Личный дневник моей фиктивной жены

Глава 25

— Всем привет! Как успехи?

— О, наш верный страж порядка! Илларион, ты завтра работаешь?

— Что за вопрос, товарищ Корф?

— Может, махнём по Капитану Моргану?

— Пить ром средь бела дня…Не знаю, а что мы празднуем? Вы с фрау Ротенберг нашли убийцу? — Лёвушкин засмеялся в голос, чем слегка напугал посетителей ресторана.

— Нет, мы просто должны расслабиться! Да, дорогая? — Я обнял Марго, но она резко сбросила мою руку со своего плеча.

— Господа, какой может быть ром? Нам надо искать убийцу! Я вас не понимать!

— Маргарита Эдуардовна, мы тебя тоже часто не понимать, поверь. И не коверкай слова, ты вполне прекрасно владеешь русским языком. Вон посмотри на майора: голодный, щетиной оброс, синяки под глазами! Это он так рьяно убийцу Ники ищет. Что же ему не есть, не пить, не спать, не отдыхать, а только искать убийцу? А мне тоже теперь питаться одним лишь святым духом? Марго, расслабься, отпусти ситуацию, отбрось свой негатив. Мы сегодня многое сделали и заслужили по праву вкусный ужин в приятной атмосфере, хороший отдых и слегка пригубить. А в слободу поедем завтра на трезвую свежую голову. Правильно, Илларион?!

— Алёша, не хочется, но придётся подписаться под каждым твоим словом. Марго, вот вам точно не помешает выпить рюмку-другую, вы больше нас напряжены.

— Ох уж этот ваш русский менталитет! Лишь бы не работать и пить! А, ваша взяла! Я буду водку!

— Ого! Фрау Ротенберг, не ожидал от вас такой прыти! Алексей, мы с тобой дурно влияем на Маргариту Эдуардовну! А ты ром предлагал пить!

— Илларион…называйте меня Марго. Мы уже достаточно знакомы.

— Да разверзнутся небеса! Алёша, вы это слышали? Фрау Ротенберг снизошла до простого блюстителя правопорядка!

— Илларион, тогда и мы давай беленькую употреблять? Чего даму оставлять наедине с водочкой!

— Поддерживаю! Мне бы ещё какую закусочку!

— Само собой разумеется! Марго, чем закусывать будешь, салатными листьями? Судя по твоей изящной фигуре, ты только салатами и питаешься, ещё, может, воздухом! — Мы зычно ещё трезвые заржали с Лёвушкиным так, что, кажется, в «Beverly Hills Diner» затихла музыка! Маргарита изучала меню, перелистывала страницы, и, наконец, стала перечислять:

— Так! Как вас, Люси? Какое необычное имя. Люси, я буду свиные рёбрышки в соусе барбекю с картофелем фри, затем американский бургер, салат с лососем и вишневый пирог с шариком ванильного мороженого.

— Марго, вау! А ты не лопнешь?

— Нет, я очень голодная и вообще всегда много ем, мне повезло с генами и метаболизмом. Люси, десерт, разумеется, подадите в конце. Мужчины, а вы сами что будете? Илларион, ваш черёд.

— Мой, сударыня. Люси, записывайте или запоминайте, я предпочитаю отведать пасту по-кайенски с курицей, греческий салат и на десерт морковный торт. Алексей, ваш выход.

— А у меня всё традиционно. Желаю классического борща и побольше, картофельное пюре с цыплёнком на гриле и на десерт банана сплит.

Мой слух резануло знакомое: «Я заказала твои любимые пирожные с бананом и маскарпоне и латте. Латте уже остывает, поторопись пожалуйста.» Я уставился на Марго с Илларионом и нервно спросил:

— Что?

— Что? — Повторил за мной Лёвушкин.

— Кто это сказал?

— Кто и что сказал, Корф? Ты нас пугаешь.

— Простите, показалось.

— Старик, это мы ещё даже по одной не употребили, а ты уже голоса слышишь? Бедовый ты у нас!

— Всё! Забыли!

Водка лилась рекой, наши рюмки только и успевали громко звенеть от чоканья. Мы смеялись, уплетали за обе щеки каждый своё кушанье, правда я пару раз отведал свиные рёбрышки и американский бургер у Марго. Она в свою очередь не удержалась от пробы моего классического борща, потом скривилась и мне на ухо шепнула: «Ну ведь не то, правда? У Вероники был совершенно другой борщ!». И Маргарита словно прочитала мои мысли, потому как я, именно так, и думал в тот момент. Впрочем, с каждой выпитой рюмкой я сознавал что-то новое о себе и нашей совместной жизни с Никой.

— Марго, а Вероника меня действительно любила?! — Начал я, заплетая языком.

— Алексей, какие серьёзные вопросы пошли! Фрау Ротенберг, держитесь, мы дошли до этой…как её…кондиции! Во!

