Мама на Новый год. Запутанная история

Эпилог 1

Егор

– Приехали, Егор Максимович, – голос Евгения вырывает меня из мыслей. Моргаю, оглядываюсь по сторонам, понимая, что мы подъехали к зданию суда.

Мне пришлось приехать лично, потому что до сегодняшнего заседания Элине нужно подписать отказ от прав на нашего с Владой ребенка. Мой юрист подготовил весь пакет необходимых документов, остались лишь формальности в виде подписи моей без пяти минут бывшей жены.

И я решил, что должен сообщить информацию о подмене детей в роддоме Элине лично. Это своего рода дань уважения за то хорошее, что у нас было. А оно было – я не могу этого отрицать и вычеркнуть воспоминания.

Выхожу из машины и уверенно иду к крыльцу, где меня уже ждет мой юрист. Жмем друг другу руки и входим в здание суда.

– Нам на второй этаж. Там прямо по коридору, – подсказывает Семен Иванович.

Мы подходим в зону ожидания, где на диване, сжимая от напряжения в руках сумочку и нервно тыча пальцем в телефон, нас уже ждет Элина. Заслышав наши шаги, она вскидывает голову и выпрямляется, наткнувшись на мой взгляд.

– Здравствуй, Егор. Ты попросил приехать пораньше. Что-то случилось?

Мы с юристом садимся напротив, я протягиваю ей папку.

– Прежде чем ты подпишешь документы, я хотел бы тебе кое-что рассказать. Это касается нашей дочери.

И пока рассказываю бывшей то, что мы с Владой узнали от Евгении Леонтьевны, заново переживаю весь спектр чувств и эмоций. Ярость на алчного и эгоистичного врача, возомнившей себя Богом, бессилие, боль за самые сложные и наверняка порой невыносимые семь лет для Влады.

Теперь я знаю не понаслышке, что она пережила. Да, я ни разу не видел ту, другую девочку, но я чувствовал ее все эти месяцы. Ждал ее появления. Чувствовал толчки и разговаривал через животик ее мамы. Мне больно, что мой другой ребенок не познал ничьей любви и ласки. И в самый страшный момент оказался в одиночестве…

Всю эту неделю меня преследует злость на самого себя.

Если бы мы с Элиной не угрожали доктору, не требовали сделать все невозможное, чтобы наш ребенок выжил, мы не сделали бы ненароком больно Владе. Да, подменить детей было решением Евгении Леонтьевны, но мы с Элиной ее к этому подтолкнули. И я до конца жизни буду чувствовать вину перед Владой за это. Хоть она и утверждает, что вины моей в этом нет, ведь я не требовал подмены детей, а лишь просил спасти своего. Так поступил бы каждый родитель.

Но, с другой стороны…Если бы не эти обстоятельства, я бы никогда не узнал, что у меня есть такая потрясающая, открытая и веселая девочка…

Я замолкаю и внимательно разглядываю женщину, которую когда-то любил. Жду на ее лице привычных равнодушия и раздражения, когда речь заходит о Тае.

Но их нет.

Бывшая стискивает ладони в кулаки и отворачивается к окну. Молчит и крепко задумывается.

– Элина…

Она поворачивается ко мне, и я с удивлением замечаю на ее лице слезы и боль в глазах. Я был уверен, что она на это не способна.

– Это моя карма, – шепчет, обнимая себя за плечи. – За то, что я сделала…

Напрягаюсь. Рассматриваю поникшую бывшую и не пойму, о чем идет речь. Что еще такого натворила Элина?! Какие сюрпризы еще меня ждут?

Переглядываюсь с юристом, но Семен Иванович лишь растерянно пожимает плечами. Подаюсь вперед и цежу вмиг охрипшим голосом:

– О чем ты?

– Это не твоя дочь умерла семь лет назад. А только моя.

Сказать, что я охренел – ничего не сказать. Теряю дар речи на несколько минут, прокручивая в голове сказанное бывшей. Элина продолжает всхлипывать, оплакивая погибшего ребенка.

– Может, объяснишь?!

– Вот почему я ничего не чувствовала к новорожденной девочке, – шепчет, не слыша меня. Смотрит на нервно сцепленные пальцы и как будто переносится в прошлое. Она выглядит потерянной и жалкой. У меня даже возникает желание обнять и утешить. – Возможно, я и на самом деле не рождена быть матерью, а возможно, потому что в глубине души чувствовала, что это чужая девочка…

– Элина. Что. Ты. Несешь?! – рычу в нетерпении.

Бывшая жена вскидывает голову и четко проговаривает, как будто вбивает каждое слово в мой практически вскипевший мозг:

– Твоя дочь не умерла семь лет назад, потому что она была не от тебя.

