Бобеш сидел в школе как на иголках. На уроке чистописания писали букву «к» и слово «камень». Писать Бобеш любил, но сегодня никак не мог дождаться конца уроков. Что-то очень долго не звонят, казалось ему. А почему Бобеш сегодня так спешил уйти из школы?
На площади открылась ярмарка. И, боже мой, чего там только не было! Гонзик несколько раз уже толкал Бобеша в спину, но он не хотел оборачиваться, пока не закончит строчки.
— Бобеш, пойдем вместе, ладно?
— Ладно, — ответил Бобеш, повернулся и подморгнул Гонзику.
— Бобеш, Бобеш! — сделал ему замечание учитель.
Он подошел к его парте посмотреть, как Бобеш пишет.
— Мне кажется, Бобеш, первые две строчки у тебя получились лучше. Остальные вышли хуже. Смотри, дальше уже не так красиво написано, как должно быть. Надо бы наоборот. Чем дальше, тем лучше. А ты пишешь — чем дальше, тем все хуже. Как же так? Что такое вы затеваете с Гонзиком? — И, повернувшись к Гонзику, учитель добавил: — Гонзик, не трогай Бобеша, оставь его в покое.
Бобеш теперь старался писать как можно лучше. Он даже наклонил немного набок голову. И, когда вел перо вниз, чтобы написать заглавное «К», высовывал кончик языка. А когда вел перо вверх, то язык у него передвигался вправо и поднимались брови. Бобеш тщательно вывел пять раз букву «К», и зазвонил звонок. Бобеш поднял руку.
— Что ты хочешь, Бобеш? — спросил учитель.
— Мне осталось написать еще несколько строк.
— Покажи, сколько у тебя всего… Ничего, хватит, — сказал учитель, посмотрев в тетрадь. — Ну, вот видишь, когда ты захочешь, у тебя получается, не правда ли? Вот теперь хорошо.
После такой похвалы к Бобешу опять вернулось хорошее настроение. А теперь пора на ярмарку! Бобешу очень хотелось есть. Но желание посмотреть ярмарку было так сильно, что он забыл даже о голоде.
На площади было полно разных лавочек. Бобеш с Гонзиком быстро прошли мимо прилавков, где предлагали ткани, обувь, готовую одежду, посуду, открытки, бумагу и всякие другие вещи, и остановились около сладостей. Сколько здесь было пряничных рождественских дедов, чертей и конфет! Потом они остановились у лавочки, где продавец все время кричал: «Горячие сосиски, купите горячие сосиски!» От кастрюли, в которой сосиски варились, так заманчиво пахло, что Бобеш несколько раз втянул в себя этот аромат. Он хотел таким образом утолить свой голод. Крики продавцов раздавались со всех сторон. Из кондитерской лавчонки все время слышалось: «Лад, лад, шоколад!»
Бобеш смеялся. Из лавки, где продавалась всякая мелочь, доносилась песенка:
Бумажник этот из черной кожи
Стать богатым тебе поможет.
Кожа снаружи, кожа внутри,
Если хочешь — сам посмотри.
У одной из лавчонок Гонзик купил большое сладкое «полено», которое едва вошло ему в рот. Бобеш смотрел на товарища жадными глазами.
— Разве ты покупать не будешь? — спросил Гонзик.
— Нет.
— А почему?
— Нет денег.
— Ты бы спросил дома.
— У нас и дома нет.
— Правда? А мать говорила, что у вас много денег, что у вас бывают на ужин и сосиски и колбаса. Это ей сказала домохозяйка.
— Вранье, — горько сказал Бобеш, и ему сразу захотелось уйти отсюда. — Я пойду домой.
— Почему?
— Потому что хочу есть.
— Бобеш! — подморгнул вдруг Гонзик.
— Что?
— Пойдем-ка вон к тому фонтану. Я тебе кое-что скажу.
