Малиновый джем

Глава XVIII. Виновный

— Элворд, ты шокировал и потряс меня! Как ты смеешь говорить о любви, когда мой муж всего две недели, как умер!

— В чем дело, Юнис? Ты никогда не любила Сэнфорда по-настоящему…

— Любила!

— Но не в последнее время. Может быть, поначалу, да и то не глубоко. Да и добился он тебя штурмом: у него, у меня и у Эллиота были равные шансы. Он был самым напористым, вот он и заставил тебя выйти замуж, не так ли?

— Не говори чепухи. Я вышла за Сэнфорда по собственной воле…

— Да, но в спешке, а потом разочаровалась. Не лицемерь и не притворяйся, будто скорбишь. Его смерть была шокирующей и напугала тебя, но то, что он ушел, стало облегчением. Почему бы это не признать?

— Элворд, прекрати! Приказываю тебе! Я не слушаю тебя!

— Хорошо, дорогая, я остановлюсь. Прошу прощения — признаю, я забылся. Позволь мне извиниться. Юнис, я тебя люблю, но обещаю больше не говорить тебе этого и не заговаривать с тобой, если ты дашь мне хотя бы лучик надежды, малый проблеск предвкушения. Дорогая, позволь когда-нибудь рассказать о моей любви? Через столько времени, через сколько ты сочтешь правильным. Юнис, ты позволишь?

— Нет, определенно нет! Я не люблю тебя — я никогда не любила и не полюблю тебя! Как такое вообще пришло тебе в голову?

Прекрасное лицо исказилось от изумления, но не от гнева, да и голос Юнис был нежным. В таком состоянии она была даже еще привлекательней, чем раньше.

Потерявший контроль над собой, Хендрикс шагнул вперед и заключил ее в объятия.

Она не пыталась вырваться, только лишь презрительно сказав: «Отпусти меня, Элворд. Ты надоел мне».

Как ей было известно, эти слова разозлили его гораздо сильнее, чем это могла бы сделать любая брань.

Он мгновенно отпустил ее, его лицо пылало от негодования.

— Я?.. Я?… Кто может любить тебя так, чтобы это не надоедало тебе? Эллиот? Юнис, о, Юнис, я так долго любил тебя! Все это время ты была женой Сэнфорда, и я никогда не мог назвать тебя «дорогой». Я никогда не подавал даже вида, ведь ты была женой моего друга. Но теперь, когда ты свободна, я имею право добиваться тебя. Знаю, еще слишком рано, но я могу подождать, ждать так долго, сколько скажешь, если только пообещаешь, что однажды я смогу…

— Никогда! Я уже говорила, и не хочу повторять! Пожалуйста, пойми, наконец, что я не люблю тебя…

— … Потому что ты любишь другого! Юнис, скажи, что не Эллиота, и я не скажу больше ни слова. Но я буду терпеливо ждать: год, два года — так долго, как ты захочешь, только дай слово, что не пойдешь за Мейсона Эллиота.

— Ты невозможен! Как ты смеешь говорить о моем браке с кем бы то ни было, тогда как мой муж только что умер! Элворд, еще одно слово, и я запрещу тебе входить в мой дом!

— Хорошо, моя леди! Если хочешь, что ж, хорохорься, но прежде, чем выйти за него, сперва убедись, что это не он подготовил себе дорожку к свадьбе!

— Что ты имеешь в виду? Ты обвиняешь Мейсона в…

— Я не выдвигаю обвинений. Но — кто убил Сэнфорда? Я знаю, что ты не убивала его, а Эллиот пригласил Стоуна, чтобы доказать, что это не ты. Все мы знаем, что подозревать тетушку Эбби было бы абсурдно, а меня не было в городе. Так кто же остается, если не Мейсон?

— Тихо! Я не стану слушать такие наветы! Той ночью Мейсон был у себя дома!

— Ты уверена?

— Конечно, я уверена! И мне не требуется детектив, чтобы подтвердить это! А сейчас, Элворд Хендрикс, можешь уходить! Я не хочу говорить с тем, кто бросает такое мерзкое обвинение против старого друга!

Но прежде, чем Хендрикс ушел, появился сам Эллиот.

Он был мрачен и озабочен. Кивнув Хендриксу, он схватил Юнис за руку и сказал:

— Могу ли я поговорить с вами наедине? Я пришел обсудить важные дела, и у меня мало времени.

— Все в порядке, — отозвался Хендрикс. — Намек понят. Я ухожу. Эллиот, как там продвигается ваш сыщик? Мистер Стоун еще не выкурил убийцу?

— Еще нет, но это скоро произойдет, — попытался отшутиться Эллиот.

— Очень скоро? — допытывался Хендрикс.

— Думаю, что очень скоро.

— Это интересно. Наверное, нескромно спрашивать, в каком направлении следует искать преступника?

