Глава 16. Последние слова Лиса

Я осела на пол, усыпанный тем, что осталось от хранительницы, и прикрыла лицо руками. Кричать хотелось от накатившей волны ужаса, плакать навзрыд, но немой крик застрял в горле, а слезы почему-то отказывались течь. Все мои надежды на то, что списки имен помогут мне выбраться из ловушки, канули в Лету. Похоже, мне с самого начала не суждено было вернуться.

— Это были… — нарушил благоговейную тишину сиплый голосок Зайца, — …списки? Те самые? Она… сожгла их?

Его голос отвлек меня от моральных терзаний, и я, подняв голову, взглянула на четвертых ребят, застывших у накрытого стола.

— Не убивайся, — пробасил Медведь, увидев мое скривившееся лицо. — Мы найдем другой способ. Обязательно найдем. Свет клином не сошелся на этих списках.

Прах рассыпалась прямо у них на глазах. Вторая мать, самопровозглашенная хозяйка этого леса, но, обратившись окончательно, еще и унеся с собой средство избавления от проклятья, перестала иметь для них всякое значение.

Но они всё равно не теряли веры! Их глаза, как и прежде, светились тупой решимостью. Даже не зная о том, что их-то имена я прочла, оборотни не сомневались, что выберутся отсюда. В отличие от меня… Глупость? Или же смелость ими руководила? Понять было трудно, но кое-что до меня все-таки дошло. Надежда есть всегда. Сожженные мосты всегда можно отстроить заново.

Однако решила не тянуть. Всхлипнула, сглотнула подступивший к горлу комок тошноты, отринула мысли о собственном заточении и переключилась на ребят. Я нужна им. Я нужна им сейчас больше, чем кто-либо.

— Станислав, — сорвалось с моих губ, когда мой взгляд снова переключился на Медведя. — Это… это твое имя. Станислав.

Три пары глаз оборотней уставились на растерянную физиономию жителя берлоги. Понимание не сразу промелькнуло на его лице, но немного погодя рот раскрылся, брови взметнулись вверх, а огромные ручищи сжались в кулаки.

Момент, и тело Медведя начало медленно исчезать. Становиться всё более прозрачным, незримым, как и тело Ветра.

Я вымученно улыбнулась. Работает. Похоже, всё работает, как надо. Мир сам выставляет обхитрившего его человека. Человека, вопреки амнезии, узнавшего собственное имя. Выпускает его из объятий проклятья в тот мир, из которого тот явился. По крайней мере, мне хотелось думать именно так.

Когда мужчина растаял в воздухе полностью, от макушки до пят, я переключилась на следующего узника.

— Павел, — обратилась я к Волку. — Это твое имя.

Почти закончивший метаморфозу обращения, оборотень сжал губы. На глазах его выступили слезы, и он поспешно принялся стирать их тыльной стороной исчезающей ладони. Только потому, что настоящие мужики не плачут.

Да, я знала, каких усилий ему стоило находиться здесь. С какой верой в безоблачное будущее он жил и с каким счастьем покидал эти земли. Была довольна хотя бы тем, что сумела помочь Волку наконец-то оказаться в своей среде. Возможно, он забудет меня. Возможно, будет помнить всегда. Главное — он останется жить и здравствовать среди таких же умных и начитанных людей, как и он сам, не зная деревенских забот.

— Артём, — продолжила я список, пропустив одно имя, и заглянув в большие жалостливые глазки Зайца. — А вот это уже твое имя.

— Ромашка! — в ту же секунду сорвался ушастый с места, кинулся ко мне, прижался к груди, но возвращение уже было не остановить. Его тело медленно теряло связь с этим миром, перемещаясь в тот, из которого родом. — А твое имя? Ты посмотрела свое имя? Посмотрела? Скажи же, скажи!

— Всё будет хорошо, Зайка, — ободряюще ответила я ему, поглаживая по растрепанным волосам. И поглаживала до тех пор, пока оборотень не растворился полностью.

Когда взгляд мой переместился на Лиса, мужчина яростно замотал головой.

