-то. Но на меня время находится.

– Па, а ты сейчас сам в режим перегрева не входишь? – сколько минут мне уделит, неизвестно. Так что зарезервирую себе побольше.

– Мне не позволяешь без отдыха работать, а сам? – смотрю, по прокурорски сузив глаза. Папахен со смехом трепет мне волосы и выходит из-за стола. Располагаемся в креслах.

Рассказываю всё по порядку.

– Дочь, это просто удивительно, как быстро и точно ты отреагировала, – поражается папахен, когда повествование доходит до нашего демарша, отказа от приза.

– Так это элементарно, папочка, – а сама думаю, а не слишком ли я умная? – Согласиться мы всегда успеем. Завтра Вика позвонит классной даме и дело в шляпе. Все довольны и счастливы. Или через неделю. А вот возьми мы приз, всё! Назад не отыграешь.

По-настоящему он напрягается, когда слышит, кому достаётся первое место. Улыбка испаряется с его лица, как мокрый след от пальца на раскалённой солнцем стальной плите.

– Папа? – что-то он надолго примолк. Только пальцами по подлокотнику постукивает. А я ему шило на мыло не поменяла? Напряжённо думал над одним, теперь не менее напряжённо размышляет над другим. Наконец отмирает.

– Вот что дочь… – по мере его речей, то и дело поправляю норовящую отвиснуть челюсть. Вот это да!

– Па, ты во что меня втянуть хочешь? – я восхищена. Это же всего лишь мелкая возня в школе, пусть элитной. Я надеялась только пободаться с директором, сделать ему козью морду, не более. Но папочка мне такие перспективы рисует, что у меня дух захватывает. В четырнадцать лет я влезу в большую свару между орденами? Блеск!

– Бюрократия это не орден, дочь, – поправляет меня папахен, – хоть и обладает некоторыми признаками и самым главным из них – силой. Наше государственное устройство уникально, никто почему-то этого не понимает. Раньше было дворянство, но это сословие как раз и составляло кадровую основу бюрократии. Служилое сословие, оно и несло на себе бюрократические функции. В России, с одной стороны, в форме орденов восстановили дворянство, с другой – отделили его от бюрократии. И как ты думаешь, дочь, что происходит сейчас?

– Грызня! – в моём голосе неуёмный восторг.

– Да, – подтверждает серьёзный папахен, – кланы грызутся между собой, а все вместе с бюрократией. А правительство негласно следит, чтобы окончательной победы ни за кем не было. О социалистах слышала?

Усиленно киваю.

– От власти их отстранили, но кое-какие идеи на вооружение взяли. У них были очень интересные философские находки.

– Какие, пап? – я искренне удивлена.

– Они развили свою философскую школу, которая попыталась охватить все стороны жизни. Вряд ли задача в принципе решаема… извини, отвлёкся. В общем, они утверждают, что для развития любого организма, живого или социального, необходимо наличие внутренних противоречий. Противоречия не должны носить фатальный, как они говорили, антагонистический характер, иначе социум обречён на гибель. Или революцию.

– Противоречия между орденами и бюрократией не носят фатальный характер? – вбираю в себя новые формулировки и понятия.

– Не носят, – кивает отец, – всем нужно государство, это наш общий интерес. Конфликты идут по причине желания каждого отхватить себе в нашем государстве кусок побольше. И самое неуёмное желание у бюрократии. Ордена им сильно мешают, только мы можем оказать им организованное сопротивление. В целом, они сильнее, но у них более размытая и мягкая структура. Между отдельными частями тоже могут быть конфликты. Военные, к тому же, стоят над всеми через орден Георгия.

– Сколько сложностей… – бормочу я.

– Высшие организмы, живые и социальные, не могут быть примитивными. Грубо говоря, чем сложнее структура, тем она сильнее.

– Ты сможешь это сделать, дочь? – отец смотрит внимательно и с ожиданием.

– Я-то смогу, пап, но… – продолжаю после короткой паузы, – я в классе особа влиятельная, только есть королева. Надо с ней говорить. Если Вика даст добро, то мы всё сделаем.

– Ты хочешь врезать по бюрократии? – смотрю на него с огромным любопытством.

– Что? А, да. Они тут недавно нам немного подгадили… надо ответить.

– А как они вам вредят?

– Да по линии госзаказов палки в колёса вставляют. То сроки тянут, то цену норовят сбить ниже себестоимости.

Интересненький разговор с папочкой получился. Его заканчивает Эльвира. Уводит папочку укладывать в постельку. Пойду и я.