— Наверное, — улыбнулся Эллиот. — Хендрикс, можешь уходить. Мне с Юнис нужно обсудить важное дело.

Хендрикс ушел, и Эллиот мрачно произнес:

— Юнис, я просматривал личные бумаги Сэнфорда, и там есть много такого, о чем не хотелось бы говорить.

— Сэнфорд был плохим человеком? — спросила девушка, побледневшее лицо которой вымаливало опровержение этих слов.

— Не настолько, но ты же знаешь, он любил деньги и был своего рода стяжателем, что довело его до сомнительных делишек. Он давал взаймы любому, кто мог дать залог…

— Что в этом неправильного?!

— Не то, чтобы само по себе это было неправильно… Ох, Юнис, мне сложно объяснить… или не хочется… Сэнфорд одалживал людям… своим друзьям, находящимся в нужде, и те давали в залог свои лучшие вещи, свои сокровища… а затем, безо всякого снисхождения, у него совсем не было сострадания…

— Почему оно у него должно было быть?

— Потому что, это же, по справедливости, почти преступление. Сэнфорд был… Шейлоком[7]! Теперь ты понимаешь?

— Кто его должники? Элворд?

— Да. Хендрикс был одним из задолжавших огромную сумму. И он собирался причинить ему немало неприятностей, я говорю о Сэнфорде — его сейф забит выданными в залог акциями и облигациями Хендрикса. У Сэнфорда были закладные на все имущество Хендрикса — недвижимость, мебель, все! И как раз в то время, когда умер Сэнфорд, эти долги должны были быть выплачены. Смерть Сэна произошла как раз вовремя, чтобы спасти Элворда от финансового краха!

— Ты хочешь сказать, что Сэнфорд настаивал на немедленной оплате?

— Да.

— Тогда… ох, Мейсон, я не могу это произнести… я не смогла бы сказать этого никому, кроме тебя… Мог ли Элворд убить Сэнфорда?

— Конечно, нет. Юнис, ты же знаешь, что он был в Бостоне.

— Да, я знаю. Но, Мейсон, он прямо сейчас намекал мне, что это ты мог убить Сэна.

— Он так сказал? Значит, он был очень зол, или безумен! Он не может так думать. Возможно, он очень ревнив.

— Да, именно так! Как ты об этом узнал?

— У меня есть глаза. Ты ведь не особенно внимательна к нему?

Их глаза встретились, и долгий взгляд выдал всю правду. Между ними возникла любовь, но оба они были достойными и целомудренными людьми все то время, пока Юнис была женой Сэнфорда. И сейчас, когда Эмбери уже не было в живых, Эллиот не признавался в любви к вдове, он не сказал ни слова, но оба они знали о ней — в словах не было нужды.

Лицо Юнис озарила легкая улыбка, а свет любви в ее глазах безошибочно указывал на ее чувства.

— Я никогда больше не потеряю самообладания, — мягко сказала она, и Мейсон Эллиот поверил ей.

— Другим большим должником Сэнфорда был мистер Паттерсон, — продолжил он, заставив себя вернуться к деловому разговору.

— Как он связан с нашим делом?

— Он, скорее, связан с делами Сэнфорда. Но, Юнис, я не хочу обременять тебя всеми этими подробностями. Но, как понимаешь, Элворд — твой адвокат, и страшно неловко…

— Мейсон, прости Элворду все долги перед Сэнфордом. Я имею в виду: начни все с чистого листа, насколько это возможно. Мне не нужны его деньги, как не нужны его акции и все прочее. Верни ему залог и замни дело. Знаешь, мы четверо — Сэнфорд, Элворд, ты и я, вся наша четверка, три парня и девушка, игравшие вместе. Теперь один из нас ушел, и давай не будем причинять неудобств другим представителям нашей компании. У меня достаточно денег и без того. Верни ему залог и забудь о нем. Можно сделать так?

— Конечно, я тоже об этом думал, надеясь, что ты так решишь. А что насчет Паттерсона?

— Ох, наверное, с ним надо разобраться после Элворда. Я не приспособлена к бизнесу. Но как бы то ни было, это надо решить срочно?

— Не обязательно. Бумаг Сэнфорда хватает, а должников так много, что на них уйдут месяцы.

— Хорошо, значит, все эти малоприятные дела могут подождать.

В тот же день и тот же час Фибси находился в Филадельфии — он наблюдал запуск представления с новым «человеком-мухой».

Вокруг небоскреба, на котором намечалось зрелище, столпился народ, и появившийся Хэнлон был встречен грохотом аплодисментов и радостными криками.

Поклонившись и улыбнувшись зрителям, он начал подыматься по стене здания.

Зрелище было захватывающим до дрожи. Затаившая дыхание толпа наблюдала, как он карабкается по отвесной стене, цепляясь за подоконники, каменные украшения и как бы держась ни на чем — подобно настоящей мухе.

