Лицей. Венценосный дуэт

Глава 18. Спасение утопающих…

Ещё ничего не кончилось, – злобно смотрю на чужой мобильник, который будто в насмешку показывает мне всего две палочки заряда. Модель не такая, как у меня, но того же ценового ряда и функционала. Так что имею представление о его наборе опций, это плюс. Возможности сильно ограничены состоянием батареи, это минус. Меня начинает потряхивать, – Дана опять бесится, слегка придушиваю её, – всё-таки слишком много свалилось всего для жалкого по своим возможностям тельца человеческой самки.

Отец пообещал меня найти по включенному телефону, но инквизиторы нас побери, долго ли продолжится это включение? Что-то я туплю на ровном месте, у меня есть кое-какие ресурсы, которые можно использовать…

Эпизод.

Ура! Едем с отцом домой в его машине. Папахен немногословен и деликатен, но сама знаю, чем его успокоить. Сразу говорю, что невредима во всех смыслах, в том числе и девичьей чести. Хоть и делает вид, что считаете это неважным, – «Дочь, главное, что ты жива!», – но меня не проведёшь. Прячет видимое мне чувство облегчения.

Я в той хламиде, что сделала себе из покрывала. Прорезала в середине дырку для головы и две дыры поменьше по бокам, для рук, чтобы можно было высунуть до локтя. Это прокол, Катрина, госпожа капитан! Посмотрим, что будет дальше.

Дорога весело и успокаивающе еле шуршит под мощными шинами, поля, посёлки и небольшие лесочки прокручивают перед глазами мирный пейзаж. После пригорка слева неожиданно вырастает узкое и небольшое, но двухэтажное строение с большой надписью «ИАС», Имперская автодорожная служба. Оттуда выходит полицейский инспектор в синей форме и оранжевой жилетке. Полосатая палочка, герой множества анекдотов, вытянута перпендикулярно дороге и нашему движению. Папахен дисциплинированно прижимается к обочине. Я не дёргаюсь, обычная проверка, папочка не пьян, с документами у него всё, как надо.

– Инспектор тра-тра-тра-нов! Ваши документы, – заглядывает в окошко умеренно строгое лицо.

Поражаюсь умению так произнести свою фамилию, что ни за что не разберёшь. Папахен отдаёт свои корочки, инспектор бросает на меня неожиданно острый взгляд и рассматривает права. Мне что-то начинает не нравится. Не могу понять, что.

– Господин Молчанов, выйдите, пожалуйста из машины, – предлагает инспектор и зачем-то оглядывается.

– Что-нибудь случилось?

– Да. Выйдите, посмотрите, что у вас с поворотником сзади, – поясняет своё требование инспектор.

– Вот ведь… – невнятно огорчается папахен неизвестной пока мелкой неприятности. У меня подгорает, но что делать, ума не приложу.

Дверь хлопает, папахен спешит к корме машины, инспектор за ним, приближается ещё парочка и… сука, один из них с автоматом. И держит почти наготове, стволом вниз, но рука на газоотводной трубке, – это такая хрень, отходящая от ствола, – одно движение и оружие в положении полной готовности.

– Руки на капот! Ноги шире! – папочку берут в оборот, и я выскакиваю из машины.

– Эй! Вы чего! С ума сошли! – ору ретивым полицейским, – мой отец клановый! Вам проблем хочется?!

– Отец? – все мои крики им до одного места, но одно это слово их резко притормаживает. Но отпускать не спешат. Инспектор «Тра-тра-транов» подходит ко мне.

– У нас на тебя ориентировка. Похищена девушка пятнадцати лет. Рыжая и зеленоглазая.

– А имя-фамилию запомнить мозгов не хватило? – мой голос сочится ехидством, – я – Дана Владиславовна Молчанова, этот мужчина – Молчанов Владислав Олегович. Вам это ни о чём не говорит?

Он смотрит на меня, с отчётливым скрипом проворачиваются шестерёнки по второй извилине, которая не от фуражки. Слава Луне, она есть!

– Отпустите его! – через пару оборотов мозговых шестерёнок командует своим собратьям, – это её отец.

Всё, конечно, разрешается ко всеобщему согласию, но что теперь? Полиция знает, что я нашлась и нас сопровождает машинка с синими полосками и вовсе не домой. Со мной страстно желает побеседовать чин из полиции, ведущий моё дело. Дело – труба!

Конец эпизода.

Мотаю головой, вытряхивая мысленную картинку. В задницу распотрошённому оборотню такие дела. Меньше всего мне сейчас хочется в полицию. Им плевать, что я фактически голая, есть хочу и меня трясти начинает. У них свои, самые важные в мире резоны, а остальные должны перед ними на задних лапках канкан плясать.

Так что нет. Так не пойдёт. Подхожу за размышления к лестнице на чердак. Ещё и найти её проблема. Дом не с мезонином, он, натурально, двухэтажный плюс чердак. На чердаке валяются какие-то коробки, несколько досок с гвоздями поверх насыпанного керамзита. Или как там этот утеплитель называется?

На телефоне небольшая шнурковая петля, за которую я его подвешиваю на гвоздь, неплотно загнутый к боковой доске слухового окошка. Чем выше, тем лучше сигнал, тем меньше вероятность, что аппарат быстро разрядится.