30 октября, вторник, время 20:05

Лицей, кабинет директора.

Директор устало трёт пальцами лоб, снимает телефонную трубку. Возмущённо попискивают нажимаемые кнопки.

– Анатоль Степанович, добрый вечер.

– Вечер добрый, Пал Петрович. А он действительно добрый? – голос из трубки слегка ироничный.

– В целом да, – слегка вздыхает директор, – только что конкурс прошёл. Класс 10ЮП-2 первое место взял.

– Конкурс это хорошо. А чего вздыхаешь?

– Первое место одно, а желающих много. Остались обиженные.

– Пообижаются и забудут. Это ж дети…

– Всё правильно вы говорите. Только есть у меня в одном классе одна заноза. Её хлебом не корми, дай поскандалить. И как на грех учится в том классе, что на первое место претендовал.

– Па-а-ал Петрович! – протягивает собеседник, – Ты столько лет работаешь педагогом и стал подростков боятся?

– Она уже сделала один раз по-своему, – неожиданно сам для себя жалуется директор, – я её в один класс определил при поступлении, а она: хочу в другой! И что вы думаете? Учится сейчас в том классе, который выбрала сама. И я ничего не мог сделать.

– Не сделал, значит, не очень-то и хотел, – рассудительно успокаивает мужской голос из трубки, – любит скандалы? Это та самая, которая при поступлении тебе насолила? Ну, подбрось ей пару поводов, пусть пар спустит.

– А ты знаешь, идея хорошая, – слегка светлеет лицом директор, – не знаю как, но подумать можно…

1 ноября, четверг, время 14:30

Усадьба Франзони, ипподром.

– Знаете, ваше высочество, мысль воевать с детьми мне как наждаком по нежному месту, – мелодично и непривычно многословно отвечает Ледяная.

Юлька опять фыркает. Насмешливо кошусь на неё, и не лень ей издавать такой энергичный звук на каждое «ваше высочество» или «ваше величество». Ледяная сегодня великолепна. Мы все трое прекрасны, но Ледяная в невысокой папахе, костюме жокея, укрытая утеплённым плащом, божественно хороша, поэтому Юлька и фыркает.

– Ваше величество, а мы кто? – останавливаю Юльку одним взглядом с выражением «не надоело?». Подружка отводит носик вверх и в сторону, потом пришпоривает свою кобылку. Встречный ветер раздувает её плащ и трепет концы шарфа.

Мы наматывает круги по ипподрому. Ударили первые осторожные морозцы, кое-где трава припорошена снежным слабым десантом. Зима готовит плацдармы для широкого наступления. Пока минус три, под копытами весело хрустит снежок и ледышки. На пару дней мы устроили себе девичник. Ещё приехали Ирочка и Алёнка, но лихачить на конях они не умеют.

– Мы – не дети, – отвечает Ледяная.

– Мы – не дети, – соглашаюсь и продолжаю я, – а наши мальчики? Злой дядя отобрал у наших деток честно заработанную конфетку и отдал её своим чадам. Что будем делать?

Ледяная поджимает губы и уходит в себя. Нет, она не обиделась, она иногда так делает, когда глубоко задумывается. Мы ведём такие разговоры при Юльке, абсолютно не опасаясь за секретность. Не хочешь, чтобы за тобой подглядывали и подслушивали? Веди все тайные разговоры открыто. Мы обсуждаем только всем известное, плюс недомолвки, самое важное понимаем с полуслова и полувзгляда. Я Юльке, кстати, всё рассказала, чего скрывать то, что весь Лицей знает.

– Наш противник – директор и те учителя, что на его стороне, – размыкает уста Ледяная, – с детьми не воюем.

– Не получится, – уверенно заявляю я, – знаешь, как поступает армия, когда враг вдруг начинает закрываться гражданскими, причём своими же?

– (Как?), – в своём непередаваемом стиле, одними глазами Ледяная пасует вопрос обратно.

– Да очень просто. Она силой освобождает себе дорогу, если нет возможности – стреляет. Женщины, старики, дети, всё равно.

– Так нельзя, – размыкает уста Ледяная.

– Ваше величество, это война, у неё свои законы, – пожимаю плечами, – видите ли, это их дети. Это они обязаны защищать их. Они, не мы. Решили вместо защиты поставить их под наши стрелы, копья и пули, под гусеницы наших танков? Их решение – их ответственность. Наша ответственность – наши дети, не чужие.

