Влада
– Влада Игоревна! – испуганно пищит Тая. – Что случилось? Почему вы плачете?
Меня только что трактором переехали. Снова. Туда-сюда.
– Папа, Влада Игоревна плачет, – хнычет моя девочка. Она сама на грани и начинает паниковать. – Сделай что-нибудь!
Чувствую осторожное прикосновение к себе. Обжигающий взгляд блуждает по телу.
Я говорила, что Аверин очень тонко меня чувствует?
– Тая, не приставай к Владе Игоревне, – голос Егора строг и напряжен. – Ей грустно, так бывает. Все хорошо, не волнуйся.
Я кожей чувствую, что девочку раздирают противоречия, но она молчит. Лишь врезается в меня и обнимает двумя руками крепко-крепко.
Обнимаю Таю в ответ и утыкаюсь носом в ее макушку. Боже, как она пахнет! Волшебно и по-особенному. Счастьем. Умиротворением. Моей тихой гаванью.
Вот так, обнимая Таю и глубоко дыша ею, как лекарством, я успокаиваюсь.
Тая замечает слезы на моих щеках, хмурится, как отец. Смотрит строго, как будто собирается отчитывать.
Но вместо этого тянется ко мне, осторожно вытирает влагу со щек и целует.
– Не плачьте, Влада Игоревна, – улыбается широко и гладит меня по руке. – Мы вас очень любим.
– И я вас, мои хорошие. Спасибо, что вы у меня есть.
Тая уносится на кухню и чем-то там гремит. Егор провожает дочь взглядом, но не спешит за ней.
Слегка сжимает мои пальцы и впивается взглядом в мое лицо. Он как будто молчаливо говорит, что мне не отвертеться и придется объяснить свой внезапный приступ истерики. Егор осторожно обнимает за плечи и притягивает к себе на грудь.
– Поделишься, что случилось? – осторожно интересуется, поглаживая по руке.
Прикрываю глаза, глубоко и часто дышу, чтобы унять истерику, которая вновь зарождается в душе.
– Виктор поделился радостью в сети…– слезы все-таки катятся по щекам. – Лариса родила. Он таки стал отцом…Я знаю, что зависть – грех, но ничего не могу с собой поделать. Это выше моих сил. Мне больно от того, что моя мечта сбывается у другого…
Егор хмурится, напрягается. Обнимает меня крепче, почти до боли.
– Почему ты так остро на это реагируешь? Я заметил, что ты любишь детей, но всегда избегаешь этой темы. Не хочу показаться грубым и навязчивым, но…у тебя что-то было в прошлом, какая-то личная тяжелая история?
– Да. Которая закончилась трагически и разбила мою жизнь на осколки. Только давай об этом позже, хорошо?
Егор бормочет витиеватые ругательства. Крепко, до хруста моих ребер, обнимает и касается виска губами.
– Конечно. Как будешь готова. Я рядом.
Тая выплывает из кухни, держа двумя ручками кружку с чем-то дымящимся.
– Это горячий шоколад, – поясняет девочка, вызывая у меня новый поток слез. От счастья и того, какое у нее большое и доброе сердце. – Держите. Папа мне всегда его варит, когда мне грустно, и я плачу. Попейте и не плачьте больше. А то морщины будут и постареете.
Мы дружно хохочем. Удивительно, но маленькая семилетняя девочка смогла сделать то, что не удавалось ни мне самой, ни психологу. Благодаря ее заботе и вниманию мне не хочется рыдать и биться головой об стену. В душе остались только грусть и тоска, что все вышло вот так.
Мы все-таки досматриваем семейный трогательный и милый фильм про собаку, которая два года добиралась домой.2 А потом укладываем Таю, как она просит: вдвоем с Егором. Мы читаем ей сказку. По очереди целуем в пухлые щечки и желаем сладких снов.
Друг за другом выходим на кухню. Сажусь за стол и сцепляю ладони в замок перед собой. Егор молча достает из бара бутылку красного полусладкого, наливает полбокала и ставит передо мной.
Сжимаю пальцами ножку и кручу перед собой, всматриваясь в рубиновый напиток. Егор наливает себе кое-что покрепче и садится напротив. Молчит и не торопит. Ни к чему не принуждает, но дает понять, что он рядом. Что поддержит в любую секунду. И поможет всем, что будет в его силах.
– Моя история чем-то похожа на вашу. Встретились, безумно полюбили друг друга, ну, это я так думала.
Слова даются мне с трудом. Я буквально выталкиваю их из себя. Боль начинает нарастать и сковывает все тело.
– Мы быстро поженились. Зашла речь о ребенке. Год планирования – ничего. Мы оба здоровы, но у нас не получается. Это сейчас я понимаю, что высшие силы пытались меня предостеречь. Но я не понимала намеков, и тогда они преподали мне жестокий урок.
Сглатываю ком в горле и залпом выпиваю полбокала. Егор тянется через весь стол и крепко сжимает мои пальцы. Он напряжен, между бровей пролегла складка. А в глазах плещется боль. Я узнаю ее. Потому что точно такая же живет в моем сердце семь лет.
– Устав от отрицательных тестов, я уговариваю Виктора на ЭКО. Сначала он отказывается, но потом, видя, как я страдаю, соглашается. У нас получается с первой попытки. Беременность протекает идеально. Мы счастливы и готовимся стать родителями маленькой принцессы. Денег на частный госпиталь у нас тогда не было, и я нахожу врача в обычном роддоме. Договариваюсь о родах с ним и жду главное свидание в моей жизни. Наша девочка оказалась очень пунктуальной и решила родиться точно в срок. Роды прошли идеально. Как сказал врач, как по книжке…
Допиваю остатки вина. Егор, не спрашивая, подливает еще.
Руки начинают подрагивать. Тело охватывает мелкая дрожь, душа бьется в агонии. Стискиваю ладонь Егора до побелевших костяшек. Ему наверно больно, но Аверин молчит и терпеливо ждет продолжения. Его волнение выдает только залпом выпитый стакан алкоголя.
– Моя девочка закричала, громко всему миру заявив о своем рождении. Ее показали мне и забрали на столик, чтобы обработать. Я должна была еще немного постараться…Но все резко пошло не так. У меня началось кровотечение. Я поняла это по тому, как у меня начало темнеть в глазах, я начала «отъезжать», и врачи вокруг меня засуетились.
Закусываю губы, и вою внутри себя. Зажмуриваюсь и перед глазами картинки одновременно самого счастливого и страшного дня в моей жизни, которые я так и не смогла вытравить из своей памяти. Они высечены на подкорке тупым ножом, навсегда оставив шрамы.
На скулах Егора играют желваки, челюсти плотно сжаты. В глазах десятибалльный шторм.
– Очнулась уже в реанимации, окутанная проводами и окруженная пищащими приборами. Сутки я не знала, что с моим ребенком. Мне не разрешали вставать, а персонал на мои вопросы не отвечал, отмахиваясь, что неонатологи сами спустятся и все расскажут, когда я более-менее восстановлюсь. А потом…
Всхлипываю, закусив губу. Ощущаю на языке металлический привкус. Щеки обжигают слезы, которые катятся за шиворот футболки. Запрокидываю голову и стараюсь вытолкнуть из себя самые страшные и жестокие слова в моей жизни.
Егор понимает все без слов. Встает со своего места и опускается на корточки возле моего стула. Обнимает всю целиком и разделяет мою боль.
– Пришла целая делегация врачей, и мне сообщили, что моя дочь умерла.