Начались каникулы. Бобеш принес из школы хороший табель: пятерки сверху донизу. Принес также несколько исписанных тетрадей и рисунков. Мать, дедушка и бабушка внимательно все рассматривали и удивлялись. Отец бывал дома теперь только по воскресеньям, потому что дорожные работы велись слишком далеко. Ночевал он там в деревянном сарае, который построили для рабочих прямо у дороги. Придя в субботу домой, он тоже был очень обрадован успехами сына. Отец был доволен, что Бобеш так хорошо учится. А дедушка не переставая твердил, что у Бобеша хорошая голова.
— Только не перехвалите! — предупреждала бабушка.
Итак, Бобеш закончил первый класс!
В начале каникул он даже немного скучал по школе, но потом, когда начал купаться, проводить на реке почти по полдня, каникулы ему понравились еще больше, чем школа. Только одно теперь мучило Бобеша все время: ему казалось, что он беспрестанно хочет есть. Он уже и мать своим вечным голодом извел. Бобеш день-деньской бегал, и куска хлеба с картошкой ему теперь никак не хватало. Мать из-за этого чувствовала себя совершенно несчастной.
— Я, право, и не знаю, за что браться, — говаривала она, — если вдруг совсем не будет заработка… Что же делают люди, у которых много детей? Один бог знает.
Мать жаловалась всегда только дедушке, который умел ее утешить. Когда же бывала дома бабушка, мать всегда молчала. Однажды мать при ней пожаловалась на бедность, и бабушка сказала:
— Теперь, выходит дело, мы вроде стали вам в тягость. Ты всегда при мне жалуешься на жизнь: мол, того не хватает, другого не хватает. Кто же думал, что на старости лет мы будем жить хуже нищих? Горек тот хлеб, которым тебя попрекают.
Бабушка расплакалась, мать — тоже.
Мать уверяла бабушку, что у нее и в мыслях ничего подобного не было, что она сама лучше есть не будет, чем станет попрекать другого. Дедушка, который все это слышал, потом ругал бабушку, говорил ей, что она хоть и много лет прожила, а ума все не нажила.
— А почему бы ей и не пожаловаться? — спрашивал дедушка, думая о матери. — Ведь это же правда. И кто же виноват, что так все у нас получается?
А мать дедушка потом все утешал: просил не расстраиваться, говорил, что бабушка уже становится странной, капризной; короче говоря, впадает в детство. Мать немного успокоилась и сказала:
— Слава богу, что живем хотя бы так. А как живут наши соседи? И без того жизнь трудна, а они ее делают еще труднее.
Бобеш вмешался в разговор:
— А что делает теперь в тюрьме пан Веймола?
— Не знаю.
— А он все еще сидит?
— Наверное, сидит.
— Иногда арестованные колют дрова, иногда работают в саду, — пояснил дедушка.
— А домой ему нельзя?
— Домой нельзя.
— И убежать он не может?
— Не получится.
— Ну, а если он работает в саду, можно перелезть через забор и убежать.
— Когда заключенные выходят из тюрьмы, около них всегда находится солдат-сторож. Он наблюдает за их работой и следит, чтобы они не сбежали.
— Так, значит, этот сторож тоже не может никуда отлучиться, как и узники, да?
— Да. Но у него бывают выходные.
— Дедушка, а почему Марушку ребята дразнят, что у нее арестован отец?
— Потому что они глупые.
— Правда, глупые. А ты думаешь, когда пан Веймола вернется из тюрьмы, он не будет больше ловить зайцев?
— Наверное, больше не будет.
— А если он опять будет?
— Тогда его снова арестуют.
— А ты не боишься, дедушка, что тебя тоже арестуют?
— За что же?
— А ты ведь тоже носишь палки из леса. Разве они наши?
— Ну, за это так не наказывают. Палки — это небольшой ущерб. Деревьев в лесу больше, чем зайцев. Если б у нас было побольше денег, я не ходил бы в лес за дровами.
— Хотя бы столько, сколько у отца Миладки, да?
— Да. За деньги нам и привезли бы дров и сложили бы их в сарае. Дров было бы сколько хочешь.
