Ложечник

Никого у нас нет. А теперь спать

Они шли по лесу два долгих дня. Снимались с места рано утром, к вечеру начинали искать ночлег. Эвер уходил ставить силки, а Янис работал над новой ложкой. Ушки и глазки, шерстинки и лапки, веточки и листики.

— Красиво, — вежливо соглашался Эвер, но ему явно было неинтересно.

Иногда они кого-нибудь встречали. Один раз их обогнали мужчина и женщина. У мужчины на спине был кожаный мешок с потёртыми лямками. Мужчина был совсем непохож на Фрида, слишком молод и не сутулится. Но вот мешок… Почти такой же, как у Фрида.

— Ты меняла? — крикнул Янис ему вслед. — Здесь поблизости есть место для обмена?

Мужчина пнул Локу ногой, а его спутница весело хихикнула.

Эвер остановился.

— Больше никогда так не делай, — сказал он Янису. — Никогда к ним не приставай. Ни к кому, кто здесь ходит. Это браконьеры и бродяги, они не любят болтать.

— Ты не видел, у него был кувшин? На заплечном ремне? Пустой кувшин для масла? Хотя кто знает, может, и полный.

— Десять кувшинов, — ответил Эвер. — Он был весь обвешан кувшинами. И женщина тоже.

— Врешь.

— Ну а чего тогда спрашиваешь?

На третий день они вышли к голому каменистому склону. На развилке стоял деревянный столб с указателем. На стрелке, указывающей влево, надпись «Долмерстед». На стрелке, указывающей вправо, — никаких надписей.

— Тебе бы там не понравилось, — проследил за его взглядом Эвер. — Только если ты любишь всякие ужасы и мертвяков.

Янис смотрел на каменистую тропу, которая вела вниз по склону и скрывалась среди скал. Он поежился. Эту развилку он помнил. Они были тут с Фридом. На этом самом месте. Точно.

— Если пойти в ту сторону, будет озеро, — продолжил Эвер. — Там топили контрабандистов и убийц. Если совершил страшное преступление, то… — Он положил руку себе на голову и подогнул колени. — Буль-буль-буль.

— Насмерть? — уточнил Янис.

— При большом везении всё заканчивалось быстро. Но это было раньше… — Эвер заглянул Янису в лицо. — А теперь туда ходят по собственной воле.

— Кто?

— Люди.

— Какие люди?

— Кому жизнь надоела, — зловеще произнес Эвер. — Кто хочет свести с ней счеты.

Янис помнил и это озеро. Темную воду, серое небо и Фрида, который шел рядом с ним по берегу.

— Там глубоко, — продолжал Эвер. — По слухам. На дне там лежат утопленники, а если дело было давно, то обглоданные рыбами кости, толстым слоем. Рыбы там жирные, размером с теленка. Ловить их никто не осмеливается.

Янис зашагал вниз по склону. Камни под ногами осыпа́лись, тропа шла вниз, а потом резко сворачивала, огибая скалистый отрог. Там, внизу за отрогом, посреди голой равнины лежало озеро. Темная широкая гладь воды.

— Эй! — позвал Эвер.

Янис развернулся и стал взбираться обратно по каменистому склону. Эвер стоял под стрелкой с надписью «Долмерстед». Лока сидела у его ног.

— Видишь, даже не пошла за тобой, — сказал Эвер. — Собаки такие вещи чуют.

— Она просто устала, — пожал плечами Янис.

Тогда, с Фридом, она спокойно пошла в ту сторону. И ничего там такого не было. Ни костей, ни рыб. В тот день Янис изо всех сил старался не отстать от Фрида. Ведь за ними гналась Великая хворь. Вот чего он боялся. А не озера и не воды.

— Был один рыбак, — начал Эвер. — Так вот, он решил на этом разбогатеть. Выплыл на своей лодке на середину озера и закинул сеть. Так никогда и не вернулся. Только лодка и осталась качаться на волнах. Одно весло было сломано. Перекушено пополам. В щепки.

— Ты сам-то в это веришь? — вздохнул Янис.

Чем ближе они подходили к Долмерстеду, тем больше встречали народу. Две тетки несли тяжелую корзину. Шаркал старик с тачкой. В тачке сидел поросенок, маленький, с жесткой щетиной и розовым пятачком. С боковой дороги выехала повозка, ее тащила пара лошадей.