Они стали проталкиваться сквозь толпу. Со всех сторон зазывно кричали продавцы. Казалось, что каждый хочет перекричать соседа. В этот шум врывались разговор, смех и шутки покупателей, и все сливалось в страшный гул. Гул так действовал на Бобеша, что ему казалось, будто он совсем не в родном городе и не на знакомой площади, а где-то совершенно в другом месте, в чужом городе и даже совсем в другом мире. Люди, казалось Бобешу, говорили здесь иначе, быстрее, больше размахивали руками, толкались, а некоторые так смеялись, словно их кто-то беспрестанно щекотал. И вообще почти все люди здесь смеялись или улыбались. Все были празднично одеты, и Бобеш решил, что у всех много денег. «У кого денег нет, тот сидит дома, как мои отец с матерью».
У фонтана народу было поменьше. Гонзик остановился и сказал:
— Будешь молчать, как могила, тогда я тебе кое-что скажу.
— Буду, Гонзик.
— Как могила?
— А почему как могила?
— Глупый! Ну, чтобы никто не узнал. Дай мне руку.
Они подали друг другу руки. Потом Гонзик вынул изо рта сахарное полено, ставшее немного поменьше, но все же достаточно большое.
— Хочешь немножко пососать? — спросил Гонзик Бобеша.
— Хочу.
— На, немножко попробуй. И послушай, что я тебе скажу. Мы сейчас пойдем вон к тем кондитерским лавкам, там есть одна совсем маленькая, и торгует там бабка. Знаешь, в других местах бывает по два и по три продавца, а там только она одна. Вот мы к ней и пойдем… — И Гонзик понизил голос, перешел почти на шепот. — Ты встанешь рядом со мной, а я буду выбирать сладости. Знаешь, я буду долго-долго выбирать. Бабка будет смотреть все время на меня и как только совсем засмотрится, ты что-нибудь возьмешь с краешка и положишь в карман.
— Я должен что-нибудь просто взять?
— Ну и что тут такого?
— Да ведь это же воровство!
— Какое там воровство! Ерунда! А бабка — она ведь даже и не знает, сколько у нее чего есть. И если у нее несколько конфеток и пропадет, подумаешь, какая беда!
— Нет, Гонзик, этого делать нельзя.
— Я так и знал, что ты сундук! Отдай сейчас же мое полено! — И он сжал рот Бобеша так, что конфета сразу же вылетела на снег.
Гонзик ее поднял, вытер рукавом и положил себе в рот. Теперь они стояли молча. Гонзик бил каблуком по обледеневшим ступенькам фонтана. Бобеш на минуту отчетливо вспомнил, как он воровал с сыновьями Безручки стеклянные шары. Сколько потом он об этом жалел! От этой проделки он не получил тогда никакой радости. И ведь сразу после этого с отцом приключилось такое несчастье! Нет, воровать он больше не будет, хотя искушение было и велико. Конфеты ведь не стеклянные шары! Прятать их не надо. И совсем это не такая уж дорогая или редкая вещь, как были те шары.
«И все-таки это воровство», — думал он.
Гонзик хмурился, еще и еще раз он обозвал Бобеша олухом, сказал, что не стоило бы с ним вообще связываться и идти на ярмарку. Вот если бы он пошел с Польдиком Трнкой, тот наверняка сделал бы все, не раздумывая. Еще прошлый раз, во время крестного хода, они набили таким образом себе полные карманы. Тогда была жизнь! Бобеш молчал. Ему казалось, что и у него уже полны карманы конфет. Он представлял себе, будто откусывает то от одной, то от другой конфеты. Слюнки у него так и текли. Потом он вспомнил, как лежал больной и как принесла ему гостинцы Миладка. Какие были вкусные конфеты! Какие орешки были в печенье! Мать называла их миндалем. Он за них девочек еще никак не отблагодарил.