— А мы могли бы купить зайца?
— Когда много денег, все можно купить.
— Если бы у пана Веймолы были деньги, он не стал бы ловить зайцев. Лучше купил бы, правда?
— Ну конечно, купил бы.
— И его не арестовали бы.
— Кабы не крал, так за что ж его арестовывать?
— Ну, значит, если бы у всех были деньги, никто бы не крал, да? Все были бы хорошими.
— Нет, может быть, и не были бы. Богатый человек — это совсем не обязательно хороший человек.
— А мама говорила, что крадут только плохие люди. Так вот, если бы у всех было много денег, значит, все могли бы что хочешь покупать, перестали бы воровать и стали бы хорошими.
— Ты в этом еще не разбираешься.
Бобеш хотел вовлечь в разговор маму, спросить ее, скоро ли вернется из тюрьмы пан Веймола, но вошла Марушка. Она пришла позвать Бобеша гулять и купаться. Бобеш поглядел на мать, и та без слов разрешила.
Она была рада избавиться от Бобеша, потому что у нее было много срочной работы. Но, прежде чем уйти, Бобеш попросил хлеба. Отрезая хлеб, мать заметила, как жадно Марушка смотрит на него. Она предложила и Марушке.
— Возьми, съешь. Что делает твоя мама? — спросила она у Марушки.
— Плетет сеть.
Мать вздохнула про себя. Бедные дети! Разве они виноваты в том, что родились в таких семьях? Эта бедняжка наверное, хлебнет еще горя. Какая она бледная — словно в ней нет ни кровинки.
Дети ушли.
— Гонзик там тоже будет, — сказала на улице Марушка.
— Откуда ты знаешь?
— Он заходил за мной. Но я с ним не пошла, я лучше пойду с тобой.
У реки было оживленно. Купались не только дети — их там было полным-полно, — но и взрослые. Правда, взрослые держались чуть подальше от детей. Берег, заполненный детьми, казалось, сотрясался — так дети на нем прыгали. И вода в этих местах была совершенно мутная, грязная. Несколько дней стояла страшная жара, и вода убывала. Она не доходила до берега уже приблизительно на метр, так что стало видно песчаное дно.
Берег реки был пологим, дети спокойно могли зайти вглубь на пять — шесть шагов, совершенно не рискуя утонуть. Но чем дальше в речку, тем более вязким было дно. Эта грязь как раз и мутила воду. К тому же дети бросались грязью друг в друга и даже сами нарочно обмазывались ею, чтобы походить на негров. Конечно, не обходилось здесь и без крика. И все это Бобешу страшно нравилось. Он уже заметил Гонзика. Как тот выглядел! Он был весь обмазан грязью, с головы до пят.
— Не испачкай меня! — попросила Марушка, когда Гонзик начал отплясывать около нее какой-то индейский танец.
Бобеш быстро разделся, одежонку свою положил подальше от берега, и Марушка, которая не хотела связываться с расшалившимися ребятами, хотя среди них было и три девочки, села сторожить белье Бобеша. Бобеш намазался грязью так же, как и Гонзик, и пришел показаться Марушке. Потом стал бегать с Гонзиком по берегу. Они ползали на четвереньках, прыгали и валялись в примятой траве. А когда им надоедало, бежали сполоснуться в реке. Гонзик учил Бобеша плавать:
— Бобеш, ты сначала держись руками за дно и бей ногами по воде.
Бобеш нашел мелкое место, попытался лечь на воду и удивился, что вода сама поднимает его.
— Знаешь, Гонзик, вода, кажется, сама меня несет…
— Теперь, Бобеш, попробуй то же самое на глубоком месте. Зайди поглубже, поднимись на пальчики и попробуй лечь на воду, бей по воде руками и ногами.
Бобеш послушался его, но получилось хуже. Как только он опустил руки, чтобы снова их поднять, сразу весь погрузился в воду и захлебнулся. Бобеш быстро выскочил на берег.
— Ха-ха-ха! Что, попил грязной водички? — смеялся Гонзик.