Трень-трень-трень! – неожиданно звонит мобильник, подрагивая на шнурке. Смотрю на него недоверчиво. Это может быть кто угодно. Не обязательно папахен. А ведь от вибрации и звонков он ещё быстрее разряжается. Беру мобильник и сбрасываю звонок. Номер не наш домашний. Звоню домой сама, трубку берёт Эльвира. А вот это я попала! Тут же скидываю звонок. Мне сейчас длинные объяснения с бабами не просто ни к чему, а очень опасны. Я молодец, мгновенно сообразила. Вот только как узнать номер мобильника папочки. Это его прокол, что он мне не сказал. Он у него должен быть, он же меня любит и ему надо быть постоянно на связи, чтобы новости узнавать.

Может Яшка что-то знает? А какой у него номер? Я ведь не старалась его запоминать, о, память моя непревзойдённая, помоги! В мозгу всплывает ряд цифр, дублирую их на мобильнике.

– Да, – вроде он, но по такому короткому слову не пойму.

– Яшка, это ты?

– Дана!?

– Не ори, придурок! Про меня пока не должны знать. Рядом кто-то есть?

– Нет, я домой иду, только подхожу…

– У моего отца мобильник есть?

Я оказалась права. Папахен не только сам мгновенно мобильником обзавёлся, но и парней снабдил. Яшка скинул его номер смс-кой и клятвенно пообещал на этот номер не звонить, и никому обо мне не говорить.

На всякий случай свой домашний номер, Яшкин и тот незнакомый, с которого получала звонок, все заношу в чёрный список. Мне неожиданности не нужны. Ни от женщин, ни от детей, ни от знакомых Алекса. Немного подумав, отключаю звуковой сигнал. За ради экономии. Так будет лучше. Спускаюсь вниз, шаркаю кое-как держащимися на ногах ботинками. Не от того, что они норовят свалиться, мне нужно передохнуть, заставлять себя что-то делать всё труднее.

– Привет, парни! Как вы тут без меня? Не скучали? – возвращаюсь на главную сцену случившегося не по моей воле триллера. Судя по пустоте остальных комнат, не считая накрытую плёнкой мебель, здесь у них главная база. Это замечательно, меньше работы.

Сажусь за столик, там ещё осталась пара бутербродов и полбутылки минеральной. Для полного счастья подтащить бы второго поближе, по морде его попинать, но лень. Был бы ещё живой, но я и отсюда вижу, что парень окончательно заскучал. Смертельно заскучал.

Усиленно прокачиваю отдых, времени у меня мало. Скоро стемнеет, станет сложнее. Мне даже свет включать не с руки. Даю себе десять минут, больше нельзя.

– О, вот и познакомились, – вытаскиваю из нагрудного кармана второго водительские права, – Стёпа Махотин, значит. З-забавно! Удар кинжалом в брюхо – оригинальный способ знакомства. Надеюсь, ты оценил.

Фамильярно хлопаю труп по заднице. Что это у нас в кармане нащупывается?

– Тэк-с… мелочь мне не нужна. Мелочь с собой забирай, – чуть больше восьмидесяти рублей мелкими купюрами и металлом мне не нужны. Это я, конечно, зажралась. На эти деньги разок можно и в ресторан сходить. Не слишком пафосный, но всё-таки.

– А это у нас что? А это у нас ключики. От авто? – брякаю небольшой связкой с брелком.

Машину надо посмотреть, пока светло. Оглядываюсь на окно, время есть, минут тридцать-сорок. Беру висящую на другом стуле тонкую сумку-папочку. Потрошу. О, это у нас что? Квитки, бумаги… это договора. В рабочем варианте, малость измусоленные. Три штуки. Один на имя тра-та-та, посёлок Озёрный, второй – коттеджный посёлок Дубна, третий – село Галаховка. Районы указаны, адреса… а вот это то, что надо!

Машина подождёт, управлять ей не умею. На максимальной скорости несусь на чердак, по металлическим трубкам лестницы стучат толстые подошвы.

– Папа!

Папахен откликается почти мгновенно.

– Мы уже выехали, дочь! Примерный район уже знаем.

Это прекрасно, и, надеюсь, карта у тебя есть.

– Пап, слушай внимательно. Я нашла три адреса в документах. Это какие-то договора на ремонтные работы. Запиши… – старательно диктую адреса.

– Мне не звони, пап, – инструктирую напоследок, – мобильник разряжается, я его на чердаке держу, а то плохо сигнал ловит. Позвоню сама через двадцать минут.

М-да, через двадцать минут. Если б у меня ещё часы были. А, у Стёпы есть!

22 июля, понедельник, время 22:05

Особняк где-то за городом.

Выбрала самое удобное окно для наблюдения за улицей. Стемнело, но света хватает, летом даже глухой ночью не совсем темно. Фонарь рядом светит, Луна, звёзды. От неглубоко нырнувшего солнца слегка светится небо в закатной стороне.

Слегка напрягаюсь. По улице осторожно, будто осматриваясь, едет незнакомая машина. Это явно не папин автомобиль. Фургон, окна только в кабине водителя. На крыше мощная антенна чуть меньше метра. Хлопает дверца, из кабины выходит мужчина, водитель остаётся на месте. Открывается дверь фургона, выпрыгивают ещё один. Оба направляются к особняку. Замираю.

Отскакиваю от окна, опрометью, громко стуча ботинками бегу к лестнице, скатываюсь вниз. От резко распахнутой входной двери оба мужчины отпрыгивают. Бросаюсь на того, что справа, висну на шее.

– Папа!!! – Дана на пару секунд берёт контроль над телом в свои руки. Только этим могу объяснить свой неосторожный порыв и то, что я мгновенно орошаю его грудь слезами. Откуда только взялось в организме такое количество влаги!

Так. А ну, хватит!