— Я ещё и не так спрошу! Кстати, мы будем или не будем давать разыскную ориентировку на Милу, Миледи, а? Лёвушкин, отвечай!

— Будем, пальчики твои откатаем, и сразу в розыск тебя подадим.

— Не меня! Её!

— Её? Марго?

— Какую Марго? Нам Миледи искать надо с большими серыми глазами и прямыми длинными волосами насыщенного чёрного цвета.

— Ммм. насыщенного? Чёрного? Это уже что-то!

— Да! Прямо чёрного как ночь! И с хитрым прищуром!

— Почему с хитрым?

— Потому что собирается что-то украсть.

— У кого? Когда украсть? Я группу вызову. Диктуй адрес!

— Да нет, это Настя так сказала, что та Мила…Ну как будто собирается украсть что-то, типа выглядит мутно и преступно. Ты меня понимаешь, брат?

— Брат ты мне или не брат?!

— Давайте выпьем, Марго, на бурден, брунден, брудершафт?!

— Илларион. иии…Львович! Вы — мужик! Не то, что некоторые…Да, Алексей?

— Опять я не угодил, едрить твою налево!

— Алёша, фу, мы же — джентмуны. Не выражайся при даме!

— Кто здесь дама? Ау? Дама, вы где? Нету ни дамы, ни мадамы! Есть только пьяная в хлам феминистка, которая жрёт за троих. Вот Вероника ела как птичка.

— Майор, это он меня феминисткой назвал?

— Фрау, нет, конечно!

— А кого, кто здесь такая феминистка?

— Да их полно вокруг.

— Тогда ладно, прощаю. А чего ты мне затираешь, как Ника ела? А Корф? Да она то как раз ненормально ела, чтобы всегда быть рядом с тобой худой! Боялась она располнеть, какой-то там у вас про это был пункт в…дурацком брачном договоре.

— Вооот! А ты мне всё про любовь Вероники?! А она меня боялась! Ну посмотри на меня?! Что я такой монстр?

— Хуже! Ты — сущий дьявол! Но меня вполне возбуждаешь! Я люблю плохишей!

— Ого! Марго, да я вас заревную сейчас! А хорошие мальчики-майоры вам не нравятся?!

— Илларион, вы мне нравитесь ещё больше! Я бы так и дунула в вашу трубку!

— Тихо, господа! Нам ещё не хватало тут…как в немецком фильме оргию начать. На нас и без того все в ресторане смотрят!

— Пусть смотрят и молча завидуют! Да, Илларион?!

— Так точно, товарищ фрау Ротенберг!

Я засмеялся. Мне было дико смешно от нелепости происходящего. Всё, всё было немыслимо, невообразимо. Я напивался вместе со следователем, который расследовал дело об убийстве моей жены, чьё тело так и нашли. Я ненавидел якобы подругу своей убитой жены и тут же с ней флиртовал. Алкоголь ударил по моему мужскому началу, и я призывно хотел то ли Марго, то ли в уборную. Я закрыл глаза, водка запустила свой вертолёт. Меня куда-то уносило, потом замутило. А когда я открыл глаза, то увидел, как страстно целуются Марго с Илларионом. Вот она любовь с немецким акцентом! То, как целовала фрау Ротенберг майора, как орудовала своим языком…мне такое даже в самом сладком эротическом сне не снилось. От увиденного стало ещё хуже. Я заплатил за нас троих, оставил официантке Люси приличные чаевые и пошёл прочь от своих влюблённых, разгоряченных друзей. За окном «Beverly Hills Diner» давно наступила ночь. Я брёл по Чистым прудам в редком свете фонарей и пытался сфокусировать взгляд в одной хоть какой-нибудь точке. Но я был жутко пьян и не мог с собой совладать, точнее с количеством водки во мне. В конце концов под каким-то деревом меня всё же вывернуло наизнанку. Я попытался отдышаться…и увидел перед собой того самого странного шестого, о котором говорила Марго: невысокий, худой, хилый, одетый в спортивный костюм и маску. Только на этот раз он был без солнцезащитных очков. Правда разглядеть его глаза я не успел. Шестой с явно несвойственной силой его маленькому слабому телу чем-то тяжёлым ударил меня по голове. И я отключился.

Я столько раз слышал, как разные люди возвращаются с «того» света, как чья-то душа выходит из своего тела и видит «всё» со стороны. Но я никогда не думал, что такое может случиться со мной. Вот так живёшь себе ровно, праздно, даже на широкую ногу и думаешь, что именно с тобой вот то или это никогда не случится, не может произойти… А потом лежишь в отключке с пробитой головой, истекая кровью. И ты уже — не ты. И ты уже не владеешь ситуацией, не отвечаешь за собственную жизнь, не можешь ничего изменить. Всё, что работает на тебя в этот момент времени, — время. Всё, что работает против тебя, — тоже время. Парадокс жизни или ирония судьбы. Но, как бы то ни было, мне оставалось надеяться только на чудо, что кто-нибудь меня вот так среди ночи на грани жизни и смерти найдёт, вызовет скорую… И эта скорая успеет меня реанимировать, вытащить с «того» света, довезти до ближайшей больницы. И чудо случилось: я встретился с ней…

— Нет, нет, нет, Алексей. Тебе рано сюда! Не закрывай глаза! Пожалуйста, только не закрывай глаза! Очнись!

