На следующий день было двадцать восемь в тени. Фло с Джеффом и Пенелопой отправилась в «Икею», а мама купала Леандро во дворе.
Я всю весну ждала, когда школа закончится, и можно будет гулять сколько угодно, но вместо этого приходится потеть в душной комнате, прикидывая, как бы засунуть под гипс какую-нибудь проволочную щетку. Нога чесалась так, будто десять тысяч муравьев отплясывали на ней самбу. Чтобы хоть немного отвлечься, я потянулась за биноклем. Энцо тоже остался дома. Я видела, как он сидит за ноутбуком Пенелопы. Сегодня утром в квартиру Фло провели обычный телефон, поэтому я позвонила туда и захихикала, когда Энцо испугался звонка и вскочил.
— Выкладываешь очередной ролик на «Ю-туб»?
— Ах ты, шпионка! — Энцо подошел к окну и задрал голову. — Не можешь найти, чем заняться?
— Не могу, — согласилась я. — Признавайся: ты что там делаешь?
— Ищу кое-кого, — ответил Энцо.
— Кого?
— Не будь слишком любопытной!
— Уж какая есть. Говори!
— Не скажу!
— Ну, пожалуйста!
— Нет, нет и еще раз нет.
— Ну и дурак!
— А ты — курица.
Ничего себе конец разговора!
И тут меня осенило. Кого, по-вашему, мог искать Энцо? Естественно, своего отца, которого якобы зовут Август фон Шанц!
Энцо узнал о нем незадолго до летних каникул из статьи в «Википедии». Нашел его имя на четырнадцатом месте в списке самых богатых немцев. Этот человек живет на острове Зильт, имеет темно-русые волосы, карие глаза и оттопыренные уши. Прекрасно помню его фотографию, которую мы рассматривали вместе.
До недавнего времени Энцо вообще ничего не знал об отце. Но история его появления на свет до того запутанная, что придется ее коротко напомнить.
Когда Гудрун, мать Энцо, и Пенелопа были еще совсем юными девушками, они путешествовали по Бразилии. Никаких детей у них тогда еще не было. В Рио-де-Жанейро у них кончились деньги. В поисках места для ночлега они наткнулись на роскошную яхту, стоявшую у причала, и забрались туда. А утром их застал там богатый владелец яхты Август фон Шанц. Чтобы он не сдал их полиции, Гудрун «околдовала» его, иначе говоря — соблазнила, и в результате забеременела. Август фон Шанц по сей день ничего не знал о сыне, зато Гудрун использовала эту информацию, чтобы шантажировать Пенелопу, когда явилась к нам весной. Никогда не забуду, как Энцо сказал: «Мама рассказывала мне, что забеременела, чтобы спасти в Бразилии шею Пенелопы».
Круто, да? А когда перед летними каникулами Пенелопа нам во всем призналась, мы просто рты разинули. Но больше всех был потрясен Энцо, и уже тогда стало ясно, что он попытается как можно больше узнать о своем отце.
— Кокада? — в комнату заглянул мой папай. На нем была ярко-желтая футболка, а лицо так и сияло. — Наш новый сайт готов, — объявил он. — Хочешь взглянуть?
— Конечно! — ответила я.
Сайт вполне соответствовал настроению папая и, естественно, нашему ресторану. Название «Жемчужина юга» было выведено зелеными завитушками на ярко-желтом фоне. Кликнув по рассыпанным там и сям сверкающим жемчужинкам, можно было получить самую разнообразную информацию.
— Кликни сюда, — предложил папай, указывая на крайнюю жемчужинку справа.
Тут же открылась галерея фотографий, которые отобрал папай. Там были все наши лучшие блюда, наши праздники, концерты Пенелопы на сцене ресторана, наши повара Карлик и Гора и, конечно же, дедушка и сам папай. На фото он был еще совсем молодой. На нем был поварской колпак, и стоял он перед входом в кулинарную школу в Сальвадоре. Именно там он и учился, как, впрочем, и мой бразильский дедушка, с которым, к сожалению, мне не пришлось познакомиться.
Следующая жемчужинка открывала отзывы наших гостей и статью, в которой Джефф расхваливал нас, называя лучшим бразильским рестораном Гамбурга. Джефф — ресторанный критик. Недавно он предложил папаю организовать службу кейтеринга[1]. Поэтому за жемчужинкой слева был спрятан рассказ о том, что мы готовы обеспечивать блюдами бразильской кухни любые праздники и вечеринки.
— Дедушка напечатает еще и листовки, — сказал папай. — Раздадим их в нашем районе.
— Жаль, не смогу вам помочь из-за коляски, — вздохнула я. — Но сайт классный! Отличная реклама.
— Она нам очень нужна, — кивнул папай. — Кризис пошатнул наши финансы. Каждый гость для нас теперь — на вес золота.
Он отвез меня на кухню и предложил кокосовый лед с фруктами и взбитыми сливками домашнего приготовления. Как бы я ни ненавидела свою коляску, следует признать: мне было приятно, что папай посвятил мне весь вечер. Я подумала об Энцо, который за всю жизнь и минуты не провел с собственным отцом, и мне стало грустно.
— У тебя случайно нет других детей, кроме меня и Леандро? — спросила я.
Папай поперхнулся, но ответил:
— А почему ты спрашиваешь, Кокада? Разумеется, нет!