Если б у него и взаправду были теперь полны карманы, он угостил бы Миладку с Силушкой. Бобеш знает, как они любят сладости. Миладка, наверное, снова позвала бы его к себе домой посмотреть на золотых рыбок. Но он не пошел бы…
Гонзик вывел Бобеша из задумчивости:
— Беги домой, беги, — и толкнул Бобеша.
Но только Бобеш сделал шаг, как Гонзик схватил его за рукав и тихонько сказал:
— Постой, Бобеш. Знаешь что? Мы сделаем все наоборот. Я дам деньги тебе, ты будешь покупать, а я что-нибудь стащу. Ты знаешь, я буду осторожен и возьму только тогда, когда бабка не станет смотреть.
— А если бабка все-таки заметит?
— Ничего не заметит. Но ты должен долго-долго выбирать. Бери штуку за штукой, чтобы она все время смотрела на тебя. А теперь на, пососи еще немножко полено… Вкусно, а?
Бобеш взял «полено» в руки, но в рот положил не сразу. Он еще не решил, пойти ему с Гонзиком или нет.
— Ну, как же, Бобеш, пойдем, а? Вот тебе два крейцара, пойди что-нибудь купи. Только ты должен спрашивать: «Сколько это стоит? Сколько вон то? Почем эта конфета, почем та?» И так все время. В общем, перебирай все подряд. А потом то, что я стащу, мы разделим пополам.
— Но ведь это же будет все краденое.
— Почему? Не совсем краденое, — сказал Гонзик.
— Как же так не совсем, если ты стащишь?
— Но ведь мы у той бабки что-нибудь и купим. Правда? А это только как добавок. Вроде как бы тоже купленное, только бабка об этом ничего не знает. Ты понимаешь? Я раньше, как и ты, боялся. Но знаешь Польду из пятого класса? Он мне вот так же все объяснил и я уже больше не боюсь. И вообще не принимаю близко к сердцу.
— Ну, все-таки, знаешь… — противился Бобеш.
— Что — все-таки?
— Я не знаю…
— Ну, если не знаешь, так бери деньги, и пошли. Пойдем прямо сейчас, а то около бабки соберется народ.
Бобеш взял деньги, но еще ничего не решил. А Гонзик тянул его за рукав. Бобеш раздумывал, но, представив себе веселое, улыбающееся лицо Миладки и угостив ее в своем воображении конфетами и печеньем, он даже не заметил, как положил обсосанное Гонзиком «полено» себе в рот и пошел за ним.
— Полено ты можешь, Бобеш, дососать, — разрешил Гонзик. Он был доволен, что уговорил Бобеша.
Подойдя к длинному прилавку, на котором были разложены сладости, Бобеш почувствовал какую-то странную дрожь в теле, и сердечко у него вдруг как-то слишком сильно заколотилось.
— Ну что, мальчики? Чем вас угостить? — сладко пропела бабка.
— Ско-сколько стоит вот эта? — заикаясь, спросил Бобеш.
— Эта? Эта три крейцара. А сколько у тебя денег?
— Два крейцара.
— Тогда вот смотри, мальчик. Вот все это по два… А вот это по одному. А здесь вот целых две штучки можно взять за один крейнар. Возьми что хочешь, выбери.
Бобеш трясущимися руками брался за конфеты и пряники, будто он их крал, а не покупал. Стрельнул глазами на Гонзика и увидел, как тот клал что-то себе в карман. Бобеш не отваживался больше смотреть бабке в глаза, сердце у него застучало, и он дрожал как в лихорадке.
— Нет-нет, мальчик, это за четыре крейцара. Вот эти все по два, — сказала бабка, но не так уже сладко. Ее сердило, что Бобеш никак не может ничего выбрать и что вообще он как будто бы боится.
Рядом с Бобешем оказались вдруг две девочки и тоже начали себе выбирать. Бабка показывала теперь девочкам, какие сладости сколько стоят, а обернувшись к Бобешу, лишь спросила:
— Ну что, ты уже выбрал?
