Маоисты в Индии. Сборник переводов о движении наксалитов

Маоистская партия 222 Аджит 223

Какими качествами должна обладать организация, чтобы стать авангардом нового общества и человечества, какими должны быть соответствующие методы партийного строительства, какое место должна занимать партия в системе диктатуры пролетариата? Может ли пролетарская партия сегодня сохранить свои коммунистические качества, не становясь маоистской партией? Может быть, маоистская партия —это только другое название для коммунистической партии? Или в ней всё же есть нечто новое, в самой её природе и методах работы?

В капиталистическую эпоху, классы (или группы внутри них) выражают и реализуют свои интересы главным образом при помощи такого инструмента, как политическая партия (общественная организация). Маркс указал на необходимость пролетариату сформировать свою собственную партию, чтобы добиться своих целей, соперничая с вражескими классами. Ленин разработал на основе этой идеи научную теорию, проверенную и основанную на практике. В центре концепции ленинской партии находятся профессиональные революционеры; те, кто полностью посвящает себя революционной деятельности, кто делает революцию своей профессией. Критики утверждают, что это ведет к появлению элиты, которая господствует над пролетариатом. Кроме того, точка зрения Ленина, что рабочие сами по себе не могут придти к идеологии, ведущей к их освобождению, его предположение, что эта идеология должна прийти к ним извне, тоже была подвергнута критике как проявление элитизма. Ленинскую концепцию партии обвиняют в том, что она является выражением на практике таких взглядов, что она недооценивает потенциал рабочих. Некоторые утверждают, что недостатки этой концепции партии сдерживались личными качествами Ленина, пока он был жив, и что они устроили чудовищную пляску смерти при Сталине (см. статью Пирсона в газете «Матхрубхуми», 87/3, 29 марта 2009 года).

Давайте для начала ознакомимся с идеологической борьбой по этому вопросу, которая происходила в то время, когда формировала ленинская концепция партии. Её началом были дебаты на Ⅱ съезде неразделённой Российской коммунистической партии (тогда известной как Российская социал-демократическая рабочая партия) по вопросу об уставе партии. Правые (Троцкий тоже примыкал к ним) обвинили проект устава, подготовленный Лениным, в том, что он продвигает сверхцентрализацию. Даже то, что Ленин настаивал таком критерии членства, который делал обязательным присоединение к партийному комитету и участие в его практической работе, было, в их глазах, примером нежелательной централизации. Они, напротив, предлагали сделать каждого, кто помогал партии, её членом. Они тем самым сделали бы партию аморфной организацией людей, участвующих в её работе в свободное время. В этом была суть расхождений между Лениным и его противниками.

Ленин ясно понимал необходимость организации, состоящей из тех людей, которые были готовы стать активистами на передовой линии революционного движения, целью которого является захват власти, из тех, кто посвятил всю свою жизнь этой задаче и тем самым приобрёл необходимые лидерские качества и навыки. Его концепция партии развилась на основе этих взглядов. Особенность ситуации в царской России, которая не позволяла вести политическую работу открыто и делала необходимым постоянно скрываться от секретной полиции, несомненно, оказала большое влияние на ленинскую концепцию партии. Именно из-за этой вынужденной необходимости Ленин настаивал на тотальной централизации партийного руководства и на строгом разделении обязанностей — почти как устроено разделение труда на современной фабрике — между различными партийными комитетами и членами этих комитетов. В то же время следует отметить, что здесь также неявно подразумевался отход от концепции партии, свойственной Второму Интернационалу, хотя непосредственно речь шла о русской ситуации. В данном случае Ленин по вопросу о партии разошёлся со своими современниками. Оставим в стороне нападки со стороны откровенных правых, и сосредоточимся на критике со стороны Розы Люксембург, а также Троцкого (который тоже некоторое время был в революционном лагере).

