Любовницы по наследству

ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

Первым, что я увидел, придя в сознание, был аккуратно выбеленный потолок с ярко выпуклыми на нем швами и скрашивающем его однообразие стандартным грубым «совдеповским» плафоном, внутри которого тускловато горела лампочка. Моя родная мать сидела у кровати рядом со мной, — на ее унылом несчастном лице были видны слезы, а само оно, покрытое легкими морщинами, выглядело несколько старее, чем было на самом деле. Увидев ее, я осознал, что все-таки остался жив, но сном или явью является все происходящее, разобрал не сразу.

Глаза мои открывались чересчур медленно, с большим трудом привыкая к свету и к тому яркому белому фону, который меня окружал со всех сторон.

На плечи матери был накинут белый халат, из чего следовало, что я нахожусь в каком-то медицинском заведении, а не где-либо в ином месте. Боли в теле практически никакой не чувствовалось, только голова продолжала ужасно кружиться.

— Николай, скорее сюда! — возбужденным громким голосом закричала мать. — Он, кажется, пришел в себя!

В поле моего зрения в ту же секунду появился отец — грузный полноватый мужчина в темном свитере с отчетливо видным отпечатком печали на лице. Он приблизился к моей кровати и сразу же ухватил мать за руку.

— Андрюшенька, как ты себя чувствуешь? — дрожащим голосом поинтересовалась она.

— Это вы или только сон? — невнятно пролепетал я, не узнавая при этом собственного голоса. Каждое сказанное мною слово отдавалось внутри головы резкой нестерпимой болью.

— Мы, мы, Андрюшенька. — Мать все же не выдержала и открыто заплакала, низко склонившись надо мною. Одна огромная слеза упала каплей на мою сухую щеку и потекла тоненьким ручейком куда-то в сторону затылка. — Боже, спасибо тебе. Наконец-то пришел в себя…

Я попытался пошевелить руками и ногами, — все вроде бы было в порядке, насчет целости костей не возникало никаких сомнений. А может, мне просто так казалось после уколов, немного утихомиривших боль. На запястье левой руки все же ощущалась какая-то повязка, но кисть ее свободно сжималась и разжималась.

— Что со мною? — снова беззвучно сказал я.

— Доктор говорит, что ничего страшного, — уверенно ответил отец, крепко сжимая рыдающую мать за плечи. — Сказали, что отделался легким испугом.

— Если выразиться точнее, то чересчур уж легким! — неожиданно раздался незнакомый громкий голос откуда-то со стороны.

К моей кровати спешно приблизился невысокий мужчина с козлиной бородкой и огромным белым колпаком на голове. Его сопровождала симпатичная молодая медсестра, полностью по своему внешнему облику напоминающая куклу Барби, — натуральная голубоглазая блондинка в слишком уж коротеньком для данного заведения белоснежном халатике. К сожалению, ножки ее, как следует, рассмотреть мне не удалось, так как для этого обязательно нужно было резко поворачивать голову, что в моем нынешнем состоянии являлось непозволительной роскошью.

— Я — дежурный врач отделения, — официально представился мужчина. — Как вы себя сейчас чувствуете?

— Вполне нормально, — уже без какой-либо тяжести в голосе ответил я. Внешний вид его спутницы заставил весь мой организм несколько взбодриться и сразу же забыть обо всех своих проблемах. — Вот только голова раскалывается на части.

— Если раскалывается, — это хорошо, — шутливо заметил доктор, — вы в рубашке родились, молодой человек, даже сотрясения мозга не получили, так, отделались обычной легкой контузией.

— Просто нечему там было сотрясаться… — Мое лицо расплылось в обычной злорадной ухмылке, что, естественно, сразу же обрадовало обоих моих предков.

— Вполне возможно, — в такт мне кивнул головой доктор. — Если начали шутить, значит, с вами все в полном порядке. В отличии от той женщины, которую обнаружили с вами рядом, вы вообще счастливчик.

— Как она? — поинтересовался я, хотя отлично понимал, что мой вопрос лишен всякого здравого смысла.

— Она умерла сразу, не мучаясь, — тяжело вздохнув, хладнокровно ответил врач, — это все что мне известно. Так что приношу вам свои соболезнования.

— Скажите, который сейчас час?

— Девять утра. Вы почти целые сутки были без сознания, а это слишком долго. Так что придется вам недельку полежать в больнице.