Пока Ледяная молчит, к нам снова присоединяется Юля.

– Девочки, пробежимся вон по той дорожке? – показывает на знакомую дорогу через негустой лесок.

– Давай, – мы сворачиваем.

– Понимаете, ваше величество? – Ледяная отмалчивается, зато пристаёт Юлька. Приходится объяснять ей про военную коллизию, которую мы обсуждаем.

– И охота вам про такое… – морщится милашка Юля, – я даже думать на эту тему не хочу.

– На самом деле, тема острая, – продолжаю давить, – враг совершает подлость в расчёте на наше благородство. Подлость в квадрате. Если ей поддашься, это станет шаблонным приёмом ведения боевых действий. А если разок пройдёшься по ним конями или танками, враз поумнеют.

– Прекрати, Дана, – опять морщится Юля, и я не выдерживаю.

– Сама прекрати! Зажми нос и слушай! – рявкаю на неё так, что её кобылка отпрыгивает, – ты можешь выйти замуж за военного, который может угодить в это дерьмо. Будешь осуждать?! Жалеть чужих сопливых детишек и проклинать родного мужа? Который, между прочим, будет тебя защищать от бородатых вонючих насильников, которые не постесняются твоих детей за ноги и об стену. А после тебя распнут и устроят оргию страстной любви. Одновременно по несколько человек и разными способами. Потом уложат рядом с твоими убитыми детьми!

Затюкиваю Юлю вконец, та аж съёживается. Переключаюсь на Ледяную.

– Так поступают на войне. Других вариантов нет. А ты незаслуженную конфетку у шестнадцатилетних лбов отобрать стесняешься.

От Ледяной обдаёт ощутимым холодом. Юля прибавляет ходу, инстинктивно отдаляется от точки напряжения. Пуглива, как лань. Зато забыла, что надо фыркать на каждое «ваше величество».

– Ты предлагаешь не только обидеть чужих, но ещё использовать наших детей, – спокойно, по-настоящему спокойно, говорит Ледяная.

– Ваше величество, я устала объяснять элементарное, – а действительно, нафига мне это надо? – вы умная, придумайте что-нибудь сами.

Мы уже возвращались, прогнав пару километров лошадей рысью, когда Ледяная решилась выразить свою королевскую волю.

– Хорошо. С чего начнём? – Юлька косится на неё, но тут же понимает, что вопрос не к ней.

– Как всегда, ваше величество. Любые военные действия начинаются с разведки… – папочка объяснил, что ему нужно, чтобы начать свою игру. Нам придётся снять данные с классного журнала 10ЮП-2. В принципе, не сложно. В учительской есть стеллаж, в котором они лежат, и каждый учитель берёт нужный. Я давно заметила, что физкультурник часто обходиться без него. У него есть толстая затрёпанная тетрадь, в которой он выставляет все оценки. Ему так удобнее. По строкам – фамилии, по столбцам – нормативы. И все оценки по физкультуре у всех классов идут ровными столбиками. Только изредка выделяется какая-нибудь группа, которая принимала участие в межшкольных соревнованиях.

Перед уроком физкультуры можно изъять журнал. Аккуратно переснять нужные две страницы моим фотоаппаратом. Парни из старого класса как-то проявляли мне чёрно-белую плёнку, если наши не смогут, обращусь к ним. А печатать необязательно. Посмотреть через фильмоскоп (есть в физкабинете) и переписать данные. А они вкусные! Кроме имени и фамилии, там домашние адреса и контакты родителей.

Я так понимаю, папочка хочет нащупать, какие связи есть у наших юристов. Хорошо бы их самих отснять. Знать бы заранее, сфотографировали бы на «Осеннем балу».

– О, можно их на районном конкурсе сфотографировать. Можно и в цвете. Можно их самих фотками одарить, – приходит в голову хорошая идея.

– И Лицей, – добавляет Ледяная, – Кто будет снимать?

– Пистимеев, – уверенно заявляю я, – и необязательно ему всё рассказывать.

Заводим лошадок в конюшню. Моя Жози что-то мне ласково нафыркивает, глажу её по гриве и морде. Рядом Ледяная обнимается со своим любимчиком Ганнибалом. Хорошо одноклассники не видят, а то удостоился бы жеребец ненависти рафинированной чистоты, ха-ха-ха.

Уже на выходе из конюшни подходят Алёнка с Ирочкой. Они по саду гуляли. Ира потому Ирочка, что у нас их три. Одна – Ира, вторая – Ирина, третья – Ирочка. Надо же их как-то различать.

