Малиновый джем

Глава V. Объяснение

— Чтобы стало невозможно завязать мне глаза. Собственно говоря, их практически невозможно завязать никому.

— Почему это? — вмешался Хендрикс. — Что вы имеете в виду?

— Дело в том, что у большинства людей естественная форма носа мешает совсем уж завязать глаза. Они могут смотреть вниз. Я сомневаюсь, что среди сотни детей, играющих в жмурки, есть хоть один ребенок, который ничего не видит.

— Правда, — сказал Эмбери, — когда я был ребенком и играл в жмурки, я обычно мог подсматривать. Хотя, конечно, видел лишь то, что находится у меня под ногами, а не по сторонам.

— Носы у всех разные, — продолжал Хэнлон. — У кого-то, может быть, такой «клюв», что глаза ему вовсе не завяжешь. А у кого-то нос маленький и плоский — такого человека можно «ослепить». Но все это относится к завязыванию глаз обычным платком. А если дело доходит до применения ватных тампонов, подкладываемых в глазницы, то вот тут-то и требуется дополнительная подготовка. Мои натренированные лицевые мышцы позволяют мне сдвинуть тампон в сторону, так что я могу смотреть вниз из-под повязки. Конечно, я могу увидеть только клочок земли у себя под ногами, но и этого достаточно.

— Но как? — Юнис заинтересовано обернулась к оратору. — Откуда вы знали, куда идти и где поворачивать?

— Мне не нравится это, — заявила тетушка Эбби. — Я ненавижу это, мне противны такие представления. Не люблю такие шуточки!

— Что ж, мисс Эймс, это не совсем «шуточка», — пояснил Хендрикс. — Конечно, это мистификация, но вполне законная. И братья Дэвенпорт, и Херманн занимались этим, ну и, конечно, наш Гудини. Мы знаем, что все это трюки, но нам весело. Хэнлон — очередной фокусник, и блестящий — я все еще не понимаю, как он это сделал.

— И я не понимаю, — признался Мейсон Эллиот. — Я думаю, что провернуть такой трюк — это большее дело, чем быть настоящим телепатом.

— Тем более что настоящим телепатом быть нельзя, — добродушно улыбнулся Хэнлон, а Эмбери нетерпеливо попросил его продолжить рассказ, а остальных — не перебивать.

— Итак, — подытожил Хэнлон, — понятно, что мне не могли надежно завязать глаза. Никакая комиссия не могла завязать мне глаза так, чтобы я не смог сдвинуть тампон вверх, вниз или в сторону и освободить хотя бы один глаз — а это все, что мне было нужно, — Хэнлон поиграл лицевыми мышцами, показывая, что тугая повязка ослабеет, если он ослабит мышцы. — Понятно, что я мог увидеть землю под ногами — всего несколько дюймов перед собой. Вот и все.

— Хорошо, — сказал Хендрикс. — Вы могли быть уверены, что у вас будет небольшое поле зрения, ну, а дальше?

— Сэр, это полностью объясняет мою маленькую забаву в офисе газеты. Ту, что я провел перед большим испытанием снаружи. Леди, вы помните, как Мортимер рассказывал вам, что я прошел по линии, начерченной мелом на полу: она вела меня вверх и вниз по лестницам, над стульями, под столами и так далее. Ну, это было проще простого, ведь все это время я мог видеть линию у себя под ногами. Газетчики были уверены в том, что надежно завязали мне глаза, но их уверенность застилала глаза им самим: они совершенно не подозревали, что я могу видеть. Так что было легко.

— Умно, — Эмбери с восхищением взглянул на юношу. — Просто, но убедительно.

— Да, сэр, их было очень просто одурачить. И, конечно, я немножко актер. Я нащупывал свой путь по стульям, перилам, дверным проемам, хотя мне и не нужно было их касаться: мой маршрут был четко прочерчен на полу, и я видел линию, так что мне нужно было просто идти по ней. Но это была репетиция, я настраивал их умы на нужную волну. Я просил своего «проводника» полностью сосредоточиться на том, чтобы «руководить» мною. Я уговаривал его использовать всю силу мысли, направляя меня в нужную сторону. В общем, я нес всякую чепуху — совсем как медиумы на своих сеансах.

Тетушка Эбби презрительно фыркнула, а Эмбери шикнул на нее. Хоть она и не принадлежала к спиритуалистам, но она очень интересовалась телепатией и прочими вещами такого рода, и подобно всем поборникам таких верований, она не любила слушать о махинациях.