— Не расстраивайся, малыш, — сказал Бобешу какой-то мальчик постарше. — Еще не один раз напьешься — в реке воды хватит. Ну как? Забыл уже, что тонул?
Бобеш все же не отваживался повторить опыт.
— Не бойся, Бобеш, ничего! — кричал Гонзик из реки. — Влезай в воду, намажемся грязью!
— Погоди немного! — кричал Бобеш.
— Смотри, Бобеш, я доплыву отсюда вон до той ольхи. Следи за мной!
Гонзик с большим шумом проплыл почти пять метров, потом остановился.
— Далеко, правда, Бобеш?
Бобеш не ответил — его сейчас интересовало уже совсем другое. К месту, где расположились взрослые, подошла какая-то барышня или пани с ярким зонтиком и привела на шнурке маленькую до смешного собачку с розовым бантом на шее. Такую Бобеш еще никогда не видывал. Он вскочил и побежал к Марушке:
— Марушка, посмотри-ка вон на ту собачку! Видишь, с бантом?
— Вижу. Я все время на нее смотрю. Эта пани проходила мимо меня, и знаешь, как кругом запахло духами!
— Вот смешно, правда, Марушка? Привязать собаке бант! Какой же из нее сторож?
— Такие собаки не сторожат. Они только для украшения и развлечения. Я знаю, у директора Шульца есть такая же собачонка, просто сущая мартышка! Пани Шульцева всегда играет с ней на диване. Моя мама сама видела, когда стирала у них белье.
— Честное слово? — не поверил Бобеш. — А я думал, что собаки должны сторожить. Помнишь, нам учитель говорил, чтоб мы ни с собаками, ни с кошками никогда не играли? Что же он, забыл, значит, о собаках, которых держат специально для игр?
— Посмотри, Бобеш, как она свою собачонку все время гладит.
Бобеш стал смотреть и заметил, что дама, пришедшая с собакой, несколько раз погладила ее.
— А почему, Марушка, у нее зонт? Ведь нет дождя.
— А это не от дождя, это от солнца. Чтоб на нее солнце не светило.
Дама положила зонт на землю и в его тени пристроила собачонку. Собачонка свернулась в клубочек и смотрела на всех своими грустными темными глазами.
— Бобеш, залезай в воду! — снова кричал Гонзик.
Бобеш разбежался.
— Попробуй, Бобеш, еще раз поплыть. Увидишь — все получится.
— Нет, я и пробовать не стану.
— Так ты никогда не научишься плавать.
— Я попробую лучше в другой раз, когда вырасту.
— Ты думаешь, лучше получится? Наоборот, ты тогда станешь тяжелее и совсем уже не научишься.
Бобеша страшно огорчало, что он не может научиться тому, что уже умеет Гонзик. А ведь Гонзик в школе всегда был позади Бобеша. Поэтому Бобеш еще раз попробовал поплыть, не касаясь дна. Но результат был тот же самый. Гонзик смеялся.
— Если бы ты надо мной не смеялся, я попробовал бы еще раз, а раз ты смеешься…
— Ну ладно, я не буду смеяться. Честное слово, не буду!
Хотя Бобеша и поташнивало, он все-таки еще раз попытал счастья. Изо всех сил он махал руками, но на воде все же не удержался. Гонзик хотел показать ему какие-то специальные движения, благодаря которым можно удержаться на воде, но Бобеш больше ничего и слушать не хотел. Он отошел подальше и залез на камень, который поднимался теперь гораздо выше над водой, чем по весне, когда он уронил в воду очки. Ребята повзрослее прыгали с камня до самой середины реки, где было совсем глубоко. Они разбегались по берегу и головой вниз ныряли в воду. И вдруг случилось так, что один парень, едва вскочив на камень, поскользнулся и столкнул Бобеша в воду. У Бобеша не было ни секунды, чтобы опомниться. Перепуганный насмерть, он быстро захлопал руками и ногами и продержался таким образом некоторое время на воде. Он даже заметил, что приближается снова к камню, хотя и не достает ногами до дна. Так, собственно, Бобеш и научился плавать. Он был совершенно счастлив, хотя испытание это и было довольно жестоким. Страху он, конечно, натерпелся, но зато ему удалось удержаться на воде! Игра стоила свеч. Когда он немножко оправился от первого испуга, то попробовал поплыть снова и, как ни странно, опять удержался на воде. Бобеш похвалился своим успехом Гонзику.