— Недельку?! — резко взбунтовался я, пытаясь приподняться. Голова снова закружилась, и пришлось опять обессилено упасть на подушку. — Да я же абсолютно здоров…

— Андрюшенька, сыночек, пожалуйста, лежи, не вставай! — Мать прожогом бросилась ко мне в изголовье и чуть ли не придавила собой меня к постели.

— С телом у вас все нормально, — с монотонностью робота продолжал доктор, — рука слегка ободрана, куча синяков на спине, но позвоночник и ребра, главное, целы. Гордитесь, молодой человек, — крепкий костяк имеете, Бог наделил вас великолепным здоровьем. Благодарите его и, конечно же, своих родителей, — всю ночь, бедняги, от постели не отходили.

— Татьяне сообщили? — Я посмотрел на немного пришедшую в себя вытирающую слезы мать.

— Не до этого как-то было, — ответил за нее отец, — да и номера ее телефона ты ведь нам не давал. Если хочешь, — пойду прямо сейчас ей позвоню.

— Не стоит, — покачал головой я, — пусть она лучше не будет в курсе всего происходящего. Доктор, извините, но я себя вполне отлично чувствую, и мне сегодня же необходимо отсюда уйти.

— Ишь, какой вы быстрый, — ехидно улыбнулся врач, — сегодня, видите ли, ему уйти надо. Вряд ли это у вас получится. Три-четыре дня, как минимум. Да и вообще, не я один подобные вопросы решаю.

Он дал шепотом какие-то указания медсестре и, не сказав больше ни слова, вместе с нею вышел из палаты.

— Где моя одежда? — поинтересовался я у отца.

— Мы ее забрали, она у нас…

— Здесь?

— Да, здесь, а что? — Отец указал на большую кожаную сумку, стоящую у двери.

— Андрюшенька, сыночек, может быть, ты хоть немного поел? — жалобным голосом попросила мать.

Глядя на ее выражение лица, отказать ей в этом было никак невозможно, тем более, что в данный момент я, вопреки всему, чувствовал в желудке просто таки собачий голод. Это было еще одним подтверждением нормального состояния моего организма. Родители помогли мне принять сидячее положение, — сразу сделать это было, конечно, довольно тяжело, но я переборол в себе резкий приступ тошноты, и уже через пять минут смотрел вокруг себя нормальным здоровым взглядом. Больничная пижама, в которую я был насильно одет, ничего, кроме чувства брезгливости, к себе с моей стороны не вызывала.

Выставленные матерью на тумбочку продукты начали уходить в мой желудок с огромной скоростью. Съев пару яиц с булочкой, яблоко, бутерброд, и запив все это полулитровым пакетом кефира, я почувствовал в себе еще больший прилив сил, бодрости и здоровья. Голова кружиться практически перестала.

— Не мешало бы еще для полного счастья и душ принять, — высказал я нереальное пожелание, — и избавиться от этих гадких лохмотьев.

— Всему свое время, Андрюша, не спеши, — сурово ответил отец, который, по всей видимости, придерживался мнения доктора.

Переодеться в нормальную одежду я так и не успел. Дверь палаты резко распахнулась, и в нее бешеным смерчем влетел никто иной, как майор Порошков. Слегка помятый белый халат висел на его узких плечах ничуть не лучше, чем старая оборванная фуфайка на огородном чучеле.

— Ну, привет, голубь мой, — проскрипел зубами он. — А я вот проведать тебя пришел.

Хоть он и был одет под халатом полностью в штатское, но мои родители сразу же поняли, что этот человек из правоохранительных органов.

— Может нам лучше уйти? — несмело предложил отец.

— Да, папа, — недовольно, но уверенно ответил я, — мне с этим человеком желательно переговорить наедине.

— Тогда мы придем к тебе вечером, — негромко сказала мать. Весь ее внешний вид говорил о том, что уходить отсюда она не желала ни на минуту.

Быстро собрав все свои вещи, родители попрощались со мною и вышли в коридор.

— Заботливые у тебя предки, Андрей. — Порошков как-то незаметно для нас обоих перешел на «ты» и слегка ухмыльнулся. — По первому же зову явились. Таких родителей на руках носить нужно.

— А кто вам сказал, что я их не ношу? — В моих словах снова появилась привычная нотка злого сарказма.

— Да брось ты ершиться. — Майор уверенно плюхнулся на табурет около моей кровати. — Думаешь, мне не известно, по сколько раз в год ты их навещаешь? Ладно, жили бы люди другом городе, тогда понятно. А то же вот здесь, рядом находятся. Мы им только позвонили, — сразу в больницу точно на крыльях прилетели. Нельзя так, Андрей, поступать, — своих родителей надо уважать…

— В будущем постараюсь исправиться, — иронично произнес я. — Это по вашей милости мне выделили отдельную палату?