Пока они не спустились в долину, Янис рассматривал Долмерстед сверху. Городская стена, красные и серые островерхие крыши домов и башня, которую видно отовсюду. У Яниса глаза разбегались, он смотрел то на город, то на дорогу, где становилось всё больше повозок и людей. Мимо проехал всадник на лоснящейся лошади — лошадь фыркала и взбрыкивала. Янис остановился и застыл, открыв рот — в точности как показывал Эвер. По небу над Долмерстедом прокатился тяжелый металлический звон. И потом еще и еще, и так продолжалось, пока вдруг не прекратилось и звук полностью не рассеялся.

— Пять часов, — пояснил Эвер.

Янису некогда было задумываться, что это значит. Его внимание было поглощено черной каретой. В ней были окошки с занавесками. Четыре взмыленные лошади мчали карету вперед. Янис смотрел ей вслед.

Женщина с корзиной на локте рассмеялась:

— С гор, небось? В первый раз в долине?

— Ничего не отвечай, — велел Эвер. — И больше так не глазей. Если поймут, что ты с гор, заплатят тебе сущие гроши. А сами заламывать будут в два раза больше. За всё.

— В Долмерстеде можно найти древесину? У меня маловато ложек.

— И хватит бубнить про свои ложки, ложечник. Деньги тебе нужны, а не эта ерунда. — Эвер показал на идущего навстречу фермера: — Вон, видишь его? Похоже, тот еще мерзляк. Кожа да кости. Спорим, он по ночам дрожит от холода?

Фермер толкал перед собой тачку. Деревянные колеса подскакивали на булыжниках.

— Господин, — обратился к нему Эвер. — Не хотите купить одеяло? Чистый кроличий мех.

— Сколько? — спросил тот.

— Пятьдесят.

— Тридцать, — ответил фермер. — Знаю, что тебе нужно от него избавиться.

— Ну и не получишь, — заявил Янис. — Вы! Не получите! — Он поглубже затолкал одеяло в корзину и плотно закрыл крышку.

— Твое выканье тебе не поможет, — покачал головой фермер. — Ищи другого дурака. А я могу дать тебе тридцать. Да сначала на него посмотрю. Если окажется так себе, дам двадцать.

— Я его не продаю, — отрезал Янис. — Это кролики с гор, и Фрид…

— Всё понятно, — оборвал его фермер. — Если ты мне всякие байки собираешься рассказывать, то лучше я пойду.

— Подождите! — крикнул Эвер.

Но фермер со своей тачкой уже свернул на другую дорогу.

— Зачем ты? — возмутился Эвер. — Он ведь готов был купить! За тридцать!

Янис потянул за собой Камешка.

— Это мое одеяло.

— Вот именно! — воскликнул Эвер. — И деньги тоже были бы твои! За вычетом небольшой суммы, пары центов, за мою помощь.

Янис молча вел за собой Камешка. Центы — это монеты? Или банкноты? На них можно было бы купить еду.

— Если продашь мои ложки, получишь свои центы.

Эвер шел с другой стороны от ослика.

— Ложки можно продать в городе, там больше заплатят. Но от одеяла надо избавиться сейчас, иначе его отберут.

Ближе к воротам было не протолкнуться. Кто на лошади, кто несет корзины и тюки, кто толкает перед собой тачки или катит по булыжникам бочки. Больше людей и предметов, чем на всех картинках в книжке вместе взятых.

— На воротах нужно будет открыть корзины, — предупредил Эвер. — Будут проверять. Завтра ярмарочный день, им важно знать, что` ты везешь. На продажу или так.

Янис остановил Камешка.

— Кто будет проверять? Стража?

— Да, они. Будут смотреть вещи. Твои они или краденые.

— Мои.

— А ну-ка проходите вперед со своим ослом! — крикнул кто-то сзади. — Не мешайте остальным!

Янис тянул ослика за собой.

— Мои и Фрида.

— Краденые, — заключил Эвер.

— Кролики принадлежат всем, — упрямо сказал Янис. — Пока их не поймали.

— В том-то и дело, что их запрещено ловить! — горячился Эвер.

Они медленно продвигались вместе с очередью. Лока шла рядом с Янисом, жалась к его ноге.

— Это здесь запрещено, — возразил Янис. — А в горах нет.

Не будет он продавать свое одеяло. Эти шкурки сшивал Фрид. Янис как сейчас видел: вот сидит Фрид на скамейке перед хижиной, со скорняжной иглой, напевает: «Тра-ла-ла, тра-ла-ла». А иногда, уколов палец, вскрикивает: «Ай!»