— Хорошо получается. Теперь не разучишься.
Потом они вылезли на берег. Дрожали оба от холода так, что зуб на зуб не попадал.
— Просто ужас, как вы, мальчики, замерзли! — сказала Марушка. — Ты заметил, Гонзик, собачонку?
— Где?
— Там вон, где взрослые.
— Ага, вон под тем зонтиком, да?
— Да-да!
— Пойдемте, подсядем поближе. Мне хочется на нее поглядеть, — предложил Бобеш.
— А какая радость смотреть на дурацкую собачонку? — спросил Гонзик.
Но Бобеш и Марушка перебрались поближе к группе взрослых.
— Что вы? Разве никогда еще не видели таких уродов? — удивлялся Гонзик.
— Никогда не видел, — отвечал Бобеш.
— Какая она некрасивая! — удивлялась Марушка. Бобеш смотрел, как собачонка поднялась, быстро перебирая своими тоненькими ножками, прошлась раза три вокруг зонта, потом снова легла и снова встала. И при этом так странно-странно заскулила.
— Ах, бедная! Ах, маленькая! — самым нежным голосом разговаривала с собачонкой дама. — Здесь такая твердая земля, да? Нет подстилочки, моя дорогая? Нет нашей подушечки? Подожди, я тебе все сделаю. Сделаю все для моего милого песика.
Дама взяла красный плед, сложила его раз в восемь и положила под зонт. Собачонка тотчас же мелкими шажками подбежала к пледу и вскочила на него.
— Она была, бедняжка, совсем недавно больна. Мы должны ее беречь.
Гонзик поднялся и сделал круг, подражая мелким шажкам собачонки. Потом сел. Бобеш и Марушка рассмеялись. Собачонка, все время следившая глазами за детьми, как будто бы поняла, что над ней смеются, и резко, пронзительно заскулила. Дама быстро повернулась к ней и спросила:
— Болит что-нибудь у моего песика?
Потом обратилась к своим друзьям;
— Она у нас очень чувствительная, тонко все чувствует и тяжело переносит крик распущенных детей. Она так страдает от их крика!.. Вы даже не поверите, госпожа советница, — обратилась она уже персонально к одной даме, — насколько это существо интеллигентно и чувствительно — наш маленький Бинго!.. Ведь правда, Бинго?
— Посмотри-ка, Гонзик, она хотела ее поцеловать!
— Ну, я пойду купаться. Мне это неинтересно, — заметил Гонзик.
Бобеш в воду не полез — он еще не согрелся. Гонзик встал, еще раз пробежал по-собачьи круг и по-собачьи заскулил.
— Представьте себе, госпожа директорша… — обратилась дама с собачкой уже к другой даме, такой толстой, что маленький складной стульчик, на котором она сидела, под ней совершенно исчезал.
И Бобеш долго не мог выяснить, на чем же, собственно, она сидит. Бобеш также никак не мог выяснить, три подбородка у этой дамы или четыре. Когда она говорила, ему казалось, что у нее три, а когда молчала, он совершенно определенно насчитывал четыре.
— Представьте себе… — начала дама с собачкой еще раз, потому что вынуждена была остановиться и снова взглянуть на собачку, которая как-то странно скулила. — Представьте себе, что она вообще ничего не хотела кушать.
Бобешу стало очень смешно, что она говорит о собаке «кушать».
— Мы пошли к доктору, — продолжала дама, — и он прописал Бинго строгую диету… Правда, Бинго? — обратилась она к собачонке.
Собачонка, вероятно, поняла, что к ней обращаются, и тихонько тявкнула.
— Ах, — вздохнула толстая дама, — вы только подумайте, ведь этот маленький зверек, кажется, понимает, что вы ему говорите, госпожа фабрикантша!
— О, — воскликнула с воодушевлением фабрикантша, — это такое благородное, — поверьте мне, госпожа советница, — такое интеллигентное существо!