— Продолжайте, — сказала Юнис, ее глаза танцевали от нетерпения. — Я люблю розыгрыши такого рода, но не могу себе представить, как вы все сделали! Я поняла все насчет завязывания глаз, но ведь это всего лишь половина дела!

— Это так, мэм, а вторая половина — обувь!

— Обувь?

— Да, мэм. Знаете, что на мужчинах редко можно увидеть две пары похожих туфель или ботинок?

— Думаю, все они похожи, — ответила Юнис. — Я хочу сказать, что все туфли похожи друг на друга так же, как похожи все тапочки, и так далее.

— Нет, не совсем, — хохотнул Эмбери. — Но, Хэнлон, ведь существуют тысячи одинаковых туфель!

— Позвольте мне объяснить. Начнем с того, что здесь присутствует четверо мужчин. Давайте, сравним нашу обувь.

Восемь ног протянулись вперед, и все были удивлены, увидев разницу в обуви. Конечно, обувь Хэнлона выделялась сильнее всего: она была заметно дешевле. Но в то же время можно было ожидать, что туфли трех светских львов будут почти одинаковы, но они значительно отличались. Конечно, вся обувь была изготовлена лучшими сапожниками и соответствовала общественному положению владельцев, но все туфли отличались формой носков, прорезями сбоку, подошвой и застежками — этого хватало, чтобы безошибочно отличить одну пару от другой.

— Вот видите, — сказал Хэнлон. — Возьмите всех ваших друзей, и, даже если они пользуются услугами одного и того же сапожника, то вы все равно найдете множество отличий. Конечно, существуют тысячи одинаковых туфель, изготовленных на одной и той же фабрике, и все они одинаковы, как горошины в стручке, но у них очень мало шансов оказаться в одной группе людей. Также можно учесть и разницу в степени износа. Допустим, что у двоих из вас оказались одинаковые ботинки. Но вы их по-разному носите! У кого-то стерты пятки, а у кого-то носки. Такие вещи можно заметить натренированным глазом. А я свой натренировал. Я научился этому, и теперь, увидев обувь один раз, я запоминаю ее, и никогда не свяжу ее не с тем человеком. На улице, в машине, где угодно — я смотрю на обувь… Ну, вернее, так было раньше, когда я тренировался. В самом деле, это было занятно! Иногда единственным отличием было протертое или поношенное место, но оно было! И я находил его! Я, конечно, не помню их всех — это была только тренировка. Вот пример: в начале поездки в Нью-Арк я познакомился с мистером Мортимером. Причем это был первый раз, когда я присмотрелся к человеку. Ну, и к его обуви, конечно. Возможно, для всех остальных это были самые обычные ботинки, но для меня они стали маяком! Я запечатлел их в своей памяти, буквально до каждой детали. Модель не была новой, и, конечно, кто угодно мог надеть такую же пару старых ботинок. Но на них были царапины, бугорки, потертости — в общем, их можно было безошибочно узнать! Итак, я был готов. Ревностный, но легко одураченный комитет «вывел меня из строя», наложив бесполезные тампоны и завязав мне на глаза плотный платок.

Помните, как я попросил мистера Мортимера думать о спрятанном ножике и руководить мною? Но я попросил его не только об этом. Вы можете вспомнить, как я просил его идти (или обернуться) к спрятанному предмету. А когда человек смотрит на что-либо, то обычно и все его тело оборачивается в нужном направлении. Итак, я неуклюже выискивал те самые, запомнившиеся ботинки, обращая внимание на то, куда смотрят их носки. И, увидев их, я получал всю необходимую информацию. Так, колеблясь, я постепенно нащупал верную дорогу. Ну, а дальше было легко. Конечно, достигнув очередного перекрестка, я был в полном неведении о том, нужно ли куда-либо повернуть или же идти прямо. Мне нужно было обернуться к мистеру Мортимеру и посмотреть, куда указывают его носки. В таких случаях я заговаривал с ним — так выглядело естественней. Я упрашивал его более активно «руководить» мной, сосредоточить свою силу воли и тому подобный вздор. Я мог изобрести множество причин для того, чтобы обернуться. Я мог сделать вид, будто потерял «связь» с Мортимером, или притвориться, будто услышал испугавший меня шум — мало ли опасностей на дороге, или прикинуться, будто бы чувствую, что пошел не туда. По мере необходимости я бросал быстрый взгляд на ноги «проводника», ну, а остальное было лицедейством — чтобы запутать публику. Конечно, когда я спотыкался о камень или когда чуть было не упал в подвал с углем, это было лишь игрой. На самом деле я видел тротуар так же хорошо, как и все вокруг, но я стремился скрыть это. Ведь, если бы я обходил препятствия, то все поняли бы, что я могу видеть.