Девочки веселы, щёчки горят от мороза, посмотреть приятно.

– Девчонки, а не нарезаться ли нам винца? – предлагает Алёнка. Ирочка хихикает так хитро, что не разберёшь, осуждает она этим хихиканьем или одобряет рискованное предложение.

– Мальчишек нет, родителей нет, других препятствий не вижу, – почему бы и нет? Девичник у нас или где?

Ледяная молчит, и тоже не понятно. Осуждающе молчит или одобрительно?

– Но сразу предупреждаю, – лично у меня кое-какое препятствие есть, – мне ещё с юлиным папой шары гонять, так что я только ради компании.

– Юляш, если что, во всём виновата ты. Ты принесла, ты нас и споила, – незавидную роль предлагаю, но остальным, если что, могут отказать от дома. А родную дочь не выгонят. Меня, кстати, тоже не выгонят.

Покладистая подружка играет личиком, но соглашается. Про мой статус любимицы хозяина дома забыла, а так был бы повод свалить на меня.

Сходимся в малой гостиной на втором этаже. Мальчиков нет, какое это облегчение! Все оделись просто, краситься не надо, даже стереотип о женской привычке долго собираться не срабатывает. Полчаса не прошло, как мы все вольно располагаемся вокруг небольшого столика, на который горничная уже выставила всё, что нужно. А ведь здорово иметь прислугу! Сознаю, насколько отстаю по уровню жизни от Юльки. Хватит ли доходов отца, чтобы оплачивать слуг в таком количестве и содержать подобный особняк? Может и хватит. А может, и нет. В любом случае, плакали бы мои карманные деньги и бюджет Эльвиры.

Алёнка дожидается, когда горничная уходит и достаёт красивую бутылочку. Перехватываю.

– Ликёр? Это хорошо, можно прямо в чай добавлять. Больше одной чайной ложки не советую.

О-о-о! Какой запах! Какой-то ягодный. Малиново-черничный? Затрудняюсь определить, но здорово. Сижу нога на ногу, ловлю волшебный запах, пью. Юлька залезла в кресло с ногами, Алёнка с Ирочкой таким же образом издеваются над диванчиком. Только Ледяная сидит, как на троне. Все в спортивных брючках, только Юлька в коротком халатике.

– А Маринка-то Сидякова в своём училище сколотила волейбольную команду, – делится новостями Алёнка, – дадут всем жару в этом году. И как назло они в нашем округе…

– Их же не было! – удивляюсь я.

– Команды не было. Теперь будет. А ты ушла, – пригорюнилась Алёнка.

Алёнка с Ирочкой продолжают делиться новостями.

– А про самое главное почему молчите? – спрашиваю я, – кто сейчас у Юльки ухажёр?

Что тут началось! Юляшка замахивается на меня кулачком, девчонки от смеха падают друг на друга. После приступа бурного веселья вступает Ирочка, она сидит дальше от Юльки, которую Алёнка придерживает от атак на Ирочку.

– Нашёлся шустрый мальчик из восьмых классов, ходит за ней по пятам… хи-хи-хи. Она не знает, как от него избавиться, хи-хи-хи… смешной такой…

Из дальнейшего потока междометий и смеха постепенно вырисовывается картина в целом. Мальчик симпатичный, но ниже ростом Юльки почти на полголовы. И веселится весь класс. Как веселится? Подло и гнусно, – считает Юля. Как только он заглядывает в класс или оказывается рядом, все бросаются ему на помощь. Кричат неизменно краснеющей Юльке «Жених пришёл!», затаскивают довольного парнишку в класс или в толпу и окружают. Юльке убежать не дают. Даже в туалет она ходит под конвоем.

– Представляешь, Даночка, – жалуется подружка, – они после уроков меня не выпускают, пока этот мальчик-с-пальчик не придёт. Потом конвоируют нас чуть не пол-километра, мальчик портфель несёт. Я и удрать не могу…

Ирочка с Алёнкой хохочут, валяясь вповалку на диване. Даже Ледяная улыбается, а меня приступы хохота сносят с кресла на пол. Теперь я за Юлю спокойна, и без меня нашлось, кому о ней позаботиться.

– Дана, я думала, хоть ты их отругаешь… – Юля начинает на меня дуться. Вот зачем ты так, а? Я же только вставать начала… бьюсь в корчах очередного приступа смеха.