Шах и мат, млять.

Меня как будто кипятком ошпарили. Но такая физическая боль не сравнится с тем, какая мясорубка творится сейчас в моей душе. Грудь как будто придавило бетонной плитой, и я вдыхаю ровно столько кислорода, чтобы не сдохнуть.

А очень хочется.

– Поясни…

– Мы, может, не помнишь, но я уезжала на девичник с девочками за город… Там я встретила свою первую любовь. Моего первого мужчину. У нас все вспыхнуло заново, мы тайно встречались три недели. А потом я поняла, что беременна. Я собиралась от тебя уходить, Егор. Но что-то дернуло меня поговорить сначала с Богданом, – Элина горько усмехается и слегка бледнеет. Качает головой и продолжает через силу. – Я думала, он обрадуется, заберет к себе…А он сообщил, что женат. Вот так просто. Как будто мы о погоде говорим. У них видите ли с женой кризис, и таким образом он решил вдохнуть в их отношения новую жизнь. Ребенок ему не нужен, он – помеха для него. И я…

– И ты не придумала ничего лучше, чем вернуться в семью и «обрадовать» меня, – заканчиваю за жену. Сцепляю зубы, чтобы не заорать и не опрокинуть стол, что разделяет нас, к чертовой матери. – У меня только один вопрос: зачем, Элин? Зачем ты все это сделала?

– Потому что я думала, что любила тебя, – грустно улыбается, размазывая поплывший макияж по лицу. – А встретила Богдана и поняла, что ошиблась. Но и признаться тебе духу не хватило. Я – трусиха, Егор. Я привыкла к тебе, привыкла ко всему тому, что ты давал…К заботе, комфорту, достатку…Я знала, что одна не потяну ребенка…И решила оставить все, как есть.

Злость буквально выталкивает меня с дивана. Вскакиваю на ноги и отхожу к окну, чтобы случайно не придушить бывшую женушку.

– А потом не придумала ничего лучше, чем бросить ребенка от любимого мужчины и повесить его на мужа, которому наставила рога…Какая же ты тварь и с*ка, Элина…

– Я знаю…– снова беззвучно плачет, вздрагивая всем телом. – Там, наверху, наверно, видели, что я никудышная жена и мать, и поэтому забрали у меня ребенка. чтобы эта девочка не мучилась…Я честно, пыталась полюбить нашу девочку. Но так и не смогла. Ничего не дрогнуло. Обида на Богдана, на обстоятельства была сильнее…Мне хотелось себя баловать, хотелось пожалеть…И я не могла отказаться от привычного уклада жизни ради ребенка, к которому ничего не чувствую…

– Хватит! – рявкаю, теряя терпение. Я на грани, чтобы придушить эту женщину. Никакой жалости они у меня больше не вызывает. Только чувство омерзения. Все, что произошло и происходит в ее жизни, – Элина заслужила. Мне даже кажется это малой платой за все, что она натворила. Хорошо, что она больше не сможет иметь детей – такие меркантильные с*ки не должны размножаться. – Документы, – отрывисто командую. – Мне нужна только твоя подпись. Все остальное не интересует.

– Да, да, конечно, – бывшая, шмыгая носом, подтягивает папку к себе. Юрист подходит и указывает места, где нужно расписаться. – Я все подпишу…

Семен Иванович забирает у нее папку, когда Элина расписывается. Ее руки опадают на колени, она смотрит на меня взглядом побитой собаки.

Но я не обращаю на нее больше никакого внимания. Иначе сорвусь.

– Семен Иванович, я вам еще нужен?

– Нет, – мотает головой юрист. – Все документы у меня на руках. Я предъявлю их суду, и нам останется лишь дождаться решения о расторжении брака.

– Отлично. Тогда дальше без меня.

Жму руку юристу и двигаюсь на выход. Скорее отсюда. Домой. К моим девочкам. В мой надежный и любящий тыл. У меня единственное желание на сегодня – выключить телефон к чертям и провести этот день с семьей.

– Егор! – догоняет меня неуверенное. Оборачиваюсь через плечо, цепляясь взглядом за зареванное грязное лицо Элины. – Прости…

Ухожу, оставляя бывшую жену в прошлом. К черту все. Надеюсь, мы больше никогда не встретимся.

По дороге домой прокручиваю в голове мысли, как заевшую грампластинку.

Но едва переступаю порог квартиры, их громким возгласом вышибает Тая.

– Папа! – врезается в меня и крепко обнимает. Она бледненькая и очень взволнованная. – Хорошо, что ты приехал! Мама заболела! Я боюсь.

Скидываю ботинки, бросаю одежду прямо на пол и мчусь в гостиную. Но Влады тут нет.

– Она в ванной!

