18 ноября, суббота
Утро встретило меня отвратительной погодой, угнетающей, дождливой и серой. К тому же пошёл первый снег, мокрый, липкий, противный. Снег с дождём, гонимые осенним холодным ветром, застилали глаза и обжигали кожу. Впрочем, погода вполне соответствовала похоронам. Подходящие предполагаемые обстоятельства сюжету. На полном автопилоте я принял душ, побрился, оделся. Оделся в недавно подаренную Вероникой рубашку из чёрного атласа с металлическим отливом. В то утро мне всё, каждая мелочь напоминали о Нике. Я думал, что у меня начинает развиваться паранойя. Кофе показался горьким, невкусным. Любимая мне варила по утрам не такой кофе. Любимая! Только в день похорон я окончательно осознал, что я больше никогда не назову Веронику «любимой». Я больше с ней не потанцую, не поцелую её, не услышу, как она поёт и смеётся. До меня вообще не особенно доходил смысл происходящего. Мне казалось, что я как бы со стороны наблюдаю за каким-то мужчиной, его злоключениями. Но этим мужчиной был я! В доме не было слышно звонко-трепетного голоса Ники, обволакивающего, умиротворяющего и вместе с тем бодрящего. Не было слышно и услужливого, милого голоса Береславы. Только я один остался в доме, звон чашки с кофе, дребезжание электрической зубной щётки. И ничего более. Тишина дома стала давить на меня, сжимать всё моё существо словно в тиски. В какой-то момент я закашлялся, горло перехватило, стало нечем дышать. Я трясущимися руками налили себе в стакан воды, накапал корвалол, как учила на днях мой бухгалтер Вера Игнатьевна. Я залпом выпил омерзительную жидкость, расстегнул ворот рубашки и пошёл наверх в спальню, решил прилечь ненадолго, успокоиться. Ноги не слушались, я то и дело спотыкался, и растянулся в итоге перед комнатой Ники вдоль кровати. Я чертыхнулся, попытался встать, но из-под кровати в глаза ударил свет или блеск, сразу и не разобрал. Вернув способность видеть, я полез под кровать. Там явно что-то блестело. Руками и ногами это достать не получалось, так как «оно» закатилось под самую середину кровати, и я пошёл за шваброй. Пыхтя и потея, я всё-таки выудил блестящий предмет. Это оказался небольшой блокнот или ежедневник голубого цвета с переливающимися блестящими звёздами на нём. Я открыл блокнот и не поверил своим глазам. На первой странице видимым лишь мне одному «огнём пылала» надпись: «Личный дневник фиктивной жены»! Я судорожно перелистывал страницу за страницей, не вчитываясь, словно глядя в трубу калейдоскопа, а там картинки и узоры, сменяют друг друга, они волшебные, красивые.
Я открыл страницу с последней записью.
«6 ноября 2010 г. Сегодня встречалась с фиктивным мужем. Сказала ему, что подаю на развод. Разговор был не из лёгких. Алексей, как всегда, был со мной холоден в общении и говорил жёстко, нет, даже жестоко, издевался, пытался ещё меня выставить дурой. Он относится ко мне хуже, чем к своим подчинённым. Даже с этой глупенькой секретаршей Настей мой муж приветливее и нежнее, чем со мной. Мой фиктивный муж. Точно. Алексей Корф будет недоволен, если я вдруг забуду, что он мне лишь фиктивный муж. Каждый раз забываю об этом. Каждый раз, когда понимаю, что люблю его. Мой спаситель и мучитель! Ничего, скоро все отмучаются. Меня не станет, и я отлюблю своё, и Лёшенька заживёт счастливо со своей любимой женщиной. Я спасу его! Я должна спасти любимого Корфа пусть и ценой своей жизни! Да и не могу я больше жить…без него, без его ласк, добрых слов, внимания! Я устала любить за двоих! Это неполноценная жизнь! Прощай, мой родной, единственный, самый, самый лучший, Алёша! Ты стал моим первым мужчиной и последним…единственным! Ты был любимым, романтическим моим героем! И на том свете я с теплотой буду вспоминать трепетные, страстные, нежные, волнующие, полные наслаждения наши ночи. Как жаль, что совместных ночей у нас было очень мало! Лёша, я уже скучаю по твоему терпкому, обжигающему голосу, по пленительному, опьяняющему аромату твоего парфюма, по твоему мускулистому, мужественному телу, по серебру твоих волос, по бирюзовым глазам с кофейным ободком! Прости, что не смогла стать тебе идеальной фиктивной женой! Рано или поздно ты найдёшь мой личный дневник, или его найдут они. Хотя для них здесь ничего нет интересного. Да и для тебя тоже. Нет! Тебе будет интересно почитать! Мне же казалось иногда, что ты тоже любишь меня! Кого я обманываю? Мне же казалось… Занавес! Финал! Красивая сказка Вероники Дербиной закончилась!»
