Бобеш с Марушкой бежали на карьер. Там ждал их Гонзик. Потом они все вместе пошли к вокзалу посмотреть, где расположился цирк. Сразу же за вокзалом большое пространство было обнесено высоким деревянным забором. Здесь всегда бывали карусель, качели, а сейчас раскинул свои палатки цирк. Бобеш, Гонзик и Марушка подошли к большим деревянным воротам, на которых было написано:
У ворот стоял высокий человек, странно одетый. Бобеш, Гонзик и Марушка протолкались сквозь толпу детей и взрослых и прежде всего увидели много-много нянек с детскими колясками. Все толкались, все хотели получше рассмотреть этого странного человека.
— Посмотри-ка, Бобеш, это негр.
— Врешь!
— Честное слово, настоящий, живой негр.
Бобеш если что и знал о неграх, то только из книги «Робинзон Крузо». Там негры приходили на остров Робинзона.
Дедушка объяснил ему, что негры живут в Африке. Но Африка, сказал дедушка, так далеко, что туда и не доберешься. И Бобеш даже стал тогда сомневаться, есть ли она вообще, эта самая Африка.
На негре были длинные черные брюки с красными и золотыми лампасами из лент и темно-красный пиджак военного покроя с золотыми галунами на груди, на плечах и на воротнике. На голове у него была красная турецкая феска, тоже с золотой кисточкой. К негру подошел другой человек, одетый уже в голубую форму. На шапке у него было написано: «Цирк Гранд».
Они о чем-то потихоньку поговорили с негром. Бобеш слов не слышал.
— Они говорят по-негритянски, да? — шепотом спросил он Гонзика.
— Ну конечно, по-негритянски, раз он негр.
Но через минуту Гонзик и Бобеш остолбенели. Негр обратился к толпе, теснившейся перед воротами, и громко закричал по-чешски:
— Пожалуйста, входите! Пожалуйста, входите! Начинается показ диких зверей! Вход всего лишь двадцать геллеров! Детям и солдатам — десять!
— Гонзик, да это же не негр!
— Ясно. Какой же это негр, раз он говорит по-чешски?
— Наверное, его просто покрасили черной краской.
— Посмотри-ка, посмотри-ка — он снял шапку! Какие у него волосы! Как шерсть и страшно кучерявые.
— Может, все-таки негр?
— Бобеш, пойдем-ка посмотрим получше — обойдем вокруг забора. Здесь есть большие дырки. Интересно, что там внутри…
— Гонзик, а ты слышишь рев?
— Это дикие звери.
— Как же они укрощают таких диких зверей? Наверное, страшно.
— Конечно. Их до конца никогда и не укротишь. К таким зверям никого не пускают в клетку.
— А как их кормят?
— Говорю же тебе, они сидят в клетке.
— Ну, а как попадают-то в клетку?
— Этого я не знаю.
Вместе с Бобешем и Гонзиком пошло несколько ребят и постарше. Они тоже искали в заборе щель или дырку, чтобы увидеть, что делается за оградой.
— Я вижу слона.
— Я тоже! — кричали два мальчика. Поднявшись на цыпочки, они смотрели через щелку.
Наконец и Бобеш нашел дырку. Но она была так низко, что он должен был опуститься на колени.
— Гонзик, и я вижу слона.
— Бобеш, пожалуйста, пусти меня на минутку, я тоже хочу посмотреть.
— Ты видел, какой у него нос?
Потом дошла очередь и до Марушки. Она тоже поглядела.
— Остальные звери, наверное, вон в тех больших вагонах, — сказал мальчик.
Между вагонами сновали люди из цирка, и Гонзик уверял, что он заметил еще двух негров. Большие ребята, вдоволь наглядевшись, отошли от забора и сели на камни, лежавшие невдалеке. Это были гранитные плиты, подвезенные сюда для строительства дороги. Гонзик подбивал Бобеша подсесть к большим ребятам, но Бобеш не хотел, потому что никого из них не знал.
— А я знаю почти всех. Видишь, они со мной разговаривают, как с большим! — хвастался Гонзик. — Вон тот, в кепке, — помнишь, он разговаривал со мной у входа? А ты слышал, как я ему отвечал?
Когда Бобеш кивнул, Гонзик продолжал:
— Так этот парень знаешь кто? Это наш центр. Очень хороший центр.
— Центр?
— Да, центр нападения.
— А! — сказал Бобеш.
