Малиновый джем

Глава IV. Эмбери

— И это мое последнее слово на эту тему.

Эмбери прикуривал одну сигарету за другой, складывая окурки в пепельницу, которую держал на локте. Воскресный день сопровождался атмосферой отдыха и веселья, утомлявшей нервы и Сэнфорда, и Юнис.

Тетушка Эбби задремала, так как было еще рано для того, чтобы ждать гостя, Хэнлона.

Юнис вновь пыталась убедить мужа выделить ей карманные деньги, пусть небольшие, но регулярные. Семья Эмбери полностью соответствовала представлению о счастливом браке и стремилась сохранить это состояние. Они были близки по духу, нежны, благожелательны и проявляли готовность делать скидку на особенности характера или прихоти друг друга.

Но за одним исключением: Юнис считала недопустимым довольствоваться мизерной суммой денег, в то время как ее муж был богатым человеком. Не то чтобы Эмбери был скупым или экономным. Он желал, чтобы у его жены были все сумасбродные предметы роскоши, которые она только пожелает. Он был готов оплачивать любые ее счета. Сэнфорд никогда не попрекал за покупку дорогого или ненужного наряда — даже наоборот, он всегда восхищался ее вкусом и выказывал удовлетворение ее покупками. Он гордился ее красотой и всегда был готов к покупке новых украшений. Сэнфорд гордился грацией и шармом жены и считал, что обстановка в доме должна соответствовать ей. Оба любили развлечения, и он никогда не возражал против сумм, взимаемых флористами и поставщиками продуктов.

Но все-таки из какого-то чудачества, причуды или каприза он не хотел давать жене деньги на мелкие расходы.

— Покупай свои мелочи у лучших ювелиров, а счета присылай мне, — говорил он. — Как и шляпки с платьями из французских магазинов. Везде, где угодно, ты можешь пользоваться моим счетом. Тигрица моя, чего еще может желать женщина?

Он никак не соглашался с ее бесконечно повторяемыми объяснениями, что наличные деньги могут потребоваться в тысяча и одном случае. Ну, а если ей все же удавалось его убедить, то он давал ей крохотную сумму, считая, что ее хватит на бесконечно длинный срок.

Трудно сказать, в чем была причина такого отношения к деньгам. Сэнфорд Эмбери не был скупцом. Так же он не был ни прижимист и не бедствовал. Щедро жертвовал деньги на благотворительность, причем об этом не всегда знала широкая общественность, а иногда не знала и жена. Но природа сыграла над ним какой-то странный фокус, что-то повернув в его мозгу, так что эта черта характера никак не хотела меняться.

Сейчас в Юнис Эмбери снова вспыхнул гнев. Так бывало, когда муж называл ее «Тигрицей». Он так ее называл из-за ее прекрасной грациозности, в которой он находил сходство с диким миром.

Юнис честно пыталась взять себя в руки, но в данный момент ярость брала верх, и в такие моменты Сэнфорд сравнивал ее с Катериной, заявляя, что он должен приручить ее, так же, как Петруччио приручил свою строптивую невесту.

Это раздражало Юнис сильнее, чем казалось: она знала, если муж заметит, что это раздражает ее, то он начнет еще чаще применять этот метод, ну прямо как Петруччио.

Таким образом, когда она приходила в ярость, а муж отвечал ей тем же, она знала, что он делает это намеренно, и старалась успокоиться.

В этот раз Юнис воспользовалась возможностью спокойно поговорить наедине, чтобы вновь поднять вопрос.

Эмбери выслушал ее не то, чтобы недоброжелательно, но с явно скучающим видом, а когда поток аргументов прекратился, он сказал:

— Юнис, я отказываюсь выделить тебе пособие. Если ты не уверена в муже и не можешь доверить ему оплату всех твоих расходов, то ты неблагодарна за все, что я дал тебе. И это мое последнее слово на эту тему.

Вопиющая несправедливость этого решения как железом жалила ее душу. Она знала, что его доводы были нелогичны, несправедливы и даже абсурдны, но она не представляла себе, какими словами можно это описать так, чтобы он смог понять.

Полностью отчаявшись от бессилия, Юнис потеряла самоконтроль:

— А у меня это далеко не последнее слово, — кричала она. — У меня еще найдется, что сказать!