– Я тебе помогу, Юленька, – кое-как выговариваю простые слова, пытаясь встать, – но только советом и вообще…

Влезаю в кресло ползком, долго приходится возиться, чтобы развернуться к компании лицом.

– Юляш, всё не просто так, – втолковываю внимательно слушающей подруге, – ты пала жертвой коварной интриги. Кто-то ведь подвёл к тебе мальчика, кто-то пообещал ему помощь, кто-то первый крикнул: «Жених пришёл! Держи Юльку!». Понимаешь?

Юля напряжённо задумывается, морщит лоб. Вот не идёт ей это… бу-у-м-м-м! Ирочка сваливается с дивана, сменяя меня. Сейчас она так же корчится. Алёнка визжит и колотит ногами по дивану. Девчонки, не исключая меня, впадают в состояние, когда до колик смешит всё. Даже юлькино озабоченное выражение лица. Ледяная ставит чашку на стол, закрывает лицо руками и стонет от сдерживаемого смеха.

Вторая часть. Порочные развлечения.

Вечером в бильярдную за мной зачем-то увязываются все девчонки. И Юлька, не позабывшая взять с собой скучное выражение лица. Владимир Стефанович немедленно впадает в эйфорию. Чтобы потрясти своим мастерством дочку, не иначе, разносит меня в первой партии в пух и прах. Не дав ни одного шанса даже размочить счёт.

Нежно улыбаюсь ему, на первый план выходит Катрина. Очень я не люблю проигрышей. И я сегодня в ударе. Резко стучат шары, один за другим заполняя лузы. Методично веду дело к такому же разгрому.

У стенки Ледяная что-то рассказывает моим одноклассницам, Юля куксится с противоположной стороны. Успеваю услышать первую фразу Вики:

– Дана открыла уникальную методику обучения девушек игре в бильярд…

Она же обещала! Обещала, значит, выполнит. Про Юльку вроде ни слова… и снова моё внимание полностью поглощается зелёным полем, украшенным нумерованными матовыми шарами. Остаётся последняя пара. Останавливаюсь. Задумываю коварный ход. Я промахиваюсь, и Владимир Стефанович вздыхает с явным облегчением. Ну-ну. С наслаждением наблюдаю за вытягивающимся лицом противника, когда он видит, как оба шара прислоняются к стенкам. Оба! В противоположных концах! Одна из самых неприятных позиций или даже самая неприятная.

Ехидно ухмыляюсь и поворачиваюсь к девчонкам. Вовремя! Вижу, как Вика, что-то объясняя девчонкам, водит ребром ладони между грудей, тычет пальцем в бильярдный стол. Расширенные глаза одноклассниц и приоткрытые рты явный признак догорающего запала мины или гранаты.

Слышу удар кия, резко оборачиваюсь. Успеваю заметить филигранный удар Стефановича. Один шар бьётся о смежную стенку, отскакивает и попадает в противоположный шар. Тот неотвратимо ползёт к срединной лузе, и нерешительно падает туда.

Ой, я щас лопну! Торжествующий Владимир Стефанович поворачивает голову к дочке, явно надеясь на какое-то одобрение с её стороны. Ну, хоть дежурное! И вдруг видит на её прелестном личике бурное негодование. Одновременно нас накрывает взрыв хохота от девчонок. Они сползают по стеночке на пол, удовлетворённая содеянным Вика отходит.

– Убью! – слышит потрясённый Владимир Стефанович визг дочки, которая несётся в обход стола к Вике. Надо спасать королеву, а, нет! Самой надо тоже спасаться!

Чинная и благопристойная бильярдная мгновенно превращается в вертеп. Юлька, воинственно размахивая кием, загоняет нас с Ледяной под стол. Улучив момент, когда кий прекращает свою угрожающую свистящую песню, Алёнка с Ирочкой наваливаются на Юлю. Мы немедленно выползаем, и на полу образуется визжащая куча мала, около которой топчется растерянный Владимир Стефанович.

Кое-как успокаиваемся, хотя Алёнка ещё как-то похрюкивает.

– Юленька, зачем ты себя выдаёшь? – спокойно спрашивает Ледяная, – я ж про тебя ни словом. Сказала, что Дана разыграла какую-то девочку из дома отдыха.

– Правда, правда, – подтверждает Ирочка.

Мне ещё приходится долго угрожать и уговаривать девочек не рассказывать в школе. Иначе Юльке житья совсем не будет. Пообещали. Но что-то мне не верится, уж больно сильно у них глазки блестят.