– Где они? – голос отца слегка напряжён. Чего это он? Вглядываюсь, и меня раздирает острый приступ любви, замешанной на ностальгии. Совсем не похож внешне на патриарха, но так напоминает его! Жёсткостью выражения лица и глаз сильного и взбешённого нападением на его женщину мужчины.

– Не надо туда заходить. С ними всё, – удерживаю его от движения в сторону входа, – пап, ну, ты чего? Хочешь, чтобы потом тебя обвинили в надругательстве над покойниками?

Второй мужчина, стоящий поодаль, фыркает. Отец прекращает рваться в особняк.

– С ними точно всё?

– Точнее не бывает, пап.

Силу он всё-таки применил. Ко мне. Взял на руки и понёс к фургону.

22 июля, понедельник, время 22:40

Квартира Молчановых.

Оба, я с отцом, немного с ума сходим. Он больше, я – меньше. И пока ехали, поднимались по лестнице домой, входили, телесного контакта не разрывали. Держал меня за плечи, просто за руку, только внутри отпустил, навстречу встревоженной Эльвире.

– Дана, мерзавка рыжая, как мы волновались! – и я тут же тону в мягкой, сладко пахнущей груди мачехи. Тёплое спокойствие разливается внутри, я, рыжая мерзавка, дома.

– Я есть хочу, – извещаю родителей о своих потребностях, – меня там как-то плохо кормили. Несколько бутербродов у них реквизировала и всё.

На моё «у них» мачеха чуть вздёрнула брови. Желание узнать всё и как можно быстрее у неё закипает, но крышку пока не срывает. На мой запрос реагирует немедленно, отрывается от меня и уходит на кухню. Я со вздохом огромного облегчения, – не от её ухода, конечно, – загружаю и папочку:

– Па, сделай мне ванну. Знаешь, такую с пеной в полметра, – показываю рукой желательную толщину пенного сугроба.

Шлёпаю босиком в комнату, мне надо одежду подобрать.

По дороге нас не останавливали, как я боялась. В кабине ж меня не видно. А так, техническая машина, едет себе по делам. Кому она интересна? Главное, что мы обсуждали, как известить полицию?

– Да позвоню сейчас Карганову, он твоё дело о похищении ведёт, и всё, – предложил отец.

– Не в климат, – употребляю принятый у нас сленг, – сразу меня за жабры возьмут. Мне несколько дней надо…

– В себя прийти?

– Ничего не кончилось, па. Угрозы убийства нет, но проблемы с правоохранителями будут, как нарыв в чувствительном месте. Вроде не опасно, а жить невозможно. Надо Семёнову позвонить, он должен эти два трупа первым получить. Он дело маньяка ведёт, поэтому соберёт нужные мне доказательства.

Долго убеждать папочку не пришлось, он тоже к нашей полиции относится скептически. Вот только проблема, телефона Семёнова у меня нет. Вроде был в мобильнике, но на память не скажу. Я его не видела, он мне как-то звонил, но со служебного. Папочка выручил. Звякнул Карганову и выцыганил телефон Семёнова у него.

– Николай Дмитрич, у Семёнова с моей Даной любопытный разговор был перед её похищением. Мне очень важно детали уточнить.

Отцу похищенной Карганов не отказал. Когда в трубке прозвучал не очень довольный голос следователя, время одиннадцатый час, отец передал трубку мне. Пришлось выдержать первоначальный напор возбуждения и ажиотажа.

– Андрей Степанович, – он уже настаивал на обращении по имени, но принимаю его предложение только сейчас, – все вопросы потом. Я жива и невредима. Что и как произошло, не скажу хотя бы по причине нежелания влиять на следственные действия. Ни к чему вам заранее принимать чьи-то версии со стороны.

Моя аргументация его убедила.

– Слушайте меня внимательно. Примерно в тридцати километрах от внешней кольцевой дороги по Можайскому шоссе свернёте в посёлок Озёрный. На главной улице в конце двухэтажный особняк под красной черепицей. Ворота и калитку можно открыть вручную снаружи, охраны нет. Во дворе стоит автомобиль, белая «Самара». В особняке, на втором этаже в одной из комнат найдёте своих подозреваемых. Группу захвата брать не надо, возьмите труповозку.

– … – пережидаю невнятные возгласы. Кажется, это энергичный мат, невнятный из-за произнесения в сторону от трубки.

– У меня есть основания думать, что это они оприходовали нашу русалку. Ту девушку, что вы в Яузе недавно выловили. Надо обязательно загрузить экспертов, чтобы они сделали ДНК-дактилоскопию образцов спермы. И как можно быстрее, да что я вас учу…

– Да, тебе участвовать в экспертизе нельзя. Когда мы тебя саму увидим?

– Дайте мне неделю.

– Три дня, Дана, только три дня, – что-то прикинув, ультимативно требует следак. Ну, хоть так.

– Хорошо.

Всё это мы сделали по дороге. В будущем к нам никто не придерётся. Сообщили в полицию сразу, как только я нашлась. Позвонила ещё Яшке и велела прекратить все действия по моему поиску от имени моего отца. Самой мне светиться нельзя, но с утра придётся. Меня же ищут, надо отменить полицейские мероприятия. Вот так и приходиться загорать в одежде, невозможно, но надо.

Но теперь это не моя забота. Пусть Семёнов вопрос решает. А я пока в ванной отмокаю. Высовываю ножку вверх, придирчиво осматриваю, какая-то царапина чуть выше лодыжки. Где и что задела, хоть убей – не помню. Вторая нога, слава Луне, в порядке.

– Даночка, ты скоро! – в дверь скребётся мачеха. Что-то меня разморило. Потянулась.