— Ну, это твоя женская привилегия, — поддразнивал ее Эмбери.

— Не только привилегия, но и долг! Я в долгу перед собственным самоуважением, перед своим положением в обществе, перед репутацией жены, жены видного человека… И этот долг обязывает меня располагать некоторой суммой денег. Ты прекрасно знаешь, что я не прошу чего-то неправильного, и в этом нет ничего, что я хотела бы утаить от тебя. Ты знаешь, что у меня нет от тебя секретов, и я не хочу, чтобы они появились! Я просто хочу того же, что есть у других женщин, даже у самых бедных. Даже нищие дают своим женам какую-то мелочь на расходы. А у большинства женщин моего положения есть свой счет в банке — у них есть личные деньги!

— Все? Юнис, вспомни: я сказал свое последнее слово на эту тему.

— И ты вспомни — я его еще не сказала! Но скажу, и прямо сейчас. Поскольку ты отказываешь мне в удовольствии иметь свои деньги на повседневные расходы, то я должна буду получить их из иного источника.

Глаза Эмбери сузились, и он внимательно посмотрел на жену. Затем он улыбнулся.

— Стенография и машинопись? — спросил он. — Или пошив? Юнис, не угрожай, этим ты ничего не добьешься!

— Я добьюсь, чего хочу! И не говори, что я не предупреждала: я повторяю, что мне нужны личные деньги, а раз ты мне отказываешь даже в мизерной сумме, то не имеешь никакого права критиковать мои способы добывания денег!

Юнис встала, крепко вцепившись руками в спинку стула. Она окинула сердитым взглядом мужа, который по-прежнему лениво развалился на своем месте, пуская кольца дыма. Юнис в гневе была прекрасна: щеки горели румянцем, темные глаза зловеще сверкали, а изогнутые губы вытянулись в алую линию. Ее мышцы напряглись, дыхание участилось, но она держала себя в руках и напоминала не разъяренную фурию, а выжидающую тигрицу.

Эмбери был восхищен ее прекрасным видом, но он хотел исполнить свой замысел, и поднялся, чтобы «приручить» ее.

— «Тигр, тигр, жгучий страх, Ты горишь в ночных лесах»,[5] — процитировал он. — Ты должна взять свои слова обратно. В них нет ни красоты, ни такта…

— А я и не хочу быть тактичной! Почему я должна? Я не собираюсь ни уговаривать, ни задабривать тебя! Ты отказываешь мне в моих потребностях, повторно отказываешь, и вот — мое терпение кончилось. Я беру дело в свои руки!

— Прекрасные руки! — пробормотал Сэнфорд, беря их в свои. — У тебя прелестные руки, Юнис. Разве не жалко использовать их для заработка денег?

— Но я собираюсь именно этим и заняться! Я должна получить деньги, заработав их этими руками. Таким образом, ты не сможешь командовать, потеряв это право.

— Почему? Я твой муж, и ты давала обет слушаться меня…

— Это просто слова, они ничего не значат!

— Церемония заключения нашего брака ничего не значит?

— А если значит, то вспомни свои собственные слова. По обету ты «передал мне все свои блага земные».

— И я передал их тебе! Ты знаешь, что девяносто процентов моих расходов уходят на тебя! Мне нравится наш дом, но он бы не был настолько роскошным, если бы не соответствовал твоим вкусам. А сейчас ты плачешься из-за того, что сама же называешь «мизерной суммой»! Неблагодарная!

— Не смей называть меня неблагодарной! Я не должна тебя благодарить! Ты передал мне этот дом из благотворительности? Как подарок? Я живу в нем по праву! И у меня также есть право на собственный банковский счет! Я имею право отстоять свою честь перед женщинами, которые смеются надо мной из-за того, что при таком богатом муже у меня нет собственного кошелька! Я не потерплю этого! Я взбунтуюсь! И можешь быть уверен — все будет иначе! Я добуду деньги…

— Ты не должна! — Сэнфорд, все еще державший ее руки, схватил ее запястье. Его лицо исказилось злобой. — Ты моя жена, и не зависимо оттого, что ты должна или не должна мне, в любом случае ты должна учитывать наше положение в обществе. А оно требует не делать ничего, что было бы ниже нашего достоинства.