Когда он оказывался в особенно трудном месте, толпа умолкала, инстинктивно чувствуя, что сейчас крики могут только отвлечь акробата.

Он продолжал, взбираясь выше и выше, порой делая паузу, чтобы посмотреть вниз и улыбнуться океану запрокинутых лиц, а в момент особой бравады он даже останавливался, повисая на одной руке и размахивая крохотным флагом, сжатым во второй.

Наконец, он достиг крыши. Поднявшись на парапет и весело взмахнув своим знаменем, он поклонился ликующей толпе.

Затем, будучи смельчаком, Хэнлон начал обратный путь.

Эта задача оказалась опасней, и потому более зрелищной.

Фибси наблюдал за ним, подмечая каждый шаг, каждое движение, от возбуждения выходя из себя.

А затем, когда до земли осталось полдюжины этажей, и успех уже был практически у него в руках, что-то произошло. Никто не понял, что это было: неверный шаг, ошибка в расчетах, пошатнувшийся камень или что-то еще, но Хэнлон упал. На землю. С шестого этажа.

Стоявшие поближе к месту падения отшатнулись назад. Другие устремились вперед. Готовая к несчастному случаю «скорая» отвезла пострадавшего в больницу. Хэнлон не умер, но так сильно расшибся, что жизни в нем осталось лишь на считанные часы, а, может, и минуты.

— Пропустите меня, я должен его увидеть! — Фибси протискивался через врачей и медсестер. — Говорю вам, я должен! Именем закона, пропустите меня!

Настойчивость принесла свои плоды, и его пропустили к Хэнлону.

Там уже был священник, совершавший обряд освящения умирающего и бормотавший слова утешения, но при появлении Фибси потускневшие глаза Хэнлона просветлели, и он до какой-то степени пришел в себя.

— Да, это он! — выкрикнул собравшийся с силами акробат. — Я должен поговорить с ним!

Врач отступил, пропуская вперед паренька.

— Позвольте ему говорить, если он хочет. Сейчас это уже не важно. Бедняга не проживет и десяти минут.

Испуганный, но решительный, паренек подошел к постели.

Он взглянул на Хэнлона, необычно тихого и побледневшего, но, тем не менее, с горящими глазами — он явно желал что-то сообщить.

— Иди сюда, — шепнул он, и Фибси подошел поближе. — Ты знаешь?

— Да, — ответил Фибси, оглянувшись в поисках свидетелей этого необычного признания. — Это вы убили Сэнфорда Эмбери.

— Я. О… я не могу говорить… Расскажи сам…

— Это его признание, послушайте, — пояснил паренек священнику и врачу, а затем обратился к Хэнлону. — Вы забрались по стене дома в квартиру Эмбери, со стороны боковой улицы, а не Парк-Авеню, вы попали туда через окно мисс Эймс.

— Да, — подтвердил Хэнлон, его губы едва шевелились, но глаза показывали согласие.

— Вы прошли через две спальни, тихо, не разбудив никого из дам, и вы убили мистера Эмбери, а затем вы вернулись тем же путем…

Глаза Хэнлона словно сказали «да».

— Но когда вы проходили через комнату мисс Эймс, она пошевелилась. Подумав о том, что она могла проснуться, вы подошли к ней, чтобы проверить. Там вы случайно обронили использованную пипетку, возможно, она выпала из вашего кармана. Когда вы склонились над старушкой, та схватила вас за рукав и укусила его — она почувствовала вкус малинового джема. Этот джем попал на рукав в то время, когда вы лезли по стене мимо окна Паттерсонов — у них на подоконнике была банка…

— Да, это так, — выдохнул Хэнлон, на лице которого можно было прочесть восхищение сообразительностью мальчишки.

— На вас были наручные часы, те же самые, что и сейчас, и от вас исходил запах бензина — из-за вашего мотоцикла. Вы были тем самым многократно описанным «видением» мисс Эймс, от ее постели вы ушли в то же окно, через которое и вошли. Вот здорово! Целый трюк! — Эта похвала вырвалась у Фибси, когда он понял, что его предположения оказались правдой.

— Я догадался об этом — джем погубил вас. Но у нас не так уж много времени на разговоры.

Глаза Хэнлона остекленели, дыхание стало прерывистым: было очевидно, что близок конец.

— Кто нанял вас? — Фибси задал вопрос столь энергично, что, казалось, он стремится вырвать ответ умирающего любой ценой, и тот прошептал:

— Элворд Хендрикс… за десять тысяч долларов, — и затем Хэнлон испустил дух.

Напомнив священнику и врачу, что они стали свидетелями признания умирающего, Фибси выбежал из комнаты и постарался добраться до Нью-Йорка как можно скорее.