— Конечно, по нашей, а ты как думал?

— Наверняка, и охрану за дверью в обязательном порядке приставили?

— Пока что нет, но думаю, с этого момента будет, — уверенно ответил Порошков. — Я теперь убедился, что тебе без сопровождения наших людей жить никак нельзя. Уже третий раз подряд так выходит, — где случается преступление, там и ты оказываешься. Зло несешь с собой, дружище.

— Что поделать — судьба такая вредная, — пожал плечами я. — Может, вам на меня как на живца стоит преступников ловить?

— Если только ты сам не преступник, — грозно нахмурил брови майор. — Скажи мне лучше, пожалуйста, как это тебя, молодца, угораздило оказаться в квартире Черновых именно в тот самый момент?

— Как-как, среда — их день в моем расписании.

— Но ты ведь работаешь только по вечерам, насколько мне известно, а взрыв произошел около часа дня.

— Решил подождать вечера у них дома, — с определенной долей наглости ответил я, — надеюсь, законом это не запрещается?

— Допустим, — задумчиво опустил голову Порошков, — хотя мне кажется, ты что-то скрываешь. Может быть, у тебя с покойной был роман?

— Нас что, голыми в постели обнаружили? — вопросом на вопрос ответил я.

— А к чему же тогда этот ее глупый маскарад?.. Мы проверили, — одежда была взята на один вечер из костюмерной с места ее работы. Зачем, кажи мне, Любовь Чернова была одета в такое платье?

— Вы это у нее спрашивайте, я в модельном бизнесе профан.

Майор злостно сощурил глаза и крепко сжал свои мясистые губы. Судя по реакции, подобные мои ответы его уж никак не устраивали.

— Прекратите Ваньку валять, Лозицкий. — Порошков резко перешел на обычный официальный тон. — Отвечайте, пожалуйста, на вопросы по существу. Меня еще один любопытный факт интересует. Почему это вдруг Чернову разорвало чуть ли не на клочки, а в вас не попало ни единого осколочка, хотя вы лежали рядом с ней?

— Очень просто. Я вовремя успел спрятаться за стену, которой меня, кстати, по несчастью и привалило.

— Завидую вашей реакции, молодой человек, — раздраженно сказал майор.

— Реакция тут не при чем, — попытался оправдаться я. — В момент взрыва я стоял по другую сторону двери, а Любовь Васильевна находилась в непосредственной близости от магнитофона. Ее тело, ставшее на пути взрывной волны, меня от гибели и спасло. Если бы не это случайное обстоятельство, — вряд ли бы я успел отпрыгнуть.

— А откуда вы знаете, что взорвался именно магнитофон? — В глазах Порошкова зажглись неподдельные искры недоверия.

— На панели управления зажглась маленькая красная лампочка. В прошлое мое посещение Чернова включала музыку, и этой лампочки там не было. Я сразу же заподозрил что-то неладное. Ее мне спасти, к сожалению, не удалось, — все решили какие-то доли секунды…

— Допустим, я тебе поверил. Какая-то секунда на раздумье у тебя была. По предварительным оценкам наших специалистов в музыкальный центр Черновых была устроена мина немного не такого образца, как в газовую плиту Батуриных и под капот автомобиля Колесникова. Во-первых, она была значительно компактнее, во-вторых — приводилась в действие не сразу, а лишь через две-три секунды. В общем, теоретически ты вполне имел возможность сам включить магнитофон и выбежать сразу же из комнаты.

— Вы что же думаете, что это я взорвал Чернову?

— Не знаю, Андрюша, не знаю, — покачал головой Порошков. — Видишь ли, у Глеба Чернова стопроцентное алиби. Вчера, как и все трое суток перед этим, он не выходил из дома своих родителей в деревне. Да если и выходил, то неужели соседи могли не заметить передвижения инвалида в коляске. Более того, мне просто в голову не укладывается такое. Ведь магнитофон могли включить не вы, и не Любовь Васильевна, а кто-то из двоих мальчиков-близнецов, которые вот-вот должны были придти из школы. Неужели Глеб Семенович мог подвергнуть риску своих детей?

— Не мог, это точно, — согласился я. — Теперь то вы верите, что вся ваша версия об его причастности к данным преступлениям летит к черту?