— Ты совсем не беспокоишься о моем достоинстве, о том, как я выгляжу перед другими женщинами, так почему я должна беспокоиться о твоем достоинстве? Ты вынуждаешь меня, и будет только твоя вина, если я…

— Чем ты собираешься заняться? Каким образом ты собираешь добывать эту свою мизерную сумму, что подымаешь такую шумиху?

— Не скажу.

— Не смей заниматься рукоделием или чем-то таким, из-за чего я бы выглядел глупо. Я запрещаю!

— А я презираю твои запреты! Ты бы выглядел глупо, ха! Да из-за тебя я каждый день выгляжу глупо: я не могу делать то, что делают другие женщины, у меня нет того, что есть у других жен…

— Спокойно, спокойно, Тигрица. Давай не будем ссориться из-за пустяков, давай все обсудим…

— О чем нам говорить? Я снова и снова просила тебя выделить мне деньги на расходы — настоящие деньги, а не допуск к твоему счету. И ты всегда отказывал мне…

— И всегда буду, раз уж ты так вздорно себя ведешь! Отчего ты приходишь в такую ярость? Твой характер…

— Мой характер таков из-за твоей бессердечности…

— Бессердечности!

— Да. Это так же бессердечно, как если бы ты бил меня! Ты отвергаешь мое желание безо всяких причин…

— Достаточно того, что я не одобряю карманных денег.

— Наоборот — тебе должно быть достаточно того, что я их хочу!

— Нет, нет, моя дорогая. Я люблю тебя, я обожаю тебя, но я не такой человек, чтобы безропотно подчиняться, и позволять тебе перешагнуть через меня! Я даю тебе все, чего бы ты ни пожелала, и если я оставляю за собой право платить, то это не делает меня преступником!

— Ох, Сэнфорд, замолчи! Ты приводишь меня в бешенство! Снова и снова говоришь одни и те же глупости! Я не хочу больше слышать об этом. Ты говоришь, что сказал свое последнее слово на эту тему, так остановись же. Я тоже сказала свое последнее слово. Я сделаю, как я хочу, и не считаю себя обязанной отчитываться перед тобой!

— Черт возьми! Тогда делай, что хочешь! Я умываю руки! Но будь осторожна, ведь ты носишь фамилию, которую дал тебе я!

— Если ты будешь так и дальше себя вести, то я могу решить не носить ее больше…

Юнис прервало появление Фердинанда, объявившего о прибытии Мейсона Эллиота.

И Юнис, и Сэнфорд были воспитаны в лучших традициях, и потому они сразу же стали вежливыми, радушными хозяевами.

— Эллиот, привет, — выкрикнул Сэнфорд. — Рад видеть твое счастливое лицо. Иди сюда, к нам.

Юнис с улыбкой протянула ему руку.

— Ты как раз тот, кто нам нужен, — сказала она. — У нас тут после обеда будет веселое развлечение. Не так ли, Сэн?

— Это все дурацкий трюк, если ты спрашиваешь меня. Ну, да все им сходит с рук. Эллиот, интересуешься вздором вроде чтения мыслей?

— Я знаю, что здесь будет, — кивнул Мейсон Эллиот. — Мне рассказал Хендрикс. Так, сказал я себе, надо присмотреться. Я достаточно сильно интересуюсь такого рода вещами, чтобы прийти, не смотря на ваши насмешки: ну, вздор и все такое…

— О, Мейсон, так ты веришь в это? — живо спросила Юнис. — Дело в том, что это ненастоящее чтение мыслей — или его объяснение. Тот парень, Хэнлон…

— Да. Я знаю. Но отчего всё так напряжено? Я вхожу и вижу: Юнис выразительна, как трагическая прима, а Сэнфорд похож на разгневанного мужа. Вы что, в кино собираетесь?

— Да, в кино, — смело улыбнулась Юнис, но ее губы по-прежнему дрожали. Она все еще отходила от бурной ссоры, и пыталась скрыть свою нервность за покровом бойкого духа.

— Разгневанный муж — это занятно! — рассмеялся Эмбери. — Все-таки мы еще молодожены!