Узнав, что Флеминг Стоун находится у миссис Эмбери, Фибси позвонил Шейну и попросил его прибыть в тот же дом, после чего паренек запрыгнул в такси и сам отправился туда же.

— Все кончено, — бросил он, ворвавшись в комнату. В это время мистер Стоун о чем-то говорил с Юнис. Мейсон Эллиот также был здесь (он вообще был частым гостем), и тетушка Эбби сидела со своим вязанием.

— Что кончено? — спросил Стоун, беспокоясь о пареньке. Фибси был сильно возбужден, его рук тряслись, а голос дрожал.

— Мистер Стоун, все! Хэнлон мертв, это он убил мистера Эмбери.

— Да, я знаю, — кажется, Флеминг Стоун вовсе не удивился. — Он упал?

— Да, сэр. Он успешно взобрался и почти уже спустился, но упал в шестого этажа. Он умер, но не сразу. Я ходил в больницу, и он признался.

— Кто признался? — спросил Шейн. Он только что вошел и слышал лишь последние слова.

— Вилли Хэнлон, человек-муха.

Затем Флеминг Стоун пересказал всю историю целиком, а Фибси лишь иногда дополнял его.

— Но я не понимаю, почему это парень убил мистера Эмбери, — признался Шейн в конце.

— Он был нанят, — выпалил Фибси, в то время как Стоун размышляя, что сказать. — Его подкупил человек, заплативший десять тысяч долларов.

— Так Хэнлон, оказывается, наемный убийца! — изумился Шейн.

— Не профессиональный, — вставил Фибси, — он пошел на это лишь раз. Подкупивший его человек знал, что он берет уроки, обучаясь на «человека-муху», и у него зародилась дьявольская мысль: нанять его, чтобы он забрался в дом через единственное доступное окно и убил мистера Эмбери при помощи белены.

— И как зовут этого человека? — выпалил Шейн. — Как зовут настоящего преступника?

Фибси молча взглянул на Стоуна.

— Его зовут Элворд Хендрикс, — коротко ответил тот.

Все сразу же переполошились. Глаза Юнис наполнились страхом, и она подбежала к тетушке Эбби, которая, казалось, вот-вот упадет в обморок.

Мейсон Эллиот вскочил с криком: «Где он?», а Шейн проревел вслед за ним:

— Да, где он? Не может ли он ускользнуть?

— Нет, не сможет, — ответил Стоун. — Мои люди следят за ним день и ночь. Мистер Шейн, уверен, что сейчас он находится в своем офисе, и если вы хотите отправиться туда…

— «Если я хочу!». Конечно же, хочу! Он свое получит!

Менее чем через полчаса Шейн взял под стражу Элворда Хендрикса, и позднее этот преступник понес справедливое наказание.

Когда Шейн ушел, Фибси вернулся к рассказу.

— Вот видите, как провел дело мистер Стоун. Он увязал вместе Хэнлона и джем, мистера Хендрикса и «Гамлета», мы увязали вместе Хэнлона и бензин, а также Хэнлона, гимнастический костюм, мотоцикл и все остальное! — возбуждение Фибси достигло предела. — Затем мы увязали вместе Хендрикса и его железное алиби. «Никогда не доверяйте идеальным алиби» — таково одно из правил мистера Стоуна. Ну, а у Хендрикса было просто превосходное алиби — такое не сломать, а, как говорит мистер Стоун, чем больше алиби, тем меньше нужно доверять ему. Потому он стал проверять это алиби и обнаружил, что мистер Хендрикс точно был в Бостоне, но у него для этого не было никаких причин, он поехал туда под надуманным предлогом. Ну, так оно и оказалось. Он либо должен был убрать мистера Эмбери со своего пути, либо быть изобличенным, и еще он боялся, что Эмбери станет президентом клуба, а еще хотел чтобы…

Фибси красноречиво посмотрел на Юнис, и внезапно запнулся. Все знали — все понимали, что любовь к жене Сэнфорда Эмбери была как минимум одной из причин фатального поступка. Все понимали, что Элворд Хендрикс был безнадежным злодеем — он убил своего друга, хоть и не собственной рукой.

Юнис больше не виделась с Хендриксом. Она и тетушка Эбби уехали на год. Они путешествовали по прекрасным местам, пейзаж и климат которых принесли в сердце Юнис мир и покой. Там она научилась прилагать усилия и контролировать свой нрав.

Затем, после того, как два человека из их старого квартета стали лишь отголосками памяти, оставшиеся двое, Юнис и Мейсон Эллиот, обрели счастье и радость.

— Это было одно из наших крупнейших дел, — как-то вспомнил Фибси.

— Да, это так, Фибс. Ты можешь им гордиться.

— Великая задумка! Идеальное алиби, человек-муха, все признаки идеального преступления, и оно стало бы таким, если бы он не испачкался в малиновом джеме!