Я шлепнула на лед еще одну ложку сливок и заглянула в его темные глаза.
— И ты никогда не расстанешься с нами? Только если умрешь?
— Кокада, — покачал головой папай, — что у тебя творится в голове! О чем ты думаешь?
— О многом, — тихо ответила я. — О том, что Энцо даже не знает своего отца. А твой папай умер так рано!
Папай вздохнул. Мой бразильский дедушка Отлорино попал под поезд, когда папай был еще совсем маленьким. А когда он стал взрослым, то познакомился в поезде с мамой. Странная штука с этими поездами. Иногда они забирают любимого человека, а иногда помогают найти любовь.
— Каким был твой папай? — продолжала я расспрашивать. — Ты его помнишь?
— Прекрасно помню, — кивнул папай. — Твой дедушка был заядлым рыболовом. Каждое утро, еще до школы, мы с ним отправлялись на большой пляж вблизи Сальвадора, — глаза у папая опять засияли. — Там он учил меня ловить рыбу. А по выходным он ездил на рыбалку с друзьями, а потом готовил улов для всех.
Я отложила в сторону ложку и вылизала тарелку.
— Он был хорошим поваром?
— Лучшим из всех, — гордо заявил папай. — И он был шутник. Однажды на рыбалке мы ночевали в палатке, и если ночью кто-то выходил по-маленькому, слышно было, как в кустах журчит. Когда все уснули, твой дедушка разбудил меня и велел выбраться из палатки наружу. Он сунул мне в руки большой кувшин, полный воды, и велел потихоньку лить воду в кустах. Я лил, и вода, сама понимаешь, журчала. Через несколько минут из палаток выбрались все его приятели. Всем стало интересно, кто же это так долго писает. А когда они увидели меня с кувшином, то чуть не попадали от хохота. Мы с дедушкой тоже смеялись до упаду.
Я тоже рассмеялась. Потом попросила папая взять меня к себе на колени. Он вынул меня из инвалидной коляски, и я прижалась к его груди. От него пахло кокосовым льдом, а кожа была удивительно мягкой.
— Как же мне повезло, что ты мой папай! — прошептала я.
Он взял мое лицо в ладони, и на глазах у него блеснули слезы. Папай часто плачет, когда происходит что-нибудь трогательное. И это здорово!
— А мне повезло, что ты моя Кокада, — сказал он. — Я всегда мечтал о такой дочке, как ты. И твой дедушка гордился бы тобой, если б вы были знакомы.
Потом я сидела в комнате и ждала Фло. Занавески у Энцо были задернуты. На третьем этаже печальная женщина ужинала с мужем. Но сегодня он не читал газету, а возился с мобильным телефоном. Его жена что-то говорила. Я видела, как шевелятся ее губы, но муж ни разу на нее не взглянул, хотя на ней было красивое платье с яркими цветами. На месте этой женщины я бы вырвала мобильный телефон из рук этого тупицы и выбросила из окна!
Мужчина с татуировками взялся за свои гантели, а за окном пристройки я разглядела майку Гамбургского Крысолова. Она небрежно висела на стуле. Самого владельца майки я не видела. Наверное, опять ловит крыс в туалете или закапывает в чьем-нибудь саду отраву.
Белоснежка вспрыгнула ко мне на колени, и я почесала ее за ушком. Она тихонько замурлыкала.
— Скучаешь по фрау Балибар? — спросила я. — Теперь она живет у своей подруги Лизы и ухаживает за другими животными.
Но зато в ее квартире поселились Фло и Энцо, и это просто чудесно, правда?
Кошка мяукнула. Теперь она стала такой ласковой, что большего и не пожелаешь. И я не допущу, чтобы где-нибудь поблизости валялся крысиный яд!
Я снова подняла бинокль и посмотрела на окно Крысолова. На столе лежали надкушенный бутерброд с колбасой и раскрытая газета. Одно место в статье было обведено красным, и рядом стояли три жирных восклицательных знака. Может, это статья о крысах?
Я навела резкость и попыталась рассмотреть получше. В крупном заголовке я разобрала слово «наркотики». Красным было подчеркнуто слово «Порто-франко»[2]. Подчеркнуто было и слово «Белизна», как раз напротив него стояли жирные восклицательные знаки.
«Белизна»? Разве это не моющее средство? И почему Крысолов интересуется наркотиками и моющими средствами в Порто-франко? Может, он еще и моет портовые туалеты?
Я хихикнула про себя. Надо обязательно рассказать Фло! Но вечером Джефф пригласил нас в кино под открытым небом на площади у ратуши, и когда я снова вспомнила про статью, все уже давно отправились спать.
В кровати я опять превратилась в Серафиму Скриптум и читала своим поклонникам отрывки из нового детектива. Он назывался «Крысолов и рука из канализации», в нем рассказывалось о руке мертвеца, обнаруженной в унитазе. Крысолов оказался жестоким убийцей, и наркотикам там тоже место нашлось. Слушатели перепугались до смерти. И я тоже. Да так, что побоялась сбегать в туалет, несмотря на то что не помешало бы.
Эх, если бы фантазии у меня было чуть поменьше!
Я вздохнула, подтянула коленки к подбородку и начала думать о цветах и бабочках. К счастью, мне удалось быстро уснуть. Но в моем сне в цветущем саду появился Крысолов и убил бразильского бананового мотылька, который как раз лакомился нектаром редкого вида лилии.