Всё получилось на следующий день. Мы повторили с ними фокус, что проворачивали с Пистимеевым. Девчонки трусили ездить верхом почти так же. Сами бы не справились, конюх нам помог водрузить девчонок в седло.

Нахохотались вволю. Теперь над Ирочкой и Алёнкой. Сначала мы Алёнку подговорили помочь Ирочку на коня затолкать, а после Ирочка с мстительным удовольствием помогла нам с Алёнкой. Настоящая женская дружба!

– Ну, вот, Юля, – удовлетворённо говорю я, – теперь у вас паритет. Если девочки расскажут про тебя, ты расскажешь всем, что они описались от страха, когда на лошадь сели в первый раз.

– Враньё!!! – хором возмущаются девочки.

– А кто вам поверит?

Вот именно! Кто им поверит, если очень хочется верить другому? Вот и поскучнели девочки, зато Юлька веселится. Как бы нам с Викой сделать так, чтобы до нас не добрались?

4 ноября, воскресенье, время 08:30

Квартира Молчановых.

У-у-х! И повеселились же мы у Юльки. До сих пор отойти не могу, и живот болит. Мышцы от смеха перенапряглись. Безудержный смех – слишком мощный способ тренировки пресса.

Приехала я только вчера вечером, так вот мы в гости съездили. Раз, и нет половины каникул! На три дня и две ночи у Юльки зависли. Эльвира начала обижаться, и посуду ей мыть и скучно без меня. Но когда я рассказала про наши фокусы, она чуть не родила раньше времени. Роль Юльки в бильярдном розыгрыше упоминать не стала по рецепту Вики.

Воскресенье или нет, но подъём в 6:00, пробежка в парке. Эльвира в это время дрыхнет. Утренний туалет, приведение себя и комнаты в порядок, Эльвира отлёживает бока. В семь часов завтрак, в пол-восьмого эта пава вплывает на кухню, полусонная и зевающая падает на стул и требует завтрак.

– Данусик, чаю мне! – тоном доброй хозяйки, обращающейся к любимой служанке, требует после ленивого поглощения овсянки.

Грязная посуда исчезает со стола, перед мачехой материализуется чашка с дымящимся пахучим чаем. Почти нецензурно ругаюсь шёпотом. Раздражать и злить беременную нельзя. Папочка очень старался мне всё объяснить и сама вижу, как стоически он сносит все её капризы.

– Данусик, что ты там бормочешь? – подозрительно интересуется Эльвира.

– Ох, мамулечка, и устроим мы тебе с папочкой весёлую жизнь, когда родишь… – закатываю глаза в предвкушении, пальцы страстно сжимаются и разжимаются. Не выдерживаю, вступаю на тонкий лёд туманных угроз и предупреждений.

– Ну, Данусик, я ж ничего такого! – расширяет глаза почти обиженно.

– Так отомстим, что будешь мечтать о следующей беременности…

– Не исключено, – остужает мой пыл своей готовностью окунуть нас снова в состояние клушек, хлопающих крыльями вокруг цыплёнка. – Посмотрим, что получится. Владик привлекательный, я – красивая…

– Наоборот, – не могу такого стерпеть, – папочка – красивый, ты – привлекательная.

– Ах, ты мерзавка! Ну-ка извинись! – замахивается полотенцем. Выскальзываю из кухни.

– О, мамулечка, прости дочечку за то, что любит правду, – показываю на прощание язык и скрываюсь в своей комнате. Она и раньше не могла меня поймать, а уж от беременной я сбегаю, как от больной черепахи.

Вчера папахен куда-то исчез, не уловила момент, и вскоре вернулся с банкой маринованных грибов. Её беременное сиятельство восхотело груздей и долго возмущалось, что принесли маслят. А папочка разве виноват, что в грибах не копенгаген? На банке написано: «Маринованные грибы». Всё! Эльвира долго и брюзгливо разъясняла разницу, потом ухряпала полбанки в одно лицо.

Когда согласно режиму в восемь часов углубляюсь в интеллектуальные занятия, слышу папин голос. Вообще, правильно всё. Надо по очереди вставать, чтобы у ванной и туалета не толпиться. А завтраком его пусть жена кормит, а то совсем обленилась. Хихикаю. Я взяла себе в привычку рассказывать им о том, как раньше здоровые и могутные крестьянки рожали прямо в поле и тут же шли жать, пахать и сеять. Эльвира очень смешно реагирует, папочка бросается её утешать, я тут же сбегаю.