Люксембург охарактеризовала Ленина как представителя «сверхцентралистской» тенденции в русском революционном движении. Эта критика опиралась на то, как она понимала отношение между революционным массовым движением и партией. Люксембург утверждала, что «централизм в социалистическом смысле не есть абсолют, применимый к любой фазе развития рабочего движения. Это тенденция, которая становится реальностью относительно того развития и политического опыта, который приобретают рабочие массы в ходе их борьбы»; «в действительности социал-демократия не присоединяет себя к организации пролетариата. Она сама есть пролетариат. И поэтому социал-демократический централизм в принципе отличается от бланкистского централизма… Это, скажем так, „самоцентрализм“ продвинутых отрядов пролетариата. Это власть большинства в своей собственной партии» («Организационные проблемы русской социал-демократии», подчёркнуто как в оригинале). Такая точка зрения, которая подчёркивает добровольную природу централизации в коммунистической партии, в большей или меньшей степени отрицает различия между классом и его продвинутыми элементами, между партией и широким революционным движением. Хотя Люксембург использует слово «самоцентрализация», в действительности оно становится синонимом «спонтанности». Сужение демаркации между этими двумя понятиями также заметно в статье Троцкого: «Если разделение труда может рассматриваться как организационный принцип, то только по отношению к мануфактуре, никак не по отношению к политической партии вообще, к нашей — в частности. Разве не очевидно для вас, что „принцип“ разделения труда ничем не характерен для организации, ставящей себе задачей развитие классового сознания пролетариата?» («Наши политические задачи», раздел 3 «Организационные вопросы», подчёркнуто как в оригинале).

Ленин не отрицал добровольный характер партийной централизации. Она не навязывается, а принимается добровольно; принимается сознательно всеми, с учётом интересов революции. Такова ленинская концепция добровольной централизации. В противоположности «тенденции» Люксембург, которая должна быть реализована в ходе борьбы, у Ленина методы централизованной партии, включая разделение труда, устанавливаются сознательно и улучшаются с самого начала. В то же время, это не отрицает положительных сторон революционной спонтанности.

Повторим, отправной точкой для Ленина был тип организации, необходимый для того, чтобы организовать и осуществить революцию. Он нашел нужное решение, проанализировав конкретную ситуацию соотношения сил врага и народа, а не исходил из неких заранее предопределённых представлений о революции или о пролетариате и его развитии. Поэтому в ходе революционного подъёма 1905 г. вместо строжайшей централизации и тщательного отбора членов партии, за которые он выступал ранее, Ленин предлагал формы организации, способные объединить наибольшее количество боевых элементов рабочих масс («Новые задачи и новые силы», том 8, с. 209—220 224).

Это не Ленин против ленинизма, это и есть ленинизм. В данном случае Ленин руководствовался той оценкой, что революционный порыв масс, который был виден в той ситуации, в большой степени компенсирует их идеологическую и политическую слабость. Это говорит о глубокой вере в массы и о диалектическом понимании отношения между сознательными шагами и спонтанностью в революционном движении. Несомненно, ленинская централизация и организационные принципы — это не какие-то абсолюты, которые должны быть воплощены в жизнь «вне зависимости от стадии». Требуемое ими разделение труда не означает, что нужно отказаться от задачи подъёма сознательности всех членов партии и самых широких масс.

Утратило ли позднейшее международное коммунистическое движение ленинский образцовый, диалектический подход к концепции авангарда и организационные методы, которые он сформулировал? Вероятно, будет более продуктивным сосредоточить внимание именно на этом вопросе, а не заниматься личностными чертами лидеров, как это делает Пирсон. Ленина беспокоили потенциальные угрозы, которые были следствием некритического применения большевистских партийных норм вне зависимости от [исторической] эпохи и места. В докладе Коммунистическому Интернационалу (Коминтерну) Ленин отмечал, что у его организационных принципов есть сильный налёт русских условий, и сомневался, что товарищи из других стран смогут понять их как следует (Доклад на Ⅳ конгрессе Коминтерна, том 33, с. 415—432 225). В те дни, когда спешили поскорее порвать с аморфными организационными методами Второго Интернационала, на эту его озабоченность не обратили внимания. Между тем, более строгая централизация требовалась для Российской коммунистической партии, которая к тому времени стала правящей. Железное единство партии было крайне необходимым условием самого существования революционного государства. Именно в таком контексте Ⅹ съезд российской партии решил запретить все группировки внутри партии и их периодические издания, что было нарушением сложившейся практики. Позднее это стало одним из основных организационных принципов коммунистической партии.

На протяжении того периода Ленин, российская партия и Коминтерн считали, что подъём революции в Западной Европе был неизбежен. Развитие политических событий в различных странах подтверждало эту точку зрения. Безотлагательность данной ситуации, несомненно, оказала влияние на выработку организационных принципов. Однако революционная ситуация, которая формировалась, потом сошла на нет. Тогда Ленин указал на необходимость тщательного изучения [накопленного опыта], чтобы на его основе выработать тактику в будущем, в ситуации подъёма. Но до того, как он смог выполнить эту задачу, он был прикован к постели пулями наёмного убийцы и умер. Неизвестно, планировал ли Ленин пересмотреть концепцию партии и её организационные принципы. В любом случае, после него этого сделано не было. Нормы и методы работы, принятые для конкретной ситуации, потом были очень механическим путём возведены в ранг теории.