Я лёг на кровать Вероники, обнял её личный дневник и провалился в сон, точнее в пространство между сном и явью. Очнулся я только, когда мне позвонил Вишний.
— Алексей, доброе утро. Тебя долго ждать? Ты ещё спишь что ли?
— Олег, привет. Нет, не сплю, уже иду. Прости.
Из головы совсем вылетело, что Вишня вызвался отвезти меня на кладбище, попутно захватив Настеньку. Настенька! Перед глазами всплыли строчки из дневника Вероники: «Он относится ко мне хуже, чем к своим подчинённым. Даже с этой глупенькой секретаршей Настей мой муж приветливее и нежнее, чем со мной.» Я накинул пальто, положил личный дневник Ники во внутренний карман, перекрестился, чего никогда раньше не делал, и пошёл навстречу неизбежному.
После прочтения дневника Ники мне стало ещё хуже. Тело знобило. В ушах звенело. И мерзко тошнило. Тошнило от самого себя, от того какая же я, оказывается, редкостная скотина. И это я прочитал малую толику душевных излияний своей…фиктивной жены.
Олег с Настей о чём-то оживлённо говорили на крыльце моего дома. Даже в такой траурный день эта дура вырядилась, будто у нас показ мод с последующей вечеринкой: плащ, расшитый стеклярусом, шляпка с вуалью и бантом, лакированные ботильоны на высоченной шпильке и красная помада на губах. Мне так и хотелось эту красную помаду размазать по смазливой мордашке Насти. А ещё её мерцающие серые тени поверх жирных чёрных стрелок очень хотелось снегом залепить.
— Настя, а вы точно на похороны собрались?
— И вам доброе утро, Алексей Владимирович! Конечно, на похороны! Что за вопрос? — Мило отшутилась Настенька.
— Больно вид у вас вызывающий.
Всё вокруг навевало тоску, угнетало и без того трагичность утра. Даже «Мазда» Олега, ещё вчера ярко-красная лакированная и отливающая металлом на солнце, сегодня выглядела блеклой, уставшей и серой. Машину припорошило снегом и щедро залило дождём. И хотя в машине было нагрето, я поёжился от холода и повыше поднял воротник пальто.
— Мы тебя уже полчаса ждём. Всё в порядке? — Вишня заговорил со мной так тепло и почтительно, как говорил до трагедии с Никой. И я на минуту оттаял, а потом мой мозг с удвоенной силой начал думать, соображать, прикидывать комбинации и варианты развития событий:
«Итак. К чему мы пришли? Нику убили. Есть некая свидетельница. Есть ещё клоун, напавший на Анжелу и на мой дом. Этот клоун обвиняет меня, что я увёл у него девушку. Да, фигурирует в деле ещё какая-то рыжая девица, которая избила опять-таки Анжелу и её любовника. У меня обчистили сейф. Есть сфабрикованная запись нашего с Пашей Баршаем разговора.
На первый взгляд, это всё были — никак не связанные между собой звенья, просто череда событий, посторонних лиц. Но если подумать совсем хорошо, присмотреться повнимательнее, то можно соединить эти звенья в единую, общую цепь преступления. Преступление широкого масштаба, чётко спланированное, организованное с какой-то общей целью…против меня. Кто-то играл по-крупному. Вряд ли он действует в одиночку. Стало быть, у «него» есть связи, деньги, время и люди, чтобы воевать со мной. Убийство, ограбление… Я даже маломальскую версию не мог придумать подозреваемого. Вот Ника знала убийцу. Любимая спасала меня от него. А теперь главный вопрос: при чём здесь Вероника? Как так вышло, что она была в курсе преступной «операции», а я ни сном, ни духом…»
— Шеф, ты с нами? — Олег снова вернул меня с небес на землю. Я настолько погрузился в размышления, что выпал из реальности, жестокой и беспощадной реальности.