– Секундочку, Эльвира, – накидываю полотенце размеров в полтора халата, открываю двери.

Мачеха мне чистое бельё и пушистый халат подгоняет. Помогает обтереться и одеться. Задерживает меня в руках, заглядывает в глаза.

– Даночка, страшно было?

Я впадаю в глубокую задумчивость. А ведь я почти не боялась. Дана, та да, не будь она фантомом, обмочилась бы и в обморок упала. Я жутко злилась. На себя, на похитителей, на Пистимеева, на полицию. Больше всего на себя. Отвечаю честно.

– Нет, Эльвир. Я в бешенстве была. И не собиралась прощать настолько хамского к себе отношения.

Выходим из ванной.

– Принцесса я или где? – задаю риторический вопрос в пространство. Мачеха с облегчением смеётся.

На кухне меня ждёт тарелка с горкой обжаренного картофеля, усыпанного золотистыми стружками лука. Сбоку щедрой толщины обжаренный же кружок кровяно-красной колбасы. Р-р-р-ы-в-в-в! – что-то такое я говорю, садясь за стол.

– Маньяки нонче пошли какие-то позорные, – выдаю сентенцию, утолив первый голод, – нет, чтобы девушку накормить, напоить, а уж потом…

Эльвира хихикает и тут же резко стихает. Папахен молчалив, шутку мою игнорирует.

– Даночка, может, ты хоть что-то расскажешь? – Эльвира настоящая женщина, любопытство в узде долго держать не может.

– Эльвир, а ты уверена, что хочешь это услышать? – смотрю на неё долгим взглядом, – ты ведь даже по телевизору сцены насилия смотреть не можешь, сразу глаза закрываешь. Ты точно хочешь услышать, как я их убила? Могу итог сообщить. Оба лежат сейчас в огромной луже собственной крови. Я им ножом разные артерии перерезала, но обе жизненно важные.

Мачеха бледнеет и смолкает. Любопытство её тоже захлебнулось кровью, хоть чужой и далёкой. Так что я спокойно доедаю и принимаюсь за компот, до половины стакана заполненный персиками.

– Они все мои вещи куда-то дели, – вспоминаю я, – ничего не нашла. Одежда, чёрт с ней, но мобильник, карточки, деньги… хотя деньги я вернула.

– Мобильник твой нашёлся, – успокаивает папа, – он сейчас в полиции. Надеюсь, карточки тоже найдутся. Я их на всякий случай заблокировал.

– Спасибо, пап, – хоть кто-то меня подстраховал. Чувствую в таких случаях себя, как за мощной крепостной стеной. Есть очень надёжные люди, всегда их ценила. Если тебя ударили с той стороны, где они прикрывают, значит, их уже нет в живых.

– Спать пойду, – глаза слипаются. И язык ворочается кое-как.

23 июля, вторник, время 09:50

Районное отделение Имперского сбербанка.

– Спасибо огромное, – благодарю симпатичную даму в голубой форме очень быстро оформившей мне дубликаты моих карт. Только спросила, зачем мне две. Ответить мне не сложно, у них назначение разное. Одна-то моя личная, вторая – общая, но я просто сказала, что у них назначение разное. Одна – для хранения всех доходов, вторая – расходная, на которой относительно небольшая сумма.

– Дисциплинирует, – улыбаюсь я, – приучает не увлекаться покупками. И если ограбят, не так страшно.

Что-то мне не хочется про кассу взаимопомощи рассказывать. Мало ли, лучше находиться в тени, и Луна тебя сбережёт.

Выходим из банка с папочкой. Деньги целы, код доступа воришкам не известен, а без него ничего не получишь. Карты пока не сильно распространены, только в крупных компаниях, торговых центрах и при крупных покупках ими расплачиваться можно. Блокировка отцом счетов – затея избыточная, но осторожность лишней не бывает. И чем дожидаться, пока полиция найдёт мои карты, – и найдёт ли? – а потом затеет сложную процедуру возвращения, удобнее восстановить их через банк. На всё про всё у нас ушло не более сорока минут.

– Тебя на работе не потеряют? – запархиваю в машину.

– Административный у меня. И подчинённым иногда полезно без начальства побыть, – папахен хлопает дверцей и поворачивает ключ.

– Надо бы мне научиться водить машину, – вспоминаю свою досаду, когда средство передвижения было под рукой, а выбраться не могла.

– Решим вопрос.

23 июля, вторник, время 09:20

Особняк в Ярославском районе.

Перед воротами несколько машин, пара из них, легковой автомобиль и джип, с синими полосками и надписью «Полиция». Подъезжает белый «Ситроен», из тех иномарок повышенной комфортности и мощности, что полюбило в последнее время московское высшее чиновничество.

Быстрый молодой человека открывает дверь, откуда неторопливо выгружается высокий мужчина в хорошем, очень хорошем, костюме и надменным лицом. Рост умаляет полноту, будь на голову ниже, законно было бы посчитать его толстым. А так, ничего.

Трое мужчин у ворот, только один в полицейской форме подполковника, один из замов начальника окружного полицейского управления, подходят ближе. И только он один, судя по слегка задержавшемуся на нём взгляду и приветственному кивку знаком приехавшему чиновнику. Один из гражданских протягивает бумагу.

– Ознакомьтесь, Александр Алексеевич.

– Что это? – мужчина брюзгливо берёт бумагу, вчитывается, – Что?! Вы с ума сошли!

– Ваш сын, Алексей Прохоров, с вами ведь проживал? – невозмутимо поясняет ему владелец бумаги, следователь Семёнов, – вам нет нужды волноваться. Мы обыщем только те помещения, где он жил и проводил время. Ваш кабинет, столовая, спальня и всё такое нас не интересуют.