Сталинская концепция монолитной партии занимает выдающееся место среди других его механистических ошибок. Именно этой модели следовало международное коммунистическое движение — пока её не подверг критике Мао. Тогда господствовало мировоззрение, согласно которому партия есть некая сила, в которой нельзя сомневаться и которая всегда права. Влияние механистического мышления, которое отрицает внутренние противоречия и классовую борьбу при социализме, было очевидным в сталинской концепции партии. Она не рассматривалась как пространство активных противоречий, как органическое единство, которое должно постоянно обновлять занимаемое им руководящее положение в обществе и свое значение для общества, разрешая внешние и внутренние противоречия. Идеологическая борьба стала формальной. Демократический централизм был заморожен в отношения господства и подчинения. Как и следовало ожидать, существовали различия между правящими партиями и теми, которые боролись за власть. В случае последних, необходимость существования под давлением со стороны врага вынуждала в большей степени опираться на массы. Самокритика, исправление ошибок и идеологическая борьба по таким вопросам оживляли атмосферу в партии. Тем не менее, ограниченность концепции монолитной партии всегда давала о себе знать. Чистки членов партии имели приоритет над исправлением их идеологических ошибок. Пока партия придерживалась марксистско-ленинской ориентации, чистка обычно означала удаление тех, кто утратил свои коммунистические качества. Но даже тогда идеология занимала последнее место во всём процессе; на первом месте был организационный аспект.

Мао порвал с этой плохой традицией и с механистическим мышлением, породившим её. Это была буквально реконструкция концепции авангарда. И она открыла путь к более глубокому, более богатому пониманию ведущей роли пролетариата и ленинской партии. Уход Мао от существовавшего в то время понимания концепции партии можно увидеть уже с самого начала. В своем докладе о крестьянском движении в провинции Хунань, написанном в 1927 году, он отмечал, что народ не примет ту революционную партию, которая не сможет возглавить восставшее крестьянство. Это его заявление, что крестьяне — которых марксистская теория считала до того момента отсталыми — будут проверять и определять революционный характер пролетарской партии, было не чем иным, как смелым подрывом абсолютистского понимания ведущей роли коммунистической партии. Оно открыло дорогу для проблемного рассмотрения исторической ведущей роли пролетариата и концепции авангарда.

Хотя другие классы и социальные группы будут важными партнёрами в историческом движении, целью которого является уничтожение капитализма (его высшей стадии, империализма), они не могут его возглавить. В каждый конкретный момент вопрос освобождения является конкретным — земля в случае безземельных крестьян, кастовое угнетение в случае далитов, мужской шовинизм в случае женщин, угнетение по этническому принципу в случае адиваси, национальное угнетение в случае угнетённых народов, религиозное угнетение в случае религиозных меньшинств, и т. д. Будучи конкретными, эти вопросы также являются частичными, в контексте революционного проекта в целом. Но не в случае пролетариата. Капиталистическое угнетение отличается от ранних эксплуататорских систем типа касты-феодализма. Оно ничем не ограничивает рабочих, кроме как мучениями голода. И так как в принципе они свободны, не может быть никакого конкретного освобождения для них. Все формы эксплуатации и угнетения должны быть уничтожены. Тем самым, освобождение всего человечества становится условием освобождения этого класса. Ведущая роль пролетариата вытекает из его объективного социального положения. Она обязывает пролетариат продолжать революцию до конца, до создания мира, свободного от эксплуатации.

Если марксистское понимание пролетарского руководства абсолютизировать, это неизбежно приведёт к его овеществлению 226 (см. статью Сандипана в журнале «Муннанипорали», номер 131). Как прошлое, так и настоящее международного коммунистического движения демонстрируют появление этой ошибки из механического отождествления пролетариат=революция и коммунистическая партия=авангард. С другой стороны, экономистские импульсы, которые часто появляются в верхнем слое пролетариата, социальная пассивность, порождённая ревизионистской, реформистской политикой, которая усиливает этот экономизм, и изменения, которые произошли в природе труда и производственных отношений, породили идею, что надо отказаться от концепции пролетарского руководства. Захваченные потоком политики идентичности, сторонники таких взглядов считают, что в будущем такие движения возглавят социальные перемены.