— Не лезьте вперед очереди! — крикнула какая-то женщина.

— Что же я могу сделать, когда меня толкают! — ответил ей кто-то.

— Не толкайтесь! — рявкнула женщина, оборачиваясь.

— Когда подойдем, — шепнул Эвер, — я затеряюсь в толпе, я тебя не знаю, никогда тебя не видел. Ни тебя, ни одеяла твоего. Не имею к нему никакого отношения. — И он шагнул в сторону.

Мамаша с ребенком на руках пихнула Камешка локтем в бок.

— Смотри, какой непослушный осел, — сказала она ребенку.

Эвер растворился в толпе.

Над городом опять повис тяжелый звон. Один удар. Янис вздрогнул. Мамаша заметила это и расхохоталась.

По обе стороны от ворот стояли мужчины в синих куртках. Янис видел, что некоторых они пропускают просто так. А другим велят открыть мешки или постоять рядом со своей телегой, пока сами они тыкают в поклажу длинными палками. Один из стражников, у которого из-под рукавов торчали волосатые запястья, подал Янису знак подойти, а мамаше с ребенком просто махнул рукой.

Мамаша поспешила под каменную арку ворот.

— Стоять! — буркнул стражник Янису. И постучал палкой по левой корзине. — Открывай!

Янис приподнял крышку. Вытащил рубаху, чтобы стражнику было видно, что под ней. Тарелка и кружка. Топорик. И на дне ложки, которые он вырезал.

— Что на продажу? — спросил стражник.

Янис показал ложки.

— Сам сделал?

— Их да, а тарелку и кружку нет, их Фрид обменял на… не помню на что.

Палка стражника постучала по правой корзине.

Янис положил руку на крышку. Его прошиб пот, щеки раскраснелись.

— Открывай!

Янис приподнял крышку.

Стражник потыкал палкой одеяло.

— Самодельное, — сбивчиво начал объяснять Янис. — Но делал не я, а Фрид. Его сшил Фрид. — Он показал рукой назад. — Я живу там. Во-о-он там! — Стражник должен был понять, что это далеко. Дальше, чем первый лес, дальше, чем второй лес, дальше, чем лощина и постоялый двор. Янис опустил руку. Взгляд стражника остановился на его лице.

— Кролики тоже оттуда.

Стражник продолжал на него смотреть. У него были блекло-голубые глаза с маленькими зрачками.

— Горные кролики.

Брови стражника поползли вверх.

— Я ищу Фрида. — Янис попытался объяснить получше. — Когда я его найду, то заберу с собой домой. Он тогда объяснит, что это его кролики.

Стражник открыл рот и снова закрыл.

— Горные кролики не из здешних мест…

— Проходи, — сказал стражник.

— …они не отсюда, а оттуда.

— Мальчик, — устало сказал стражник. — Пожалуйста, проходи.

— Иди давай! — раздалось сзади. — У тебя что, ушей нет?

Камешек зашагал вперед. Ведя его под уздцы, Янис вместе с потоком других людей прошел под арку. «Вон там», — сказал он. И еще «горные кролики». Сколько людей его слышало? Теперь они все знают, что он, Янис, не местный, а пришел с гор. Так что ему придется платить в два раза дороже. За всё.

— Следи за своей собакой! — сделала замечание крестьянка с корзиной, полной кур.

Янису не нужно было следить за собакой, Лока и сама никуда не отходила, жалась к его ноге.

Дома вдоль дороги стояли вплотную друг к другу. Окна и двери были открыты. Люди то заходили в дома, то выходили из них, кто-то перекрикивался с молодой женщиной, свесившейся до пояса из окна наверху.

Они прошли мимо окна, в котором были разложены целые караваи хлеба, и мимо дома, перед которым были выставлены котлы с мясом. На крышке одного из котлов лежала бумажка со словами: «Рагу из говядины. Сегодняшнее». Янис побыстрее потянул Камешка за собой к следующему дому. Лока подняла морду и стала принюхиваться. На улицу вышел человек в фартуке с пятнами крови и с тесаком в руке.

— А ну пшла отсюда! — закричал он на Локу.

— Ко мне, — позвал Янис.

Лока подскочила к нему, поджав хвост.

Эвер стоял у дома с зеленой дверью. Янис перешел дорогу наискосок. Прохожие ругались и толкались.

— Он мне поверил, — сказал Янис Эверу. — Понял, что это горные кролики.