— Выбрал, — вздохнул Бобеш.
— Покажи… Хорошо, это как раз за два крейцара.
Бобеш отдал бабке два крейцара. Они были теплые и мокрые — так сильно он их сжимал в ладони. Гонзик пошел вслед за Бобешем. Когда пришли на старое место к фонтану, Гонзик сказал:
— Ты все-таки олух! Зачем ты истратил сразу два крейцара? Ты должен был что-нибудь выбрать за один, а на второй купить потом.
— Я боялся, как бы она тебя не увидела, — сказал Бобеш.
— Ты все боишься! — Гонзик вытащил из кармана пять конфет. Две из них дал Бобешу и прибавил еще одну из только что купленных.
Бобеш вытер пот со лба. Он был страшно рад, что так хорошо все кончилось.
— Знаешь что? — начал опять Гонзик, у которого прибавилось смелости. — Пойдем-ка туда еще раз, у меня остался еще один крейцар.
— Ну нет, Гонзик, я больше не хочу.
— Тогда отдавай обратно.
— Не отдам. Ты сказал, что дашь мне половину. И половины не дал и еще хочешь отнять остальное!
— Если пойдешь, я все тебе отдам и даже еще добавлю, — соблазнял Гонзик.
Бобеш насупился, но все же пошел.
— Что, мальчик, тебе дать? — спросила на этот раз бабка Гонзика.
— Мне ничего. Это он покупает, — показал Гонзик на Бобеша. — А я только так, с ним.
Бобеш опять как-то растерянно приценялся. Никак вроде не мог решить, что ему взять. И когда он наконец выбрал тычинку, наполовину завернутую в серебряную бумагу, и протянул бабке крейцар, то, к своему ужасу, заметил, что она смотрит не на него, а на Гонзика, который протягивал руку за пряником. Гонзик хотел было быстренько сунуть пряник в карман, как вдруг целая связка других пряников, висевших на косо натянутой веревке, стала сползать. Послышался шум. И, прежде чем Гонзик успел опомниться, бабка поймала его за руку. Пряник упал в снег.
— Ах вы, негодники! Один покупает, а другой крадет! — И оплеуха за оплеухой посыпались на голову Гонзика.
Гонзик изо всех сил пытался вырваться и убежать, а Бобеш стоял как окаменелый. Потом он стал быстро пробираться сквозь толпу и помчался, насколько хватало сил. Он пробежал через площадь и оказался на улице, по которой всегда ходил в школу. Ни разу он не остановился и ни разу не подумал о Гонзике. Он дрожал всем телом и все время оглядывался. Ему казалось, что кто-то гонится за ним. Он слышал, как бабка все еще кричала: «Украли, украли!» Потом ему почудилось, что она позвала жандарма. От страха он весь дрожал и думал: «Гонзик наверняка скажет, где я живу». И видел уже в своем воображении, как жандарм входит к ним в дом. Но хуже всего ему было тогда, когда он думал об учителе. Пожалуй, он не так боялся даже отца с матерью, как учителя. Куда теперь идти? Ведь он не посмеет никому посмотреть в глаза. Нет, домой он не пойдет. Будет сидеть где-нибудь около дома, пока не дождется Гонзика и не узнает, чем все кончилось. «Но, — размышлял далее Бобеш, — если Гонзика схватил жандарм, то его посадят. Воров, говорил дедушка, сажают в тюрьму». Тюрьма! Боже мой, что они наделали! В тюрьме темным-темно. И вот он должен будет сидеть в потемках. На улицу пойти не может, двери заперты на ключ. На окне — решетка. Бобеш пугался все больше и больше. Он уже жалел Гонзика и сердился на себя, почему не отговорил приятеля, зачем послушался его.
— Бобеш, Бобеш, что ты здесь делаешь? — послышались голоса.