Мальчики подошли к старшеклассникам, сели почти рядом с ними, но те не обратили на них никакого внимания.
— А вон тот, видишь, с короткими волосами? Это Вашек Ямбор. Знаешь, какой он сильный? С ним никто не может сравниться.
Бобеш посмотрел на паренька с короткими волосами, и ему показалось, что на толстой шее у него сидит очень маленькая головка, а рот его очень похож на рот негра.
— А вон тот, посмотри-ка, в клетчатом костюме… Я с ним лазил вчера за яблоками в сад к мельнику.
— Честное слово? — не поверил Бобеш.
— Честное слово! Он рвал, а я сторожил, не идет ли кто. — И Гонзик опустил руку в карман.
— Что там у тебя такое?
— Да это футбольный свисток. Я купил его у Лойзика. Он уже старый, но свистит здорово. — Гонзик засвистел.
— Он похож на обломок губной гармошки, — сказал Бобеш.
— Да здесь, собственно, четыре свистка, понимаешь?
Бобеш внимательно осмотрел старый и изрядно помятый свисток.
— Мне можно посвистеть?
— А почему же нет? Пожалуйста.
Бобеш засвистел.
— Покажи-ка! — повернулся к нему парень в кепке. — Дай-ка сюда!
Потом свисток перешел в руки к другому пареньку, с толстыми губами и короткими волосами. Он тоже посвистел. Гонзик победоносно смотрел на Бобеша. Бобеш не мог понять, как это Гонзик дружит с такими большими ребятами. Ведь некоторые из них были уже в средней школе, а некоторые ходили даже в реальное училище. Получив свисток обратно, Гонзик положил его, словно невзначай, в нагрудный карман и подсел поближе к большим ребятам. Ему, вероятно, хотелось, чтоб у всех создалось впечатление, будто и он из этой компании. Бобеш остался сидеть на старом месте рядом с Марушкой. Она нахохлилась, как курочка, потому что чувствовала себя среди этих парней совсем одинокой, и все время просила Бобеша поскорей вернуться домой.
— Подожди еще минутку, Марушка.
— Нет, Бобеш, я пойду.
— Марушка, ну еще одну минутку, ладно?
— Хорошо, Бобеш. Только давай отойдем от этих ребят.
— Почему, Марушка?
— Если ты не пойдешь, я пойду одна. Мне не хочется быть здесь рядом с такими…
— А ты разве их знаешь, Марушка?
— Нет, только одного, в кепке. Он однажды избил Аничку Птачкову из нашего класса.
— Правда? А за что?
— Она видела, как он писал что-то на стене. И она сказала ему, чтобы он этого не делал. Он не послушался. Тогда она пригрозила ему рассказать.
— А она и на самом деле рассказала?
— Нет, не рассказала. Он избил ее и пригрозил, что если об этом хоть кто-нибудь узнает, то изобьет ее еще больше. И Аничка испугалась.
— Ну, а почему же с ними Гонзик дружит, если они такие хулиганы, а?
— Ну, знаешь, Гонзик ненамного лучше их.
— Ну что ты, Марушка, Гонзик не такой!
— Тогда скажи ему, чтобы он шел вместе с нами.
Однако Гонзик заявил, что домой он не пойдет ни за что на свете.
— Видишь, Бобеш, эти ребята ему дороже нас. Теперь ты видишь, какой он?
— Знаешь, Марушка, пойдем-ка поглядим, а что вон за тем забором? Мы там еще не были.
Марушка согласилась, и они пошли. По дороге Бобеш спросил:
— Тебе хочется пойти в цирк, Марушка?
— Ну конечно, Бобеш. Только мама меня не пустит, а отцу я боюсь сказать.
— Я тоже не пойду, у нас нет денег.
Обойдя забор, они увидели пруд. Бобеш в этих местах никогда еще не был. Не раздумывая, они побежали к пруду. За прудом был косогор, поросший лесом. А на берегу пруда — аллея высоких лип, и среди лип — деревянные скамеечки. Бобеш с Марушкой сели на одну из них и стали смотреть на воду.
— Погляди-ка, Марушка, я еще никогда не видел, чтоб на воде росли цветы.
— Это кувшинки.
— Кувшинки? Там, наверное, очень глубоко, раз они уцелели. Иначе их ребята давно бы оборвали.
— Ну конечно. Но эти цветы вообще-то рвать нельзя. Они принадлежат пану Вайнеру, знаешь? Владельцу кирпичного завода. Здесь даже никто не имеет права купаться.