С Таей едва ли не наперегонки бросаемся туда, но дверь оказывается заперта. Я отчетливо слышу, как Владу выворачивает наизнанку.

– Влада! Влада, открой, – барабаню по двери, едва не сходя с ума. – Открой или я вынесу к черту эту дверь!

Через долгие три минуты дверь распахивается, и оттуда буквально выползает бледная и согнувшаяся пополам Влада. Тая бросается к ней и обнимает с одной стороны. С другой я подставляю плечо и осторожно провожаю ее в гостиную к дивану.

– Ты чего такой нервный? Проблемы в суде? – заглядывает мне в глаза, дыша через раз.

– Ты с темы не съезжай! Что случилось? Где болит?

Садимся дружно на диван и с двух сторон смотрим на нашу маму в ожидании ответа. Внимательно, строго, не дыша.

– Влада!

Она закусывает губу и вытирает ладони об колени. И неожиданно обращается к Тае.

– Таечка, а ты помнишь, что на Новый год загадывала?

Наша девочка расцветает, озаряя своей улыбкой.

– Конечно! Тебя!

– И все? – допытывается Влада, а у меня зарождается шальная мысль…

– Нет, – Тая хихикает и мотает головой, – я еще загадала братика или сестричку. Потому что мне одной скучно. А я буду его или ее любить, целовать и обнимать.

Влада тяжело вздыхает, на секунду прикрывает глаза и слабо улыбается:

– Кажется, Дед Мороз «принес» твой подарок немного с запозданием.

Таечка подскакивает, замирает. Зажимает ладошками ротик. Ее глазки горят, блестят от счастья и округляются от удивления. А уже в следующую секунду она бросается к матери и крепко ее обнимает.

– Урааааа! Мамочка, спасибо! Я так рада! Очень-очень! А он скоро появится?

– Нет, – Влада слабо улыбается и треплет дочь по волосам. – Нужно немного подождать. Если все будет хорошо, он родится ближе к осени.

Я впадаю в ступор. Не могу пошевелиться или что-то сказать. Лишь наблюдаю со стороны. Шоковая терапия в действии. До меня медленно доходит эта новость.

А Тая тем временем продолжает сыпать вопросами.7be719

– А кто будет? Братик или сестричка? А как мы его назовем? А можно я буду гулять с коляской? И соску ему купим обязательно, чтобы он не плакал по ночам!

– Купим, солнышко, обязательно купим.

– Тая, – хриплю, не сводя глаз с Влады, – сходишь, заваришь нам чаю?

– Конечно, папочка! – и пулей вылетает из гостиной.

Не сводим глаз друг с друга. Отмираю и осторожно, как будто моя любимая женщина хрустальная, провожу костяшками пальцев по щеке. Зарываюсь в ее волосы и тяну к себе. Покрываю ее лицо поцелуями, не в силах сдержаться.

– Это правда, Влада? Ты беременна?

– Да, – тихо шелестит, прикрывая глаза, и подставляя лицо. – Ты рад?

– Безумно, но…

– Что «но»? – распахивает глаза и напрягается. Хочет отстраниться, но я не позволяю. – Говори, Егор.

– Я помню про твои страхи. И нежелание больше иметь детей. Если ты вдруг…

– Тшшш, – прикладывает палец к моим губам, заставляя замолчать. В ее глазах стоят слезы, и моя девочка улыбается сквозь них. – Ты же не думаешь, что я сказала бы о ребенке Тае, если хотела бы сделать…аборт?

Качаю головой.

– Но я знаю, как ты боишься.

– Боюсь, – соглашается Влада. – Очень. Непросто не вспоминать, но я буду стараться. Ради малыша, – осторожно прикладывает ладонь к животу. – Но я также знаю, что ты не допустишь, чтобы это повторилось с нами снова. Когда ты рядом, мне ничего не страшно. Я знаю, что ты защитишь. Как сделал это не раз. И я поняла…что хочу обязательно сохранить и родить этого малыша. Просто потому, что рядом тот самый мужчина. Настоящий. Любимый.

Сгребаю свою невесту в охапку и крепко целую. Обнимаю, глажу.

– И я люблю тебя, Влада. Ты ни минуты не пожалеешь, обещаю. Я сделаю все, чтобы вы были счастливы. Каждый день.

Через минуту к нам присоединяется Тая и обнимает нас, широко раскинув ручки.

– Я вас так сильно люблю, родители!

– И мы тебя, наше солнышко, – Влада целует дочку в макушку, тайком утирая слезы. Ох, уж эти гормоны…

– И малыша тоже люблю, – Тая гладит еще плоский животик.

Глядя на своих девчонок ловлю себя на правильной мысли за всю свою жизнь: я охрененно счастливый мужик – у меня есть моя семья.