— Ну почему же, — не сдавался майор, — я по-прежнему уверен, что мину сконструировал именно Чернов. Прокурор уже подписал ордер на обыск в доме его родителей, так что скоро, возможно, это прояснится. А вот подложить это взрывное устройство в нужное место должен был кто-то другой, и наверняка даже без согласия уважаемого Глеба Семеновича… Эх, Батурин, Батурин, не хочешь ты сдавать нам своего сообщника, а ведь насколько бы меньше было проблем, если б ты его сдал… Ведь эта самая сволочь и автомобиль Колесникова взорвала.

— И вы думаете, что эта сволочь — я?

— Не следует исключать такую версию. То, что ты оказался в квартире Черновой в отсутствие ее детей и мужа, может сказать о многом и наводит на определенные размышления. Допустим, ты был ее любовником, и тебе просто необходимо было это скрыть по каким-либо причинам.

— И в случае с Батуриной я тоже виноват? — Голос у меня заметно задрожал, поскольку было понятно, — майор говорит абсолютно серьезно.

— Может быть, Андрюша, вполне может быть. Ну, представь себе, — Батурина умерла почти без одежды, на Черновой тоже был какой-то своеобразный непонятный наряд, по всей видимости, для сексуальных игр.

— Да она просто репетировала новый танец! — раздраженно выкрикнул я. — Чего тут странного?.. И Батурина только встала с постели перед смертью.

— Не надо так волноваться, — спокойно произнес Порошков. — Я имею хороший слух, так что веди себя потише. Пока что это все — только предположения. Поверь, мне совсем не хочется ничего лишнего на тебя вешать. То, что ты пока находишься на свободе, меня вполне устраивает. Но проработать все версии я все-таки обязан. Так что давай не будем между собой ссориться.

Дверь в палату широко распахнулась, и на пороге нарисовалась все та же молоденькая белокурая медсестра.

— Извините, — вежливо произнесла она, — там, у выхода собралась группа журналистов. Они прямо атакуют больницу, — ума не приложу, что с ними и делать…

— А чтоб тебя! — нервно выругался майор, взвинчено подпрыгивая и неуклюже переворачивая табурет. — Как эта пресса уже всех достала! И сюда добрались… Ладно, я сейчас выйду и с ними переговорю.

Укоризненно посмотрев на меня, Порошков неохотно подошел к двери.

— Если встретите Половника из «Гласа народа», передавайте пламенный привет, — издевательским тоном сказал я.

Ничего не ответив, майор спешно покинул палату. Медсестра в дверях продолжала стоять в полной растерянности. Ее кругленькие голубенькие глазки то и дело лихорадочно бегали со стороны в сторону, периодически косясь то на меня, то в коридор.

— Как я понял, девушка, вы приставлены ко мне сиделкой? — ненавязчиво попытался завязать с ней разговор я.

— Вам сиделка не нужна, — официальным тоном произнесла она, — вы не такой уж и беспомощный, как о себе думаете.

— Зачем же в таком случае меня здесь держать? Это ведь не сумасшедший дом, а приличное заведение для приличных больных.

Я решительно поднялся с кровати и немного постоял на одном месте, потому что при быстром передвижении у меня все еще слегка кружилась голова.

— Больной, вам вставать нельзя! — Медсестра быстро подбежала ко мне и попыталась уложить меня обратно в постель.

— Да не желаю я все время лежать, мне хочется походить! — недовольно фыркнул я.

— Сейчас я позову доктора. — Щеки девушки заметно покраснели, что сделало ее еще миловиднее и симпатичнее.

— Не надо тревожить доктора, — более дружелюбно произнес я, — мне больше нравитесь вы. Если посидите рядом, тогда не буду вставать.

Мои руки попытались нагло обнять ее за талию, но девушка резко толкнула меня ладонями в грудь, и я снова беспомощно упал на кровать.

— О, Боже, голова! — Мои зрачки сразу же закатились под лоб, а затылок начал учащенно дергаться, как у эпилептика.

— Больной, что с вами? — Медсестра заботливо склонилась надо мной, что дало мне возможность крепко обхватить ее туловище руками и покрепче прижать нежное создание к себе. Ноги девушки оторвались от пола, — она потеряла равновесие и всем своим телом упала на меня сверху.

— Больной, сейчас же отпустите! — неистово завопила она.