— А как это люди узнают, где можно купаться, а где нет?
— А разве ты не видел таблички?
Бобеш подбежал к табличке, прибитой к липе, и прочел: «Купаться запрещено».
— На самом деле это, наверное, сделали для того, чтобы никто не оборвал у пана Вайнера его кувшинки. Марушка, посмотри-ка — кто-то, кажется, идет по лугу с собакой.
— Бобеш, пойдем отсюда, это пан Вайнер. Луга ведь тоже его.
Мужчина в коротких брюках вел на шнурке большую собаку и шел по направлению к пруду.
— Ведь мы, Марушка, здесь ничего не делаем. Даже не купаемся. Только смотрим. Разве это тоже нельзя?
— Нельзя. Когда мы шли к пруду, там тоже висела табличка: «Вход воспрещен».
— Нет, я не заметил. Ну, пойдем тогда отсюда. А вообще-то жаль: мне здесь понравилось.
Бобеш с Марушкой встали и пошли дальше по дороге к самому лесу.
— Ну, а этот лес тоже его?
— Нет, лес уже городской.
— Так, значит, в лес можно?
— Можно. Я часто хожу туда с матерью за шишками.
— Посмотри-ка, какие здесь чистенькие дорожки, даже песком посыпаны! Я никогда здесь еще не был. Здесь так здорово! Пойдем, Марушка, в лес. Ты не боишься, что мы заблудимся?
— Не боюсь, я здесь знаю все тропинки. Однажды мы были здесь с мамой, и я верно испугалась, потому что начиналась гроза. Мы побежали наверх, к беседке, и спрятались там. Был такой ливень — страшно вспомнить! И какие молнии! Деревья так гнулись, что я все время боялась, как бы не переломились. И так темно было, как ночью.
— А где, Марушка, эта беседка? И что это такое?
— Беседка? Это такой домик на ножках.
— Мне хочется поглядеть. Пойдем туда?
— Туда порядочно идти. Но как там красиво!
Бобеш удивился, что дорога поднималась вверх, словно по спирали. Они все поднимались и поднимались и наконец подошли к низкорослому лесу, где над вершинами молодых сосенок виднелась круглая красная крыша.
— Видишь? — показала Марушка на красную крышу.
— Это, Марушка, как в сказке. Знаешь, как будто бы я Яничек, а ты как будто бы Марженка! И вот мы увидели вдалеке избушку из пряников.
Скоро они оказались под зеленым сводом. Его образовывали наклонившиеся с двух сторон высокие кусты сирени.
— Ну вот, Бобеш, мы и около беседки. Посмотри, как далеко отсюда видно. Почти весь город.
Бобеш побежал изо всех сил, чтобы поскорее увидеть беседку, но через двадцать шагов он остановился и вернулся к Марушке.
— Я забыл тебя спросить: а там никто не живет?
Марушка засмеялась:
— Что ты! Там вообще нельзя жить.
Но в это мгновение они услышали голоса.
— Кто-то там есть, — шепнул Бобеш.
— Это ничего. Там стоят лавочки, и люди ходят туда отдыхать. Туда можно, Бобеш. Беседка эта для всех.
Бобеш и Марушка двинулись дальше. Но Бобеш вдруг опять остановился, схватил Марушку за руку:
— Там кто-то говорит! Похоже, наш отец… Послушай-ка!
— Да, верно. Это твой отец.
Бобеш хотел было побежать к беседке, до которой оставалось всего пять шагов, но в ту самую минуту послышалось еще несколько голосов. Бобеш остановился. Он подумал: «А будет ли отец рад, если меня увидит?»
— Марушка, как ты думаешь, можно нам туда пойти?
— Пойдем, Бобеш, там сидит твой отец и с кем-нибудь разговаривает.
— Нет, что ты, не разговаривает! Наверное, у них здесь какая-нибудь работа. Отец всегда ходит с фабрики прямо домой. Ты знаешь, он всегда спешит поужинать. Давай лучше, Марушка, подлезем под кусты и посмотрим, что они там делают.
Они подлезли под кусты и очутились среди низких елочек, не выше, чем они сами. Через щели дети увидели, что в беседке сидит по крайней мере человек десять и среди них действительно отец Бобеша. Бобеш с Марушкой спрятались за елочки и стали слушать, о чем идет речь. Все говорили, перебивая друг друга, и, казалось, о чем-то спорили. Потом Бобеш услышал совершенно отчетливо: «Ты прав, товарищ Яноуш».