— Как она противно говорит, а, Марушка?
— Очень противно.
— И мы теперь даем Бинго бисквиты в молоке. Иногда, правда, ему приходятся по вкусу ванильные сухарики. А недавно он скушал даже сосиску. Нет, я не хочу врать: полсосиски. И, знаете, перенес, вполне хорошо перенес!
— Представь себе, Марушка, — сказал Бобеш, — они дают собаке сосиски!
Собачонка опять заскулила.
— Я думаю, Бинго с удовольствием уснул бы, но, знаете ли, не может из-за этого шума. Совершенно невыносимо, какой шум и гвалт поднимает этот сброд! — И фабрикантша зло поглядела на играющих детей. — Здесь стояла раньше такая тишина, госпожа советница! Но с того времени, как мой муж продал эти луга городу, сюда стали ходить дети с кирпичного завода, и мы потеряли всякий покой. А ведь здесь могло бы быть так прекрасно!
— Куда поедете, милостивая пани, отдыхать?
— Вы знаете, мы привыкли ездить на Капри. Мы там уже пятый год…
— Ах, там, должно быть, так красиво! Я слышала от господина профессора, — отозвалась директорша.
— Но ведь это же далеко!
— Да, конечно, далековато.
Бобеш из этого разговора понял, что они ездят за карпами. Но почему же это так далеко?
— Просто ужас, что эти дети вытворяют! Бедняжка Бинго так, наверное, и не уснет.
— Ах, какая у него прекрасная шерсть! — заговорила снова советница.
— Мы ежедневно купаем Бинго. И я покупаю самое лучшее, пенистое мыло. Вода должна быть точно двадцати восьми градусов по Цельсию, не горячее. Потом мы вытираем Бинго фланелькой, а потом очень осторожно и легонько ваткой наносим миндальное масло и расчесываем щеточкой. Шерсть блестит, как золото.
— Действительно, госпожа фабрикантша, как золото!
— А какой он толстенький!
— Ну что вы, госпожа советница, от него и половины не осталось! Если бы вы видели его до болезни!.. Правда, моя бедняжечка? Он дома привык к бархатной подушечке, и на зиму у него есть такое очаровательное пальтецо!
— Наша Боженка — ах, та мне все уши прожужжала! — вздохнула жена директора. — Она мне все время твердит, что хочет именно такую собачку. У нее вот в сентябре будут именины, так обязательно придется ей подарить. Обязательно купим. Такое благородное животное!
Вдруг Бинго залаял так пронзительно, что фабрикантша подскочила.
— Посмотрите на этих хулиганов! Что же это такое?
— Что, что случилось? — заинтересовались все.
— Посмотрите, посмотрите-ка, они в Бинго бросили, грязью! Боже мой, Бинго, на тебе грязь! Вы видите, грязь! Это сделал нарочно какой-нибудь хулиган.
Фабрикантша подбежала к детям:
— Кто это сделал? Кто это сделал, я вас спрашиваю!
Дети сначала остолбенели, а потом на глазах у разъяренной фабрикантши попрыгали в воду, обрызгав при этом и ее. Она вскрикнула. Собачонка, услышав ее крик, побежала к берегу. Остальные господа тоже вскочили и побежали к тому месту, где купались дети. Дети чувствовали, что будет худо, и все быстро бросились в воду. И тут случилась беда. Один мальчик, который бежал к реке и смотрел при этом в сторону, откуда надвигались взрослые, нечаянно задел собачонку, встретившуюся на его пути. Собачонка заскулила и скатилась в воду. Когда фабрикантша это увидела, она упала и громко крикнула: «Бинго!» К ней подскочили два господина, а потом один из них попробовал выловить из реки собачонку. Но в речку он не входил и, казалось, боялся намочить ботинки. Это был совсем молодой человек, но он сидел все время, не снимая своих белых брюк и голубой рубашки. Один из взрослых ребят тем временем успел уже собачонку поймать и подал ее господину. Господин схватил собачонку за розовый бант. От этого она чуть было не задохнулась, перестала скулить и высунула язык. Когда эту картину увидела фабрикантша, она снова упала в траву.