— Ну, а когда вы добрались до нужного участка? — поинтересовалась Юнис.

— Я увидел, что носки Мортимера смотрят в центр участка, а не вдоль улицы. Я повернулся, и, увидев пепелище, догадался, что в нем может быть тайник. Я обошел вокруг него, призывая «проводника» сосредоточиться на поисках, а сам я присматривался к его ногам. Конечно, нужно было пробраться к искомому ножику, но вы же помните: я мог прекрасно видеть, и я был уверен, что нож где-то в обугленном хламе, так что я просто продолжал розыски, пока не наткнулся на него. Вот и все.

— По вашим словам, все было легко и просто, но, Хэнлон, поверьте, я оценил и вашу ловкость, и долгую подготовку к трюку, — сказал Хендрикс, а остальные мужчины добавили слова восхищения и одобрения.

Но мисс Эймс осталась недовольна.

— Я была бы не против, если бы вы рекламировали все это, как трюк, — обиженно сказала она. — Скажем, фокусники проделывают такие номера, но все знают, что они просто обводят своих зрителей вокруг пальца. Так что аудитория получает ожидаемое.

— Да, леди, — улыбнулся Хэнлон. — Но медиумы и вызыватели духов никому не говорят, что они мошенники, хотя они и таковы.

— Сэр, вы не знаете, о чем говорите! Нельзя осуждать всех сразу только из-за того, что среди них есть мошенники!

— Леди, все они лгут, — настрой Хэнлона убедил всех, кроме тетушки Эбби.

— Что вы об этом знаете? — гневно спросила она.

— Я присматривался к ним, присматривался ко всем видам трюков вроде этого. Думаю, это в моем характере. И я обнаружил, что все профессиональные медиумы — шарлатаны. Будьте уверены, мэм! Конечно, если вы хотите заниматься столоверчением или обращаться к доске Уиджа вместе со своими друзьями — дерзайте! Но любой человек, берущий плату за всевозможные спиритические действия, — лжец и шарлатан.

— Без исключений? — удивленно спросил Эмбери.

— Только не среди профессионалов. Они не удержатся на своей работе, если не смогут демонстрировать что-то эффектное. А для этого они используют разные методы.

— Отчего же. Молодой человек, если бы… если бы… — вскрикнула тетушка Эбби. — Если бы вы прочитали «Глас Изиды»! Вот прочтите…

— Конечно, существует огромное количество подобных книг. Их даже больше, чем медиумов. Но вы прочтите книги, которые я порекомендую. Это «За кулисами с медиумами» и «Мир спиритов без вуали». Прочтите их, и вы все поймете! Хороший призрак — мертвый призрак, и они не пытаются вернуться на землю.

— А в телепатии тоже ничего нет? — Юнис пристально посмотрела на гостя.

— Теперь и вы, мэм, задаете вопросы. Я не говорю «нет», но, с другой стороны, во всех случаях, о которых утверждают шарлатаны, правды не более двух процентов. Реальные рассказы о телепатии, передаче мысли и тому подобном, как правило, сводятся лишь к происшествиям вроде того, когда вы получаете письмо в тот же день, когда думали об отправителе.

— Ну, такие случаи и я могу привести! — рассмеялся Эмбери.

— Да, это самая распространенная штука. Как и появление призрака старого друга в тот же день, когда он умер где-то далеко.

— Но разве на самом деле ничего такого не происходит? — спросила Юнис.

— Только два процента. Большинство из тех случаев, в которых попытались разобраться, оказались всего лишь пшиком. Ну, мне пора идти. Понимаете ли, я продал свою историю газетчикам за большие деньги, и какое-то время смогу жить припеваючи. Но я собираюсь отрабатывать новый трюк. Так что, когда вы в следующий раз услышите о Вилли Хэнлоне, то это будет что-то новенькое!

— Что это будет? — заинтересованно спросила Юнис.