Бобеш очень удивился, что кто-то называет его отца товарищем. Этого слова он еще никогда не слышал. Потом услышал и другие удивительные слова: «организация», «комитет», «собрание». Таких слов он не слышал даже от учителя в школе. Что же это такое? Бобеша просто поразило, что он увидел отца среди незнакомых людей и услышал такие речи, которых от него никогда не слышал. Дома отец даже с матерью так не говорил. И никогда Бобеш не думал, чтоб отец ходил сюда, в беседку… Наверное, поэтому отец так поздно приходил иногда с фабрики, а мать все беспокоилась, куда он запропастился.
— Марушка, — шептал Бобеш, — давай не пойдем в беседку. Отец, наверное, рассердится на меня… И посмотри, уже темнеет. Пойдем домой, пока еще совсем не стало темно.
Дети быстро сбежали с холма. Не прошло и пяти минут, как они уже шли из леса по направлению к вокзалу, где только что зажглись фонари.
Когда Бобеш прибежал домой, там был один дедушка.
— Дедушка, а где мама?
— Там, где нас нет, — засмеялся дедушка.
— Нет, дедушка, скажи правду, куда она пошла?
— Она полощет на реке белье.
— А бабушка?
— И бабушка пошла ей помочь.
— А скоро они придут?
— Зачем это они тебе так скоро понадобились?
Бобеш промолчал. Тогда дедушка спросил сам:
— Ты, наверное, есть хочешь? Подожди немножко, мать скоро придет. Видишь, на улице темно.
— Дедушка, а как ты думаешь, пустит меня мама в цирк?
— А, теперь мне ясно, что засело у тебя в голове: цирк! Нет, Бобеш, не знаю. Просто не знаю, как будет с цирком. Видишь, нам теперь нужен каждый крейцар.
Увидев, что Бобеш заметно погрустнел, дедушка продолжал веселым голосом:
— Ручаюсь тебе, Бобеш: прежде чем у тебя вырастет борода, ты побываешь в цирке не раз! Цирк будет теперь приезжать каждый год.
— Может, и будет, дедушка, да не такой. Это самый большой цирк в мире. Так было написано на афише. И я видел уже живого слона.
— Где же ты его видел?
— А мы подглядывали с ребятами через забор.
— Ну, значит, ты побывал уже в цирке. И бесплатно.
— А ты был когда-нибудь, дедушка, за вокзалом? Знаешь, где пруд? Я ходил сегодня с Марушкой далеко за пруд, в самый лес.
— Бывал я там, бывал! Мы ходили туда с бабушкой за грибами. Помнишь, один раз я привез мешок шишек? Это оттуда.
— А знаешь, дедушка, что там есть беседка?
— Знаю, на горе. Но я туда никогда не поднимался.
— Если б ты знал, дедушка, как это высоко! И дорога все время петляет. Но знаешь, кого я там сегодня видел? Отгадай, кого?
— Ну, это я вряд ли угадаю.
— Нет, дедушка, ни за что на свете не отгадаешь!
— А ты сам мне скажи.
— Нашего отца.
— Не может быть! Что ему там делать? Ты говорил с ним?
— Нет, дедушка, не говорил, потому что там было много чужих людей.
И Бобеш рассказал дедушке, как он подошел к беседке, как узнал отца по голосу, как смотрел на него, прячась среди елочек, как незнакомые люди называли отца «товарищ Яноуш» и говорили какие-то странные слова. Только Бобеш их все позабыл. Выслушав рассказ внука, дедушка задумался и потом сказал:
— Об этом ты, Бобеш, никому не говори, даже бабушке.
— А маме я могу рассказать?
— Ну, мама, наверное, об этом сама знает.
— Правда, дедушка? А что же она мне об этом ничего не говорила?
— А разве ты должен обо всем знать?
— А почему нельзя сказать?
— Да так просто… А что ты еще видел в цирке, Бобеш?
— Негра, дедушка. Но почему-то он говорил по-чешски.
— А почему бы ему и не говорить? Негр — как и всякий другой человек: если он живет в Чехии, то, значит, должен научиться по-чешски.
— А негры тоже ходят в школу?
— Ходят. Где же им еще учиться? Негры ведь такие же люди, как и мы. Только цвет кожи у них другой.
Бобеш хотел еще о чем-то спросить, но вернулись мать с бабушкой.
— Что же вы сидите в темноте? — спросила мать.