По информатике как-то давали задачку на скачки мяча внутри прямоугольного поля. Задача давно сдана и зачтена, но кое-какие мысли у меня появились. Скоррелированные с прозвищем директора. Скребу по компьютерным сусекам, леплю Колобка.

Через пару часов напряжённой работы тестирую объект «Колобок». Блеск! Я добилась хоть и отдалённого, – это только пока, – но сходства с мимикой директора Лицея. Главное не результат, он будет, если есть способ его добиться, а способ я только что нащупала.

Моё радостное хихиканье перебивает осторожный стук в дверь. Эльвира скребётся. Открываю, напустив на лицо маску максимальной строгости, её высочество изволят заниматься науками, кто посмел?

– Даночка, меня Владик опять бросил… – жалобно глядит на меня, – начальство позвонило, он и умчался. Вот что за народ, эти мужчины?

– Но-но! – грожу пальцем, – что значит бросил? Ты в тепле, под крышей и в безопасности, а мужчины на то и мужчины, чтобы делами заниматься.

– Да я ж ничего, просто скучно. Пойдём, я тебя чаем напою и… сыграем во что-нибудь?

– А ты будешь называть меня «рыжей мерзавкой»?

– Нет, нет, что ты?! – пугается Эльвира и вдруг полностью теряется. Обожаю, когда она распахивает непонимающие красивые глаза типичной блондинки и раскрывает в растерянности ротик. Такая милашка!

– Тогда не пойду! Какой мне смысл? – и почти минуту наслаждаюсь её ошалевшим видом.

– Тебе нравится, когда я тебя ругаю? – восхитительно медленно Эльвира выплывает из ступора.

– Ага, – киваю я с довольным видом, – не слишком часто, сладкого ведь много тоже есть нельзя.

Чаем она меня напоила, и принимаемся за покер. Мощное интеллектуальное занятие, но особого рода. Держать в голове сразу пятьдесят две карты нет смысла. В этой игре надо вычислять реакцию партнёра, а Эльвира для меня почти полностью прозрачна. По мимике и степени горения глаз комбинацию на её руках можно угадать с высокой точностью. Вот я и тренируюсь.

Дотренировалась до такой степени, что приходится время от времени нарочно проигрывать. Мне не жалко, зато мачеха добреет и перестаёт капризничать. Доигрались до обеда, а папочки всё нет…

Владислав Олегович.

Время 14:05.

– Де… – бодрое приветствие «Девочки!?», в котором прятался и вопрос «как вы тут?» застревает в горле невнятным междометием. Девчонки в полной отключке. Тихо-тихо разуваюсь и раздеваюсь, бесшумно прохожу гостиную, медленно отворяю дверь кабинета. Ещё раз оглядываюсь, от вида двух вповалку лежащих девчонок сладко щемит сердце.

Напомнило кое-что из юности. Зашёл в гости к однокласснику, там восхитился одной картинкой, к которой мой сосед по парте отнёсся с полнейшим равнодушием. На табуретке спали две красивые кошки серо-голубой масти. Одним клубком, где не сразу разберёшься, чьи и откуда виднеются лапы, хвосты и уши. Эля с Даночкой сейчас почти так же спят.

Как там Дана говорит? От человека, способного разбудить спящего, можно ждать любой подлости? Хмыкаю, – не, Даночка, не буду подлецом. Спите.

Когда Дана проснётся, мне есть чем её обрадовать. Если я правильно её понимаю. А в целом воспринимаю, как рыжее концентрированное счастье. Известная истина «Маленькие детки – маленькие проблемы…» каким-то незаслуженным подарком судьбы оборачивается совсем другой стороной. Милейшая малолетняя оторва, доставлявшая в детстве массу хлопот и радостей, вдруг превращается в очаровательную девицу, приносящую огромные бонусы. Любой родитель будет счастлив, имея такое красивое и талантливое чадо. Короче, «маленькая Даночка – маленькие радости, взрослая Дана – большие радости».

Короткий период, когда Эля и Дана чуть в драку не кидались, оборвался ошеломляюще резко. Что-то там у моей первой произошло. Не знаю, что, – Дана помалкивает, – но огромное ей спасибо.

У меня есть, чем её обрадовать. Одним коротким словом…

– Не обижайся, друг мой, – Сергей Тигранович улыбается тепло и проникновенно, – но уж больно это слово точно суть отражает.