— Кричите громче, — насмешливо заявил я, — может, хоть это убедит ваших упрямых коллег в том, что я здоров, и меня нужно немедленно отсюда выписывать…

Первым непристойную сцену увидел Порошков. Он, как ни в чем не бывало, вошел в палату, явно довольный тем, что ему удалось так легко отвязаться от очередной группы назойливых журналистов, но его улыбающееся лицо в первое же мгновение резко сменило свою окраску.

— Лозицкий, — удивленно воскликнул он, — что это вы мне за концерт тут устраиваете?

— Разве не видите, Алексей Витальевич, — я вовремя успел увернуться лицом от острых длинных ногтей, пытающихся его поцарапать, — мы заняты очень важным делом, а вы вот так без стука врываетесь и мешаете нам.

Моя рука совершенно бесстыдно задрала сзади девушке халатик и слегка похлопала ее по мягкой теплой ягодице.

— Лозицкий, что ты себе позволяешь? А ну, сейчас же прекрати! — Майор решительно бросился к нам и, обхватив медсестру за плечи, попытался оторвать ее от меня. — Отпусти женщину немедленно!

— Не могу, — тяжело дыша, ответил я. — Она сама в меня вцепилась словно клещ. Так что придется удовлетворить ее желание… А вы так сильно не дергайте, товарищ майор, а то разорвете человека на части без всякой взрывчатки.

— Да отпустите же меня! — еще громче завопила лежащая на мне медсестра. — Вы что, совсем с ума сошли?

Я резко дернул ее тело в сторону, в результате чего Порошков потерял равновесие и свалился на нас сверху. Мне пришлось отпустить девушку и крепко ухватиться руками теперь уже за пиджак майора.

— А-а-а! — истерически заорал я, старательно перебивая крики зажатой между двумя крупными мужчинами девушки. — Помогите!.. Насилуют!..

Ждать дежурного врача пришлось недолго. Через каких-то пару секунд он вихрем ворвался в палату и, словно вкопанный, остановился у дверей.

— Это что еще за новшество? — Удивленные глаза доктора расширились так, словно он увидал перед собой Лох-Несское чудовище.

— Новый вид группового секса, — с тяжелым вздохом выдавил из себя я. Силы меня понемногу начинали покидать, — прижатый двумя чужеродными телами человек не может долго находиться в подобном положении, мне поэтому неохотно пришлось разжать руки и выпустить брыкающегося как молодой жеребец Порошкова.

Он спрыгнул с кровати и, отскочив в сторону, помог подняться еле дышащей и ужасно раскрасневшейся медсестре.

— Альбина, это что такое?! — грозным тоном произнес врач.

— Это не я, Михаил Андреевич, это он, — попыталась оправдаться сгорающая от стыда девушка, лихорадочно поправляя на себе задравшийся чуть ли не до самого пояса халатик и интенсивно застегивая на нем пуговицы.

— Ну, Альбина, я от тебя такого не ожидал, — укоризненно замотал головой доктор. Он недовольно окинул взглядом всех присутствующих и поспешил выйти в коридор.

— Михаил Андреевич, я вам сейчас все объясню, — разгоряченная Альбина засеменила быстрыми шажками вслед за ним…

— Ну, и зачем ты весь этот цирк затеял? — обозленным тоном спросил у меня Порошков. — Что, захотелось поиграть в идиота?

— Откуда вы догадались? — После избавления от такой «тяжести» придти в себя было не так уж легко, — я продолжал учащенно дышать. — Может быть, удар кирпичом по голове подействовал должным образом.

— Да о такую твердолобую башку можно бетонные плиты ломать, ничего не случится, — злостно проворчал майор, одергивая пиджак. — Хотя варианта возможной шизофрении я не исключаю. У тебя, наверное, там все мозги местами поменялись.

— Не все, — возразил я, — только половина.

— Ну и как теперь мне прикажешь твою выходку объяснять? Не иначе, парень, ты захотел в психушку прогуляться.

— А вот и подумайте над этим, — на то вы и следователь. А то толчете воду в ступе по всяким пустякам, будто кроме меня у вас больше никаких других дел нет. И вообще, вы мне со своими глупыми расспросами, признаться, уже порядком надоели. Я — больной человек, у меня режим.

— Я так понял, ты меня прогоняешь? — Порошков не на шутку удивился моей чрезмерной наглости.

— Именно так, — самоуверенно произнес я.

— Ну что же, Лозицкий, пускай будет по-твоему. Хорошо, я сейчас уйду, но даю тебе слово, — ты отсюда, в отличии от меня, не выйдешь до тех пор, пока я этого не захочу… Разве только прямиком в тюрьму или в сумасшедший дом.