– Всё равно это безобразие, – Прохоров возвращает постановление на обыск, – на каком основании?

– Подписано городским прокурором, – Семёнов показывает пальцем на нужное место.

– Я звоню префекту, – Прохоров достаёт мобильник и отходит в сторонку. Разговор начинает энергично.

– Николай Михайлович, какое-то безобразие у меня дома творится… – и замолкает. Лицо меняется, надменность куда-то испаряется.

– Да-да, хорошо, Николай Михайлович. Нет-нет, что вы, никаких препятствий, я просто удивился…

– Мы можем приступать? – вежливо интересуется Семёнов у Прохорова. Вежливым быть приходится, попробуй нагруби зампрефекту округа. Очень бодро могут звёздочки с погон полететь. А то и вместе с погонами.

В особняке, время 11:30.

Гаражный пристрой.

– Молодец, Миша, – довольный Семёнов хвалит помощника, одного из оперативников, обнаружившего тайник. Тот догадался проверить часть задней стенки письменного стола с внутренней стороны. Там, где отодвигался главный ящик, в ней и обнаружился небольшой тайник.

– Господа понятые, прошу внимания, – слова Семёнова изгоняют из полноватой женщины средних лет и седоватого мужчины скопившуюся за два часа скуку.

Вывинчиваются шурупы, тайник грубо и бесцеремонно потрошится. И вот Семёнов просматривает на свет чёрно-белую фотоплёнку. Их немного, всего две, с похожим содержанием.

– Посмотрите, – предлагает понятым, мужчина смотрит, старательно пряча интерес. Женщина, поджав губы. Семёнов говорит вслух, затем заносит в протокол.

– На фотоплёнках обнажённая девушка, брюнетка, предположительно одна и та же на всех кадрах. Снимки носят порнографический характер.

Это пока не статья, вдруг он свою любимую девушку уговорил попозировать. Высказывается и Прохоров, распространяя вокруг тяжёлую ауру недовольства и раздражения.

– Вы лезете в личную жизнь моего сына.

– И у нас есть на это основания, Александр Алексеевич, – вежливо отвечает Семёнов.

– Я это обязательно проверю, господин следователь, – роняет зампрефекта.

Семёнов не отвечает. Что-то его кольнуло при просмотре негативов. Он подходит к стене с полками, на которых разместились самые разные инструменты. Вот он! Мимолётно при осмотре заметил странную для гаража вещицу, но особого внимания не обратил. Мало ли для чего мог длинный стек понадобиться. Но на нескольких кадрах длинная гибкая тросточка перечёркивала собой фигуру девушки.

– А это зачем? – брюзгливо интересуется Прохоров. Он с самого начала выбрал позицию у входа и не менял её.

– Предположительно это улика, – Семёнов невозмутимо заносит изъятый предмет в протокол.

Больше ничего не обнаруживается, но Семёнов чувствует, что день удался. Перед отъездом, на выходе из особняка, следователь получает вопрос, которого ему очень не хотелось слышать.

– Когда я могу увидеться со своим сыном?

– Мы вам сообщим, – уклончивый ответ Прохорова не устраивает.

– Ему нужен адвокат, слишком тяжёлые статьи вы для него придумали. Защитнику необходимо ознакомиться с делом.

Проскочило? – с облегчением думает Семёнов.

– Дело только начато, основания есть на выдвижение обвинения, а вот материалов пока мало. Знакомиться адвокату пока не с чем. Мы вам позвоним.

Удалось отговориться? – думает Семёнов уже в машине. Ему бы двое-трое суток, а он ещё не отправил образцы спермы от предыдущей жертвы. Как её там Молчанова называла? Русалка? И надо срочно потрошить эти два трупа из Озёрного, и лучше Марченко это никто не сделает. А выйдет он на работу только завтра. Хорошо, пусть завтра с утра ими и займётся. Ему есть чем заняться, надо фотографии распечатать. Не все целиком, но те, на которых лицо хорошо видно. Попросить лаборанта экранировать часть снимка, где у лица пенис маячит. Не стоит судейских шокировать. Если не найдутся другие, пригодные для опознания и без этой чересчур пикантной детали.

Кабинет Семёнова в РУВД.

Время 12:40

Опять на обед опоздал, – Семёнов набирает номер на телефоне.

– Привет, Дана.

– Здравствуйте, Андрей Степанович.

– Дана, не знаю, порадую тебя или огорчу. Завтра с самого утра Марченко твоих обидчиков будет резать. Тебе присутствовать нельзя, ты – заинтересованная сторона. Так что я возьму на себя смелость оформить тебе административный отпуск…

– Я и сама могу оформить. Только Семён Григорич должен согласие дать.

– Он его даст. Так что с утра подъезжай на работу, Марченко поставит визу и в райздрав. Я тоже планирую там быть. Ты ж понимаешь, что нам надо? Извини, но те образцы, с русалки, я уже отвёз в ту лабораторию. Без тебя…

23 июля, вторник, время 12:45

Квартира Молчановых.

Кладу трубку, смотрю неподвижным взором на Эльвиру.

– Мне надо подумать, – удаляюсь в комнату, валюсь на тахту. Семёнов подгадал к концу обеда, как раз посуду прибрала.

Угроза не такая фатальная, сравнительно с сутками назад, когда я была связана и нагишом. Но она есть. Мы не юристы, но общественные науки у нас ведут именно они. И по поводу самообороны нас предупреждали, что жертвы находятся в невыгодном положении. Прямо так не говорили, но всё именно так. Покалеченный жертвой грабитель, к примеру, вправе рассчитывать на помощь того, кого он хотел ограбить и, возможно, убить. Надо вызывать скорую и, по возможности, самому оказать первую помощь. Так-то вот.