Бобеш, заметив наконец, что все дети исчезли с берега, тоже схватил свое белье и побежал по берегу к мосту. Марушка — за ним. Вдруг его схватил за плечо один из мужчин. Это был толстый советник. Он закричал на Бобеша:
— Кто толкнул собачку?
— Это не я, это не я! — отказывался Бобеш.
— Я спрашиваю тебя, кто ее толкнул?
— Я не знаю.
Фабрикантша, которая теперь вскочила как ни в чем не бывало, взглянула на Бобеша и заявила:
— Это был он.
— На самом деле? — спросил ее советник.
— Да, это был он! Это тот самый хулиган! — пронзительно кричала фабрикантша.
— Так ты будешь еще отказываться, паршивец?
Господин дал Бобешу несколько подзатыльников. Когда Марушка все это увидела, она заступилась за Бобеша: закричала, что это сделал совсем другой мальчик. А Бобеш, возмутившись таким бесцеремонным обращением с ним и обидевшись на подзатыльники, в ярости, не понимая даже, что он делает, укусил господина за руку, которой тот сжимал его плечо. Мужчина закричал и сразу же отпустил Бобеша. Бобеш побежал, забыв о штанах и рубашонке. Господин, схватившись за укушенный палец, стал высасывать и сплевывать кровь. Потом кинулся было за Бобешем, но, поняв, что его все равно не догонишь, остановился и поймал Марушку.
— Чей это мальчик?
Марушка не ответила на вопрос, она твердила свое:
— Он не толкал собачонку.
— А тогда кто же толкнул ее?
— Я не знаю.
— А как фамилия этого мальчика?
— Бобеш Яноуш.
— А где живет?
— На кирпичном заводе.
— А что делает его отец?
— Он работает на дороге.
— На дороге — где?
— Там, где строят новую дорогу.
— Яноуш, Яноуш… — повторял про себя советник. — Ну хорошо, девочка, скажи пану Яноушу, чтобы он зашел ко мне на вокзал. Скажи, что он должен зайти к господину советнику. Он уже сам будет знать, к кому. Так ты передашь?
— Да.
Господин повернулся и ушел. Марушка подобрала штаны к рубашонку Бобеша и побежала домой. Своего друга она догнала только за мостом. Бобеш страшно испугался, что ему попадет теперь от отца.
— Я знаю, что мне делать, — решил Бобеш: —я отцу ничего не скажу. Если б я ему даже поклялся, что все это неправда, что никакой я собаки не толкал, он все равно бы мне не поверил. А вот этому советнику сразу поверит. Это наверняка тот самый советник, о котором говорил отец. У него он просил места на дороге.
Бобеш не ошибался. Это был как раз тот самый советник, который работал на железной дороге и к которому послал отца попросить постоянное место дорожный мастер.
Советник, возвратись к своим, показывал всем по очереди, как укусил его Бобеш:
— Вы только посмотрите, что делают эти дети! Такое хулиганье! По всем по ним петля плачет.
— Кто их воспитывает! — возмущалась фабрикантша.
— Что об этом говорить! Отсталость… Родители оставляют их без присмотра, растут они как лопухи, — заметила на это госпожа советница.
— Я с отцом этого негодяя еще объяснюсь! — сказал советник и снова стал высасывать кровь из укушенного пальца.
А кончилось все, конечно, очень плохо.
Марушка хотя на Бобеша и не наябедничала, но рассказала обо всем дома матери. А ее мать сказала матери Бобеша, а мать — отцу. И, когда отец вернулся с вокзала, Бобешу как следует попало. Отец бил его так, что за него заступалась не только мать, но даже и бабушка, которая вообще редко спасала Бобеша от наказания.
Отец, конечно, поверил советнику, когда тот ему заявил, что Бобеш толкнул собаку. Единственно, кто верил Бобешу, была, кажется, мама. Потом Бобешу удалось убедить и дедушку, но бабушка все стояла на своем, что дети всегда лгут. Бобешу было очень грустно. «Почему только я не умер, когда болел?» — вздыхал он.