— Горных кроликов не бывает, — ответил Эвер. — Тебе просто повезло. Сегодня столько народу, что им за всеми не уследить. В следующий раз тебя схватят. И…

— И что?

— Побьют палкой.

— А тебя когда-нибудь… — начал Янис.

— Да, — ответил Эвер. — Но я не плакал. Хотя был еще маленький. Мне тогда только исполнилось восемь, и всё равно я не плакал.

— Ты тогда поймал кролика?

— Кролика и двух куропаток.

— Кур-паток, — поправил его Янис.

— Куропаток. Я хорошо умел охотиться, уже тогда. И знаешь, что я понял?

— Что?

— Всё, что поймал, нужно сразу съедать. Еще за городскими воротами.

Они стояли, прислонившись к косяку двери. В окне появилась женщина и сердито постучала по стеклу.

— Пойдем, — сказал Эвер. — Не будем тут задерживаться.

Янис покорно пошел за ним. Налево. Направо. На столе перед одним покосившимся домом стояли деревянные тарелки с узорными краями. Там же стояла кружка с ложками, резными черенками вверх. Янис хотел подойти посмотреть, но Эвер свернул направо, и Янис побоялся его потерять.

У дорог были названия, их можно было читать на табличках, висящих на угловых домах. «Тыльная улица», — прочитал Янис. Это название он постарался запомнить. Скоро, когда они найдут место для ночлега, он сюда вернется и хорошенько рассмотрит ложки.

Они зашли за угол. «Желчная улица», — прочитал Янис, а дальше: «Площадь Стрелков». Он старался запоминать, хоть и понимал, что всё запомнить не получится. Долмерстед оказался книгой с незнакомыми словами. «Могильщик», — было написано краской прямо на одном из окон. «Наборщик» — на выкрашенной в синий цвет двери. Но самое интересное слово было «Метельщик». Оно было написано белоснежными буквами с завитками на зеленой вывеске.

Еще раз высоко над домами пронесся звон. Тяжелый и размеренный, несколько раз подряд. Казалось, никто не обращает на него внимания.

— Где мы переночуем? — спросил Янис. — Здесь где-нибудь есть постоялый двор?

— Постоялый двор стоит денег, — ответил Эвер. — Мы идем к моей сестре.

Он повел Яниса за собой, и они шли и шли, пока не пришли на узкую мощеную улочку под названием Шерстяной переулок. Между домами было так мало места, что Камешек еле протискивался. Корзины скребли по стенам.

Шерстяной переулок закончился двориком с навесом. Под навесом стояла тележка. В углу лежала куча дров: толстые поленья вперемешку с тонкими, длинные с короткими, расколотые плашки и целые чурки.

Эвер постучался в дверь.

— Юта! Это я.

Послышались шаги, дверь отворилась. На пороге стояла девушка с худым лицом и острым носом.

— Что ты приводишь в дом гостей, еще куда ни шло, — сказала она вместо приветствия. — Но собака с ослом… нет уж.

— Наша Юта — само гостеприимство, как обычно, — поддел ее Эвер.

— Я сказала — нет, — не поддалась Юта. — На кой мне осел?

— Всего на одну ночь, — стал упрашивать Эвер.

Юта указала на навес.

— Привяжешь там. Обоих.

Эвер привязал ослика к кривому гвоздю. Для собаки Юта тоже принесла обрывок веревки.

— Я не оставлю Локу одну, — уперся Янис.

Он уже привык спать не в доме. От дождя его укроет навес, а согревать будет кроличье одеяло.

— Не упрямься. — Эвер толкнул его в бок. — Лучше скажи спасибо, что Юта разрешила тебе войти в дом. Она нам сделает суп. Правда, Юта? Даст нам супа, и хлеба, и еще чего-нибудь. И платить не нужно.

— Будет тебе и хлеб, и суп, и теплая постель, — пообещала Юта Янису. — А об этих двоих не беспокойся. Эвер их покормит и напоит. И какашки за ними уберет. Правда, Эвер?

Суп с хлебом — это заманчиво. Может, еда будет такая же вкусная, как у госпожи Требс? С улицы опять донесся звон.

— Что это за звук? — спросил Янис.

— Колокол, — пожала плечами Юта. — А ты что думал? — И, покачивая головой, вошла в дом.

Дом Юты был совсем не похож на «Позолоченного кабана». На первом этаже была одна только кухня, узкая и длинная, с железной плитой в дальнем конце. На стене висел таз. У окна, которое выходило во двор, стоял стол с двумя табуретками. Сразу у двери начиналась лесенка на чердак. Янис внес в дом свои корзины и поставил в углу рядом с дверью, сразу за порогом.