— Договорились, — скептически сказал я, — только в следующий раз прихватите с собой для меня адвоката. Мне надоело слушать ваши бессмысленные обвинения.

Порошков ушел по-английски, не попрощавшись, а только громко хлопнув дверью. Я пролежал с закрытыми глазами еще несколько минут, после чего снова медленно поднялся и подошел к окну. Мороз на нем разрисовал стекла плотными красочными узорами, за которыми не было абсолютно ничего видно. Однако я достоверно знал, — где-то там, за этим окном спокойно себе гуляет на воле настоящий убийца Юрия Колесникова, Елены Батуриной и Любви Черновой. А мне приходится в этот момент не подбираться к нему для ускорения приближения процесса справедливого возмездия, а бездейственно куковать на скрипящей больничной койке… Так не должно было быть, — подобную проблему непременно надо как-то решать.

Я почувствовал прилив сил откуда-то изнутри тела, из ноющей, не смотря на все мое внешнее спокойствие, души, а быть может, даже и из самого сердца. Выход из сложившейся ситуации должен быть, только его требовалось получше искать, а не сидеть здесь, сложа руки.

Постояв у окна пару минут, я вышел в коридор. Обещанного охранника под дверью моей палаты не было, — вокруг сновали только люди в таких же больничных пижамах, как и у меня. Найти кабинет дежурного врача не составило особого труда, — из-за его полуоткрытой двери раздавались громкие знакомые голоса. Я вошел в него без стука и увидел перед собой о чем-то увлеченно спорящих между собой Михаила Андреевича и Альбину. Заметив меня, оба резко замолчали.

— Мне бы хотелось попросить у вас прощения за свое некультурное поведение, — без всяких лишних вступлений спокойно произнес я.

Доктор, естественно, открыл от очередного приступа удивления рот, а медсестра еще больше покраснела.

— Вы хоть понимаете, больной, что вы натворили? — смущенно сказала она. — Как мне прикажете после всего случившегося сотрудникам в глаза смотреть?

— Обыкновенно, так же, как и раньше, — пожав плечами, равнодушно ответил я, — ничего ведь страшного не произошло. Просто мне хотелось доказать Михаилу Андреевичу, что я вполне здоров, и лучшим вариантом для всех нас будет мой немедленный уход из вашего заведения.

— Вы хоть понимаете, что говорите? — искренне возмутился Михаил Андреевич. — Сутки пролежать без сознания и сразу выписываться?

— Не сутки, а всего восемнадцать часов, — сделал поправку я, — просто я несколько ночей подряд нормально не спал, вот и отключился на такой длительный срок. Ничего военного в этом не вижу. Сами посудите, зачем вам в вашей больнице лишний нахлебник? У меня ведь кроме шишки на голове ничего больше нет.

— Я не хочу с вами спорить, молодой человек, — деловым тоном заявил доктор. — Я бы сам с большим удовольствием от вас избавился, но, к сожалению, у нас существуют определенные правила. Три дня как минимум вы обязаны у нас пролежать.

— Это где такие законы написаны? — Теперь настала моя очередь возмущаться. — Никак сам Порошков их выдумал?

— Все, разговор завершен! — резко вскипел врач. Колпак чуть не слетел с его подрагивающей головы на пол. — Идите в свою палату и немедленно лягте на койку! А о происшедшем инциденте я сообщу по месту вашей работы.

— К счастью, я безработный.

Мне стала ясна абсолютная бесполезность любого спора с этим человеком. В данном случае лучше было дальше не зарываться, а послушно выполнить все его указания…

До самого вечера я бессмысленно валялся на кровати и глупо плевал в потолок. Несколько раз приходила Альбина, которая мерила мне давление и делала уколы в часть тела, находящуюся чуть ниже спины. Причем последнее она старалась выполнять с особым усердием и жестокостью — втыкала иглу как можно больнее и вдавливала как можно глубже. На все мои попытки завязать с ней задушевный разговор девушка отвечала надменно-брезгливым молчанием…

Вечером снова явились родители. Они опять сытно меня накормили и оставили под кроватью по моему личному пожеланию сумку с чистой одеждой. На этот раз мать была в более приподнятом настроении, — в ее глазах иногда даже возникал проблеск радости. Пощупав шишку на моей голове, она не без удовольствия констатировала тот факт, что та, по сравнению с утром, значительно уменьшилась.