— Лицемеры вы оба, — заявил Эллиот, присаживаясь на стул. — Но старого друга вам не обвести вокруг пальца. Кстати, о чтении мыслей: не так уж сложно догадаться, что я появился посреди бурной ссоры. Вы грызлись, как кошка с собакой.

— Ладно, все так и было, — рассмеялся Эмбери. — Но только это была не середина ссоры, а много хуже.

— Так до примирения дело не дошло! Может, мне испариться минут на пятнадцать?

— Нет, — возразила Юнис. — Это была лишь небольшая размолвка, из тех, что случаются даже в счастливых семьях. А сейчас, Мейсон, послушайте…

— Юнис, я живу шансом, что мне будет позволено слушать тебя, надеждой услышать тебя…

— Ой, брось! Не глупи!

— Это глупо? Вспомни, еще в детстве мы с тобой дружили. И ты бы поддерживала знакомство со мной все эти годы, если бы я был глупым? А вот и еще один друг детства! Как вы поживаете, милостивая леди? — Эллиот уважительно поднялся, когда из спальни Юнис вышла тетушка Эбби.

Ее черные шелка шуршали, а старые кружева спадали на худые старые руки — мисс Эймс была в воскресном наряде.

— А как вы, Мейсон? — спросила она и затем озабоченно обратилась к Юнис. — Когда прибудет Хэнлон?

— Думаю, скоро, — спокойно ответила девушка. Она взяла себя в руки, ее самообладание одержало верх. Поборов очередную вспышку ярости, она обычно становилась мягкой и нежной. Более внимательной к другим, и даже плутовато-веселой.

— Знаешь, Мейсон, сегодня нам откроется нерушимая тайна — вернее, тайной она останется до завтрашнего дня.

— Никогда не откладывай на завтра то, что можно открыть сегодня, — весело вставил Эллиот, внимательно выслушав, как Юнис и тетушка Эбби пересказывают недавнее мероприятие.

— Конечно, если он говорит, что обманул толпу, то так оно и есть, — несколько разочарованно заметил Эллиот. — Но в этом случае для меня дело становится неинтересным — я считаю это нечестным.

— Но он честен, — поправил Эмбери. — Он сам признался, что это всего лишь трюк. Что за человек! Он ведь просто не мог это сделать. Мне хотелось бы узнать, как все было, хотя бы из-за того, что Юнис и тетушка Эбби были мистифицированы.

— Не стоит опираться на рассказ предубежденных очевидцев. Это худшие из свидетелей: видят лишь то, что хотят увидеть!

— Видят лишь то, что хочет Хэнлон, — весело поправила Юнис.

А затем прибыл и сам Хэнлон, а вместе с ним и Хендрикс.

— Мы встретились у входа, — пояснил Хендрикс. — Мистер Хэнлон немного увлекается театром, так что мне повезло с ним повстречаться.

Вилли Хэнлон — так его называли газеты — неловко прошел вперед, и Юнис приложила редкостный такт, постаравшись, чтобы он почувствовал себя непринужденно.

— Вы пришли как раз во время, — с улыбкой сказала она. — Они говорят, что женщины плохо описывают события! Будто мы не можем все точно описать. А теперь вы здесь, так что вы можете рассказать, что же произошло на самом деле.

— Да, мэм, — немного смутившись, Хэнлон сглотнул. — Для этого я и пришел, мэм. Но сперва условимся, ведь вы все честные люди? Обещаете, что до завтрашнего утра не станете никому рассказывать мою историю?

Все дали честное слово, и, удовлетворенный этим, Хэнлон приступил к рассказу.

— Понимаете, я не могу играть эту вещь слишком часто или слишком быстро. Ну, то есть, если я провел ее здесь, то теперь я не могу рисковать и проводить снова в соседних штатах. Даже там меня могут разоблачить.

— Вы делали это слишком часто? — заинтересовано спросил Хендрикс.

— Да, сэр. Наверное, с дюжину раз. А теперь я собираюсь остановиться: стало слишком опасно. Итак, я продал свой рассказ газетному синдикату: так я заработаю больше, чем за дюжину представлений. Вы сможете прочитать обо всем в завтрашних газетах, но миссис Эмбери попросила меня рассказать все вам лично, я сказал «да», потому что… э-э-э… потому что… ну, потому что я захотел!