— Не надо, молчи. Молчи, я сказал! — прикрикнул он, когда я уж было открыла рот. — Твое. Имя. Если ты всё еще здесь, значит, не прочла его. Я прав? Прав?

Я не ответила. Не знала, что ответить. Правду? Правда слишком горькая, а сладкая ложь здесь не прокатит. Лис, действительно, был прав. Если я всё еще здесь, то имя мое сгорело в печке, подброшенное туда рукой обезумевшей от горя Прахом.

— Тогда не говори. Забудь его, — приблизился ко мне Лис, присел рядом и взял меня за руки. — Ты же знаешь, я хочу быть там, где ты. Не важно, здесь или там. Вернуться без тебя… какой же в этом смысл? Какой смысл?

Всё равно произнесу его имя. Всё равно отправлю его. Никого из мальчишек не оставлю в ловушке, раз уж нашла способ спасти их. А тебя особенно. Может, буду проклинать тебя до конца своих дней за то, что перенес меня сюда и сделал вечной пленницей проклятья. Но при этом буду жить и знать, что ты в безопасности. Что ты не обратишься, что всего у тебя будет вдоволь в цивилизованном мире. Уж ты-то обязательно выкарабкаешься из всех трудностей, что тебе судьба уготовила. Потому что ты замечательный.

— Не говори, — тень пролегла на лице Лиса, когда невидящим взглядом я уставилась куда-то сквозь него. — Слышишь меня? Я же… я же… Ай, да что я как мальчик маленький? — звонко хлопнул он себя по лбу и схватил меня за плечи. — Я же люблю тебя.

— Антон, — прошептала я.

— Ничего не слышу! Ничего не слышу! Бла-бла-бла! — зажмурился он, закрыл уши ладонями и затряс головой.

— Антон! — проорала я, что только было сил. Аж в горле запершило. — Антон! Антон ты! Антон! Антон! Антон!

Я кричала и кричала, срываясь на хрип и тряся мое рыжее недоразумение за плечо. И хотя Лис продолжал причитать, что ничего не слышит, ну ничегошеньки не слышит, его растворяющееся в пространстве тело говорило совсем обратное.

— Я вернусь за тобой, — оставил он свои пляски, повалив меня на пол и нависнув надо мной. Как призрак. Только изумрудные глаза посверкивали в тускло освещенной комнате. — Обязательно вернусь, слышишь, ты?!

Ответила ему слабой улыбкой и легким кивком.

Вернешься, если к тому времени я не стану одним из белоснежных жителей ромашкового поля. Хрупких, ароматных, на тонком зеленом стебельке. Интересно, после всего произошедшего, сколько мне еще осталось пребывать в своем теле с крохотной толикой человечности?

Губы Лиса коснулись моих, но едва я почувствовала их прикосновение, мужчина исчез. Все исчезли. И осталась… осталась лишь я одна. Последний разумный житель зачарованного леса.

Тянулось ли время, бежало или остановилось на месте — всё это было мне одинаково безразлично. Распластавшись на полу морской звездой, я смотрела в потолок узорного терема, а голова моя опустела. Познала нирвану, наверное, о которой столько толков в буддизме идет. Ни одной мысли. Ни умной, ни идиотской. Черным-черно в сознании.

Не знаю, как долго я ее познавала, отрешившись от всего и всех. Час, два, может, три. Как я уже сказала, время для меня стало чем-то несущественным. Чего толку от него, если никуда не тороплюсь и не опаздываю? Отпуск мой закончится здесь. Как и жизнь. Жизнь, длинною в отпуск. Отпуск, длинною в жизнь.

Найдя в себе силы, привстала. Окинула помещение изучающим взглядом. Так тихо и спокойно, словно еще недавно стены здесь не содрогались от громкого хохота Медведя, быстрого стука сердца Зайца, приглушенного рычания Волка и раздраженного фырканья Лиса. И будто бы Прах не бегала туда-сюда с кухни в комнату и обратно, пока ее воспитанники стремительно объедали стол.

Не в состоянии больше находиться в тереме, я вышла на крыльцо. С трудом, потому что ноги заплетались.