— Вишня, да. Я сегодня сам не свой. Вы уж не обессудьте.
— Понимаю. Мне тоже тяжело…терять Веронику.
— Тяжелее моего будет.
— Это ещё почему? — Недовольно присоединилась к нашему диалогу Настя. Она закусила свою жирно намазанную красной помадой нижнюю губу, деловито вздёрнула подбородок и ждала от нас с Вишней объяснений. Кажется, и я, и Олег вообще упустили, что Настенька едет с нами. Нам надо было выкручиваться, и я решил всё свести в шутку, в которую наша глупая секретарша никогда не поверит.
— Как это почему? Анастасия? Право, Олег Юрьевич и Вероника Игоревна были же любовниками! Представляешь, каково ему сейчас?
У Олега на лбу выступила испарина, он недоверчиво и испуганно посмотрел на меня. Но я ему уверенно подмигнул, мол, всё под контролем. И я не ошибся. Настя сначала недоумённо округлила глаза, а потом истерично рассмеялась. И выдала нам в очередной раз доказательство своей тупости.
— Аха! Ой! Алексей Владимирович, вы — шутник! Я прямо за живот от смеха схватилась! Это же как вы придумали глупость такую? Чтобы наш молодой Олежек да встречался с вашей возрастной скучной женой, а вы им разрешили? Да, и Олегу Юрьевичу нравятся другие девушки, как я — молодые, задорные, с огоньком. Правда, любимый?
— Настя, я же просил! Не надо афишировать наши отношения!
— Зам, дорогой, мир должен знать своих влюблённых героев в лицо! Да и зачем скрывать отношения с такой не скучной красоткой?
Мы втроём дружно засмеялись и уже дальше ехали до кладбища в полной тишине.
Надо отметить, что Настенька с Олегом подготовились к похоронам на совесть за столь короткий срок. И пригласили они всех, кого только можно было, и кто был дорог Веронике. И гроб оказался поистине роскошный, достойный своей хозяйки: на глубоко-пурпурном бархате со вставками сливового атласа алели вышитые розы вишнёвого цвета с золотыми стеблями и лепестками, с гипюровой окантовкой насыщенного фиолетового цвета. При виде гроба для моей любимой, ещё недавно живой жены меня, конечно, передёрнуло и чуть не вывернуло наизнанку. Да и кощунство это — хоронить пустой гроб. Я всматривался в лица пришедших проститься с Никой. Модест Эммануилович почтенно шествовал, затянутый в худой не по размеру осенний двубортный плащ с двумя вертикальными рядами пуговиц в винтажном стиле из определённо дорогой итальянской ткани с золотым декором, больше похожий на старинный сюртук. Он робко семенил своими низенькими пухлыми ножками, как ни странно, одетыми в самые обычные классические джинсы чёрно-зелёного цвета и кожаные коричневые лоферы со смешными декоративными кисточками. Михельсон так спешил, что у него даже вспотели толстые стёкла его дорогих очков с круглой золотой оправой. Следом под руку Паша вёл свою Анжелу. Её уже успели привести в божеский вид, закрасили седину на волосах, новые ресницы нарастили и ногти тоже. Я едва улыбнулся переменам в жене Баршая. Да, за один вечер её знатно оттюнинговали. В отличие от нашей Настеньки Анжелика выглядела вполне скромно и прилично, во всём чёрном, почти без макияжа. Пашка был одет-обут под стать супруге. И оба выглядели…постаревшими, пожившими уже много лет в браке и уставшими. Всё-таки история с Вероникой многих тронула, подкосила и вывела из привычной колеи. На в похороны даже повар пришёл из нашего с Никой любимого «Пегаса». Правда мне на него указал Олег, так бы я и не заметил этого невзрачного мужчину средних лет в коричнево-чёрном пуховике, классических синих джинсах и бежевых рабочих ботинках на шнуровке. Но взгляд повара был куда красноречивее его внешнего облика: серо-карие большие глаза в обрамлении светлых ресниц с горечью смотрели вослед Веронике. Повар смахнул едва заметную слезу своей большой ухоженной рукой, обернулся на меня, слегка поклонился, как бы выражая поддержку. Я поблагодарил его в ответ, тоже поклонившись. И мы оба продолжили каждый свой путь, своё прощание с Никой.