— Ника?! Где я? Я умер? Мы теперь будем вместе?

— Бог с тобой, милый Алёша! Мы уже никогда не будем вместе. Даже, если ты вдруг окажешься в ином мире, мы с тобой увы не встретимся снова. Ты живее всех живых.

— Нет! Я хочу умереть! Если тебя не воскресить, то я могу умереть! И мы будем вместе! Ника, я обещаю, теперь всё будет по-другому! Любимая, я всё, всё понял, осознал! Я исправлюсь ради тебя, ради нас!

— Дорогой, моё время прошло, наше время. А ты должен продолжать жить. Давай приходи в себя, скорая уже близко.

— Должен кому, Ника?

— Алёша, ты должен в первую очередь себе. Живи для себя любимого, у тебя это всегда отлично получилась. Такая редкость в наши дни — взаимная и трепетная любовь с самим собой!

— Ника?! Это безумие! Неужели ты настолько плохо думаешь обо мне? Я не мог ошибаться столько лет на твой счет… Ты же — самая чистая, добрая и нежная из всех женщин, что я знаю на земле. Даже Марго называет тебя ангелом.

— Марго…как высокопарно ты её называешь. А кто она такая, милый?

— Как это кто?

— Ах, да…я и запамятовала. Ты про фрау Ротенберг. У тебя слишком много женщин в гареме, прости, всех и не упомнить. Как твоя Анжела кстати? У вас с ней всё хорошо?

— Вероника, ради всего святого, прекрати! Какой у меня может быть гарем женщин?! Господи! Ты же знаешь! Ты всё знаешь! Ты же видела и слышала, сколько я за эти дни просил у тебя прощения! Сколько раз я клялся тебе в любви!

— Да, да, да! А ещё клялся в верности и соблюдении пунктов своего же брачного договора.

— При чём здесь брачный договор опять, Ника?

— Не опять, а снова. Я ненавижу твой брачный договор, Алексей. За все два года нашей совместной жизни не было и дня, чтобы ты меня не попрекнул да каким-нибудь пунктом этого договора. Словно нагадившего котёнка тыкал носом каждый раз в лужицу не там. Не там и совершенно незаслуженно.

— Конечно! Ника, а как я мог довериться первой встречной под мостом?! Мне надо было себя предостеречь.

— И как, предостерёг? Рога тебе первая встречная не наставила? А деньги, самое главное, не вынесла из твоего богатого дома твоей роскошной жизни?

— Вероника! При чём здесь всё это? И зачем ты спрашиваешь про Анжелу? Это такая кара небесная?

— Да, Корф, моя смерть тебя не вразумила ни разу. Никакой кары небесной нет, по крайней мере для тебя. Я же — ангел небесный, при чём в прямом смысле слова. А ангелы излишне милосердны даже к самым грешным людям на земле. И, конечно, я всё вижу и слышу оттуда. Да, никакой Анжелы с тобой рядом нет, это истинно. Но ведь у тебя появилась новая возлюбленная? Как тебе моя подруга? Огонь?

— Марго?

— Что и требовалось доказать. Мог бы для приличия спросить, какая подруга? Значит, мне не показалось. Хочешь её? Молчи. У тебя всё по глазам видно, как и всегда. Хочешь Марго. Ай, запретный плод ведь так сладок. А вот я тебе легко досталась. Принцесса помойного разлива…

— Нет! Ника, любимая, всё не так, совсем не так. Просто. Как тебе объяснить? Тебя нет и…

— Меня никогда не было в твоей жизни. И свои сексуальные первичные потребности ты сам всегда прекрасно удовлетворял с Анжелами и другими шлюхами. Теперь сам Бог велел поиметь мою подругу в разных позах. Это же чистая классика: муж спит с подругой покойной жены. Подруга по завещанию, так сказать.

— Вероника?! Что за ересь ты несёшь?! Как можно?! Откуда в тебе столько злобы?

— Алексей, но ты же всегда любил грязных и плохих девочек. Я тоже такой могла быть для тебя. Нравится?

— Тысячу раз нет и нет! Мне нравилась моя Вероника!

— Нравилась — форма глагола прошедшего времени. Вот и славненько…теперь я могу отойти в мир иной с чистой совестью, зная, что тебе не нужна на этом земном свете. Прощай, любимый Алёша. Прощай, мой золотой мальчик.