— Пардон, мэм. Я рассказал бы вам, если бы рассказал хоть кому-нибудь. Но, понимаете ли, это плохо для моего бизнеса. Я только придумал нечто новое, и отработка трюка займет какое-то время, ну, а следующей весной я его представлю страждущей публике.

— Нет, я, конечно, не прошу вас все рассказать, — сказала Юнис. — Но когда вы будете давать представление, если, конечно, это будет поблизости от Нью-Йорка, то сообщите мне?

— Да, мэм, конечно. Уверен, так и будет. А сейчас мне пора.

— Нет-нет, вы должны остаться на чашку чая. Он уже готов.

Юнис тотчас вышла из комнаты. Обиженная, тетушка Эбби отказалась беседовать с разочаровавшим ее гостем. Но трое мужчин быстро нашли с ним общий язык, и Хэнлон развлекал их анекдотами о своем прошлом, что немало их заинтересовало.

Фердинанд принес чайный сервиз, а гостеприимная Юнис убедилась, что гость не чувствует никакого смущения из-за непривычной обстановки.

— Я хорошо провел с вами время, — в конце сказал он. — Мэм, спасибо за чай. Мне все понравилось.

Взгляд, которым он обвел комнату и людей в ней, стал настоящим комплиментом, и после того как, он ушел, о нем говорили только хорошее.

Но только не тетушка Эбби.

— Невежественный хам! — заявила она.

— Нет, нет, — возразила Юнис, — ты так говоришь только потому, что он высказался против твоих любимых заблуждений. Он лопнул ваш мыльный пузырь и разрушил воздушные замки. Тетушка Эбби, признай, в твоем «Гласе Изиды» нет ничего, кроме спекуляций!

— Юнис, позволь мне судить собственными пятью чувствами.

— Вот оно как, мисс Эймс, значит, у вас пять чувств, — вмешался Хендрикс. — И одно из них, это что-то, как его там, э-э-э… паранормальное?

— Конечно, иначе как бы я чувствовала присутствия потусторонних сил?

— Я ничего не знаю о вещах такого рода, но подозреваю, что для их достижения необходимо шестое чувство, а может и седьмое! У меня есть все пять чувств, но я не претендую на этакое!

— Вы — бездельник, и я не стану обсуждать с вами серьезные темы. Вы всегда были бездельником, Элворд, вспомните, я знала вас еще мальчишкой, и хоть у тебя и был блестящий мозг, ты его толком не использовал.

— Простите, мэм, — симпатичное лицо поникло в мнимом покаянии. — Но я слишком стар, чтобы исправляться.

— Что за чепуха! Тебе всего тридцать! Ты совсем молодой.

— Только не в наше время. Теперь говорят, что после тридцати человек начинает разваливаться на части. Конечно, мысленно.

— Ох, Эл, что за ерунда! — вставила Юнис. — Тридцать — это не так много. Можно сказать, это самый расцвет сил!

— Нет, Юнис, это так. Во всяком случае, в наши дни и в наше поколение. Никто не считает, что можно добиться успеха в творчестве после тридцати. Возьми живопись или литературу — то, в каком они состоянии сейчас. Не правда ли, Мейсон?

Эллиот задумался:

— Недавно так сказал кто-то известный. Но я так не считаю. Не хотелось бы думать, что я безнадежен! Ведь я в одном положении с тобой и Эмбери.

— Никто из вас не находится на закате жизни, — засмеялась Юнис. — Даже тетушка Эбби в душе так же молода, как и любой из нас.

— Я знаю это, — безмятежно отозвалась тетушка. — Как знаю и все, что касается моего хобби. О потустороннем я за минуту смогу рассказать больше, чем ты слышала за всю свою жизнь! Так что не пытайтесь объяснять мне, что к чему!

— Ваша правда, мисс Эймс, вы много знаете! — честно признал Мейсон Эллиот. — Я наполовину готов перейти на вашу сторону. Как-нибудь возьмите меня на спиритический сеанс. Но только я хочу пойти на такой, где хорошо заметны проявления сверхъестественного — к одному из пяти самых известных медиумов. Не хочу продолжать все эти разговоры о шестом чувстве.

— О, Мейсон! Я хочу, чтобы ты пошел со мной! Мадам Медора дает прекрасные толкования!