Предки побыли со мной до восьми часов, пока в палату не вошла заступившая вместо Альбины пожилая неприятного вида медсестра, которая вежливо попросила их освободить помещение больницы в связи с окончанием времени посещения. Отец с матерью пожелали мне спокойной ночи, пообещав придти завтра вечером после работы.

— Думаю, не стоит, — сказал я, когда они уже были в дверях, — скорее всего к завтрашнему вечеру меня уже здесь не будет.

Говорил я это с такой уверенностью, что находившаяся рядом медсестра недовольно скривила лицо и, помолчав, укоризненно покачала головой…

И только после вечернего обхода в гости ко мне пришел человек, которого я ждал с самого утра, как второго пришествия Иисуса Христа. Он просто не мог ко мне сегодня не придти, просто не имел такого права.

Виктор Харченко возник в дверном проеме одновременно с цепко ухватившей его за локоть обеими руками медсестрой, громким возгласом пытающейся во что бы то ни стало задержать столь позднего посетителя. Капитан то и дело тыкал ей под нос свое раскрытое милицейское удостоверение, но это ему практически не помогало.

— Да из милиции я, как вы не понимаете! — раздраженно доказывал он, пытаясь отстранить от себя назойливую, как муха, женщину.

— Ну и что, что из милиции? — строгая медсестра была неумолимой. — Порядок один для всех. Приходите днем и допрашивайте, нечего здесь по ночам шастать.

— Я понимаю, что такой порядок, — нервно доказывал Харченко, — но поверьте, — у нас сложились особые обстоятельства. Речь идет о жизни и смерти человека, для которого несколько часов промедления могут обернуться катастрофой.

Последний аргумент возымел на пожилую женщину должное воздействие. Наверняка, она была далеко не самым бессердечным в мире человеком и хорошо знала, по какой такой причине я попал в больницу, поэтому, хоть и с большой неохотой, но все-таки уступила.

— Ладно, — проворчала недовольно, — только десять минут, не более.

— Хорошо, хорошо, — согласно закивал головой Виктор, — через полчаса меня здесь уже не будет…

Женщина, было, попыталась что-то возразить, но в последний момент почему-то резко передумала и закрыла рот. Просто развернулась и недовольно вышла из палаты, оставив нас наедине.

— Извини, старик, — вместо приветствия проговорил слегка запыхавшийся Виктор, — но раньше прилететь никак не мог. Этот урод Порошков доконал меня своими идиотскими заданиями до потери пульса. Загрузил на всю катушку, сволочь, еле под вечер удалось вырваться.

— Не пойму, — я привстал навстречу и крепко пожал ему руку, — почему он так не хочет, чтобы мы с тобой виделись?

— Кто его знает? — пожал плечами Харченко. — У этого Винни Пуха в голове столько опилок, что иногда просто заикаешься от его чересчур «грамотных» идей. Мне кажется, что высшие чины специально поставили на это дело такую посредственность. Кстати, что это ты там днем такого начудил, что он клял тебя на чем свет стоит?

— Да так, была одна маленькая шалость, — скептически усмехнулся я, — захотелось немного подурачиться… Слушай, Витек, если не ты, то я просто не знаю, кто еще мне может помочь. Вытащи, пожалуйста, меня отсюда.

— Тяжелый вопрос, — угрюмо нахмурив брови, покачал головой капитан. — Порошков лично контролирует это дело. Даже охрану у входа в больницу поставил. Еле уговорил ребят, чтобы меня к тебе пропустили, хорошо, что хоть знакомые попались.

— Наверное, этот олух и впрямь рассудка лишился. — Я поднялся с кровати и неторопливо прошелся по палате, периодически почесывая ноющий затылок.

— Ты-то как сам себя чувствуешь? — поинтересовался Виктор.

— Да нормально, — небрежно махнул рукой я, — даже не ожидал подобного исхода. Когда стена на голову упала, думал, что вообще каюк пришел. А очнулся, — вроде бы и ничего. Доктор говорит, что даже сотрясения нет.

— Доктора получили строгое указание держать тебя здесь до особого распоряжения, даже не смотря на выздоровление. Я, признаться, тоже считаю, что лишняя неделька отдыха тебе ничуть не повредит, — слишком уж много в последнее время вокруг тебя смертей вертится.

— Я тут ни при чем, Витя, поверь. Все это — лихо подстроенная афера. Подобной комбинации я не встречал еще ни в одном детективе.

— Да что ты говоришь? — насмешливо посмотрел на меня Харченко. — Неужели думаешь, что все эти убийства были спланированы против твоей важной персоны?

— То есть, как? — немного не понял я.

