«Рам, Рам, о Рам», шептал Чандан, после того, как он несколько секунд назад попросил меня молиться моему богу. Он и Арвинд, другой местный журналист, который сопровождал меня в джунгли, опустили головы и закрыли глаза, не желая принимать случайный поворот событий, перспективу страшной и бессмысленной смерти.
Мы были где-то в дебрях региона Бастар штата Чхаттисгарх, отдалённого сердца племенной Индии, где маоистские повстанцы крадутся по горным джунглям. Премьер-министр Манмохан Сингх назвал их самой главной долгосрочной угрозой для страны. Я решил попытаться сфотографировать их после того, как несколько попыток узнать больше об этом движении из Интернета, от индийских друзей и находящихся в Дели иностранных журналистов не дали почти ничего. После безумной недели, проведённой в поисках информации в ближайшем гарнизонном городе, наш контакт направил нас в убежище на границе территории повстанцев и сказал нам ждать.
Трое вооружённых луками членов маоистской деревенской милиции, известной как Сангам, появились через день для того, чтобы проводить нас внутрь. С рассвета до заката мы шли по старым охотничьим тропам мимо водопадов, диких медведей и перепуганных крестьян, некоторые из которых бежали или замирали на месте. На условленном месте встречи в тот вечер выглядевший по-мальчишески местный лидер вертел в руках наши удостоверения личности и снаряжение. Было ясно, что он не умел читать и никогда не знал никого за пределами своей отдалённой деревни. Более того, он командовал дюжинами других мрачных, но физически развитых мужчин, что делало его опасным. Окончательное «решение» будет принято утром, сказал он.
Через два часа после назначенной встречи на деревенской площади, ничего не сдвинулось вокруг, кроме тумана. Озабоченность перешла в панику, когда со всех сторон неожиданно подали сигнал тревоги гонги и деревенские двинулись колонной по одному, с не выражающими ничего лицами, вниз по расщелине. С оружием в руках. Вместо того, чтобы ждать худшего, я осмотрелся по сторонам — безуспешно — в поисках путей к отступлению. Вопрос вспыхнул в моём сознании: что пошло не так?
Прежний опыт общения с малоизвестными повстанческими движениями на нескольких континентах научил меня тому, что возможность встретиться с иностранными журналистами была обычно именно возможностью. Это казалось особенно верным для индийских маоистов. То, что началось в 1967 г. как бурное крестьянское восстание, исчезло с поля зрения на десятилетия, пока несколько лет назад не объединились две крупнейшие фракции. Известные как наксалиты внутри Индии по названию деревни Наксалбари в Западной Бенгалии, где началось это движение, восстание теперь охватывает одну треть дистриктов страны в 16 из 28 штатов. От 10 до 20 тысяч кадров, по оценке, с десятками тысяч сторонников осмелели и стали более смертоносными в последние годы. В число их излюбленных целей входят правительственные чиновники, железнодорожные пути, тюрьмы и чаще всего местная полиция, которой не хватает людей и оружия. В прошлом марте маоисты напали ночью на участок полиции в отдалённой части Бастара, убив 55 человек. Им помогло глупое решение правительства использовать против них гражданское ополчение, часто подростков со старыми ружьями. Перестрелки и взрывы с тех пор запугали местные племена, попавшие между двух огней; около 50 тысяч человек (это число продолжает возрастать) бежали из своих домов в мрачные придорожные лагеря.
В целом на Бастар в прошлом году приходилось около половины из 837 смертей, связанных с наксалитами, что впервые было больше, чем в Кашмире. Несмотря на это, индийские СМИ очень убого освещали разрастающийся конфликт и его горючий материал — растущее неравенство, вызванное рекордным экономическим бумом. За немногими исключениями «красная угроза» освещается с большого расстояния как карикатура из прошлого, не заслуживающая серьёзного внимания в Новой Индии.
К моему облегчению, противостояние с деревенским ополчением было прервано прибытием шести наксалитских кадров во главе с товарищем Сунилом, который приказал начальнику местной милиции извиниться за «недопонимание». Лёгкое преуменьшение, но мы приняли извинения.
«Они думают, что поступают правильно и таким образом защищают нас, но они неправы», объяснял Сунил за чашкой чёрного чая, прибавив, что последний учитель бежал из деревни больше двух лет назад. «Они думают, что вы можете быть правительственными шпионами».
Четыре часа спустя охотничья тропа привела нас в лагерь повстанцев. Старшие партийные кадры, женщины с длинными и чёрными как смола косами командовали молодыми мужчинами-новобранцами, когда они готовили еду из риса и приправленных карри овощей. Прислонившись к стогу сена, Сунил рассказал мне, что он присоединился к повстанцам два года назад после того, как его старшего брата убил член государственного ополчения. Он признался, что никогда ещё не был в бою, но поклялся с горячностью школьника, что он готов сражаться не на жизнь, а на смерть. «Я готов оставаться здесь и сражаться всю свою оставшуюся жизнь», сказал он, и дюжина других бойцов кивнули в знак согласия. «Также думают и все товарищи в Народно-освободительной партизанской армии».
Позднее той ночью из тьмы неожиданно материализовался Раджман, опытный наксалитский офицер. Он тепло обнял меня и вручил мне пакет со сладостями. «Народная армия рада видеть вас как своих почётных гостей», сказал он с лучезарной улыбкой (потом мне рассказали, что он четыре часа шёл пешком со своей базы, чтобы лично поприветствовать нас, а затем вернуться обратно посреди ночи). Мы присели у огня, чтобы обговорить условия нашего визита. Он никогда не снимал с плеча свою винтовку индийского производства. Раджман сказал, что нельзя снимать лица и что время съёмки должно быть ограничено только одним часом. В заключение мы договорились, что заместитель командира подразделения вернётся вместе с ним рано утром для интервью (редкая возможность).
С рассветом кадры принялись за свою ежедневную рутину. Мужчины и женщины разделились на две группы и отправились к ближайшему ручью, где они мыли свои волосы и ноги, тщательно чистили зубы и расчёсывали волосы. Радио было настроено на международную службу Би‑би‑си. Как сказал Сунил с зубной пастой во рту, жизнь в джунглях не является основанием для того, чтобы пренебрегать гигиеной. Как учили его старшие товарищи, она даже требовала особого внимания.
Когда прибыл командир Панду, кадры выстроились в ряд. Он приветствовал каждого, поднимая вверх правый кулак и затем раздавая какие-то коммунистические брошюры. Наше интервью продолжалось около часа. «Освобождённые» районы, такие как здесь в Бастаре, будут служить базами для дальнейшей экспансии, объяснял он, пока они не будут соединены между собой и не достигнут городских центров, таких как Нью-Дели и Мумбаи. Это будет зависеть от растущей поддержки непривилегированных групп, таких как племена и низшие касты, которые не получили ничего или пострадали от экономического роста. «Народная революция всё ещё находится на раннем этапе», продолжал он. «Время на нашей стороне».
Моё время на фотографирование, впрочем, было ограничено и я постарался сделать как можно больше снимков за один час. Когда время вышло, мне пришлось показать Раджману то, что я заснял на экране компьютера, чтобы подтвердить, что никого нельзя распознать. Он попросил копию своего фото, полупортрета.
Товарищ Раджман
Боец деревенского ополчения — милиции
Товарищ Сапна, которую Мотлаг называет «уважаемым наксалитским офицером»