— А для того, чтобы говорить, свет не нужен, — ответил дедушка.
— Отец еще не пришел? Где это он опять так долго? — И мать снова обратилась к дедушке: — Прошу тебя, зажги, пожалуйста, свет.
— Милая, хорошая, зажег бы, да в лампе нет ни капли керосина.
— А в бутылке тоже нет?
— Нет.
— Мама, если у тебя есть деньги, я сбегаю за керосином, — предложил Бобеш.
— А ты будешь осторожен, Бобеш? На улице темно.
— Не бойся, мама, я сразу вернусь.
Мать, дедушка и бабушка были очень довольны Бобешем, что он сам предложил свои услуги. Когда Бобеш ушел, дедушка сказал:
— Охота пуще неволи. Вот и темноты даже не испугался. Но не забывайте одного: в город приехал цирк.
— Что ты вдруг заговорил о цирке? — заворчала бабушка.
Мать, однако, сразу поняла и сказала:
— Я думаю, он о цирке уже забыл.
— Не думай, пожалуйста. Он пришел с улицы под самый вечер. Весь день подглядывал с ребятами в щелочку и только об этом и думает. Говорит, видел слона и негра. Что поделаешь! Дети есть дети. Все это прок… нищета. Ждешь все, что будет лучше, а… — Дедушка долго бурчал что-то себе под нос. Ему было очень жаль Бобеша. Он так хотел, чтобы мальчик пошел в цирк, но у него не было даже лишних двадцати геллеров.
— Я знаю, отец, что тебе жаль Бобеша. Но ведь так плохо авось все время не будет? Да и детям нельзя во всем потакать. Есть более насущные нужды.
— Ну конечно, ты права, — вздохнул дедушка.
Когда Бобеш вернулся с керосином, дедушка зажег на минутку свечку. Потом снял с лампы стекло, вытащил и вычистил лампу. Бобеш следил за его работой с большим интересом.
— Как жаль, дедушка, что у нас здесь нет электричества, как в городе! Вот когда я был у Гонзика, Гонзик нажал на стенке какую-то кнопочку, и сразу стало светло.
— К нам сюда в барак невыгодно проводить электричество.
— А почему ты, дедушка, чистишь стекло бумажкой от табака?
— Запомни, Бобеш, что табачная бумага для чистки стекла лучше всего.
— А почему?
— А потому, что я проверил это на собственном опыте.
Когда зажгли лампу, мать стала готовить ужин. Бобеш сидел за столом с дедушкой и спрашивал его потихоньку:
— Как ты думаешь, дедушка, я могу попросить маму, чтобы она пустила меня в цирк?
— Лучше, Бобеш, не проси. Это стоит двадцать геллеров.
— Осмотр зверей стоит только десять, дедушка. Мне хотя бы только посмотреть на них!
— О чем вы там шушукаетесь? — поинтересовалась бабушка.
— Да вот я говорю Бобешу, что мы пойдем с ним завтра в цирк.
— Так это же неправда, дедушка.
— Ты не понимаешь никаких шуток, — смеялся дедушка.
— Лучше бы ты ребенку о цирке не напоминал. У тебя еще меньше ума, чем у Бобеша! — сердилась бабушка.
Бобеш засмеялся, но дедушка ему подморгнул и приложил палец к губам.
— Дедушка, смотри, как при лампе светло!
— Знаешь что, Бобеш? Принеси-ка мне поленья, которые лежат под печкой. Будем с тобой щепать лучину.
Бобеш принес дедушке сухие дрова и смотрел, как ловко он орудует острым ножом. Готовую лучину Бобеш носил к печке и там складывал ровной стопкой. Сделав свое дело, дедушка подморгнул Бобешу, снова приложил палец к губам и шепнул:
— Бобеш, маме и бабушке ни гу-гу, — и вложил в руку внука десять геллеров.
Бобеш был так обрадован, что едва не закричал во весь голос: «Дедушка, спасибо». Но, вспомнив, что об этом никто не должен знать, взял дедушку за руку и поцеловал. Дедушка погладил Бобеша по голове, вытащил свой красный платок, отвернулся и стал громко сморкаться.
На столе появилась миска с вареной картошкой. Бобеш спрятал десять геллеров в свой пенал и стал радостно скакать вокруг стола:
— Картошка, картошка — это божий дар!
Мать с любопытством смотрела то на Бобеша, то на дедушку. Ей все-таки было подозрительно, почему это им обоим вдруг стало так весело.