Поэтому мы, с одной стороны, имеем овеществление пролетариата и коммунистической партии, эгоизм, который поднимает это знамя, чтобы оправдать текущую необходимость общими интересами, а с другой, летаргический призыв ограничить наше внимание частными вопросами, отказаться от благородной задачи создания мира, свободного от эксплуатации, так как якобы это простой миф. Маоизм разрывает этот порочный круг. Ведущая роль пролетариата и роль коммунистической партии как авангарда — это потенциальные возможности, заложенные в исторических обстоятельствах. Они могут быть реализованы на практике только путем творческого вмешательства в исторический момент, переживаемый конкретным обществом. Как и другие явления, он также является единством противоположностей. Вот в чём суть предупреждения Мао, которое он высказал в своём хунаньском докладе.

Существует взаимосвязь между этим и наблюдением Мао, которое он сделал спустя 50 лет, что «буржуазия находится внутри самой партии». Он пришел к такому выводу, исходя из опыта восстановления капитализма в Советском Союзе и опыта культурной революции, начатой в Китае, чтобы предотвратить подобное. Этого нельзя понять, опираясь на сталинскую концепцию монолитной партии. Присутствие буржуазии, на которое обращал внимание Мао, было отлично от возможного проникновения буржуазных агентов и коррупции членов партии. Ленин и Сталин пытались остановить его при помощи чисток. Мао же говорил о новой буржуазии. Она является продуктом остаточных буржуазных производственных отношений, таких как буржуазное право и политическая/правящая роль коммунистической партии при диктатуре пролетариата; а это неизбежный элемент социализма. Решающим фактором в борьбе против этого будет правильная идеологическая и политическая линия в решении многочисленных задач в процессе продолжения революции и её дальнейшего развития. Если ревизионистская линия захватит руководство, буржуазия будет доминировать в партии. Характер партии и государства изменится.

Это задает ещё одну диалектику положения коммунистической партии как авангарда. Главный источник потенциальной угрозы, о котором мы говорили выше, не проистекает из внешних влияний. Он содержится в революции, которую возглавляет авангард, в обществе, созданном в результате революции, иными словами, в появляющемся единстве противоположностей, созданном в результате успешного осуществления авангардом своей роли. Эта потенциальная угроза является зеркальной противоположностью другой потенциальной возможности, которая ведёт к движению к коммунизму. Какая из них двух будет реализована в данном социалистическом обществе — этот вопрос должен быть решен в ходе классовой борьбы, которая происходит внутри партии и общества в каждый конкретный исторический момент. Понимать партию как единство противоположностей — вот из чего следует исходить, чтобы утвердить в теории и на практике маоистскую концепцию партии.

Исходя из уроков китайской революции и международного коммунистического движения, Мао развил ряд идей в отношении партии. Одна такая идея, которую он постоянно подчёркивал, состоит в построении коммунистического сознания необходимости служения народу, в ограничении признаков превосходства в отношениях между партией и народом, между руководством и рядовыми членами партии. Это не значит, что нужно отрицать роль или значение руководства. Мао выступал против того воззрения, которое абсолютизировало руководство, и сводило массы и рядовых партийцев на роль учеников, пассивных инструментов. Он напомнил коммунистам, что, несмотря на необходимость кадров, именно массы выполняют всю работу и поэтому не следует преувеличивать роль кадров. Мао настаивал на том же принципе в отношениях между Центральным Комитетом и местными комитетами и между социалистическим государством и народом. Не получая информации снизу, центральное руководство не сможет принимать правильных решений. Иногда решение может быть найдено на нижнем уровне, и в таком случае задачей Центрального Комитета является пропаганда этого решения по всей стране. Такие наблюдения Мао опровергают идею непогрешимости руководства. Они также помогают продемонстрировать взаимоотношение между организационным принципом демократического централизма и марксистской теорией познания. Мао указал, что борьба против буржуазии — это не единственный элемент классовой борьбы при социализме. Она также включает в себя противоречия между социалистическим государством и народом, и между партией и народом. Ещё в 1950‑е гг. он предупреждал, что народ проучит тех, кто думает, что они могут господствовать над ним после захвата власти. Он выступал за право народа на забастовку и протесты, и говорил, что коммунистической партии нужно выучить урок («Бороться с буржуазными идеями в партии», «Выступление на втором пленуме ЦК КПК восьмого созыва», пятый том избранных сочинений 227).

Что здесь поражает, так это то значение, которое он придавал борьбе снизу, спонтанной инициативе народа. Это ленинское понимание диалектической взаимосвязи между сознательным вмешательством сверху и спонтанным давлением снизу, утраченное международным коммунистическим движением в период после смерти Ленина и борьбы за власть, было не просто возвращено Мао. Он поднял его на новую высоту, применив его в ходе культурной революции, в борьбе против угрозы реставрации капитализма. Тем самым Мао развил концепцию партии и поставил её на новый фундамент; не чьих-то личных поведенческих особенностей, а твёрдых идеологических и политических принципов.