Тридцать процентов, – такое число нам назвал учитель. Именно такова доля тех, кого осуждают за превышение пределов самообороны. А если учесть только те дела, где в финале труп? А если два трупа? Групповое убийство получается? Есть вроде такая устойчивая формулировка: две и более жертвы. Подозреваю, что в таких случаях процент осуждённых за превышение заметно выше. Жалко не спросила учителя в своё время, не уточнила статистику.

Именно поэтому я первому сообщила Семёнову. Не Карганову, и не кому-то другому. Семёнов ведёт дело маньяка, эти два покойничка у него пойдут, как подозреваемые, а затем обвиняемые. Я в его деле – очередная жертва. Зубастая оказалась, но всё равно жертва. Дана Молчанова для него всего лишь свидетель, и даже без меня может обойтись.

А вот Карганов как раз и может повесить мне статью за превышение самообороны. Так-то вроде оснований нет, – меня похитили с целью изнасилования и, предположительно, убийства, – я имела право убить тех, кто намеревался лишить жизни меня. Как нам говорили? Если есть угроза жизни и уже применено насилие, то я нахожусь в режиме необходимой обороны. По смыслу примерно так. Необходимая оборона предполагает, что я имею право нанести любой вред нападающему. Хм-м… надо бы мне уголовный кодекс внимательно почитать, я всё-таки не юрист.

Оснований, надеюсь, и желания у Карганова нет. Но на него могут надавить. Или сработают какие-нибудь бюрократические заморочки. Например, есть дело о похищении. Оно успешно расследовано, все получают пироги и пышки. Но тут же на месте можно сочинить дело о превышении пределов самообороны в расчёте на очередную порцию пирогов и пышек. А на меня обрушиваются синяки и шишки. Вряд ли меня посадят, но у них и цели такой не будет. Им нужно успешно завершённое дело, так что условный срок их устроит. Учитывая мой возраст, сами могут его запросить. И по итогу получат два успешно расследованных и завершённых дела. Вместо одного.

Так что всё правильно я сделала. Сейчас от Семёнова всё зависит. Если он железно докажет, что русалку придушили мои похитители, то угроза моей жизни была реальна. И тогда я в своём праве их грохнуть. Не подкопаешься.

Надо с Семёновым посоветоваться, вроде он ко мне благосклонен.

25 июля, четверг, время 08:15

Москва, «СМЭ № 3».

– Даночка, чем угодно клянусь, от старшего лейтенанта Карганова никаких подножек не будет, – Семёнов улыбается так благодушно, что не верить ему невозможно.

Мы стоим на крыльце, в руках у меня подписанное Семёном Григорьевичем заявление на административный на сутки. Мой начальник и наставник так смешно причитал и жаловался на жизнь, напирая на мою незаменимость, что под конец я начала хихикать. Немного глупо и кокетливо. Надо же этот цирк поддержать.

Пришлось ему намекнуть, что я причастна к обстоятельствам появления у нас двух молодых и красивых мужских тел. Человек он опытный, так что излишнее любопытство проявлять не стал. И вот теперь реализую своё намерение посоветоваться с Семёновым.

– Давай, я тебя подброшу до райздрава, а после к нам отвезу, – предлагает он, – по дороге всё и растолкую.

Соглашаюсь на его доброту. Едем.

– Видишь ли, Карганову нет никакого резона на тебя что-то вешать. У него дело о похищении, которое благодаря тебе он раскрыл за два дня. Феноменальный результат. Везение высшего разряда.

Сворачивает после светофора и продолжает.

– Допустим, он сволочь неблагодарная и ему наплевать, что ты здорово помогла. Всё равно нет мотивов тебя закрывать. Он сейчас занят оформлением дела. Приятная, не напряжённая, кабинетная работа. Без выездов, без написания протоколов на коленке, без нервотрёпки. Факт похищения налицо, насильственные действия тоже, намерения прозрачные. Материалы чуть ли не с доставкой. Сказка, а не дело.

– А превышение пределов самообороны? – самое уязвимое моё место.

– Очень трудно будет по нашим обстоятельствам завести такое дело. Никто и связываться не будет. Особенно если ДНК-дактилоскопия покажет, что это они русалку прикончили. Но повторяю: Карганову это вообще не нужно, он дело о похищении ведёт. Сейчас с тебя показания снимет, всё оформит, а потом закроет дело за смертью подозреваемых. А материалы я потом себе заберу в виде уже закрытого дела.

Приехали. Поднимаюсь в здание, нахожу директора СМЭ, получаю визу, отношу в бухгалтерию. Можно ехать в РУВД. Семёнов бросает докуренную сигарету, садится за руль.

В дороге вдруг начинает ржать. Затем говорит нечто, что окончательно успокаивает меня. Между прочим, хороший психологический тест, я так и сделаю.

– Потребуй с него магарыч, ха-ха-ха, – Семёнов даже рулём чуть вильнул, – он ведь ещё одно дело параллельно слепил. О похищении твоих вещей. И вот ведь, гад везучий, опять сам пальцем о палец не ударил. Твои одноклассники и отец тех гопников с мобильником нашли. Ему осталось только принять их. Щас поют, как соловьи. Понимаешь?

Киваю. Что тут понимать?