Улыбке своего патрона я не очень доверяю. Тёплые глаза мгновенно могут уйти в арктический режим. Видели – знаем. И тогда, спасайся, кто может. Небольшого роста, почти субтильный, весь как будто становится опасным клинком. И поблёскивающая лысина, по поводу которой он не находит нужным переживать ни секунды, начинает напоминать блеск остро заточенного лезвия. Унаследованный от отца кавказский темперамент проявляется.

Только полчаса назад мы закончили обед в ресторане. На упомянутой ноте. А в самом начале, за час до того, кое-что происходит. Десять к одному поставлю, что именно из-за этого Тигранович меня и выдернул в мой законный выходной. Сам не скажет, и я спрашивать не буду.

Очень похоже на встречу двух вражеских эскадр, которые идут по своим делам, у каждой приказ своего командования, но враг – вот он! Так что обстрелять на ходу – святое дело.

Идём к своему столику, и вдруг Тигранович притормаживает.

– Ба, какие люди! Приветствую вас, Анатолий Степанович. Мадемуазель… – короткий поклон в сторону роскошной брюнетки, спутницы представительного и вальяжного мужчины.

– Вы тоже по достоинству оценили это место? – светски продолжает патрон. Я молча приветствую сидящего сноба и его спутницу таким же символическим поклоном.

Замминистра просвещения, скользкий тип, ни слова в простоте. Ничего не добился ни от него, ни от его подчинённых. Огромный госзаказ повис. Тигранович сначала отругал меня, – ни за что, считаю, меня никто не учил аппаратным играм, – затем подробно объяснил мои ошибки. И взялся за дело сам. А сразу нельзя было? Моё дело – электронные схемы, а не пробивание бюрократических редутов.

– Приятного аппетита, Анатоль Степаныч, – Тигранович уже нацеливается уходить, политес соблюдён. И что, это всё? Только ради этого он меня лишил нескольких часов воскресенья?

– Мы же с вами завтра встретимся, тогда и наговоримся, – Тигранович разворачивается, но останавливается.

– Конечно, хотя не очень понимаю, зачем, – пожимает плечами замминистра. – Хороших новостей для вас у меня, простите, нет.

Тигранович хлопает себя ладонью по лбу с видом «Чуть не забыл!». Артист! Внимательно наблюдаю, это наглядный урок для меня. Иначе, зачем он меня сюда вытащил?

– У меня для вас есть, уважаемый Анатоль Степаныч! И не стоит ждать до завтра. Новость короткая и, вы уж простите, неприятная для вас.

Замминистра и глазом не поводит, но, уверен, он напрягся.

– Для вашего министерства неприятная, Анатоль Степаныч, не для вас лично, – «успокаивает» сноба мой патрон и кратко формулирует, – вашему учреждению, простите за тавтологию, грозят неприятности.

Я в теме, понимаю, о чём речь. Слово сказано, можно уходить? Но Тигранович не торопится.

– Угрожаете? – равнодушно интересуется замминистра.

– Да бог с вами! – поражается обвинению Тигранович, – Клянусь, мы вообще ни сном, ни духом. Просто случайно узнали, вот и предупреждаю.

– О чём?

– Видите ли, Анатоль Степаныч, подробности довести не могу, – Тигранович разводит руками, – Мы всегда открыты для дружбы со всеми, но сами никогда не навязываемся. Понимаете меня?

По глазам замминистра вижу, что он понимает. А я не очень. Тигранович поясняет уже за нашим столом. Не забывая получать удовольствие от обеда.

– Обожаю бараньи рёбрышки, – почти урчит над блюдом патрон, – с детства любовь к ним питаю. Неугасимую.

Первое внимание рёбрышкам, потом уж и моя очередь настаёт.

– Владик, друг мой! Всё очень просто. Раскрытие подробностей угрозы – дружественный акт. Бескорыстная помощь с нашей стороны, правильно?

Соглашаюсь.

– Но при наших отношениях… – глаза блеснули тем самым арктическим холодом, – это будет выглядеть жестом подобострастия. На что рассчитывать они не имеют никакого права.

– Или бестактностью, – подтверждаю его довод. С начальством соглашаться легко и приятно. Особенно, когда оно право.

– Или так… – Тигранович удовлетворённо вытирает губы салфеткой. – Друг мой, ты всё понял? Знаешь, что делать?

– Я всё понял, – наклоняю в знак согласия голову, – но я человек маленький. Мне нужен прямой и недвусмысленный приказ.

И вот тогда Тигранович и сказал то самое короткое слово. Меня аж немного передёргивает.

Конец главы 5.