В какой степени Коммунистическая партия Китая, которую возглавлял Мао, смогла впитать в себя эту новизну? Это важный вопрос. Он служит введением к разговору о том, в какой степени международное движение, появившееся в 1960‑е гг. и вдохновлявшееся учением Мао Цзэдуна, или те маоисты, которые утверждали, что достигли большей ясности в 1990‑е гг., смогли внедрить и осуществить на практике маоистскую концепцию партии. Китайская партия была выкована в кузнице Коминтерна по его форме. Этот аспект, а также то, что она так долго функционировала по методам Коминтерна и в его стиле, нужно иметь в виду, когда мы ищем ответ на наш вопрос. Как мы отмечали, Мао стал отходить от этой модели с самого начала. Но его новый подход по-настоящему был утвержден только в ходе культурной революции. На самом деле, учение Мао о партии было систематизировано только в 1973 г. в шанхайском тексте «Базовое понимание Коммунистической партии Китая» (три года спустя запрет этой книги был в числе первых шагов узурпировавших власть сторонников капиталистического пути!). Можно поэтому заключить, что китайская партия проходила перековку в соответствии с маоистским подходом, но этот процесс сам по себе происходил очень неравномерно. На самом деле, этот новый подход развился в ходе революционной практики, всё время поглощая новые идеи, возникающие по мере приобретения опыта.

Но было бы неверно рассматривать это только как ограниченность, вызванную обстоятельствами. Это также проблема неполного разрыва с коминтерновским подходом. Среди прочего, особого внимания заслуживает культ, построенный вокруг Мао. Это дело с культом личности начал Сталин, что полностью противоречило взглядам Ленина. Когда советский лидер Хрущёв подготавливал идеологическую основу для реставрации капитализма, полностью отрицая Сталина под предлогом отказа от этого культа, Мао взял на себя защиту Сталина. Но он делал это одновременно с марксистской критикой ошибок Сталина, различия, что следует принять на вооружение и что отвергнуть. Мы должны задуматься над тем, завершена ли эта работа. Культы личности никоим образом не могут быть оправданы марксизмом. Но, вместо того, чтобы полностью отвергнуть их, Мао ограничился тем, что критиковал их крайние проявления. Хотя есть попытки оправдать это со ссылками на сложную ситуацию классовой борьбы в Китае, это неприемлемо в принципе. Дело не в размере похвал, и даже не в том, заслуживает ли кто-либо похвалы. Такие кульёты развивают веру в непогрешимость личности, руководства и, в непрямом виде, партии; это отвергнуто в маоистской концепции партии, но можно видеть в эпитете китайской партии «всегда права». Современные примеры, когда маоистские партии оправдывают свои культы личности 228, цитируя Мао, показывают, что необходимо внести ясность в этот вопрос.

В целом, в какой степени маоистам удалось порвать с коминтерновской концепцией партии? В какой степени маоистскими являются партии, которые они создают и возглавляют? Хотя никто не будет теоретически обосновывать и тем самым легитимизировать переход от служения массам к господству над ними, это уже можно видеть на ряде примеров. Слепая вера в партию вместо верности партии, опирающейся на политику, слепая вера в непогрешимость руководства и преклонение перед ним, нетерпимость к оппозиции и критике, прагматизм, который оправдывает любые методы, если они «во имя партии и революции» — такие коминтерновские влияния часто можно видеть в методах работы и подходах. Термин коминтерновский здесь используется не только из-за ошибок одного Сталина. Более того, эти ошибки заключают в себе проблемы целого периода истории международного коммунистического движения. Мы должны прибавить, что это были проблемы мировоззрения и роста. Потому что это было время, когда коммунистическая идеология распространилась по всему миру, продвигалось создание коммунистических партий и было создано подлинно интернациональное, революционное пролетарское движение. Одним из великих достижений маоизма является его разрыв с плохими традициями коминтерновского периода, никоим образом не преуменьшая его позитивной роли. Это достижение нужно дальше углублять. Сегодня маоистские партии являются, несомненно, продолжателями дела коммунистических партий прошлого. Но они должны опираться на фундамент из высот, достигнутых маоизмом в его концепции авангарда, а не на мировоззрение или методы прошлого.

т. Аджит

Анурадха Ганди