— А Порошков что, разве не высказывал тебе подобной версии?

— Наверное, просто не успел. — Я невинно пожал плечами и опустил глаза. — Пришлось не совсем деликатно выставить его за дверь. Но думаю, ему это только на пользу. Так что он там интересное думает?

— Короче. — Харченко удобно расположился на табурете и расслабленно облокотился спиной о стену. — В его рассуждениях проскальзывает идея, что все три взрыва являлись ничем иным, как охотой на тебя… Посуди сам. Машину Колесникова заминировали в тот момент, когда она стояла у твоего дома. Ты ведь мог вполне выйти вместе с ним и в нее сесть. Газовая плита у Батуриных так же взорвалась в тот момент, как только ты там появился. Если бы поехал на лифте, то наверняка попал бы под раздачу. И последнее, — музыкальный центр. Тоже ведь взорвался в тот момент, когда ты находился рядом. Во всех трех случаях тебе просто повезло.

— Абсурд, — возразил я. — Как тогда ты в свою логическую цепочку признание Батурина приклеишь?.. То-то и оно, молчишь. Да и вообще, зачем кому-то желать моей смерти? И даже если так, то ни в одном из случаев ее стопроцентная вероятность не была обеспечена.

— А преступнику она и не требовалась. Может, он удовольствие получает, просто подлянки тебе подсовывая. До тех пор, пока не попадешься… Я уже грешным делом подумал, — может, это тебе твоя девушка подобным образом мстит тебе за измены.

— Кто, Танька?! — Мои глаза от удивления чуть не выкатились из орбит. — Тебе случайно, как и мне, кирпич на голову не падал? Рассуждения ведь совершенно лишены логики. Тоже мне сыщики нашлись.

— Погоди, не горячись, — попытался успокоить меня Виктор. — Просто у Паши Маслюка подобный случай был. И невеста его тоже выглядела, как невинное дитя, и, тем не менее, десять человек по ходу дела на тот свет отправила. Причем Паша, сам того не желая, до самого последнего момента делал ей наводки на нужных людей. Логику тоже, как и ты, обнаружил довольно поздно…

— Да не интересуют меня похождения твоего Паши, — нервно фыркнул я, — какая мне разница, как там было у него? Неужели работа с Порошковым так дурно на тебя влияет? Спустись с неба на землю, Витя, не слушай своего безголового майора! Пусть его целует в зад его любимое начальство. Мое участие во всей этой катавасии — чистой воды случайность.

— Ты говоришь об этом так уверенно…

— Увереннее некуда. — Мой взгляд стал чрезмерно серьезным. — Мне точно известно, кто убил этих троих, но на всякий случай нужно проверить кое-какие факты. А для этого мне крайне необходимо вырваться отсюда. Ты сможешь организовать нормальный выход, или мне придется совершать дерзкий побег из больницы?

Виктор хладнокровно поднял глаза и слегка скривил губы.

— Что же ты, шельма, до сих пор молчал? Откуда вообще ты можешь это знать?

— От верблюда, — грубо ответил я. — Наверное, как ты и предположил, травма головы все мозги наоборот перевернула. Пойми, Виктор, даже если я сейчас тебе расскажу, как все было на самом деле, это все равно не принесет никому никакой пользы. Узнав правду, вы с Порошковым можете только все испортить. Поэтому я и молчал пока что. Без меня уличить преступников вы не сможете. Ни Глеб Чернов, ни, тем более, Николай Батурин здесь не причем. Они не преступники, а обычные жертвы, такие же, как и их жены. И доказать это могу только я, и никто другой.

— Заманчиво говоришь, — усмехнулся Харченко, — наверное, травма головы и вправду не прошла даром. Раньше как будто мании величия за тобой не замечалось.

— Юмор в данном случае далеко не уместен, — как нельзя серьезнее произнес я. — Моя помощь вам сейчас необходима не меньше, чем мне ваша, так что в твоих интересах помочь мне сейчас выбраться из больницы.

— Ладно, не обижайся. — Виктор приблизился ко мне и дружески положил руку на плечо. — Давай договоримся так: ты мне все подробно рассказываешь, и, если убедишь, то я по возможности постараюсь тебе помочь… Договорились?

— Какие же вы, менты, все-таки хитрые создания. — Мне не оставалось ничего другого, как только поверить ему на слово…

Медсестра в своем кабинете, наверняка, довольно быстро уснула, потому что Виктор задержался в эту ночь в моей палате гораздо дольше, чем на полчаса.