Если бы вдруг на его глазах произошло землетрясение, он, наверное, так не испугался бы. Бобеш оглянулся и увидел Миладку с Силушкой.
— Ты был уже на ярмарке, Бобеш? — спросила Миладка.
— Был. — Бобеш принудил себя засмеяться, так как обе девочки улыбались.
— А что ты нам купил? — пошутила Силушка.
Бобеш полез в карман и вытащил три конфетки, которые дал ему Гонзик.
— Вы смотрите-ка, у Бобеша конфеты!
Бобеш протянул их девочкам.
— Оставь их себе, Бобеш, у нас больше, чем у тебя.
И Силушка показала ему полную сумку, Миладка — тоже. Потом девочки все-таки взяли конфеты у Бобеша, но и Бобеш должен был взять у них. Когда мальчик избавился от ворованных конфет, у него немного отлегло от сердца.
— Ты только идешь из школы, Бобеш?
— Да.
— Мы уже проголодались. Правда, Силушка?
— Я тоже, — поддержал Бобеш.
— Пойдем тогда с нами.
— Я — я… Нет, я здесь… — бормотал Бобеш.
— Тебе еще не хочется возвращаться, да? Ну пойдем с нами немножко.
Бобеш пошел. На дворе он расстался с Миладкой, а когда она скрылась в подъезде, выбежал обратно на улицу. Домой ему не хотелось. И, хотя он сказал девочкам, что проголодался, на самом деле он не чувствовал и голода. Как в лихорадке дожидался он Гонзика. Но Гонзик все не шел. Тогда он медленно побрел к площади, ничего не видя перед собой, не замечая ни празднично одетых людей, ни разукрашенных витрин. Но выйти на площадь он все-таки не рискнул. Спрятался было в оконную нишу углового дома, как вдруг увидел Гонзика. Тот медленно шел по улице, вытирая рукавом глаза, и, казалось, плакал.
— Гонзик! — закричал Бобеш.
Гонзик вздрогнул и, увидев Бобеша, остановился.
— Это ты? А я думал — тебя тоже схватили.
— Нет, я убежал.
— Знаешь, как у меня трещит голова! Мне здорово влетело. И конфеты бабка все отобрала, — жаловался Гонзик.
— Она тебя сама отпустила?
— Ну, сначала она меня избила, потом стала спрашивать прохожих, не знает ли кто-нибудь меня. Знакомых никого не оказалось. Тогда она дала мне еще два подзатыльника и велела уходить с глаз долой, сказала, что срамиться со мной больше не будет.
— И никто тебя не видел?
— Видел.
— Кто же?
— Из нашего класса Юранек.
— Юранек?! Этот ябеда?
— Да.
— Ой-ой-ой! Плохи наши дела! — ужаснулся Бобеш. — А где он тебя видел?
— Когда я шел от бабки. Он слышал, как бабка вслед мне кричала и ругалась.
— Гонзик, я теперь боюсь идти в школу.
— Я тоже.
— Видишь, не надо было воровать!
— Это все потому, что я пошел с тобой! — упрекнул вдруг Гонзик.
— Но ведь я-то не хотел.
Гонзик на это ничего не сказал и только спросил:
— А у тебя еще что-нибудь осталось?
— Осталось, только не все.
— Ты уже съел?
— Я не ел, я дал конфеты девочкам — Миладке и Силушке. А они дали мне взамен.
Гонзик протянул руку, и Бобеш отдал ему конфеты, полученные от девочек.
Дома даже обед Бобеша не радовал. Он только попробовал и отложил ложку. Его мучила мысль о школе: он боялся, что Юранек наябедничает учителю. Учитель решит все выяснить. Гонзик ему расскажет, как было дело, а учитель будет сердиться. Наверняка пошлет потом за отцом. Ведь вызывал же он родителей тогда, когда Франтик Цулек отнял у Евочки кусок хлеба, а у Фркалы нож.
— Ох-ох-ох! — сокрушался Бобеш.