– Ха-ха-ха! Два дела за два дня практически закончить и закрыть. Да тут всё управление премии отхватит, ха-ха-ха! Шучу, конечно, но Карганов и начальник управления светятся, как начищенные солдатские бляхи. Короче, Карганов тебя на руках носить должен и пылинки сдувать. Ты нам всю месячную статистику в плюс вывела.

– И что мне с него потребовать, – перевожу разговор в практическую плоскость, – мороженое и кофе в каком-нибудь приличном кафе пойдёт?

– Конечно! – Семёнов пылает энтузиазмом, – здорово, что ты девушка. Мужик бы коньяк потребовал хороший.

– Я мороженое потребую хорошее.

– Ха-ха-ха!

Вот на такой жизнерадостной ноте и приезжаем в РУВД.

25 июля, четверг, время 11:05

Сокольнический РУВД, кабинет следователя Карганова.

– Кажется, всё! – следователь Карганов удовлетворённо перечитывает протокол моих показаний. Он действительно выглядит, как обожравшийся свежей рыбы кот, нашедший удобное тёплое место и готовый продолжить блаженство уже в режиме сна.

– Скажите, Молчанова, не для протокола… Семёнов Андрей Степанович уверен, что Прохоров тот самый маньяк, но почему он вас не бил? На теле других жертв зафиксированы следы побоев.

– Это точно он, – развеиваю его сомнения, – я его спрашивала, как ему удавалось так долго полиции не попадаться? Он так польщённо усмехнулся. Другие оговорки были. Типа «такие, как ты мне ещё не попадались». И от одежды моей сразу избавились. Второй, который Махотин, забрал её, и позже я её не нашла. От улик отделывались. Хотя это глупости. Меня по цвету волос и глаз опознать пара пустяков.

– Ваш труп могли сжечь… извините.

– Ничего. Сжигание не очень удобный способ. Внимание привлекает. Закопать или утопить проще и быстрее. Почему не бил? Точно не могу сказать. Может он планировал позже это сделать. Они, знаете ли, не торопились особо. И я старалась его не раздражать. Не орала, не визжала, не истерила.

– Как вы додумались прокусить ему сонную артерию?

– А как я могла ему ещё фатальный вред нанести? Я же связана была. Анатомию хорошо знаю, сами знаете, где я работаю.

– Почему Махотина ударили именно в солнечное сплетение?

– В сердце попасть сложнее, можно в рёбро угодить. К тому же мне удобнее из-за разницы в росте. Замахиваться не надо, прямым тыком нож всадил и всё. Удобнее, быстрее, проще, надёжнее.

Карганов смотрит на меня долгим изучающим взглядом. Терплю какое-то время, потом делаю движение плечиком «ну, вот так получается, что такого».

– Не хотите к нам пойти работать?

Хихикаю, искренне веселюсь. Ещё от чувства облегчения, Семёнов прав на все сто, Карганов явно не желает копать под меня.

– Если вы не заметили, я и так на вас работаю, – и тут кое-что вспоминаю, – кстати, с вас причитается.

– Вы о чём?

– Ну, как о чём? Я помогла вам в сложном деле. Невольно, но всё-таки. Вы удачно и очень быстро его завершите. С вас мороженое, – и делаю очень неподкупное лицо. Карганов улыбается.

– С радостью, – проходит тест, хотя и так всё было понятно.

– И кофе.

– Без проблем, – энтузиазм не знает границ. Зато я знаю, поэтому останавливаюсь.

– Что, Николай Дмитрич, у вас всё?

– Да. Подписывайте. Здесь, здесь, здесь и на каждом листе, – следователь тычет пальцем в нужные места.

Кафе недалеко от РУВД

Время 12:25.

Карганов перевыполнил обещанное. Плюсом к мороженому и кофе накормил меня обедом. Платить самой не позволил, хотя я его не разорила.

– Мне котлеточку к винегретику добавьте, – тычу пальчиком раздатчице. Ещё взяла пирожок к соку. Мороженое я в другом зале буду откушивать, здесь обычная столовая.

– Ты меньше моего кота ешь, – замечает Карганов, уставивший свой разнос от края до края.

Время 12:45.

Добрались до моего гонорара. А это приятно, угощаться за счёт сопровождающего мужчины.

– Разумом всё понимаю, а сердце, глядя на вас, не принимает, – малость косноязычно выражается ещё больше подобревший после обеда Карганов, – такая хрупкая, красивая девушка хладнокровно режет двух сильных мужчин и после этого не бьётся в истерике, спокойно рассуждает, рассказывает…

– Ну-у-у, – тяну я слово и глотаю очередной приятно сладкий холодный комок, – истерика-то была, когда папа за мной приехал. Но не неделями же истерить. Я вырвалась, практически без потерь, не считая материальных и не слишком больших. Я жива и здорова, чего мне расстраиваться? Наоборот, радоваться надо.

Карганов зовёт официанта, расплачивается.

– Пойду я, Молчанова. Служба. Всего тебе хорошего и благодарность от всего управления.

Он как-то странно мнётся, догадываюсь, что надо сделать и принимаю высокомерно возвышенный вид. Аристократически изящно подаю ему руку. Слегка мешкает, но поцеловать не решился, просто пожимает и уходит. Хихикаю ему в спину. На выходе оборачивается, делаю ручкой.

Что у меня теперь? Ой, а мобильник-то! Пришлось возвращаться в управление и выслушивать восклицания в стиле «Как же я мог забыть!».

– Только не потеряй, – напутствует на прощание, – вдруг придётся какие-нибудь опознания повторно делать.

– Приятно иметь с вами дело, – делаю официально приветливый вид, – обращайтесь. Ради вашего управления могу ещё кого-нибудь изрезать.