Мальчишеское волнение безошибочно указывало на полную капитуляцию перед шармом Юнис. Девушка покрылась румянцем, а все остальные рассмеялись.

— Еще один скальп, Юнис, — прокомментировал Эллиот. — И ничего тут не поделаешь, я это знаю.

— Мистер Хэнлон, продолжайте, — попросила Юнис, и он последовал дальше.

— Чтобы вам все было понятно, я вынужден начать издалека. Я освоил всевозможные фокусы, а также спортивные трюки. Выступал и в атлетических клубах и в дамских салонах. Ну, например, у меня природный талант шевелить ушами. Да, конечно, это умеют делать многие парни, но мои уши особенно подвижны.

— Ну и? — буркнул Эмбери.

— Ничего особенного, сэр, просто одно перетекает в другое. Как-то раз я прочитал в английском журнале о человеке, который справился с этим трюком — поиском вслепую, с завязанными глазами. И тогда я сказал себе: «Я верю, что тоже могу так сделать, ведь это лучший способ зарабатывания легких денег». Не отрицаю, я искал заработка. Надо ведь как-то зарабатывать на жизнь, а если для этого нужно дурачить публику, то что ж — это не намного хуже, чем то, чем занимаются более достойные люди.

— Вы правы, — вставил Эллиот.

— Итак, как я сказал, я прочел статью, в которой объяснялось, как выполнить трюк, и начал готовиться. Можете смеяться, но моим первым шагом была тренировка мускулов лба.

— Для чего? — спросила тетушка Эбби, она была самым внимательным слушателем.

— Я очень быстро объясню это, мэм, — Хэнлон почтительно улыбнулся старушке. — Обратите внимание на мышцы лба, да-да, те самые, что чуть выше бровей. Они работают, когда вы закрываете или открываете глаза. Попробуйте, мэм.

Тетушка Эбби судорожно сморщила лоб.

— Закройте глаза, мэм. А теперь приложите к ним руку. Вплотную, вот так. Теперь, не отпуская руки, медленно откройте глаз и почувствуйте, как двигается мышца на лбу. Так происходит, и ничего с этим не сделаешь. Вот ключевой пункт рассказа.

— Ясно, что ничего не ясно! — заметил Хендрикс. — Стив, я не понимаю.

— И я, — Юнис сидела, прижав ладонь к лицу и судорожно двигая бровью.

— Ну, не пытайтесь. Я просто расскажу вам, — Хэнлон добродушно рассмеялся, увидев попытки открыть глаза в соответствии с его указаниями. — Джентльмены, поскольку все вы являетесь членами атлетического клуба, то все вы знаете, что если долго и регулярно упражнять свои мускулы, то они будут развиваться и в результате значительно вырастут и в размере, и в силе.

— Верно, — признал Хендрикс. — Я как-то развивал бицепсы…

— Да-да, это я и имею в виду. Итак, сэр, я ежедневно часами работал над мышцами лба, часами, в течение месяцев. Я дошел до того, что они не только развились, но и стали абсолютно мне послушны. Смотрите!

Они зачарованно смотрели, как у странного гостя перекатывается кожа на лбу: вверх, вниз, а также причудливыми круговыми движениями. Кажется, Хэнлон гордился своими достижениями: он остановился, ожидая реакции зрителей.

— Удивительно, Холмс, удивительно! — воскликнул Хендрикс, знавший, что Хэнлон не обижается на шутки. — Но к чему это?

— Вы не можете догадаться? — таинственно улыбнулся юноша. — А вы попробуйте!

— Сдаюсь, — заявил Хендрикс. — Я догадываюсь, что это связано с чтением мыслей, но я не могу понять, что может дать шевеление лбом.

— Вы все не можете? — Хэнлон обвел взглядом присутствующих.

— Подождите минутку, — задумалась тетушка Эбби. — Дайте я попытаюсь. Наверное, мысли, исходящие от «проводника», в первую очередь попадают в лоб…

— То есть лоб действует, как приемник сигнала? Нет, мэм, это не так. И еще, мэм, вы же знаете, что я признался в том, что все это — обман, трюк. Здесь нет никакой передачи мыслей, совсем нет.

— Тогда зачем же вы развивали мышцы лба? — нетерпеливо спросила Юнис.