— Мейсон! Я стыжусь за тебя! — вскрикнула Юнис. — Тетушка Эбби, не позволяйте ему поддразнивать вас. Он имеет в виду вовсе не то, о чем говорит.

— Почему же? Я хочу научиться читать чужие мысли. Конечно, не так, как Хэнлон, а по-настоящему — при помощи собственных способностей, своими собственными чувствами и умом.

— Говоря так, ты только показываешь, что у тебя вовсе нет ума! — презрительно вставил Хендрикс.

— А ты показываешь, что у тебя нет чувств! — возразил ему Эллиот. — Кто пойдет со мной на прогулку? Мне нужно проветрить голову, даже если коллега и утверждает, что она пуста.

— Я пойду, — встала Юнис. — Мне нужно подышать свежим воздухом. Сэн, пойдешь?

— Я должен просмотреть некоторые бумаги насчет моих президентских выборов в клубе.

— Тебя изберут только тогда, когда ты достигнешь настоящего расцвета сил, а, может, и заката. А если ты говоришь о тех выборах, что пройдут в этом году, то говори о них как о моих выборах.

— Два смертельных противника! — воскликнула Юнис. — Если вы вновь начнете спор о боксерских боях и кинотеатрах, то я буду рада уйти! Мейсон, пойдем в парк, прогуляемся!

Юнис вышла из комнаты, а когда вернулась, то выглядела необычайно красиво: на ней был новый весенний наряд. Мягкий палевый цвет хорошо сочетался с ее смуглой кожей, а соболий шарф эту кожу хорошо закрывал.

— Склочничайте без нас, мальчишки, — сказала она, весело улыбнувшись Хендриксу и быстро чмокнув Эмбери в щеку. Затем она ушла вместе с Мейсоном Эллиотом.

Молча, они прошли несколько кварталов, а затем Эллиот внезапно спросил:

— О чем вы спорили с Сэнфордом?

— Ты не слишком назойлив? — девушка спросила в ответ. Впрочем, ее слова сопровождались улыбкой.

— Нет, Юнис, это не назойливость. Как старый друг, я имею какое-то право интересоваться. К тому же, я считаю себя больше, чем просто другом, и спрашиваю из лучших побуждений.

— Мог бы ты назвать некоторые из побуждений? — она попыталась спросить холодным и ровным тоном, но у нее ничего не получилось.

— Я могу, но думаю, что было бы лучше и достойнее этого не делать. Юнис, ты знаешь, почему я хочу знать. Я хочу, чтобы ты была самой счастливой женщиной в этом мире, и если Сэнфорд Эмбери не может сделать тебя такой, то…

— Никто не может! — резко оборвала она его. — Нет, Мейсон! — она обернулась к нему с умоляющим взглядом. — Не говори ничего такого, о чем мы оба потом пожалеем. Та знаешь, как добр ко мне Сэнфорд. Ты знаешь, как мы счастливы вместе.

— Были счастливы, — поправил ее Эллиот.

— Были и есть, — настаивала она. — И еще ты как никто другой знаешь о том, какой у меня трудный характер! Хоть я и пытаюсь контролировать его, но все равно временами он вспыхивает. Сэнфорд считает, что сможет его исправить, отвечая мне тем же, — он называет это игрой в Петруччио и Катерину, хоть я и не считаю, что мне требуется именно такое исправление.

Взгляд Юнис был задумчив, но смотрела она не на Мейсона.

— Конечно, это не так! — тихо вставил Эллиот. — Я знаю тебя, Юнис. Я знал тебя всю жизнь. Когда ты в гневе, тебе требуется доброта. Гневом тебе не помочь — это я точно знаю. У тебя бывают вспышки, но они скоротечны, и чем они яростней, тем быстрее проходят. И если во время вспышек с тобой обращаться мягко, а не грубо, то это лучше поможет тебе преодолеть их. Но я снова тебя спрашиваю: о чем вы дискутировали перед, тем как я пришел?

— Отчего ты хочешь это знать?

— Потому что думаю, что знаю; и, прости, если обижу, но, думаю, что могу помочь тебе.

— Почему ты так думаешь? — испуганно спросила девушка.

— Ох, Юнис, не смотри так. Я знаю, что тебе нужны деньги, наличные деньги. Позволь мне дать их тебе, ну, или одолжить.

— Спасибо, Мейсон, — выдавила из себя Юнис, — но я должна отказаться. Я думаю… думаю, что пора возвращаться домой.