– Молчанова, ради бога… ха-ха-ха! – заливается смехом.

– Я про криминальную экспертизу говорю, – делаю большие глаза, – вы что? Забыли, где я работаю? Учтите, Николай Дмитрич, вы, следователи, часто не задаёте нужных вопросов. Экспертиза может на многие из них ответить.

– Тебя точно надо к нам, – снова улыбается.

– В следующие каникулы? Нет, я тогда поступать буду. В студенческие каникулы запросто, – соглашаюсь я, – ладно, пойду я. Приятно было с вами пообщаться.

Сдержанная улыбка, выслушивание короткого уверения «и мне, Молчанова» и я за дверью.

На улице смотрю мобильник, который делает мне прощальное «п-и-и-и-к» и обиженно отключается. Давно не кормили бедненького, заряд кончился. Пойду врукопашную такси ловить. С маньяком покончено, рядом полицейское управление, авось не похитят, хи-хи-хи.

25 июля, четверг, время 10:05

Квартира Пистимеевых.

Пистимеев.

– С ней всё в порядке, Саша, – пауза, – в полном порядке. Ты меня понимаешь?

– Ну, э-э-э, – слушаю приятный женский голосок, но внятно ответить не могу, – не очень.

– Они ничего не успели с ней сделать, – втолковывает женщина, потом вздыхает. – Наверное, ты опять не понял. Скажу прямо: изнасиловать её или избить не смогли или не успели. Теперь понятно?

В последних словах улавливаю раздражение. Женщин иногда трудно понять. Я ведь вовсе не об этом хотел узнать.

– А почему она к телефону не подходит?

– Саша, дайте ей время в себя прийти. Ты ведь не считаешь, что она не имеет на это права? – не считаю, не считаю…

– Передайте ей привет.

– Хорошо, Саш. Обязательно передам.

Прощаюсь и кладу трубку. На выходе из прихожей пытаюсь поймать за ухо вечно подслушивающую Карину. Уворачивается, зараза!

На душе становится намного легче. Неужто на меня так подействовала новость? А ведь первая мысль была: лишь бы живой осталась. Неудобно перед самим собой. Такое ощущение, будто я немножко её предаю.

Ладно, не будем голову забивать. Она имеет право на всё. Моё провожание её не спасло, выкрутилась из смертельной ловушки сама. Подождём. И всё-таки, как здорово, что её не изнасиловали! Гора с плеч.

26 июля, пятница, время 08:25

Сокольнический РУВД, кабинет начальника.

Утренняя оперативка.

– Андрей Степаныч, вы что скажете? – заметно смягчённый после бодрого и победного доклада Карганова, начальник обращается к Семёнову. Тот встаёт и докладывает:

– Спасибо, что подстраховали, господин полковник. Лаборатория на Чистых Прудах оперативно сделала анализ проб из русалки, простите, Воробьёвой Нины. Есть прямая улика на насильников. Да, анализы подтвердили, что их двое. Нину Воробьёву насиловали двое. Вчера отвёз туда пробы, изъятые из тел подозреваемых. К завтрашнему дню обещали закончить и сделать сравнительный анализ.

– Насколько надёжно будет их заключение?

– Они говорят, что не меньше 99%, скорее больше. Теоретически допускается, что рисунок маркеров ДНК, – так они говорят, – может совпадать у разных людей. Возможны случаи незадокументированного родства. Они утверждают, что по сообщениям иностранной прессы случаев полного совпадения рисунков маркеров ни разу не было. У наших тоже не было, но у них статистика пока единичная. Только начинают работать.

– Хм-м, – начальник задумывается.

– Кроме этих анализов есть другие, хоть и косвенные доказательства. Изъятый из тела Махотина нож, длиной и шириной лезвия полностью соответствует ранам других жертв. В частности, точно таким ножом была убита Инга Дроздова. В мастерской Алексея Прохорова при доме его отца в тайнике были найдены две фотоплёнки. На кадрах присутствует обнажённая девушка, которая опознана именно, как Дроздова. На всех снимках на теле девушки присутствуют следы насилия. Узкие полосы, которые мог оставить стек, изъятый в той же мастерской Прохорова.

– Так-так, у вас и без ДНК-дактилоскопии улик выше крыши, – замечает полковник.

– Только на Дроздову. ДНК-анализ позволит привязать к делу убийство Воробьёвой.

– Охотник на птичек, гля… – слегка ругнулся полковник. Присутствующие расслабляются. Полковник по-разному ругается. Сегодняшний стиль к штилю. День пройдёт спокойно.

– А все остальные? – находит к чему придраться полковник.

– Только по ножевой ране можно привязать.

– Почему Воробьёва задушена?

– Это стиль Махотина. По нашим данным он работает в фирме Прохорова только пару месяцев. До этого отбывал наказание за то, что задушил жену. Якобы из ревности.

– Маньяка маньяка увидел издалека, – буркнул кто-то из присутствующих. Полковник замечания не стал делать. Он обращается к заму, подполковнику.

– Олег Виталич, организуй награждение Молчановой грамотой и ценным подарком. Формулировка… – полковник на пару секунд задумывается, – за мужество, проявленное при нападении серийных убийц.

– А ценный подарок какой?

– Купи какие-нибудь дамские часики, покрасивее, – решает начальник.

– В какую сумму?

– Рублей за… четыреста, плюс-минус.

– Предел – пятьсот?

– Пусть так и будет, – полковник выносит окончательный вердикт. Присутствующие офицеры переглядываются. Подарок действительно ценный, мало у кого из них зарплата превышает семь-восемь тысяч.

Конец главы 18.