Мактавиш и пряники

7. Версаль

А папа все чертил. Наконец он вышел из кухни, размахивая пачкой листов.

— Готово! — объявил он. — Я нарисовал все части будущего пряничного дворца. За всю историю кондитерского дела никто даже не пытался совершить такой подвиг.

— И я даже знаю почему, — встрял Олли.

Папа сердито посмотрел на сына.

— Я однажды пыталась сделать пряничный домик, — сказала Ава, — и он развалился.

— Но было довольно вкусно, — вспомнил Олли.

Папа их не слушал.

— Это нелегкая задача, но я уверен — все три тысячи семьсот восемьдесят четыре детали будут испечены, склеены вместе, и мой дворец предстанет во всей своей славе.

— Три тысячи семьсот восемьдесят четыре кусочка? — переспросила мама.

Мактавиш не на шутку встревожился.

— Именно так! Каждый самый маленький кусочек, тщательно вычерченный, вымеренный, вырезанный, выпеченный, склеенный сахарным сиропом и украшенный глазурью. Это будет грандиозно!

Семья онемела.

Бетти нашла мамин телефон и прочла:

— Википедия утверждает, что в знаменитом зеркальном зале Версаля было более трехсот зеркал. Он освещался тремя тысячами свечей.

— Вряд ли твой отец интересуется зеркалами и свечами, — поспешно перебила мама. — И без этого хватает хлопот с балконами и окнами…

— И арками, и фонтанами, и мраморными колоннами, — влез Олли, заглядывая в телефон из-за плеча сестры.

— И с резными золотыми воротами, — добавила Ава.

— Не могу говорить за вашего папу, — сказала мама, — но, наверно, не обязательно воспроизводить каждую мелкую деталь. Многие элементы могут быть творчески домыслены.

— Верно, — кивнул папа. — А теперь, боюсь, вам придется оставить меня в покое. Стоять тут и таращиться на меня, конечно, очень интересно, но впереди много работы. Тесто надо раскатать, вырезать, испечь, склеить и украсить.

— А осталось всего две недели, — заметил Олли.

С тех пор как папа начал выпекать три тысячи семьсот восемьдесят четыре пряника, миска Мактавиша начала наполняться пряниками бракованными.

Мактавишу не нравились сгоревшие до угольков пряники. Пряники, жесткие, как кости, ему тоже не нравились. Сказать по правде, он не был большим любителем даже вполне удавшихся пряников.

Через пару дней у Бетти тоже заболел живот.

Мактавиш, поджав хвост, ковылял на свое место. Он больше не желал спасать папу Перси, подъедая все остатки. Псу срочно требовалась мясная кость.

«Я, конечно, спасатель, но на такое не рассчитывал, — думал Мактавиш, — это абсолютно бесчеловечно».

Бетти тоже надоело доедать сгоревшие пряники.

«Сначала было еще ничего», — думала она. Живот болел так, что думать было трудно.

Бетти подошла и погладила Мактавиша.

— Бедненький мой, как же ты растолстел.

Мактавиш поглядел на девочку. Кажется, она тоже растолстела.

«Такая диета губительна для нас обоих. Бетти девочка, я собака. Мы не мусорные ящики. Все, прекращаем доедать то, что надо выбросить. Кроме того, начинаем тренироваться».

Настало время действовать.