Маленький лорд Фонтлерой

XIII

Нет ничего удивительного в том, что история с лордом Фонтлероем и затруднительное положение графа Доринкура, сделавшись предметом обсуждения в английских газетах, не замедлили попасть и на столбцы газет американских. Происшествие было настолько интересно, что не могло пройти незамеченным, и возбудило большие толки и по ту сторону океана. Оно передавалось во стольких версиях, что было бы поучительным делом купить все тогдашние газеты и сравнить их между собою. М-р Хоббс так много читал об этом событии, что под конец стал в совершенный тупик. Один листок описывал его друга, Кедрика, ребенком, которого еще носят на руках, другой — молодым человеком, студентом Оксфордского университета, отличавшимся сочинением поэм на греческом языке; одни утверждали, что он помолвлен с молодой, редкой красоты, дочерью герцога; другие говорили, будто он только что женился. Не говорили, в сущности только одного — что это был семи-восьмилетний мальчик, хорошо сложенный, с красивыми вьющимися волосами. По сообщению одних, он совсем не доводился родственником графу Доринкуру, а представлял собою лишь маленького самозванца, продававшего прежде газеты и спавшего на улицах Нью- Йорка, пока матери его не удалось провести адвоката, приехавшего в Америку осведомиться относительно графского наследника. Затем появилось описание нового лорда Фонтлероя и его матери. То это была цыганка, то актриса, то прекрасная испанка; но все согласно утверждали, что граф Доринкур был ее смертельным врагом и не соглашался признать ее сына своим наследником, если ему это удастся; а так как в представленных ею бумагах оказался какой-то небольшой пробел, то ожидали продолжительного процесса, который мог составить целую эпоху в летописях английских судов. М-р Хоббс обыкновенно начитывался газет до одурения, и по вечерам у них с Диком происходили долгие совещания. Они увидали, какая важная персона был граф Доринкур, каким он обладал громадным доходом, сколько у него было имений, и как великолепен был замок, в котором он жил; и чем больше они узнавали на этот счет, тем возбужденнее они становились.

Но как они ни рассуждали, они не могли придумать другого средства, как написать Кедрику по письму с выражением своей дружбы и сочувствия. Они написали их вскоре же после получения известий, а написав, они передали их друг другу для взаимного прочтения.

Вот что прочитал м-р Хоббс в письме Дика.

А вот что прочитал Дик в письме м-ра Хоббса.

— Так, значит, мы уж об нем позаботимся, если ему не быть графом, — сказал м-р Хоббс.

— Понятное дело, — отвечал Дик. — Постоим за него. Уж вот как люблю парня!

На следующее утро один из посетителей Дика был приведен в некоторое изумление. То был молодой адвокат, только что начинавший практику — беден, как только может быть беден молодой адвокат, но живой, энергичный юноша, с острым умом и хорошим характером. У него была плохонькая контора недалеко от стоянки Дика, и каждое утро Дик чистил ему сапоги. Они нередко вступали между собою в беседу, и у молодого юриста всегда находилось для Дика доброе слово или шутка.

В это достопамятное утро, когда он поставил ногу на скамейку, у него была в руках иллюстрированная газета с изображениями разных замечательных людей и событий. Он только что просмотрел ее и, когда последний сапог был вычищен, отдал ее мальчику.

— Вот тебе, Дик, газета, — сказал он, — можешь просмотреть ее во время завтрака. Тут есть изображение одного английского замка и невестки одного английского графа. Красивая барынька, богатые волосы; только шум, говорят, большой затеяла. Познакомиться бы тебе, Дик, с дворянством да с аристократией. Вот тебе для начала сиятельный граф Доринкур и леди Фонтлерой. Э! что это с тобой?

Картинки, о которых говорил юрист, были на первой странице, и Дик смотрел на одну из них с открытым ртом и лицом, почти бледным от изумления.

— Сколько тебе следует, Дик? — сказал молодой человек. — Что тебя так ошеломило?

Действительно, Дик смотрел так, как будто случилось нечто ужасное. Он указал на рисунок, под которым было надписано:

То было изображение красивой женщины, с большими глазами и тяжелыми косами черных волос, закрученных вокруг головы.

— Она! — воскликнул Дик. — Да ведь я знаю ее лучше, чем вас!

Молодой человек засмеялся.

— Где же это ты ее видел, Дик? — спросил он. — В Ньюпорте? Или когда в последний раз бегал в Париж?

Дику было не до смеха. Он начал собирать свои щетки и принадлежности, как будто ему предстояло дело, из-за которого нужно было прекратить работу.