— Юта? — позвал Эвер. — Хочешь посмотреть на кроличье одеяло? Хочешь его понюхать?

— Не хочу, — ответила Юта.

— Такая возможность выпадает всего раз в жизни, — уговаривал Эвер. — Эта удивительная вещь пахнет ослиным задом и…

— Ты и сам пахнешь ослиным задом, — осадила его Юта. — Сколько дней ты не мылся?

Есть они сели не сразу. Сначала Эверу пришлось сбегать за хлебом.

— Возьми с собой тележку, — распорядилась Юта. — И подбери немного сена за стойлом тряпичника.

— Я с тобой! — воскликнул Янис. — Хочу сходить туда, где были тарелки и ложки. На Тыльной улице.

— В лавку Миккеля? — переспросила Юта. — Сходишь завтра. Мне некогда приглядывать за твоим ослом.

— Я мигом! — сделал еще одну попытку Янис.

— Ложки никуда не убегут. Завтра успеешь сходить, — остановила его Юта.

Толкая тачку перед собой, Эвер свернул за угол.

Юта смотрела ему вслед.

— Шустрый у меня братец, ни за что не вернется с пустыми руками. Только не спрашивай меня, как ему это удается. Просто этот парень всегда знает ходы.

— Какие ходы?

Юта рассмеялась.

— Бедняга, сколько всего тебе еще предстоит выучить.

Янис достал свои инструменты и ложку, над которой начал работать в лесу. Он уселся на пол рядом с корзинами и принялся вырезать хвост белки над самым черпачком.

Юта разогрела суп, и в доме запахло луком.

— Что ты там мастеришь? — спросила она.

— Ложку.

— Ложки у нас свои есть, — подумав, сказала Юта. — Но если ты умеешь обращаться с деревом, можешь починить нам ведро. — И она поставила перед ним бочонок с приделанной сверху ручкой. — Что скажешь? Сможешь починить?

Янис опустил руку в бочонок. Ковырнул резцом древесину — мягкая, как мох на болоте. Дно уже начало гнить.

— Всё понятно, — заключила Юта. — Вижу, не очень-то ты ладишь с деревом.

Снаружи опять загудел колокол.

Юта не обратила на него ровно никакого внимания.

Эвер вернулся с сеном и хлебом. Янис спросил, чем тот заплатил: денег-то у него нет. Обменял на что-то?

— По сусекам наскреб, — отмахнулся Эвер.

За столом они сидели вдвоем. Юта осталась стоять у плиты и прихлебывала суп из большой ложки.

Янис посмотрел в окно. Лока во дворе ждала его, натягивая поводок.

— Не смотри на нее, — сказала Юта. — А то разлается.

Но Лока не залаяла, даже не пикнула. Янис повернулся к окну спиной и стал есть.

К звуку колокола он привык. Наверное, тут, в Долмерстеде, это обычное дело. Юта и Эвер даже не переставали разговаривать, когда он звонил.

После еды Янис спросил, нельзя ли взять остатки супа. Юта вылила остатки в миску. Янис отнес суп Локе и подождал, пока она доест.

— Ты останешься здесь, — объяснил он ей. — Умница!

Собака дернулась за ним, но веревка не пустила.

— Лежать! — приказал Янис. — Ну, давай!

Лока послушалась и улеглась, положив голову на передние лапы.

Янис пошел обратно в дом. Может, взять одеяло и лечь рядом с Локой? А почему бы и нет? Суп-то он уже съел, и теперь его никто не остановит. На конюшне госпожи Требс он оставлял Локу со спокойным сердцем. Но Долмерстед — другое дело. Тут разгуливает мясник с тесаком, который делает рагу из собачатины.

В проеме двери появилась Юта.

— Слушается?

— Да, — кивнул Янис.

— Тогда пусть заходит в дом. Будет лежать под лестницей.

Янис отвязал Локу. Вежливо виляя хвостом, она пробралась в дом. Лизнула Эвера в руку, обнюхала Юту и послушно легла под лестницей.

— Это я уговорил Юту, — похвастался Эвер. — Она любит собак. Да, Юта? Скажи, что любишь.

— Люблю, если они умеют что-нибудь делать, — сказала Юта.

Она не пояснила, что именно должны делать собаки, но Янис и так догадался: охотиться и охранять. И при необходимости кусать.