На улице было так же тихо, как и в доме. Привычный стрекот сверчков, уханье совы и волчий вой совсем близко — единственные звуки, оповещающие о том, что в этом лесу еще теплятся жизни помимо моей. Однако с представителями животного мира особо не поговоришь. Осталось дождаться того момента, когда начну различать шепот сородичей на поле. А затем момента, когда присоединюсь к ним. Их много. Возможно, я не буду такой одинокой, как кажется на первый взгляд.

Спустилась с крыльца. Легкий ветерок ласково затеребил мои волосы, и я вспомнила об еще одном обращающемся, которого не отправила отсюда восвояси.

— Ветер, — позвала я оборотня, который за такое короткое время успел стать мне хорошим другом. Молчаливым, тихим, но перевернувшим всё с ног на голову. Именно ему я обязана спасением мальчишек и настал час благодарности. — Александр. Тебя так зовут. Александр.

— Спасибо, — проникновенный шепот над моим правым ухом оповестил меня о том, что я все-таки успела. Успела вернуть всех, даже если сама стала жертвой обстоятельств.

Но куда теперь идти? Что делать? Пытаться выжить здесь? Для чего? Не лучше ли опустить руки и сдаться на немилость мира-пожирателя? Рано или поздно всё равно заполучит мои душу и тело.

Ватные ноги несли меня прочь от терема. Вышла за калитку, оставив ее открытой нараспашку. Никто не заберется в дом. Некому. Направилась по тропинке туда, не знаю куда. Найти то, не знаю что. Куда глаза глядели. Короче говоря, не имея никакого понятия о цели своего блуждания в темноте.

По пути в никуда наткнулась на волчью стаю. Совсем недавно они готовы были разорвать меня на куски, а теперь пробегали мимо. Я больше не пахла, как человек. Для них я была просто ромашкой, которая почему-то до сих пор передвигается на своих двоих.

Теперь сумасшествие Праха не казалось мне такой странной и неожиданной вещью. Я вполне понимала ее. И Зайца начала понимать, пальцы которого отчаянно цеплялись за мое платье в норке, а сиплый голосок жалобно умолял не оставлять мальчишку одного. Я понимала Медведя, взвалившего на свои плечи непомерную вину за произошедшее с ребятами. Волка тоже постаралась понять, ведь его тяга к человечности оказалась обоюдоострым мечом: задержала начало превращения, но ускорила его завершение. А Лис… Лис нашел во мне избавление, сам не заметив, как это перерастает в нечто большее. Плутал в своих чувствах долго-долго, пока наконец-то не вышел на правильную дорогу. Поздно. Но за смелость я тебе благодарна.

Сама не заметила, как вышла на ромашковое поле. Прошлась мимо маленьких цветочков столько, сколько еще могла пройти. Остановилась, легла на спину и устремила взгляд в черное небо, грозно нависшее надо мной.

Из этого приключения я выяснила для себя очень многое и начала задумываться о таких вещах, о которых прежде думать и не собиралась. Например, о смысле жизни. В чем смысл моей жизни, Заяц? Наверное, он был в том, чтобы сберечь жизни четырем обреченным узникам, которые на протяжении двадцати двух лет не теряли надежды выбраться из заточения, пусть возвращение домой казалось такой невероятной и неисполнимой мечтой.

А еще я осознала, что благодаря поддержке, сочувствию и пониманию можно справиться практически со всем. Со страхом, болью… древним проклятьем.

И ведь совсем не ощущала себя жертвой. Очень даже наоборот. Если бы не попала сюда, потеряла бы многое, как ни странно. И многого бы не обрела. Я верила в то, что воспоминания о моих оборотнях останутся со мной даже после того, когда я изменю свое обличье.

Главное, что я сделала всё, что могла. Всё, что было в моих силах. И не жалела об этом. Ни капельки.

— Антон, — усмехнулась я, перевернувшись на бок, и провела кончиками пальцев по нежным белым лепесткам. — Эх, не для тебя моя ромашка цвела…

Нужно было назвать тебя Евпатием. Вот умора была бы… И почему я не додумалась?

Загрузка...