— Ладно, — сказал он. — Я знаю ее! Это утро мне уж не работать.

Не прошло пяти минут, как Дик спешил уже в лавку м-ра Хоббса. М-р Хоббс едва мог поверить своим глазам, когда, посмотрев через прилавок, увидал быстро вбегавшего в лавку Дика, с газетой в руках. Малый так запыхался, что едва мог говорить, бросив газету на прилавок.

— Э! Ээ! Что ты там притащил? — воскликнул лавочник.

— Посмотрите-ка! — едва переводя дух говорил Дик. — Посмотрите-ка на женщину на картинке! Вот, вот, на ту самую! Н-нет, постой! Какая это ристакратка! Н-нет, это не лордова жена! Провались я, если это не Минна — Минна! Я бы ее везде узнал, да и Бен тоже. Сами его спросите.

М-р Хоббс опустился на стул.

— Я знал, что это все плутни, — сказал он. — Я знал это; и устроили они эту штуку все из-за того, что он американец!

— Устроили! — закричал Дик с отвращением. — Она это устроила — вот кто. Всегда была ловка на выдумки. И скажу вам, что со мной было, как я увидал ее патрет. Намедни в газетах мы видели письмо то, где сказано что-то про ее сына — так там говорили, будто у него шрам на подбородке. Поставьте их вместе — ее и этот самый шрам! Этот сынишка ее такой же лорд, как и я! Это Бенов сын — тот самый, которого она задела, когда запустила в меня тарелкой.

Профессор Дик Типтон, всегда отличался сообразительностью, а необходимость добывать себе кусок хлеба на улицах огромного города сделала ум его еще более острым. Привыкнув смотреть в оба, он выработал в себе находчивость, и, сказать, по правде, ему вполне по сердцу пришлось ощущавшееся им в эту минуту возбужденное состояние. Если бы только лорд Фонтлерой мог заглянуть этим утром в лавку, то он, без сомнения, заинтересовался бы происходившим в ней, если бы даже все эти рассуждения и планы были направлены к решению судьбы кого-либо иного, а не его самого.

М-р Хоббс казался подавленным, тогда как Дик был вполне оживлен и полон энергии. Он начал писать письмо Бену и приложил к нему вырезанную им из газеты картинку; а м-р Хоббс написал два письма: одно Кедрику, а другое графу. Пока они были заняты этой работой, Дику пришла новая мысль.

— Стой, — сказал он, — ведь приятель, что дал мне газету, адвокат. Спросим его, что нам лучше сделать. Адвокатам это все известно.

М-р Хоббс был поражен этою мыслью и деловитостью Дика.

— Вот это так! — отозвался он. — Это их адвокатское дело.

И, оставив лавку на руки своему подручному, он поспешно натянул на себя пальто и отправился с Диком в центральную часть города. Здесь они оба скоро явились с изложением своего загадочного дела в контору м-ра Гаррисона, к немалому удивлению молодого юриста.

Не будь он очень молодым адвокатом, с умом весьма предприимчивым и массою свободного времени, он, пожалуй, не занялся бы так охотно тем, что они ему сказали, тем более, что сообщенное ими казалось таким странным и невероятным. Но случилось так, что у юного юриста было как раз очень мало дела, и он уже знал Дика, а Дик сумел рассказать суть дела очень живым и толковым языком.

— Скажите, — добавил м-р Хоббс в заключение речи своего друга, — во что вы цените свое время и сколько возьмете за тщательное рассмотрение этого дела, и заплачу я, Силас Хоббс, угол Пустой улицы, торговля овощным и колониальным товаром.

— Хорошо, — сказал м-р Гаррисон, — это будет нешуточное дело, если выгорит, и для меня почти столько же, сколько и для лорда Фонтлероя. Во всяком случае навести справки не мешает. Повидимому, существует сомнение насчет ребенка. Женщина дала несколько противоречивые показания относительно его возраста и этим вызвала подозрение. Первым, кому нужно написать, это брату Дика и адвокату графа Доринкура.

День еще не кончился, а уже оба письма были написаны и отправлены по двум разным направлениям — одно с почтовым пароходом, отходившим из Нью-Йорка в Англию, а другое по железной дороге в Калифорнию. Первое было адресовано м-ру Хавишаму, а второе Бенжамину Типтону.

В тот же вечер, после закрытия лавки, м-р Хоббс забрались с Диком в заднюю комнату и пробеседовали там до полуночи.