Во дворе под навесом закричал Камешек.

— Цыц! — громко сказала Юта.

От этого Камешек закричал еще громче. Высокий пронзительный звук и хриплый стон. Юта открыла дверь.

— Цыц! — сердито повторила она. — А ну молчи!

Янис знал, что Камешек не замолчит. В ту ночь на краю скалы он тоже стоял один и кричал до самого утра.

Лока встала и подбежала к двери. Вильнула хвостом и посмотрела на Юту.

— Хочет выйти, — подсказал Эвер.

Юта открыла дверь шире.

Лока выбежала во двор. Покрутилась на сене и легла. Камешек издал последний стон и затих.

— У тебя не овчарка, а ослярка какая-то, — хихикнул Эвер.

— А еще она отличный сторож, — добавил Янис. — Это может пригодиться. — И он посмотрел на Эвера.

— Да, — согласился Эвер. — Сторож что надо!

Юта помыла посуду, Эвер подмел пол, а Янис сел вырезать ложку. Масляная лампа Юты давала так мало света, что он боялся испортить белкин хвост.

Юта сказала, что посте́ли наверху, пора закругляться. Что за радость не спать, когда за окном уже темно?

Янис поднялся по узкой лестнице. Это всего на одну ночь, успокаивал он сам себя. Завтра он отправится на поиски Фрида. Сначала нужно будет наведаться в лавку Миккеля. Там продаются ложки — может, даже его собственные. Схенкельману они были нужны не для красоты. Он хотел центов. Монет и банкнот, такая в этом городе мена.

На тумбочке рядом с чердачным люком трепыхалось пламя свечи. На полу лежали два соломенных матраса и два видавших виды одеяла. Вторая половина чердака была отгорожена занавеской в темную полоску. Края у нее были потрепанные, да и длины не хватало: снизу торчали ножки деревянной кровати.

Янис выбрал себе матрас поближе к лестнице и подальше от кровати за занавеской. Эвер поднялся наверх, снял ботинки и плюхнулся на второй матрас.

— Устал? — спросил он у Яниса.

— Ага.

— Я тоже.

Янис сложил суконную рубаху у изголовья, а сапоги поставил в ногах. Лег и натянул одеяло до подбородка. Высоко над домами зазвонил колокол.

— Знаешь, что такое колокол? — оживился Эвер.

— Знаю.

— Не притворяйся, я же вижу, что не знаешь. Колокол — это… Вот послушай. Надо сосчитать удары, и тогда ты будешь знать, который час. Восемь… девять… десять. А когда колокол бьет один раз — значит, половина.

Десять или половина? К чему это всё? Такая же ерунда, как и с деньгами. Простые вещи зачем-то делают сложными.

Услышав, как по лестнице поднимается Юта, Янис отвернулся, лег на живот и накрыл голову руками. Он услышал, как занавеска отдергивается и задергивается снова. Башмаки Юты со стуком упали на пол. Свечу она взяла с собой за занавеску. Янис услышал, как она ее задувает, потом до него доплыл запах копоти от погасшего фитиля.

Интересно, Эвер тут и живет? И спит всегда на мешке с соломой? Может, иногда он уходит пожить к дяде в горы. И там у него есть настоящая кровать и одеяло, не кроличье, конечно, потому что кроличье бывает только одно, а из шкурок ласки или из перьев куропатки.

— Ты очень горевал, когда умер твой дядя? — спросил он.

— Какой дядя? — вмешалась Юта из-за занавески. — Нет у нас никакого дяди. И тети нет. И отца нет, и матери. У нас никого нет. А теперь спать.

— У нас дядя умер. И я ходил на похороны. Ну, вспомни, Юта! Дядя умер! — настойчиво повторил Эвер.

Янис сел на постели и нащупал в темноте свою рубаху.

— У тебя нет дяди.

— У тебя тоже, — огрызнулся Эвер.

— У меня есть Фрид. А у тебя… — Голос Яниса сорвался. — У тебя никого нет!

Так сказала Юта. У них никого нет. А у него есть! Фрид ему не дядя, скорее всего, но всё-таки он есть. У Фрида кривые ноги, седая борода и мешок за плечами. Он умеет подмигивать и ласково называет Яниса «малышом».

— Эвер? — обратилась к нему Юта. — Он не знает?

— Нет, — ответил Эвер.

— Ты не рассказал?

— Нельзя было!

Юта отдернула занавеску.

— Рассказывай, — потребовала она. — Иначе я сама всё расскажу.